Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Роман. Том 1
– Так точно! Есть не высовываться из траншеи! – бодро и радостно отвечает Иевлева, – Вы то, здесь будете? До конца схватки?
– Николай здесь, со своими солдатами, это его участок. А мне побегать придется. Выравнивать оборону, если что! Сейчас обстрел закончится и фриц поползет во всей своей красе, только держись!
– Так мы что, здесь одни будем немцев держать? – оглядывается Иевлева, – С нашим «боевым опытом»? Почему других частей нет?
– Больше некому! Поэтому мы и здесь. Все остальные благополучно драпают в направлении пролива, – зло усмехается Велигонов, – но у нас есть большое преимущество. С нами пограничники! С ними не пропадем, это точно…
– И где они? Я пока сюда шла, что-то кроме наших путейцев никого не заметила!
– Они вон там, на центральном направлении в основном, – поясняет Золкин, – и еще маскируются хорошо! Их не только фриц, но и мы не всегда видим. Толковые ребята, знают свое дело! С такими вместе биться – одно удовольствие и большая честь!
– Сколько нас всего здесь против несущихся дивизий Вермахта? – пригибается Велигонов, от свиста очередного снаряда, ухает взрыв, засыпая всех горелой землей, – Я бы не сказал, что густо…
– Конечно, хотелось бы больше и главное артиллерии бы хоть немного! На этом направлении 500 пограничников примерно и нас 800, цифры невеселые, – вздыхает комбат, – это соотношение даже не скажу в какой пропорции, лучше на считать! На Акмонае три армии стояли и были разбиты. А там было все – и самолеты, и танки, и тяжелая артиллерия, и минные поля. А у нас вообще ничего! А фашист катится во всеоружии. А мы теперь таким количеством должны всю эту катящуюся немецкую махину сдержать! Только русским чудом… Но выстоять мы должны! За нами – жизни наших товарищей и судьба армий!
– Выстоим! Если нам такое ответственное дело поручили, как же мы можем подвести? – загорается Иевлева, – Тут есть где развернуться! Помимо степи, у нас еще каменоломни есть, там спрятаться можно. И оттуда атаковать! Там уже народу немерено собралось! И военных и гражданских! Целый город под землей…
– Катакомбы Аджимушкая, это конечно заманчиво! Но место это весьма странное, непонятное, многослойное! – задумывается Велигонов, – Мне кажется ступи туда, в мрак этот подземный и уже назад не выйдешь… Лучше бы нам земной поверхностью ограничиться! А то увязнем в не пойми чем…
– Время покажет! Нам пока здесь разобраться надо. Какие-то долгосрочные прогнозы преждевременны! – осматривается Золкин, – Как оно повернется, никто не знает. Война дело такое… Так ну все, ребятушки, хорош лясы точить, вон танки пошли! Я на левый фланг, буду отсекать пехоту, Коля ты здесь держи позицию, Вера на соседнюю линию! Все разбегаемся…
Поначалу ничего особенного не происходит. Тот же выматывающий обстрел. И непонятное движение в сером плотном дыму. Велигонов немного даже привыкает и слегка расслабляется, действуя по уже знакомой схеме. Внимание притупляется и это становится роковой ошибкой.
Дальше все разворачивается неуловимо быстро. Из рваных клочьев порохового тумана вдруг резко обозначаются медленно ползущие черные боевые машины, ища свирепым дулом цель… Воспринимаются они жуткими хищными громадами из железа и смерти, ужасающими монстрами, выжигающими все живое… Они кажутся чем-то явно нечеловеческим, поблескивая холодной сталью. И они оказываются так близко, что кровь начинает стынуть… Появляется растерянность. Мысли летят лихорадочно раскалено. Что делать? Как к этой горе бронированной и полыхающей огнем, подступиться? Куда бросать гранату? С какого лучше расстояния?
Сзади, пригнувшись, перебегает от сопки к сопке немецкая пехота. Лейтенант осматривает и подвигает ближе в ячейке гранаты и бутылки с горючей смесью.. Делает несколько выстрелов по пехоте. Непонятно удачно или нет. Цели постоянно двигаются, мечутся, ожидания на более менее статичную мишень врага не оправдываются, и палить приходится опять почти наугад.
Два взрыва сзади почти засыпают Велигонова, рядом бугорки земли прошивают пули. Он с трудом откапывается, и замечает, что один танк уже миновал его и зашел сбоку на соседний окоп. Путейцы видимо в растерянности отчаянно стреляют по броне, может в надежде попасть в смотровую щель… С гранатами почему-то мешкаются. Танк пробив пространство длинной пулеметной очередью, всей своей чудовищной железной громадой идет на них. Они с чем-то возятся, снуют, перекрикиваются… Но остаются на месте! Так как бежать куда-либо – это сразу попасть под огонь…
Лейтенант порывается броситься на выручку, но две пули едва не вонзаются в него – одна свистит у самого уха, другая чуть не сбивает каску. Из стелющегося едкого дыма вырастает несколько фашистских солдат. Велигонов даже не понимает, как ловит самого крупного в прорези прицела и спускает курок… Отдача надсадно бьет в плечо. Попал! Немецкого пехотинца отбрасывает назад. Лейтенант перезаряжает винтовку, вскидывает ствол, но наступающие уже падают среди сопок и ведут ответный плотный огонь, сцепившись с ближайшими красноармейскими окопами.
Велигонов оглядывается. Его товарищи в поединке с надвигающимся танком пытаются что-то сделать. Но массивная громыхающая машина неизбежно приближается, поймав свою цель в полной уверенности своего превосходства и победы. Как крупное животное, преследующее свою жертву… Вспышки выстрелов окрашивают траншею, тени мелькают то в одну, то в другую сторону, ища более выгодную позицию. И вот черный стальной монстр наползает на ячейки красноармейцев, сминая укрепления своей чудовищной массой. Гудящее утробно ожившее смертельное железо давит все, расплющивает в уродливую бесформенную слизь, выворачивает тела, мешает с землей. Стальные траки врезаются в плоть, ломают кости… Кровь словно морским прибоем, хлещет во все стороны. Искалеченные части жизни рвутся вверх, в последнем стремлении выскользнуть из перерубающих, растирающих железных жерновов… Напрасно. Из этой адской мельниц не уйти! Лопающаяся кожа, остекленелый от ужаса и немыслимой боли взгляд, рвущееся человеческое мясо, разбросанное по стенкам развороченного окопа, вжатое в землю… Последние неловкие обреченные жесты, как взмахи перебитых крыльев, дикие конвульсии, парализованный застывший разум. Раскаленные выворачивающие предсмертные крики кажется, перекраивают грозовые раскаты боя. Кто-то пытается убежать, но чернеющий механический исполин умело настигает и вдавливает, разрывает трепещущее тело, перемалывая его в бесформенную растекающуюся массу. Потом вдруг на мгновения становится как-то тихо, остыло безумно.
Лейтенант цепенеет. Танк разворачивается, и утюжа окопы, засыпая проходы намертво, двигается на него… Он, как танцующая змея, будто гипнотизирует Велигонова, играючи, манит к себе! Сквозь грохот боя отчетливо слышится лязг уже напившихся крови обагренных гусениц… Внутри все холодеет. Стальной черный хищник надвигается неумолимо.
Как с таким совладать? Будучи в мягком живом теле? Непостижимо… Это все сон или явь? Но размышлять некогда. Лейтенант с сумасшедшим проворством хватает гранату и бутылку с зажигательной смесью и бросается в сторону, в узкое ответвление траншеи. За ним сразу же секут пули вспыхивающего на сверкающей броне пулемета…
Велигонов вжимается в дрожащую землю. Успокоится и собраться с мыслями. Очень быстро и без права на случайность или ошибку. Теперь главное его обойти. И стать невидимым. Не попасть ему на прицел или вообще в поле зрения… Сюда! Где стелется дым. Он закроет надежно. Лейтенант ползет среди каких-то догорающих останков, угарно дымящейся почвы, неясных темных провалов. Внезапно перед ним вырастает боковая броня с черно-белым германским крестом… И она достаточно быстро движется. Нужно успеть! Велигонов прикидывает дистанцию и выдернув чеку, размахивается и бросает гранату. Видимо очень поспешно – Она отскакивает от корпуса, скатывается куда-то вниз… И уже оттуда вздымается высокий сплошной фонтан режущего огня и разлетающейся земли. Лейтенанта накрывает как сетью, распахнувшимся мутным покрывалом и швыряет куда-то в темноту… Далее все окружающее словно разом обрывается! Сливается в непроглядные переливающиеся непонятно чем сумерки. Он возится в каком-то ошалелом омуте, где все размалывающе гремит, скрежещет, огрызается огнем, заглатывает странными темнеющими пустотами. Вертит как обломок в стремительном водовороте… Пока сквозь этот обезумевший тайфун пламени и дыма, не проступает монументально отточенная башня танка, ее задняя часть! Велигонов улыбается. Бутылка разбивается о чернеющую броню. И скоро заплетающееся пламя вспыхивает, взвивается огромным столбом. Пыхтящий монстр, проехав несколько метров, кряхтя и исторгая клубы дыма, удивленно застывает на месте… Машина полыхает расходящимся костром, языки пламени облизывают стальной корпус. Выскакивающий немецкий экипаж срезают выстрелы затаившихся красноармейцев.
Велигонов встает, качается и пытается что-то сообразить… В голове словно все выгорело, оставив разъедающе звенящую пустоту. Разгорающийся железный хищник вдруг обдает неимоверным жаром. Словно с проклятием изрыгает отравленное пламя. Обжигает, кажется плавит до самых костей. Сгорающий воздух перехватывает дыхание. Лейтенант, рванув ворот гимнастерки, озирается и делает несколько шагов – земля вдруг уходит в наклон… Будто опрокидывающаяся крышка гигантского земного сосуда. Велигонов пытается выровнять обычную картинку в рассудке, но она упрямо раскачивается, как корабль в шторм. Мир переворачивается… Висящую сумеречную дымовую завесу прорезают росчерки выстрелов, проносятся непонятные силуэты, что-то грузное и большое начинает проступать через зыбкую вязь серого смога.
Лейтенант оказывается на перекрестке сходящихся в яростной схватке сил, неминуемо попадая под несущийся выкашивающий огонь… Геометрия смерти рисует очередную многозначительную фатальную фигуру. Фатальные линии раскаленного свинца почти сходятся, остается еще пару минут от силы…
Но тут его плавно обнимает женская рука и неуловимо утягивает куда-то вниз… Мелькает закопченное лицо Иевлевой. Все смазывается… Он проваливается в топкую темноту. Тут же следом громыхают взрывы, взрыхляя и раскидывая землю, и жалящими свинцовыми осами куда только можно вонзаются пули…
Что-то может быть дальше? Велигонов с трудом открывает тяжелые веки. Толком ничего не видно. Кругом почти полная темнота. Откуда-то пробивается бледный призрачный свет. Со всех сторон нависли громадные сырые камни. Это что могила? После горячки и дикого громыхания боя стоит удавливающая беспредельная тишина. И пронизывает жгучий холод. Пространство как такового нет, все утопает в топкой черноте.
– Ну что, очнулся, герой? Как себя чувствуешь? – перед глазами проявляется улыбающееся лицо Веры.
Его голова заботливо лежит на коленях Иевлевой. Это сразу успокаивает. Очень мягко и тепло. Совсем по родному. И поэтому после ревущего безумия сражения кажется нереальным. Все другое. И совсем необычное. Тихое, затаившееся темное, безгранично каменное, и словно пристально наблюдающее…
– Где мы? – спрашивает Велигонов, силясь подняться, – в преисподнюю провалились что ли? Темень вокруг и каменюки огромные! И никакого просвета нет. Там еще во мраке копошится кто-то! Уж не черти ли?
– Пока еще нет! – смеется Вера, – До ада нам далеко. Да и не наше это место. Мы племя светлых людей. А с тем что кругом, все проще, мы в катакомбе!
– Теперь понял. Что наверху?
– Порядок! Атаку отбили! Танки дымят… Пехоту обратили в бегство!
– Как наши? Сильно потрепало батальон наш?
– Погибло много. Сейчас считают, перераспределяют личный состав, укрепляют позиции.
– А комбат? Федор Михайлович?
– Живехонек! Как огурчик! Уже бегает, суетится, командует. Как обычно. Смешной немножко! Крепкий он у нас мужик, таких поискать надо. Богатырь! Стержень всего нашего железнодорожного воинства. Столько жизни в нем, ключом бьет! Он нигде не пропадет. И нам опора надежная.
– Ты сама-то как? Цела?
– Как видишь в добром здравии! Уже успела всем помощь оказать. Вот к тебе выбралась. Ты без сознания лежал, потом бредил.
– Я ранен?
– Нет, контузия легкая, пройдет! Ничего страшного… Отлежишься немного, и будешь свеженький, как заново рожденный. Я так думаю, у нас тут еще много чего предвидится, скучать не придется! Обстановка все хуже… Отдохни пока, поспи!
– Как скажешь…
Велигонов закрывает глаза и почти сразу проваливается в глубокое забытие сна…
Глава 14
Крепость Еникале, май 1942 года.
В небольшом штабном помещении представитель Ставки Верховного Главнокомандования, армейский комиссар 1 ранга Мехлис спешно читает донесения, бормоча под нос отборные ругательства.
Раздается стук в дверь.
– Войдите! – гремит комиссар, не отрываясь от просмотра бумаг.
На пороге появляется командир небольшого роста. Из-под ворота гимнастерки пробивается бинт медицинской повязки. Видно, что еще не совсем отошел после ранения, но держится с завидной выправкой.
– Разрешите?
– Да входи уже! – поднимает глаза Мехлис.
– Товарищ армейский комиссар 1-го ранга! Подполковник Бурмин по Вашему приказанию прибыл!
– А! Бурмин? Григорий? Хорошо… Вот ты какой сокол ясный! Наслышан про твои подвиги. Помню, даже когда-то встречались. Мимолетно… Но сейчас не об этом. Из госпиталя?
– Так точно.
– Как себя чувствуешь? Ранение я вижу, серьезное было? Может, долечишься? Или эвакуируем с медсанчастью, на Тамань?
– Никак нет! Чувствую себя хорошо, готов к выполнению любого вашего приказа!
– Молодец! Отлично смотришься! Угадывается кавалерийская выправка!
– Так точно, конная армия! Еще в Гражданскую. Потом Тверское кавалерийское училище в 1926 году!
– Значит, ты успел и в Гражданскую повоевать? Еще и кавалерист?
– Так точно, под началом и Ворошилова и Буденного. Громили Деникина и белополяков. Потом Испания, Халхин-гол, Иран… Куда Родина посылала, там и сражался. Я с 12 лет в Красной Армии. Родители рано умерли, а армия стала для меня новой семьей!
– Замечательно. У тебя завидный послужной список! Настоящий герой… Еще и с таких юных лет. Да ты садись, не стой телеграфным столбом. Чаю себе наливай, у меня слуг нет, я привык сам управляться и малым обходиться! Ненавижу любые церемониальные этикеты. Я за простой товарищеский революционный дух! Так что, Гриша, будем разговаривать…
– Есть садиться! Какие будут приказания, Лев Захарович?
– Очень важные и трудные. Поэтому тебя и вызвал…
– Что я должен делать?
– Возглавить сводную группу войск в районе завода Войкова! Сдержать продвижение немцев. И обеспечить переправу наших частей на кубанский берег.
– Сводная группа? Это же пехота я так понимаю? Я же танкист! Комполка… Мне бы в свою часть вернуться, и там хоть куда!
– Нет больше твоей части, Григорий! Возвращаться тебе некуда…
– Как так? Что случилось?
– Ты что-нибудь о наступлении немцев, о прорыве фронта на Акмонае слышал? Пока в лазарете был?
– В общих чертах, разное говорят… Все на уровне слухов. Я не привык доверять такой информации! Насочинять много что могут, особенно кто с богатым воображением.
– Правильно. Во внимание нужно брать только проверенные сводки. Подкрепленные точными разведданными. В общем, обстановка сложилась тяжелая, я бы даже сказал катастрофическая! Акмонайская линия прорвана, все наши три армии спешно отступают сюда, к Керчи, под превосходящими ударами противника! А в степи, как известно, закрепиться не за что… Турецкий вал, единственная серьезная преграда, говорят, уже взят… Единственный опорный пункт это сама Керчь! И она стала последней надеждой для Крымского фронта. Мы должны приложить все усилия, чтобы остановить здесь врага! С теми, кто еще в состоянии сражаться!
– Я ведь предупреждал… Докладывал не раз! – глухо выдыхает Бурмин, – О значении эшелонированной обороны! О всех слабых местах… Все могло быть иначе!
– Согласен. Я с этими баранами в штабе с января воюю, как Геракл с лернейской Гидрой. И не всегда побеждаю! Моя ошибка тоже здесь есть… Но сгонять все три армии на передовую – это инициатива Козлова, нашего «доблестного» командующего фронтом! Я обычно в тактику не лезу… Моя область – политика и идеология, моральный и боевой дух! Поэтому я пустил это дело на самотек – он и все его генералы, вроде должны смыслить в своем деле, и просчитался! Надо было вмешаться… Теперь расхлебываем. То он составляет новый план наступления, лежа в своем царском блиндаже, который затмевает французский Лувр… То он солдат жалеет, чтобы они окопы в тылу не рыли, то еще черт знает что творит! Еще бы бал маскарад для своих придворных уродов организовал! Я бы не удивился… Ни разу на позиции не выезжал, тварь, боров жирный! Все дело загубил… Так хорошо все начиналось!
– И что теперь? Все хором за пролив? – сокрушается подполковник, – Может перейти в контрнаступление, здесь под Керчью? Также погнать немца? У них тоже никаких укреплений не будет! Почему не повернуть все в нашу пользу?
– Посмотрим, как все будет складываться. Пока наша задача эвакуировать уцелевшие армейские части и технику, а потом я думаю, ответный удар по фашистам не заставит долго ждать…
– Если уйдем за пролив, отвоевывать назад этот плацдарм будет сложно. Немцы быстро возведут оборонительные сооружения, они это умеют, и штурмовать берег с моря будет очень сложно… Опять десант, как в 41-м!
– Я полагаю, сильно затягивать с десантной операцией никто не будет! Потенциал есть, главное выбрать правильный момент. И нанести смертельный удар!
– Флот нужен. Не в качестве десантных барж и катеров, а как серьезная боевая поддержка с моря! Это в разы увеличит успех десантного броска. И обезопасит удары с моря!
– Флот? – морщится Мехлис, – Это моя самая больная тема! Там в проливе сейчас в основном гражданские пароходы, рыбацкие суда и утлые лодчонки непонятного происхождения. И не одного крупного военного корабля, который мог бы хоть чем-то помочь! Это гнусное безобразие называется вице-адмирал Октябрьский, персонаж №2 в моем черном списке! Сволочь если, копнуть, еще похлеще нашего Козлова. Севастополю помощи с моря практически нет. У него все корабли в Новороссийске! Носа не кажут… Боится сука, итальянских катеров и немецких самолетов. Все крейсера в гавань загнал. Падла…
С этим еще придется разбираться!
– Да, как-то грустно у нас складывается… Такое ощущение, что часть вышестоящих командиров вообще не хотят воевать и более того саботируют ситуацию на фронте… Что же это такое творится, Лев Захарович?
– Все получат по заслугам! Только смешалось все, в пылу боя и свои и чужие мелькают! Вот и приходится, Гриша, воевать на два фронта. Одни в немецких касках, другие с нашими нашивками, а нутро – гнилое! И выявляется оно не сразу, а в самый неподходящий, критический момент. Когда судьбы тысяч на волоске сидят…
– И вправду бой у нас непростой складывается! Тут решительность и даже дерзость нужна, вопреки всему! Может мне все-таки дать танковые части? Я бы так больше пользы принес… Свое оно сподручней… И каждый на своем месте!
– Да нет у нас больше никаких танков! Также как артиллерии всех калибров и авиации! Все в степи горит…. Выжжено до тла! И боевые машины, и орудия и аэродромы.
– Немыслимо! В какие-то считанные дни. Такого разгрома у нас давно не было! Только на начало войны… Нужно отвечать врагу! Но почему именно я должен руководить сводной группой, Лев Захарович? Есть и пехота и пограничники, и части НКВД в порту стоят… И чины от полковника и выше наверняка найдутся? И лучше справятся?
– Потому что вокруг сейчас одни трусы и болваны! Которые заняты тем, как спасти свою шкуру! Вся козловская свора, которым и корову стеречь нельзя доверить, а ты говоришь об специальном отряде прикрытия… Вон посмотри, они все толпами бегут в порт, на корабли лезут, как обезьяны на деревья! Обезумевшие, дикие, неуправляемые ничем, кроме инстинкта выжить… Где ты думаешь сейчас командующий фронтом? Наш Бонапарт – Козлов? И вся его расфуфыренная свита? Здесь, с гибнущими обливающимися кровью, войсками? Которые изо всех сил, пытаются что-то сделать и умирают под немецкими снарядами и бомбами? Нет, эта сука, это шлюха в генеральской шинели уже спокойно сидит на том берегу! В своем очередном уютном пристанище, надежном блиндаже и пишет бумаги о результатах действий фронта последних дней. И ищет виноватых. У него ничего никогда не меняется!
– Спасибо за оказанное доверие! Я буду стоять до конца!
– До конца не надо… Хватит уже концов! Вся степь залита кровью… Твоя задача сдержать натиск фашистских армий и закрыть переправу! На этом все! В твоем распоряжении будут остатки твоей же 44-й армии. И если это тебя немного утешит – несколько уцелевших танков и бронепоезд «№74». Вот и вся твоя армия! А враг на тебя прет неизмеримо огромный и при полной экипировке – и танковые клинья, и тяжелая артиллерия, и целый авиационный корпус. Про пехоту я вообще молчу там орда из свежих дивизий. Поэтому как только выполнишь поставленную задачу, сразу уходи! Не медли… Переправляйся, на чем только сможешь…
– Особый приказ какой-то будет? Об отходе…
– К черту все эти особые приказы! Оглядись, что происходит кругом! Кровь, смерь и полный хаос, когда ситуация меняется не в часы, а в минуты! Я пытаюсь сделать хоть что-то… Хоть как-то организовать эту бешенную бегущую во все стороны, толпу! Нормальной связи давно уже нет. Ждать какой-либо приказ в такой обстановке – бессмысленно и невозможно. До тебя уже не один гонец с пакетом не дойдет, а линии точно будет оборваны! Поэтому я тебе все, Гриша, говорю именно здесь и сейчас… Потому что уже через полчаса нас разбросает как лодки в штормовом море! Понимаешь меня?
– Так точно, товарищ армейский комиссар 1-го ранга! Я все понял. Не пропустить наступающего врага к порту! Любой ценой…
– И еще. Если нужно – не сиди на месте, маневрируй, ищи обходные, наилучшие пути, у тебя под боком каменоломни, там тоже наши сводные группы будут! Установи связь с ними. Вместе лучше получится! У тебя своя голова на плечах, и достаточно умная! Мы в Гражданскую победили, потому что не следовали слепо предписаниям. А искали здравый, единственный верный подход…
– Каменоломни? Аджимушкайские? Те, что у старого карьера?
– Да, они… Используй как запасной вариант. Если с заводом туго станет. Там враг основательно застрять может. Большая площадь, изрытая глубокими подземными ходами, раньше там штаб фронта был. Сейчас госпитали, которые эвакуируют и склады. И резерв командно-политического состава Крымского фронта под командованием капитана Левицкого там остался на рубеже. В общем ты не один будешь со своей группой!
– Главное чтобы ребята толковые и не из робкого десятка! С остальным разберемся.
– В сводные группы мы отбираем лучших. Тех, кто не дрогнет ни перед чем. Они, то есть вы должны стать нерушимым железным заслоном, неприступной броней, которая выдержит весь коварный удар фашистской нечисти! И создаст благодатную почву для предстоящего десанта!
– Не подведем, Лев Захарович! Сокрушим нацистскую орду… Если надо и в тылу останемся, чтобы в спину ударить, разорвать все планы врага! И помочь наступающей армии.
– В тылу? Интересная мысль… Об этом стоит подумать. Если бы знать заранее что так все обернется, действительно в тылу можно было бы создать серьезную партизанскую базу! И значительно ослабить группировку противника. Очень даже неплохо…
– Любая боевая задача может быть решена разными способами. И я использую все возможные варианты! Чтобы оккупантов на Керченском полуострове не было!
– Береги себя! Мало нас осталось, в ком еще жив подлинный дух революционного Октября! Одна мерзость кругом… В штабах осела ядовитой плесенью!
– С фашистами разделаемся, потом и за изменников возьмемся! От нас враг не уйдет – у нас хватка железная, краснознаменная! От нее ни один паразит не ускользал!
– Нравишься ты мне, Гриша! Родная душа… Наше лихое племя, от огня рожденное! Не то, что нынешние вылезшие в высокие штабные чины буржуа! Оборотни с кровожадным аппетитом… Черные тени! Правильно начали чистку в 37-м! Эти сорняки надо вырывать с корнем и жечь! Иначе они вот такое нам будут устраивать всегда! Чумовая зараза… Незримая и вероломная! Везде пролезет хитрой крысой, протечет отравой в любые щели, зловонным дыханием влетит в самые недоступные места. Сколько еще яростных боев нам предстоит!
– Я иногда думал, настанет время, когда я сниму военную форму, повешу в шкаф, и займусь чем-нибудь мирным? Похоже, это будет очень не скоро…
– Армия всегда будет нужна! Охранять все наши социалистические завоевания. А профессию при желании всегда можно сменить. И кем бы ты был на гражданке?
– Даже не знаю… Тут подумать надо! – смеется Бурмин, – Для начала трактористом наверно. Почетный необходимый для всех труд! Это ближе… Такой же ревущий железный конь! Как боевая машина. А там посмотрел бы…
– Да, в жизни все может быть. Самые неожиданные повороты! Может в этом вся ее прелесть… И ее загадка!