Глобус Билла. Третья книга. Бык
– Ну, ты силён, брат. – Пропищал он. – Я порадовался, честное слово, что я не девушка.
Ас зашипел.
– Что вы там шепчете? – Спросила, появляясь как дриада под ветвями, Шанни.
– «Где скажешь». С ума сойти.
– Заткнись.
– И почему ты не захотел заниматься политикой профессионально?
– Билл, ты что-то толковал насчёт драки…
Шанни слушала какое-то время, потом мирно подытожила:
– Билл, успокойся. Я прекрасно знаю, что он только что сделал.
Она подошла поближе.
– Он очень высокого мнения о своих природных данных. Вот посмотри, пытается сделать вид, что не понимает ни слова из того, что я говорю.
Билл так хохотал, что даже устал. Ас, всё же слегка покрасневший, заметил:
– Может, займёмся делом?
Шанни произнесла, довольно точно сымитировав интонацию:
– Как скажешь.
Билл, едва утешившийся, опять едва не погиб в новом раскате хохота.
– Если ты будешь так громыхать, придёт крокодил. – Шанни разглядывала Билла, дивясь тому, что это тот же самый нибириец, который четверть часа назад сломал хлыст и едва не убил надсмотрщика.
Переменчив.
Внизу маленькие фигурки переместились на другой конец поля. Целую толпу уводили с террасы на террасу. Очевидно, знакомство с непонятными господами натолкнуло надсмотрщиков на мысль пересмотреть трудовое законодательство и свернуть работы.
Собравшись в маленькой комнате между двумя вкривь и вкось растущими огромными деревьями над насыпью отвала, они с некоторым недоумением смотрели на молчаливую серую и душистую под деревьями комковатую землю.
– Может, сундук в море бросим? – Сказал неуверенно Билл.
Ас рассердился:
– Так в сказках делают.
Шанни оглянулась.
– Специалист по фольклору загулял. – Билл подсёк её взгляд.
Ас опустился на колени и потрогал землю. Шанни шагнула в тень дерева и показала им ржавый обломок.
Ас присмотрелся.
– Годится. – Молвил он неуверенно.
Он копал какое-то время под абсолютное молчание за своей спиной. Потом сел на корточки и, снизу вверх посмотрел на Шанни.
– Можете снова поразвлечься. Я не понимаю, что происходит.
И в самом деле – удары мерно поднимающихся рук Аса были предельно сильны, а результат удручающе незначителен. Билл молча забрал у него обломок.
Так как Билл Баст значительно более открытый нибириец, не делающий из своих переживаний особой тайны, то уже спустя три минуты он воскликнул, растерзывая рубашку:
– Чертовщина!
Он рассмотрел свои ручищи на предмет изъяна.
Ас заметно повеселел. Меняясь местами, они пытались снять хотя бы верхний слой не такой уж твёрдой с виду земли. Без толку!
Земля не пускала в свои недра чужестранцев. Эту романтическую версию попытался протащить Билл, но усталый и утративший чувство юмора Ас велел ему засохнуть.
Билл выпалил:
– Жесть, походу мы попали…
– Избавь меня от жаргона, Билл… – Промолвил Ас, подымая блестящее от пота и оттого ещё более выразительное лицо. Волосы прилипли к скулам, даже ресницы склеились, а глаза омыты усталостью.
Взгляд оттого вышел оперённым стрелами и агрессивнее, чем намеревался бывший командир Глобуса.
Шанни довольно умно упомянула особенности различных почв, но Ас покачал головой.
– Ничего не попишешь, Шанни. Плохие мы танцоры.
Обескуражено выпрямившись, Ас вглядывался в смехотворно мелкую яму.
– Билл прав. Чертовщина
Он оглядел себя. Поднял ладони к лицу. Билл, обливающийся волнами пота, стекающими по его смуглым плечам и груди, утёрся локтем, выпачкав и украсив лицо татуировкой.
– Слабаки мы, видать. Тут, правда, можно секретик сделать. А? есть у тебя стёклышко?
Шанни пробормотала, что поищет другое место и смылась, не в силах выносить их терзаний.
– Смотри, далеко не уходи. – Крикнул Билл и тут же увидел вышедшего из лесу Энкиду.
– Ты по грибы ходил? – Осерчал Билл.
Энкиду насмешливо уставился на них.
– Чой-то вы, купались, что ли?
Ас, не шевелясь, объяснил:
– Секретик делаем. У тебя имеется, что положить?
Энкиду оглядел их, потом яму и всё понял.
– Ай-яй-яй, такие вы большие, а ямку выкопать не можете.
Билл швырнул в него комышком земли.
– Те-те-те. Фантик есть. Пойдёт? – Комышек Энкиду поймал.
Ас огрызнулся:
– Тут почва неподатлива…
Билл добавил:
– Или заколдована.
Энкиду примирительно предложил:
– Давайте я со свежим взглядом.
Ас фыркнул.
– Конечно. Если ты жрёшь конфеты, буржуй… верно, Баст?
Билл, складывая руки на груди, прищурился.
– Верно, байстрючок. Сейчас мы на него полюбуемся.
– Весь ваш, господа. А обёртку я в книжке нашёл.
Он совлёк с плеч куртку с некоторым усилием – ткань повлажнела и прилипала, как письмо к языку. Выпрямился над жалкой ямой, взял у Аса неохотно поданный обломок…
И принялся копать обломком землю, приглядываясь и словно нашёптывая заклинания. С неистовой покорностью, даже радостью почва расступалась под его ударами, скорее любовными.
Ас и Билл переглянулись.
Чувство красоты, всегда готовое проснуться, отвлекло Билла от тревог. Брат устроен, как ожившая статуя из белого и розового мрамора. Грубая сила его торса, напоминающего о каменных леану, требовала статики и величия, но, заработав, оживала в движениях столь гармоничных, что отвести взгляд было трудно.
Билл поймал себя на мысли, от которой смутился. Но, косо глянув в сторону, увидел с кривой ухмылкой, что Ас подумал то же самое.
Почему они довольны, что Шанни здесь нет?
Энкиду, казалось, не прилагал особых усилий, но отдавался земле с такой утончённой покорностью, что она сама расступалась под прикосновениями его рук, отбросивших обломок камня.
Почва колыхалась, источая густой запах магии корней и насекомых. Камешки взлетали и опадали чуть медленнее, чем позволяла гравитация. Дух перегнивающей плоти примирился с ними, благодаря прикосновениям Энкиду. Сила, наполнявшая узлы и сочленения его плоти, ритмично пульсировала в такт с вылетавшими комьями почвы.
Его усердие быстро уводило его от них. Он словно опускался на невидимой волне.
Обтянутая белой кожей спина крупно напрягалась волной мышц, а золотой затылок напоминал произросший в мгновение ока цветок.
Руки сопрягались с землей, и они видели, как, удаляясь, они работают поршнями.
Иные стихии были не так благосклонны к трудившемуся любовнику земли. Небо изливало на него белый яд. Кожа его начала краснеть, но Энкиду не останавливался. Пронёсся ветерок и Энкиду повёл плечом – они видели, как необратимо вздувается на нежной коже омерзительный пузырь.
Билл шагнул:
– Кончай. Давай, давай…
Энкиду, не поднимая головы, молвил томным голосом:
– Сейчас… немного…
Ас поднял куртку и швырнул её на дно ямы.
– Нам не хватало тебя потом на ручках нести. Довольно.
Билл согласился, тревожно поглядывая на внезапно начавшего изнемогать брата:
– Тут можно шейк танцевать.
Энкиду еле внимал их заботливым и требовательным голосам, но, наконец, встал на колено и, подняв куртку, закрыл ею лицо, потом показал это лицо, освежённое, с глубины.
Снова пронёсся ветерок, и на сей раз принёс облегчение всем. Энкиду, застонав от силы ощущения, выбрался из ямы. Голос сбоку оценил:
– Неплохо.
Шанни вышла вместе с ветром. Она хотела спрыгнуть в яму, но Ас, повинуясь неясному чувству, удержал её. Она насмешливо и вопросительно взглянула, он неловко пояснил:
– Глупая примета.
Они вдвоём с Биллом, лёжа у края ямы, спустили в полутьму сейф. Энкиду обморочно съязвил:
– Закопать хоть сможете? А то обращайтесь.
Яма была забросана землёй в несколько минут.
Обогнуть рисовое поле с его переливающимися, как в капле, несуществующими цветами и шевелящимися чёрными точками, и деревню, пустую и безмолвную, удалось без особых сложностей. Увидели гребешок жёлтой скалы, выступающей из синей песчаной плоскости – отмель океана в былые дорисовые времена – и, очутившись за нею, поняли, что стали невидимы для обитателей долины. Деревня мелькнула между отрогов.
Пара дымков, очень едких и трогательно тощих, курилась над сплетёнными из растительной ереси крышами. Дико думать, что это жилища Хорсов, учёных и поэтов, которым в небе было тесно.
Запах пищи – слабый и с пригорью, но чистый, натуральный. Они смотрели с необъяснимым чувством, явственно ощущая близость чего-то чужеродного, что никак не могло быть вызвано видом этих крыш.
Там кто-то бегал во дворике в отсутствие хозяев. Что-то чёрненькое и… неприятное.
За болотцем с клубящимся в воздухе выводком комаров угрюмое здание-гроб.
Домовина выстроена буквально на скорую руку. Вероятно, на особенные потребности обитателей не рассчитана, да они, как мрачно успел подумать Билл, тут не задерживались слишком долго.
На деревенской крыше опять что-то метнулось. Они почему-то отвели глаза. Этот быстрый силуэт что-то напомнил им, но вдумываться и утруждать себя поисками в памяти не хотелось.
– Ну, это, конечно, барак.
Они видели, как открываются ворота с другой стороны. Вернее, они услышали густой скрип, рвущий все их сердца разом. Заодно тишину предвечернюю нарушили звуки голосов. Окрики надзирателей не были особенно агрессивны, вероятно, сегодняшнее вторжение на территорию выбило их из колеи и поселило в мелких душах смутную мысль о возмездии.
Но скрип ворот перекрыл чей-то отчаянный вопль, почти сойдясь с ним «в жучок».
Что здесь делается?
– Не понимаю… – Сказал Ас.
Энкиду, прижимаясь плечом и ступнёй к стволу дерева, изобразил на лице паточную улыбку.
– Для того, чтобы понять, особого органа не требуется. – Лениво молвил он.
Шанни с тревогой и досадой заметила, что фиалковые глаза следят за командиром с тем выражением, которое стало появляться к концу путешествия всё чаще. По-моему, это называется ненависть.
Ас с тихим терпением ответил:
– И тем не менее, понять следует.
Билл зарезал:
– Ты ещё скажи – в чужой монастырь…
Шанни схватила за руку Аса, на сей раз задумавшегося над ответом.
– Слышите? – Шепнула.
Звук, еле слышный и оттого особенно надоедный, ибо хотелось и расслышать его получше и прекратить, вплёлся в негромкие деревенские вечерние звуки. Как-то этот звук соединялся в сознании с неприятной беготнёй по крышам… посмотрели – никого.
Комары, что ли?
Энкиду с сомнением отошёл и взобрался на покачивающийся камень.
– Не тот вид. Мелковаты.
Билл проворчал:
– Уже критикует. Ты, смотри, придерживай язык.
Энкиду спрыгнул и зачем-то присел возле камня. Шанни спросила:
– Ну, что ещё? Редкий вид уховёрток?
Энкиду отмахнулся.
– Так… мшиные шапочки, как на Нибиру.
И когда она отвернулась, показал Асу и Биллу, приподняв камень. Билл отшатнулся, Ас выпрямился.
Шанни окликнула их.
Они обогнули болотце и вышли на приличную лесную тропу. Вокруг пахло сыростью, образовавшей осязаемые стены, и листва нависавших по обе стороны деревьев срослась, как живая ткань.
– Надо было открыть сейф. – Тихо пожалел Энкиду.
Острый неприязненный взгляд в сторону Аса. Тот с непроницаемым лицом сдвинул мундир, показал два чёрных ворона.
– Истрачены. – Только и выпалил он. – Но показать-то можно.
Билл возразил с бледным лицом:
– Мы не можем заявиться сюда с оружием.
Ас, убаюкивая воронят под мундиром, негромко пробубнил, зорко следя за тонкой фигуркой впереди:
– …как будто обглодали.
Билл затянул:
– Может, тут дикие звери…
Энкиду согласился:
– Ага… и следы костра тут же.
Билл рассердился.
– Хватит.
Шанни обернулась, её лицо нежно возникло из темноты листьев.
Ас, Билл глупо ей улыбнулись, и это её встревожило. Но Энкиду выглядел, как всегда, и она отогнала тревогу.
– Знаете, что здесь?
Они заторопились… лес резко разошёлся в стороны, они оказались на краю пустоши, некогда обитаемой и сейчас не обделённой обществом.
Здесь когда-то была городская площадь и парковка, да и парк вокруг здания, которое осталось пребывать, когда всё прочее кануло.
Замок показавшийся им серой вздыбленной волной был втиснут под скалу. Та двигалась под ударами неведомой силы и остановилась, нависнув над старым и почтенным гнездом.
Выгрызенная девяткой, скала была обработана так, что под неё позднее уже нарочно подпихнули такие архитектурные изыски, как длинные служебные помещения и островерхие, самого мрачного вида, две башни по краям.
Врата из рыжего железа были распахнуты… открывался взгляду двор, и он был обитаем.
Они заметили и ещё кое-что, причём каждый то, что не заметил другой. Поэтому на это не будет потрачено ни времени, ни слов.
2. Гостеприимство по-эридийски
Войдём?
У подножия врат шевелились две небольшие забавные фигурки. Стражи выглядели…
– Привратники у дяди … – Шепнул Билл, и тут же тот, что слева, присмотрелся.
Они были, почти как люди, и только куриная лапа одного и чешуйчатая голова другого свидетельствовали о более сложном происхождении.
Тот, что с лапкой, казался приветливее. Он потёр коготки о сапог на обычной ноге и повернулся к товарищу. Чешуеголовый, отягощённый вдумчивостью, предупреждающе подпихнул соратника.
Они пристально рассматривали пришельцев и враждебность в их взглядах отсутствовала. Пожалуй, нибирийцы им понравились…
Билл издалека помахал им.
– Мир всем путешественникам. – Патетически воскликнул он.– Видите ли…
У курьелапого упала от неожиданности винтовка. Билл шагнул и, подобрав, учтиво подал владельцу. Тот смутился. Змеиноголовый издал звук, в котором одобрение носило характер неокончательности.
Потом оба увидели Шанни, и все сомнения немедленно разрешились в пользу мира и сотрудничества всех мыслящих существ.
Ас выглядел как спящая красавица, подглядывающая за приближающимся принцем.
– У них сегодня день открытых дверей?
Издалека замок показался им овеянным скалами привидением. Теперь стало видно, что являл собой забытый промчавшимся космическим ураганом монстр.
Да, это попросту домашнее чудовище, и у него имеются, очевидно, свои привычки.
Стреловидные башни и стены девятиметровой толщины не могли обмануть. Гуанин, тимин, цитозин и аденин были у него, как говорится, на каменном лбу написаны.
Этот наш дурацкий век обозначался служебными пристройками. Форма замка стремилась к тузу пик, и господин время Аншар остался бы доволен.
Его латали, наверное, и в одну из стен вмонтировали кус большого орбитального корабля из тех, что запомнились во время посещения ангара в нибирийском космопорту.
Там что-то происходило на заднем дворе. Впрочем, кодировать подобным образом следовало лишь технически. Скорее, это напоминало площадь в небольшом городе, где и всё, что полагается, имеется – и почти таких же размеров, что и в столицах.
Стены из гигантских камней, серых, как сам серый цвет, плоских на стёсах и прилаженных друг к дружке временем, а не торопливыми и вдохновенными руками древнего строителя. Надо бы у Шанни спросить, как называется такой тип кладки. Биллу он напомнил стеночки вдоль южного шоссе на родине. Наехало, как они с Асушкой торопились на встречу к папе-людоеду, а звёзды высвечивали лужайки и предчувствия. И ещё картинка мутно всплыла… Билл, тряхнув башкой, отбросил всё, что сейчас ненужно.
Стены выложены так, что в зацепочку по ним взобраться никак. Напрашивалось представление о том, что вот там на верхотуре можно погладить бархатную подружку-луну, а уж отодрать забавный танец – запросто.
И всё же это двор, притом именно задний. Располагался он у глухой стены здания, несуразно развалистого и кичливого, но имеющего в своём устройстве намёк на одомашненный характер хищника.
В противоположном углу у мощных врат изрядная часть огорожена низенькой оградой. За калиткой почему-то выкопаны две ямы. Толпились люди, топтали землю, отмеченную несколькими холмиками. В радиусе большого танцзала вкопаны небольшие статуи и колёса, кресты и другие символы
– Это что же? То, что я подумал?
Ответа Билл не получил.
Дело двигалось к вечеру, и по всему необъятному двору первая звезда – она же последняя и единственная – расхаживала, как ей заблагорассудится. Сполохи красного на сером оставляя, солнце пряталось неизвестно куда.
И тут же белый день предъявлял свои права – никаких вам теней, а чёрные островерхие деревья показывали вечерний час.
Глянув на эти природный циферблат, они одновременно подумали.
– Который… – Пробормотал Билл.
– К одиннадцати… – Начал Энкиду, и тут громкий голос произнёс:
– В одиннадцатом часе призвали.
В голосе слышалось назидание, вперемежку с горечью. Они сообразили, что это не с ними говорят.
Зловещий и простодушный двор постепенно наполнялся прогуливающимся народом, несомненно, логически связанным с холмиками и колёсами.
Билл первым ступил на плиты из густо-винного камня, ощутил под своим семьдесят седьмым размером нечто хрустнувшее и отбросил, обернулся и извинился, глядя вниз.
Ас и Энкиду вспомнили перевёрнутый камень. Шанни, к счастью, отвлеклась – вдали за оградкой, остановилась чёрная машина. Отойдя и поискав взглядом, она убедилась, что за оградкой к речке выстроилось несколько таких.
Вокруг них расхаживали люди, все по двое, и за каждой парой, как бы скучая, следовал кто-нибудь один.
Таких, как привратники, тут не сыщешь. Они все, несомненно, люди. Вид их очень разный. Иногда взгляд встречал красивые лица… но таких, о которых рассказывали сказки, любимые Энкиду, ни разу. К тому же, большинство лиц отмечено пристрастием к дурному образу мыслей – как и на Нибиру.
– Вы заметили… – Негромко выразил общее настроение Ас. – Видок у всех специфический. Актёрская картотека из наших классических фильмов про плохих парней.
Билл согласился и окликнул:
– Энк, а тебе как… Энкиду!
Бывший научный руководитель экспедиции тщетно вглядывался… похоже, он разочаровался и пытался скрыть свои чувства.
Хорсов не было. Ни одного.
Кроме того, имелась и ещё странность.
– Ни одной… – Вырвалось у Билла.
Ас, поймав взгляд Шанни, поспешно заглушая текст, перевёл:
– Ни одной леди.
Озираясь, четверо, мысленно считая драконов (Ас), леану (Билл) и телят (Энкиду), двигались по незаполненным островкам площади.
– А скажите, милейший, – Билл откашливался и косился на костистого низенького стража, взявшегося без всякой просьбы их сопровождать, – что у вас тут… какое-то мероприятие?
Тот повёл носом и промолчал. Шанни поняла, что он отчаянно думает.
Второй оказался догадливее и приблизился.
– Ага, – необычным глуховатым голосом подтвердил стражник, двигая чешуйчатой переливающейся головой, – мироприятие.
Добряк, расстроившись, из принципа возразил:
– Это меропринятие не такое важное.
Билл поблагодарил их за информацию, чем страшно удивил и, кажется, они что-то заподозрили.
Билл вернулся к Асу.
– Точно у них какой-то вор в законе помер.
Он тщетно искал, хоть одно, женское лицо.
Тень в чёрном прошествовала мимо них, вызвав мгновенное, овеявшее жутью, похолодание. Билл и Ас одновременно заслонили Шанни, но только разозлили друг друга. Шанни с интересом проводила взглядом бредущую вдоль стены тень.
– Мне кажется, или у них есть хвосты?
– Нет, это оружие, Билл.
Они услышали тихий голос – низкий, но не такой, как у братьев, а с резкими отблесками, как командирский.
Ас прислушался к этому голосу с пристрастием.
Поодаль стоял спиною к ним кто-то огромного роста с надменной осанкой, самого мужественного вида. Плащ короток, а ноги длинные, в потёртых очень узких военных штанах, в сапогах выше колен. Плечи вроде коромысла, но слегка сбиты временем. Очевидно, он был немолод.
Шанни указала на него Биллу..
– Кто это? – Подтолкнув Билла, прошептал Ас.
Весь облик неизвестного намекал на то, что он здесь хозяин.
– Что-то вроде местного авторитета. – Весело шепнул Билл, но сердце леану заныло… так заныло.
Он уже подозревал, кто это.
Они приблизились сквозь толпу. Симпатичные мужские лица, осунувшиеся и обрюзгшие, и откровенные рожи, роднились бесстрастием. Никто друг на друга лишнего взгляда не бросал. Изредка все поглядывали в ту сторону, откуда снова донёсся голос.
Билл негромко, просто в воздух спросил:
– Что это у вас? Происходит?
Неизвестный, развернув широкие, чуть сгорбленные плечи, охотно приготовился объяснять и объяснил:
– Так… великого человека хоронят. Лулу. Вот… любимый самолёт закапывают рядом.
– Это… чтоб там… – Билл показал на невысокое небо, – там кататься? Слышь, Ас… он лётчик был!
Незнакомец тотчас, как бы воспользовавшись случаем исправить ошибку, поклонился Шанни, и та непринуждённо чирикнула:
– Здравствуйте.
Старик в военном плаще снова повернулся к мужчинам, показав, что навязывать даме своё общество не намерен. Вообще, во всех его самых незначительных движениях ощущалась внутренняя муштра. Ас про себя сказал, что теперь видел образец настоящей воспитанности, которая очевидна даже издалека, вроде одежды. Сам он себя считал приверженцем этой вырождающейся касты, но сейчас почувствовал себя замарашкой. В том, как двигался, как держал голову, как сдержанно улыбался этот неизвестный, спрессовался опыт не одной жизни.
Чёрт подери, подумал Билл – наверное, это и называется аристократией.
Энкиду же что думал – неизвестно.
Шанни старик понравился.
Ас, молча смотревший и задумавшийся, очухался и ответил Биллу:
– Лётчик… не был.
– Извини, забыл, что лётчики вроде алкоголиков. На постоянное излечение надежды нет. – Кося глаз, как бешеная лошадь на неизвестного, пропел Билл.
Они уже все понимали, кто стоит перед ними.
Голоса копателей, как реплики учёных птиц, мотались по двору. Блеск самолётного крыла, приподнимаемого над землёй на канатах, временами прицеливался в глаз.
Ас спросил – вдруг и непонятно у кого:
– А зачем закапывать-то? Сильно помялся?
Голос командира прозвучал сурово.
Неведомый господин усмехнулся.
– А вас проняло. Нет… так слегка…
Яма заполнялась. Ас хотел подойти. Копатель воткнул лопату по самую тулейку… старик склонил подбородок к высокому под горло воротнику. Копатель, покинув вбитую в землю, как меч, подружку, отступил. Ас поднял обе ладони и подошёл к краю.
Земля Эриду просыпалась на сверкающий сколок металла в форме острого крыла.
– Модель каковская, не разберу. – Выпендрился Билл.
Ас отошел.
– Хотспер три тысячи. Антиквариат.
Билл закивал:
– А… что-то вроде яиц Фаберже.
Со стороны послышался смешок.
Неизвестный, очевидно, сколько-то лет назад был красив совершенно, наделён ослепительной мужской красотой. Теперь она никуда не делась, но обрела жутковатые черты времени, такие как на старом портрете, где лицо выступает сквозь болотный туман.
Куда деться росту и выправке, наработанной не одним поколением?.. широким плечам, высоким скулам и выступу подбородка?
Всё это выдержало удары урагана времени и земные ветерки. Кожа – смуглая и светлая – высохла пергаментом, но не образовала складки, а присохла к стальному костяку.
Даже глаза – зеркала – изменив свою природу с бального зимнего блеска на тускловатое сияние июльских обмелевших озёр, поражали своим напряжённым алчным вниманием.
Владелец сохранил, видать, не столько хорошее зрение, сколько то, что и смотрело сквозь узковатые прорези глаз. Самую суть свою, квинтэссенцию, выработавшуюся за жизнь в небольшое количество отменного пойла в семейных закромах, которое и не каждому гостю подадут. Так бывает только с теми, кто всю жизнь не даёт себе спуску, чьи нервы и мускулы получают ежедневную нагрузку, чьи чувства не оскудевают, а становятся острее с каждым прожитым мгновеньем.
Всё это приятно и славно. Но вот было и кое-что совсем странное и далеко не столь приятное. Когда взгляд наблюдателя скользил по его благородному иссохшему лицу статуи, проступающей сквозь песок на раскопках, взгляд этот ожидал встретить осенённый голубым сиянием взора под надзором точёного клювастого носа – бледный стариковский рот, скорбно сжатый, удерживающий жало опыта.
Но жил на этом лице совсем другой рот. Алый и нарисованный так чётко, что можно было бы заподозрить, что он только что пил вино – красное свежее вино, пряное и острое… и не утёрся, забыл.
Трудно представить, что этот громадный аристократишка, в нарочито штопаном плаще, в сапогах таких блестящих, что и Луна поневоле отразилась бы – пусть простит нас красавица за эту вольность! – что он столь неопрятен или столь забывчив.
Нет. Яркие и свежие губы юноши пугали своей неуместностью, портили впечатление от изысканной потёртости этого лица.