– Порвёт шкуру, попортит! – Досадовал Саня, стараясь нагнать пса и росомаху. Дорогу ему преградил вал бурелома, неожиданного в редком таймырском лесу.
Саня, выругавшись остановился, рядом, одурев от азарта, метался Тришка.
– С другой стороны обойду, может, на меня выскочит. – Саня пошёл в сторону. Пёс вдруг замолчал, и Саня обернулся к нему. Тришка смотрел не на бурелом, а туда, откуда они только что пришли. Шерсть на загривке взъерошилась. Пёс ощерился. Хвост Тришки уже не напоминал бублик, пёс поджал его.
– Тришка ты чего? – Саня быстро оглядывался. Первой мыслью было – полярный медведь. Он мог затаиться за стволами деревьев, белый на белом. Тришка вдруг завизжал, бросился прочь и скрылся из виду.
– Тришка, ко мне! Одурел? Назад, скотина! – Саня кричал и понимал, что Тришке наплевать. Если бы Саня был его хозяином – другое дело. А зачем псу рисковать ради постороннего человека? Но в чём риск?
Саня, выругавшись для смелости, осторожно направился к поляне. Он давно взвёл курки и готов был сорвать злость на ком попало. Но белого хищника нигде не увидел. Поляну испещрили старые и свежие следы зайцев, белок, оленя. Поняв, что охота пошла прахом, Саня решил выпить горячего чая из термоса и возвращаться. Но где рюкзак? Он же висел на сучке неподалёку. Тщетно оглядывался Саня вокруг – рюкзак словно черти унесли. Поискал следы другого человека, предполагаемого вора, но заметил только свои. Ветра не было, но мороз усилился, смеркалось.
В это время Тришка, задыхаясь от ужаса, летел к посёлку. Псу чудилось – его нагоняет невиданный зверь, пахнущий падалью, человеческой, медвежьей, оленьей кровью, огромный, многолапый и многорукий. Только возле домов Тришка остановился, развернулся и ощерился. Бежать сил нет, но он не сгинет без драки!.. А позади никого не было. Только белый снег и одинокий след. Часто дыша, вяло огрызаясь на встречных собак, словно больной, Тришка добрёл до хозяйского двора, протиснулся в приоткрытые ворота, вполз под дом, стоявший на сваях. Там, в снегу он прикопал остатки оленьей ноги. Добыча лежала на месте. Тришка припал рядом, прижал её лапой и стал точить зубами, заедая пережитый страх.
Поминая крепкими словами предателя Тришку, Саня поспешно зашагал в сторону посёлка среди истрёпанных ветром лиственниц. Он погрузился в собственные мысли. Вернётся на Кубань, дом подремонтирует, у дома два входа, он на две семьи. В одной половине поселится с Ниной, в другой будет жить мать. Потом вернётся на Север, контракт продлит. Нина останется с матерью. Он будет приезжать. Ребёнка заведут. Нина, конечно, узнает, что он путался с местной бабой и там тоже ребёнок, но это дело прошлое…
Он почти наткнулся на что-то и замер, отшатнулся – перед ним висел в воздухе череп оленя с ветвистыми рогами. Нет, не в воздухе, на жердине. Это был последний аргиш Акая.
– Провались ты! – Саня с изумлением смотрел на могилу. По времени он сейчас должен входить в посёлок. Но, получается, описал полукруг по лесу и вернулся на поляну. Мороз жёг нещадно. Звёзды ехидно перемигивались. Ночной лес напоминал новогоднюю открытку. Но Саню интересовало только возвращение домой. Он слышал, что человек может инстинктивно забирать вправо, если идёт без ориентиров, и решил отыскать свой первый след, который ведёт из посёлка. Сделал правильный выбор и снова отправился в путь.
Саня шёл и сокрушался о потерянном рюкзаке, там он оставил телефон, термос, бутерброды. Но с ним были ружьё, нож, зажигалка. Ничего. До посёлка всего полтора километра. Сейчас поздно, Николай, конечно, станет поучать задним числом, как надо было снарядиться в лес, что взять с собой. Потом предложит водки-матушки. Саня выпьет с устатку, навернёт горячие макароны с олениной, щедро политые кетчупом. Завернётся в два одеяла… На этот раз он наткнулся на аргиш быстрей. Снова на него вытаращился провалами глазниц олений череп. Снова Саня заматерился. Происходящее ни в какие ворота не лезло. Он даже слышал, как просигналила машина в посёлке, до людей было рукой подать. Близок локоток да не укусишь. Саня решил разжечь костёр и заночевать в лесу.
Он наломал веток, чтобы было, на чём сидеть, пожалел, что не взял лёгкий топорик. Нашёл сушняк для костра, но тот не загорался, и Саня с отчаянием чиркал зажигалкой. Сколько брани услышал в эту ночь таймырский лес! Сунув закоченевшие руки в рукавицы, Саня побегал по поляне. Вдруг до него донеслось зловоние. Неужели от тела шамана? Он брезгливо посмотрел на аргиш, отошёл как можно дальше. Не вонь преследовала, а в лесу послышался треск, словно кто-то приближался. Может быть, это медведь, который прикопал падаль в снегу и теперь возвращается к добыче? Саня, отступил за лиственницу крикнул:
– Эй, кто там? – Не услышав ответа, выстрелил.
Шаги теперь удалялись, но вот они зазвучали с другой стороны. Он выстрелил снова, но вдруг с ужасом вспомнил, что у него остались только несколько патронов в кармане, основной припас был в украденном рюкзаке.
Эх, если бы Матвей отправился искать Саню с собакой! Но куда там… разве сообразит. Он, наверное, думает, что вернувшийся с охоты Саня отпустил пса.
Ему вспомнилось осеннее возвращение из леса. Сумерки. Белые пятна ягеля на земле и белое лицо Нины с блестящими чёрными глазами, словно в зрачках спрятались две ранние звезды. Горят такие звёзды остро и стойко в бездне неба, где широко гуляет морозный ветер. И сколько не ярится стихия, неколебимы они. Эх, не знает Нина, что происходит.
– В трёх соснах заблудился! Точнее в лиственницах. – Досадовал Саня. Он нашёл в кармане свёрнутый лист, недавнее письмо от матери, и подложив его под обломки коры, наконец, разжёг костёр. Он то и дело подбрасывал в огонь обломки сухих веток и так сосредоточился, что до него не сразу дошло – кто-то стоит напротив. Саня поднял глаза – за костром высилось странное, перекошенное на один бок существо в клочьях меха, одна лапа была отставлена в сторону, маленькая голова утопала в плечах, поросших шерстью, но казалась человеческой. Саня заорал, выставил перед собой горящий сук. Существо нехотя повернулось и вразвалку скрылось в чаще. Саня бросился искать ружьё, сорвал его с сучка, выстрелил в темноту.
– Господи, что это?
У него в глаза стояла спина существа в клочьях разномастной шерсти, серой, бурой, белой. Он ощущал запах падали. Попытался разглядеть следы, но опять не увидел медвежьих. А существо было выше него на голову.
– Вот кто стащил рюкзак и напугал собаку, – догадался Саня.
Нина просматривала сайт Кубанского аграрного университета, когда в окно постучали. Стекло затянуло льдом изнутри, и Нина, прежде всего, подумала, что пора снова топить печку. А уж потом присмотрелась к мутном пятну за слоем льда. Человека она не узнала, но это точно не Саня. Нина вышла на порог. Перед ней стоял, переминаясь с ноги на ногу, Николай – пожилой сварщик. Несколько раз он приходил к деду на чай, правда, подхмельком.
– Здравствуйте. – Настороженно сказала Нина. Она с опаской смотрела на гостя и жалела, что отперла дверь. Вдруг начнёт приставать? От пьяницы непонятно, чего ожидать.
– Здравствуй, дочка. Саня у тебя?
– Добрый вечер. Нет. А что?
– Ушёл он утром в субботу, сказал, что на охоту, ненадолго. Сейчас воскресенье, дело к ночи, а его нет. Я подумал, может, парень вернулся и у тебя заночевал?
– Он у меня вообще не ночует. – Вспыхнула Нина. Неужели Николай считает, что без дедова присмотра она ударилась в разгул?
– Тогда пойду я. – Николай понял, что сказал не то. Но Нина уточнила.
– Я его уже дня три не видела. Звонил мне в пятницу, предлагал в воскресенье вместе в Дудинку съездить, снегоход у знакомого хотел взять. Вдруг один поехал?
– Я с тем знакомым сегодня говорил, он понятия не имеет, где Саня. Мы с мужиками, Лёхой и Ашотом, посёлок обошли, нет Сани нигде.
– А как он заблудился бы? Погода хорошая, вьюги нет.
– Может, на медведя наткнулся или волки напали. Люди и с оружием гибнут.
– Верно. – Вздохнула Нина. – Я всё забываю, что он не местный.
– А то. Здесь даже местным несладко. Надо поиски начинать. Да ведь ночь, что сейчас разглядишь? Утром пойду к начальнику.
Глава третья. Утро вечера мудренее
– Коля, я занят! Охота – это ваша забава, а у меня, знаешь, сколько дел? Санька ушёл с оружием, одет тепло, погода хорошая. Вернётся. – Отмахнулся начальник, но тут же возвысил голос. – А вот за то, что он на работу не явился, я могу поставить вопрос об увольнении. Зашёл к кому-нибудь и обмывает добычу.
– Саня – человек ответственный! Вот я, да, бывало, запивал. А он всегда на работу, как штык! – Горячился Николай.
– Вот с тебя-то он пример и взял! Спаиваешь молодёжь! А какой мастер был, какой наставник – всё утопил в водяре! Спичку поднеси, вспыхнешь. Иди отсюда…
– А ежели замёрзнет он? Кто отвечать будет? Я людям скажу, что к тебе обращался. Ты здесь власть. У нас даже участкового нет, до него сто пятьдесят километров. Телефон молчит.
Начальник присмотрелся к лиловому лицу Николая.
– Да ты пьян! Решил, что без напарника работать не пошлю? Всё, с меня хватит! Ты уволен. Завтра решим вопрос в бухгалтерии. И лети домой.
Николай, понурившись, вышел. Он понимал, что не только его состояние разозлило шефа – не в первый раз тот видит его нетрезвым в рабочий день. Но прежде только штрафовал. Сегодня начальника взбесило упорство, с которым Николай просил за Саньку. Год назад бригада бастовала из-за невыплаты зарплат, с тех пор начальник избавлялся от подчинённых, способных перечить ему. Видимо, заметил в Николае нечто опасное.
– Может оно к лучшему. Напугал ежа голой… Новый год дома встречу, теперь мне Липецк курортом покажется. – Ворчал Николай, возвращаясь к общежитию. Он дозвонился в районную полицию, оттуда обещали прислать людей. Нина пошла к незаменимой соседке, собрались несколько человек искать Саню. Соседка Нюра заглянула к Матвею, но тот не открыл – то ли пошёл проверить загон с оленями, то ли спал, выпив.
Из райцентра приехали несколько полицейских на снегоходах, объединились с местными. Саню искали до сумерек, побывали в лесу, видели много следов и ни души.
Нина несколько раз прошлась по посёлку, при этом за ней увязался пёс Матвея. Добродушный, но вороватый. Нина припомнила его кличку, которая нередко звучала из уст местных жителей вкупе с крепкими выражениями. Тришка воровал не только еду, он мог стащить что угодно. Например, сапог от крыльца или кофту с бельевой верёвки. Пёс был молодой и видел в чужих вещах игрушки, которые можно таскать и рвать зубами. Матвей убеждал соседей, что Тришка повзрослеет и угомонится. Пытался задобрить обворованных олениной или рыбой – чтобы не пристрелили пса. Привязывал Тришку, но тот умудрялся вывернуться из ошейника.
Николай не был настроен на выходной, ему хотелось действовать. Но что он мог предпринять? Старый сварщик вышел из посёлка. Перед ним сверкала равнина, слева она сливалась с небом, справа виднелась тёмная линия леса. Николай вспомнил, что в старые времена северяне носили повязки с узкими прорезями, спасающие глаза от этого блеска – Акай рассказывал. Николай жаловался ему, что зрение испортил, глядя на сварку. Сколько сил работа забрала…
Николай вынул из кармана бутылку.
– За свободу! Хватит ишачить на дядю.
Отхлебнул. Водка, словно тонкий язык пламени, скользнула вниз и окатила приятным жаром. Всё вокруг стало мило глазу – и небо с низким солнцем, по которому с запада накатывали тучи. И сверкающая тундра, где синие росчерки теней лежали в колеях снегоходов и лыжне. Следы уходили и влево, и прямо, и вправо. Какой из них Санин – неясно.
– Ночью снег обещали, всё занесёт. – Вздохнул Николай. Он сунул бутылку в карман и огляделся. В стороне вертелся песец.
– Эх, братец, жрать хочешь, не иначе. – Николай пошарил в карманах, обнаружил кусок батона. Он отломил часть и бросил песцу. Снова достал бутылку.
