Мама.
Вот оно что.
Это поразительно. Если им с Ричардом почти двести лет, то сколько же этой женщине?
Она не выглядит удивленной, увидев сына.
– Пришла познакомиться с Джульеттой.
– Познакомилась?
– Да.
– Уходи.
Меня возмущает то, как он говорит с матерью, но я в голове всплывают слова, сказанные Марией – об отсутствие контроля у Джека – и я молчу, просто наблюдая за происходящим.
Хотя, его мать, кажется, совсем не задета его словами. Она улыбается мне и даже подмигивает перед тем, как начать подниматься по лестнице.
– Еще увидимся, милая, – говорит она, и я чувствую какое-то невероятное тепло в свою сторону.
Но пальцы Джека, крепко сжимающие мой локоть, быстро приводят меня в чувства.
– Садись за стол, – он грубо подталкивает меня, словно я разучилась ходить.
Я с трудом сдерживаю желание нахамить ему и усаживаюсь на стул, обещая себе выдержать этот ужин и не сорваться.
Глава 10
Это определенно самый странный ужин на моей памяти. Не то чтобы их было много. В своей деревне мы жили скромно, ужинали тихо, в кругу семьи, а после расходились по своим комнатам.
Иногда после ужина мы с Аароном играли во дворе в мяч или звали соседскую собаку и бегали с ней по лесу. Этого мне всегда было достаточно.
Поэтому сейчас, когда одна служанка подает нам блюда, а другая – наливает шампанское в длинные бокалы, я ужасно смущаюсь, ведь они – такие же люди, как я. И по какому праву я должна сидеть здесь, как королева, пока они прислуживают мне?
Джек не разговорчив.
Он ест и иногда задает мне вопросы, которые кажутся совершенно бессмысленными. Например, какой была моя самая долгая прогулка, во сколько лет у меня выпал первый зуб или…
– Когда начались месячные?
Я давлюсь куском вареной спаржи.
– Что?
– Месячные. Когда они у тебя начались?
Я росла в простом окружении. Мальчишки называли друг друга дебилами, девчонки – перетирали друг другу кости на переменах и соревновались в том, кто быстрее заведет себе парня.
Но даже они, такие безрассудные и юные, не додумались бы задать столь бестактный вопрос.
– Зачем тебе это знать?
– Мне нужно знать о тебе все.
Джек откидывается на спинку стула и смотрит на меня пристально. Его голубые глаза ярко горят в полумраке.
За окном уже темнеет. Мне нравится, как закатное солнце рассыпает малиновые лучи на готовящийся ко сну сад. Но мне не нравится быть здесь.
– Это отвратительно.
– Это нормально, – спорит он. – Все, что касается тебя, твоего тела, твоей природы – нормально. Как мне нормально выть на луну.
Это первый раз, когда он заговаривает о своей волчьей сущности при мне, и я бы обязательно завалила его вопросами, раз уж он сам начал, но я слишком зла.
– Я не собираюсь отвечать.
– Ты мастурбируешь?
Это уже ни в какие ворота…
Мой аппетит сходит на нет, и я отодвигаю от себя тарелку, демонстративно вытирая салфеткой рот.
– Спасибо. Я сыта.
– А я вот голоден, Джулетта, а ты не даешь мне насытиться.
Я понимаю, о чем он – не о еде. Он говорит об информации обо мне, которую я ему не даю, но почему-то его последняя фраза звучит так двусмысленно, что я краснею.
– Я могу пойти к себе? – спрашиваю, прекрасно зная ответ.
– Нет.
– Что ж, тогда я просто буду смотреть в окно.
– Ты не ответила на вопрос. Ты мастурбируешь?
Мне хочется воткнуть ему вилку в глаз.
Серьезно, очень хочется. Сделать так, чтобы он закричал от боли. И да, скорее всего, он быстро исцелится, а потом перегрызет мне горло, но эта секунда удовольствия будет стоить того.
– Чего ты добиваешься? – спрашиваю в ответ. – Что это за вопросы такие, боже?
– Нормальные.
Он выглядит так, словно разговоры о подобных вещах – это обыденность. Словно он ведет их всегда, круглые сутки напролет, за кофе с друзьями, например.
Это ужасно. Просто омерзительно, и я ненавижу себя за то, что полыхаю от смущения и негодования у него на глазах.
