Войдя в большой зал ресторана – назвать это место столовой не поворачивался язык – Яна увидела много людей, сидящих каждый за своим столом. Обед был организован по принципу шведского стола. В центре зала стояла большая стойка, к которой все подходили, накладывали себе кто что хотел, и рассаживались по своим столам. Некоторые столы стояли по центру – пышно оформленные, помпезно украшенные, были столики поскромнее на 1-2 персоны, в углу у окна, – один из таких столиков и облюбовала Яна. Она решила сесть в углу за колонной и понаблюдать за людьми, присутствовавшими здесь.
Выглядели все очень по-разному. Были люди, одетые, как подобает и присуще людям очень богатым, были поскромнее, некоторые выглядели весьма обыкновенно и скромно, – например, за одним из ближайших к ней столиков сидел странный мужчина с напряженным взглядом, немного небритый, в светлом летнем льняном пиджаке, надетым на футболку. На первый взгляд, он выглядел очень неприветливо и даже словно что-то сдержанно-агрессивное было в его позе, словно он находился не в роскошном зале, а на охоте. Он выглядел одновременно и просто, и очень внушительно, от него вяло силой и мощью, и Яне на секунду захотелось отсесть подальше, так угрожающе он озирался по сторонам. Но вдруг он поймал ее взгляд и улыбнулся ей, так приветливо и тепло, что ей стало неудобно от тех мыслей, что пришли ей в голову секунду назад. Словно он мог их прочитать.
Яна поймала его взгляд, как могла приветливо и открыто улыбнулась ему, почему-то ужасно покраснела и отвела глаза. Теперь ей казалось, что она ест, а мужчина разглядывает ее и словно раздевает глазами. От этого было и приятно, и страшно, и нервно. Больше всего на свете хотелось отвернуться, пересесть, спрятаться, но Яна пересилила себя в этом желании, это было бы невежливо. Она старалась поскорее разделаться с едой, чтобы дать себе повод уйти, потому что странный взгляд поймал ее и не давал расслабиться, чувствовать себя привычной серой мышкой. Точнее, теперь ей показалось, что она добыча. Это чувство было новым, горячим, противоречивым, очень дискомфортным, но почему-то оно показалось ей очень ценным, она ухватилась за него как за канат, и ей не терпелось то ли избавиться от него, то ли схватиться покрепче.
Так Яна сидела за столиком, напряженная, отвернувшаяся. В какой-то момент она повернула голову и подняла глаза на мужчину, и разочарованно обнаружила, что он не смотрит на нее больше. Возможно, он и тогда не смотрел, пока она ела и смущалась – кто теперь знает? Это разочарование страшно удивило ее. Всего пять минут назад ей хотелось провалиться сквозь землю, а теперь она расстраивается, что источник дискомфорта переключился на что-то другое. Он больше не смотрел на нее, а сосредоточенно печатал что-то в своем смартфоне. Еще более разочарованно она подумала почему-то, что он пишет сообщение жене, и эта мысль, ничем не подтвержденная, показалась до боли неприятной, даже жестокой по отношению к ней самой. Словно этим взглядом свершилась уже та близость, что недопустима при наличии жены, и Яна почувствовала себя немного оскорблённой. В этот момент незнакомец поднял глаза на нее и снова улыбнулся. Яна почувствовала, как краснеют плечи, которые, слава богу, скрыты под блузкой, даже уши зарделись. Ужасно стыдно, но поделать с этим ничего нельзя. Яне оставалось только опустить глаза и снова приняться за еду, но, когда она их поднимала, такого контакта уже больше не было. Ей было странно и самой непонятно, хорошо это или не очень.
Наскоро выпив кофе, она напомнила себе, что после обеда ее ждет Герман, и вот он повод встать и скорее покинуть это место. Ей ужасно захотелось, чтобы незнакомец встал и подошёл к ней, заговорил, познакомился, она бы отнекивалась, он был догнал ее и выпросил, наверное, номер телефона, или встречу, хотя бы здесь, в следующий обед, – в ее мечтах, о которых она никогда никому не рассказывала, мужчина должен был повести себя именно так, ну или хотя бы подойти. Она мысленно намекнула ему об этом, но, конечно, ничего не случилось. Он смотрел на нее тем же напряженным немигающим взглядом, от которого было и жарко, и страшно, и необычно. Никто никогда так раньше не смотрел на Яну.
Яне было страшно, что он подойдет. Что сказать, что сделать? Оскорбленно отмахнуться и уйти, но еще страшнее было больше никогда не почувствовать этого горячего взгляда между лопаток и горящих от внутренних мурашек плеч.
Яна решила, что это очень глупо, неприлично и примитивно – сидеть и демонстративно ждать чего-то. Она медленно встала и пошла к выходу. Выходя, она не смогла сдержаться от того, чтобы не оглянуться. Мужчина смотрел на нее все так же, немигающим взглядом. «Хищник»– вспыхнула откуда-то взявшаяся словно не впервые уже мысль. Она вспыхнула, выровняла дыхание, потупила взгляд и ускорила шаг на выход. Все это придало ей сил и уверенности в себе. Быстрым шагом Яна направилась к кабинету Германа.
Дверь была приоткрыта, Яна стукнула в нее один раз и вошла. Герман, как всегда, сидел сосредоточенный экране своего ноутбука и даже не поднял глаз на нее сначала. Яна позволила себе сесть в кресло напротив и снова продолжила разглядывать его. Ей больше не казалось это невежливым, а после сегодняшнего случая за обедом в ней еще прибавилось уверенности в себе.
Герман снова сидел все так же сосредоточенно-неподвижно, усиленно вглядывался в экран, был все так же статично красив и отглажен. На столе стояла тарелка с недоеденным бутербродом и чай – видимо, работа так захватила его, что не было времени сделать нормальный перерыв.
– Простите, Яна, – вдруг так неожиданно сказал он, что Яна вздрогнула, но он при этом так радостно улыбнулся, словно ее приход – самое радостное событие, которое могло с ним произойти, – я заработался, не всегда могу оторвать себя от процесса. Пойдемте присядем, поговорим о наших с вами делах.
Он жестом предложил ей пересесть на диван, сам сел в кресло напротив и начал с вопросов.
– Ну расскажите, как вы, как сегодняшний день? Как учеба?
– Удивительно, но это все так интересно. Я даже не ожидала, что настолько.
– Что именно?
– Учиться!
– Да. К сожалению, наша школьная система не мотивирует к дальнейшему самообразованию абсолютно. В основном в школе и институте нас учат, что образование – это тяжкий труд, который нужен в первую очередь для того, чтобы пересказать учителю его слова. Или словчить и не пересказать. Причем словчить – оно как-то почетнее. Понимаете меня?
– Ну вроде как не сделать домашку и не получить за это два это высший пилотаж для студента?
– Типа того, да. Мы учимся там как не научиться. Мы учимся там как отчитаться. А знания не задерживаются в голове, либо не вызывают особенного интереса. Согласны со мной?
– Да, наверное. У меня красный диплом, но учиться не люблю.
– Зачем же учились?
– Ну а как не учиться? Все же учатся.
– Все – кто?
– Ну… Все люди.
– Ну не все. По крайней мере, не все с высшим образованием, и красный диплом тем более не у всех. А те, кто без него, весьма бывают успешны и счастливы.
– Наверное. Но я об этом как-тот не думала. Я вообще не думала, что этого можно не делать, или делать плохо. Надо – училась.
– На бухгалтера? – Герман вроде как съязвил, не сказав ничего обидного. – И каков результат?
– На экономиста. Результат – красный диплом. – хвастливо добавила Яна.
В комнату вдруг неожиданно вошла красивая Ева. В руках у нее был большой поднос с кофе и выпечкой.
– Спасибо, но я уже выпила кофе, – смутившись, пробормотала она снова.
Герман остановил ее жестом и кивнул Еве с благодарностью и одобрением, Ева вышла, словно растворилась.
– Его необязательно пить. Просто так комфортнее сидеть, не такая официальная обстановка. – Его тон не был начальственным, он был дружественным, и Яна почувствовала себя спокойнее.
– Итак, вы сказали, результат вашей учебы – красный диплом. Но разве это результат? Результат – это успешная качественная квалифицированная работа по специальности. Желательно с развитием в дальнейшем. Желание учиться дальше, глубже.
–Ну… Я работала по специальности…
– Настолько успешно, что, как только я пригласил вас поучаствовать в сомнительном эксперименте, чтобы поменять что-то в жизни, вы с радостью согласились? – Простите, я не хотел вас обидеть, даже не хотел расстраивать. Вы не любите такие разговоры, они ломают стереотипы. Но иногда они очень полезны.
Яне нечего было сказать, она просто кивнула. Конечно, ей было обидно от того, как быстро он обесценил то, во что она вложила столько сил и большую часть своей сознательной жизни.
– Скажите, насколько вам было интересно, какие выводы вы можете сделать из того, что посмотрели сегодня? Так как вы подключены к общей базе, я могу видеть объем и тематику пройденных тем.
– Я же не должна вам пересказывать то, о чем сегодня узнала?
– Ни в коем случае.
– Тогда что?
– Возможно, у вас появились вопросы? или вы уже смогли сделать какие-то выводы?
– Да. Вопросов много, но еще я их не сформулировала. А вывод пока один. Помимо определенного объема действительно интересной информации вы хотите донести до меня то, что все вокруг взаимосвязано. Так? Что не бывает литературы без истории, что не бывает случайных событий. Один человек чихнул, второй обиделся и умер. Так у Чехова, кажется, было.
– Да, почти. У него было все же не так. Кто чихнул, тот и умер. Но смерть наступила из-за случайного недоразумения, так что все значимо, везде, всегда.
– Еще я подумала, что история делает людей, а люди делают историю.
– Как это?
– Ну, все, что происходит, на всех вокруг воздействует и заставляет их реагировать. И получается то, что получается. Такой круговорот.
– Да. И от их эмоционального индивидуального состояния очень много что зависит. Согласны?
– Возможно. Да, наверное, так и должно быть. Люди же эмоциональны…
– Да. Они расстраиваются, любят, гневаются, и выдают какую-то реакцию, которая зависит от их внутреннего состояния и может повлиять на решение. Делать или не делать, давать или не давать, расставаться или оставаться.
Мы выявили, что каждый человек не индивидуум. Это точно. Люди делятся на группы, внутри каждой из которых существует некая энергетическая целостность. Внутри каждой группы происходит постоянный энергообмен, на уровне сил, мыслей, самый мощный инструмент энергообмена – это общение и телепатия. Бывает у вас такое что, пообщавшись с кем-то, вы словно бы как наполненный сосуд? Ваше самоощущение стабилизируется, устанавливается равновесие и баланс внутри? Или, наоборот, появляется чувство опустошения, усталости?
– Да, конечно. – Яна сразу вспомнила про Ироньку, как хорошо ей было каждый раз после встречи с ней.
– Вот так оно и должно быть. Мы обмениваемся энергией, стимулируем друг друга. Бывает, подпитывается кто-то один, бывает, оба одновременно. Можем эмоционально подавлять. Можем перенаправлять энергию в какое-то русло, это могут не все. Но этому можно научиться, хотя бы немного. У каждого человека и количество этой энергии свое, кто-то просто взрывается, у него ее через край, кому-то хватило только на чуть. Все это производит брожение энергии, мыслей, эмоций, внутри каждой группы, как вода в водоеме, постоянно перемещается из одной части водоема в другую. Это и есть сама жизнь. Если человек отделяется, отдаляется, устраняется от этого обмена, происходит застаивание. Не только у него, но частично и во всей группе тоже.
– А как эти группы определить? Кто в какой? По рождению? По статусу?
– Вот это мы пока не научились выяснять, к сожалению. Пока только поняли, что при рождении человек уже оказывается принадлежащим своей группе, но какой – непонятно… И непонятно, можно ли их систематизировать. Мы даже не знаем, сколько их, этих групп… Просто есть группы, и по всему миру есть люди, им принадлежащие. И каждый из них выполняет свою работу, являясь частью большого целого.
– Как органы составляют организм?
– Очень образное сравнение!
– И у каждой группы своя задача? То, что вы называли кармическими?
– Да, у каждой группы глобально она своя, и у каждого человека своя маленькая роль в этом. Мы сейчас исследуем, как определить, возможна ли тут хоть какая-то классификация. Исследуем, как определить задачу каждой группы, каждого человека. А еще – пытаемся выяснить, возможно ли как-то искусственно повлиять извне на ход событий прошлого и настоящего, вмешавшись в действия людей, принадлежавших этой группе, вмешавшись в их эмоциональный фон и изменив его. Это очень сложная задача со многими неизвестными и переменными, тут работает огромное количество людей, они изучают, экспериментируют, просчитывают. Но для начала учатся, все без исключения, даже самые знающие, потому что тут необходимо переплести несколько отраслей, найти между ними взаимосвязь и сконцентрироваться на определённом узле этих связей. На то, чтобы найти свой узел, у некоторых иногда уходят годы.
– Вы же говорили, этот проект на 5 месяцев?
– Да, это минимум, на который мы можем взять человека, чтобы он принес какую-то пользу проекту. Дальше вы принимаете решение, сотрудничать или нет. Эта работа требует максимальной сосредоточенности, заинтересованности и погружения, это непозволительно делать вполсилы.
– Вы сказали, вы пытаетесь влиять на прошлое. Это как?
– Пытаемся. Дело в том, что время относительно и нелинейно. Люди, находящиеся с нами в одной энергетической группе, принадлежат как прошлому, так настоящему и будущему. Мы не можем заглянуть в будущее, но люди в прошлом находятся в такой же энергетической зависимости от нас, как и мы от них, и мы можем влиять на их эмоциональное состояние и подсказывать путь. Есть некоторое количество людей, которые могут по этим энергетическим каналам миновать различные барьеры – временные, например, – и видеть сложные ситуации глазами другого человека. Или просто ситуации из его жизни.
– Как я вчера?
– Именно так. Правда, вчера это был тренажер. Для обучения программисты создали вариативный симулятор ментального воздействия, на котором вы можете потренироваться, а мы можем вас проконтролировать. Вы очень креативно подошли к задаче и справились с ней.
– В чем же была задача?
– Задач было несколько. Во-первых, в принципе сосредоточиться настолько, чтобы ваш ментальный сенсор нащупал того, кому вы можете помочь. Или просто согласиться с его выбором. Иногда это тоже помощь, не мешать. Вторая задача – быстро сориентироваться в проблеме и найти максимально удачное для человека решение. Для этого мы снабжаем вас набором знаний про разные эпохи, о психологии людей, об их религии, поведенческих особенностях нации. Когда человек на распутье, или испытывает сильный эмоциональный стресс, от открыт и уязвим для внешних воздействий. И ваша задача – проникнуть и понять, нужно ли ему протянуть руку помощи, направить, или оставить как есть.
– Но, если история уже свершилась, как мы можем на нее воздействовать и менять? – все никак не могла понять Яна.
– Мы не знаем, можно ли что-то глобально поменять. Но совершенно точно – меняются нюансы. Мы подправляем эмоциональное состояние людей, они меньше горюют, меньше страдают, это усиливает общее энергетическое состояние группы и помогает продвигать ее задачу более эффективно. Это важно. Не только поступками и последствиями все измеряется, а еще мыслями и чувствами. Отчасти мы с вами можем поменять общий эмоциональный фон земли к лучшему.
Ну и, конечно, мы силимся предпринять попытки что-то поменять действительно произошедшее в истории, как минимум, изучаем возможности это сделать.
– Как же?
– Мы берем конкретное историческое событие, пока не очень глобальное, и изучаем его во всех направлениях. Например, ищем людей, повлиявших на него. Ищем людей, приближенных к этим людям. Направляем туда силы таких, как вы – инсепторов. Если получается контактировать, пытаемся внедрить мысли, идеи… Иногда одна маленькая мыслишка может подтолкнуть человека к новым свершениям или, наоборот, остановить.
– Поэтому вы меня сюда и пригласили? Потому что думаете, что я могу влиять на людей?
– Да. Именно это нам нужно от вас.
– А почему вы мне выбрали для изучения 19 век?
– Мне кажется, у вас пойдет эта тема. Не можете же вы все эпохи изучать, это невозможно просто. Поэтому, расшифровав ваши тесты, мы сошлись на мнении, что вы будете работать именно с этим.
– А почему не спросили у меня? – немного обиделась Яна.
– А вы бы выбрали другое?
– Ну теперь это уже неважно, ведь выбор сделан?
– На самом деле, у каждого есть свой круг, своя эпоха, и определить для вас мы ее сможем только лишь экспериментальным путем. Так, чтобы точно. Но тесты обычно косвенно указывают на возможности человека, и они редко ошибаются.
– Я не знаю, давайте оставим как есть, – вдруг растерялась Яна. Она действительно совсем не знала истории, не разбиралась в литературе, и вдруг поняла, что ей совершенно нечего сказать на эту тему. И как предусмотрительно они решили за нее. Была в этом даже какая-то стройная деликатность.
– А вы еще будете подключать меня к этому тренажеру?
– Обязательно, конечно! На этой и следующей неделе несколько раз. Но сегодня уже точно нет, вы устали и, как мне кажется, находитесь в каком-то раздрае. Вам надо привести ваши мысли в порядок. Поэтому на сегодня хватит работать, идите домой. Но я еще раз напоминаю, что рассказывать о том, что мы с вами сегодня узнали, никому нельзя.
В этот момент Яна почувствовала, как на нее накатила волна усталости. Она действительно очень вымоталась за этот день, ей хотелось подумать обо всем, что она прочитала и услышала, обсудить это было не с кем, от этого было немного грустно и одиноко. Словно бы дали вкусное пирожное и запретили делиться им с друзьями. А иногда в этом и заключается все удовольствие. Вдруг Яна вспомнила про переглядывания с мужчиной в столовой.
– Расскажите мне о людях, которые работают здесь. Кто они?
Герман улыбнулся и отхлебнул кофе. Он как-то даже расслабился, – до этого был как натянутая струна, но теперь стало очевидно, что разговор из официального перешел в дружескую беседу
– А, это могут быть абсолютно разные люди. Многие из них – ученые, работающие вместе с нами над тем, что я рассказал вам. Некоторые – такие же люди, как и вы, которые проходят или прошли свою учебную программу, участвуют в исследовании.
– А мы будем общаться, взаимодействовать, работать вместе?
– Возможно, – уклончиво ответил Герман, – Пока обучение, в этом нет необходимости. Раз или два в неделю вы можете посещать семинары. На семинарах желающие встречаются, чтобы обсудить интересующую тему. Как раз завтра в первой половине дня будет один, немного вам рановато, но, если интересно, можете принять участие. Это скорее, как лекция на заданную тему, но в обсуждении участие принимают все. Обычно наш ведущий историк Андрей выбирает какую-то историческую личность и о ней все беседуют. В этот раз это Жорж Дантес, тот, что убил Пушкина. Интересно?
– Пока не знаю. – честно ответила Яна. Наверное, я ничего там не пойму.
– Ну почему же. Все поймете. Вас никто не заставляет участвовать, но послушать полезно. Хотя, конечно, основной смысл подобных мероприятий – обсуждение.
Яна уклончиво пожала плечами. Для нее странно было, что можно идти, можно не идти. И пойти хотелось, и комплекс студента не позволял согласиться, а потом не пойти.
– Можно еще последний вопрос? – сменила тему Яна.
– Конечно, все что угодно. – добродушно улыбнулся Герман.
– Скажите, что здесь с интерьером?
– А что с ним? – весело заулыбался Герман.
– Ну, он какой-то… – Яне было не подобрать слов для его описания, – ей вдруг показалось, что она считает интерьер странным просто потому, что ничего не понимает в интерьерах, и умолкла, стыдясь глупого вопроса, чуть не слетевшего с ее уст.
– Странный? Пышный? Безвкусный? Бестолковый? – понимающе улыбаясь, вопрошал Герман. – Дело в том, что это было сделано специально. Это целая история, на самом деле! Нам бы вполне подошло простое функциональное решение, типа белые стены, деревянные стулья. Но финансируют нас люди несколько другой формации. И вот представьте, жили мы – не тужили в этом прекрасном здании, – тут все было весьма скромно, но со вкусом. И приходит как-то некто Сергей Федюков, слышали о таком?
– Ого! Это же зам нашего премьера, да?
Ну да. Он один из тех, кто периодически ведет с нами на переговоры о новых исследованиях, которые предстоит выполнить, и сообщает, что через несколько месяцев нас посетит еще некто еще более важный.
– И кто же?
– Вадим Лобас. О таком слышали?
Яна неопределенно пожала плечами. Даже если и слышала, то не более того.
– Это генерал ФСБ. Очень влиятельный. Он там большой вес имеет, и что не так, прикроет всех тут на раз-два. Нас предупредили о том, что его надо принять по высшему разряду. Но сказали, что в таком помещении это делать нельзя ни за что. Мы спрашиваем – нам что, ради одного посещения Лобаса капитальный ремонт делать? – и что вы думаете? – да, говорят, если ему тут не понравится, то беда. Просто ничего не будет, и все. Видимо, у них там свои какие-то счеты, но нам под это дело даже денег выделили и трех архитекторов, которые должны были за две недели придумать всего попышнее, а потом весь ремонт через месяц должен был быть готов. Лобас этот пришел, был в полном восторге от позолоты в коридоре и коньяка, который ему тут наливали, сказал, что мы молодцы и нужны стране.
– Но вы же не все переделали?
– Нет конечно, зачем? Сделали холл, конференц-зал и ресторан. Пару кабинетов оформили. На оставшиеся деньги просто докупили необходимой техники в кабинеты. Больше он не заходил никуда, ему вообще это все непонятно и неинтересно. Пил коньяк, рассказывал про врагов родины и как с ними надо бороться. Потопал тут, поразглагольствовал, что мы молодцы и он рад. Все! Делов на два часа. Удивительные вещи происходят, вот. Правда, через год он каким-то образом стал курировать наши проекты, то есть мы ему подчиняемся уже напрямую. Но он к нам больше уже, кажется, и не заходил.
Яне было интересно, но она неожиданно подавила зевок. От зевка потекли слезы из глаз. Яне было страшно неловко, она начала извиняться и неловкость усилилась. Герман понимающе засмеялся.
– Давайте, идите-ка домой. Вижу, что вы ужасно устали. Завтра поговорим еще, если захотите.
Глава 12 После бала
Дома снова не было Сашки. Яна села на диван, поджала ноги и стала медленно доедать вчерашний салат из холодильника, прямо из салатницы. Сегодняшний день ее потряс. Она узнала столько всего и о себе, и об окружающих, и вообще об устройстве мира, что ее мозг просто взрывался. Было немыслимо вот так вот взять и лечь спать, потому что заснуть, несмотря на навалившуюся усталость, было бы просто невозможно. Доев салат, Яна залезла в холодильник и обнаружила там полбутылки вина, не допитого тогда, с Иронькой. Это было очень кстати. Яна не любила алкоголь, можно сказать, вообще никогда его не пила, но в этот момент ей захотелось дать взбесившимся в голове мыслям самим найти способ успокоиться. Раз уж они все теперь здесь, эти знания и мысли, им нужно самим научиться уживаться друг с другом, а вино в небольших дозах способствует этому процессу как нельзя лучше. Яна вынула пробку, плеснула себе в бокал, отпила глоточек. Как и тогда, оно показалось ей горько-кислым, с резким запахом – и зачем только его пьют? Она вспомнила, что Иронька говорила про это вино. Что оно какое-то недорогое, но хорошее, с определенного виноградника, его надо не пить, а смаковать. Всеми вкусовыми рецепторами, распределяя на языке и анализируя свои ощущения. Что ж, самое время переключиться с анализа мыслей на анализ ощущений.
Яна набрала в рот самую малость и постаралась не глотать, а размазать его по языку, медленно вдыхая и выдыхая через нос. Сейчас ей удалось сосредоточиться не на вкусе, а на гамме, из которой этот вкус состоял. Вдруг из общей горьковатой кислоты стали вырисовываться шоколадные нотки, а в носу вдруг обнаружился легкий запах вишни, немного чернослива и будто черники. На кончике языка было как будто кисло, а дальше – горько, но по-шоколадному, по кофейному. Кислота же добавляла этой горечи пикантность и делала ее приятной. Вина во рту было так мало, что даже вроде и проглотить оказалось нечего, все вино распределилось во рту и впиталось в язык, и ее язык, наверное, теперь тоже пах и шоколадом, и черносливом.
Тогда Яна заинтересованно поболтала бокал и сунула туда нос. Странно, теперь вино, чуть согревшись, пахло не просто чем-то алкогольным, а там обнаружилась целая гамма ягодных запахов. «Наверное, я зря поставила его в холодильник», – вдруг подумалось Яне. Теплым оно значительно интереснее!
Яна отпила еще и снова покатала винный вкус на языке. Ей подумалось, что, если сейчас ощущения будут другими, значит, она все придумала, наслушавшись странных советов и описаний друзей. Но нет, – все тот же шоколадно-ягодный вкус, он теперь был не противно-горько-кислым, а таким удивительно сложным, интересным, желанным… В запахе в бокале появилась еще какая-то новая нотка, и Яна с удивлением подумала, что это запах кожи, что ли? Такой сам по себе непищевой, но тоже очень пикантный, как перчик, разбавлявший возможную банальность букета. Да, теперь ей стало понятно, что значит слово букет, которым описывают вино. Именно там, – это гамма вкусов, и как же удивительно, что раньше она ее не замечала. Но – когда замечать? На студенческой вечеринке, из пластикового стаканчика? Яна даже захихикала, представляя, как она отпивает на дискотеке какую-то бурду, и пытается найти букет вкуса. Пожалуй, тогда это было бы глупо. А теперь совсем нет. Почему-то это «совсем нет» наступило именно сегодня.