Дед Мороз умер, рассчитывай на себя

Владимир церемонился с банкой, как будто она последняя, чему противоречил растянутый пакет.

– Пиво вкусное. Французское вино люблю. От одного бокалах красного сухого раскрываешь тайны вселенной. Вот недавно после употребления мне явно пришло на ум теория, согласно которой наше правительство так сильно заботится о защите экологии, что поднимает цены на товары, дабы их покупали меньше, расходуя ресурсы планеты.

– Защиту экологии взяли на себя специализированные организации – Всемирный фонд дикой природы, Гринписс и другие.

– Нет. Это ширпотреб. Сугубо криминальные организации. Государство ограничивая потребление ограничивает излишнее производство. Вот это работает!

– По мне, те, кто действительно помогают, так это электронные базары аля Юла, Авито и тому подобные по части продажи подержанных товаров, уменьшая спрос на новые товары. А кто в государстве в состоянии точно установиться насколько надо поднять цену, чтобы меньше производилось при том, что извне пускают в РФ поток низкокачественных товаров?

– А кто способен определить качество товара до его приобретения? Только отзыв покупателя. – Квамедет допил банку. – Так мы долго будем спорить, а мне выходить на следующей станции. Приглашаю вас со мной на подиум из того, что в городских офисах зовут зашкварство – оказаться в той обители, что не принимает во внимание городскую суету, понимая, что выживаемость там проста.

Игорь обдумывал неожиданное приглашение, понимая, что встреча с этим мужичком – подарок.

Оценил ситуацию. Пакет с содержимым на правах гостя приобрел Игорь. Перед тем как Мухоморенко, осушив две банки пива, побрел с концертом по вагонам (гитара была при нем) Игорь отчетливо понял, что баня не взойдет. До раздачи пиво якобы случайному прохожему, отчетливо понимал, что едет в никуда и покуда не надоест дорога. Мухоморенко же как будто исчез. Он не погружался в детали психологического состояния коллеги, но одержимость поорать под гитару на людях прорывалась из недр подсознания, создавая атмосферу некомфортную для Игоря.

Сам Игорь не слишком отличался от Мухоморенко. Он раздумывал над предложением ронина текущего времени.

Чего его отличало от тех, кто рядом при оценке неожиданно возникшей ситуации? Он удачливее других догадывался об исходе дела. Он анализировал и как мозг дорисовывает нам 20 процентов того, что видим, дорисовывал вероятные исходы, затем выбирал из них те, что, по его мнению, реально произойдут. Это нельзя назвать предвидением, лишь тонкая мыслительная работа ни без надежды, нащупать верный путь. Зачесались ладони, нимб намекал, что происходящее его рук дело. Готовый соглашаться он кивнул, хотя его не спрашивали.

– Как звать?

– Игорь.

– Игорь, решайся.

Оба встали одновременно. Квамедет побрел вдоль скамеек, уводя Игоря в крестовый поход. Переходя из вагона в вагон, они среди немногочисленных пассажиров, тянулись к хвосту. Игорь на автомате считал вагоны и спустя одиннадцатый оставил это занятие, а как перешли в вагон без освещения. Засомневался, что по-прежнему в электричке. Захотелось уточнить, что имел в виду Владимир, когда сказал «на следующей станции», потому что электричка не разу ни останавливалась. Будучи сильно поддатым, Игорь мог пропустить остановку, но видя топор словно меч за спиной Квамедета решил не сомневаться в правильности выбора.

Темный вагон сменил таким же и после таким же. Его отличие от предыдущего состояло в том, что стекла в окнах при столкновении с брошенными хулиганами камнями трескались, а трескаясь рассыпались, влетая в салон словно снежинки и при попадании на кожу обжигали.

От однотипности происходящего Игорь, пока плелся за проводником, на несколько вагонов перевел внимание на поиск понимания, что же происходит с электричкой. То ли она исполняет роль движущего объекта, по которому он перемещается ведомый Квамедетом. То ли электричка не двигается, словно давно прорытый Тоннель Гуолян,35 в который неочевидным образом попал Игорь и движется по маршруту известному Квамедету.

И тут же уткнулся в плюющего слюной при выбрасывании рекламных слоганов Мухоморенко. Пишущие ручки стаями разлетались среди мужского населения, как будто школьники давились у кассы в магазине перед первым сентября под давлением того, что дома, на письменных столах с нетерпением ждали тетради, чтобы, замарав чернилами, утолили их жажду.

Игорь, отойдя в конец вагона, притормозил, чтобы рассмотреть Павла в роли коммивояжера. Коллега с энергетикой еще пьющего вокалиста группы «Металлика»36 выдавал на публику дурацкий куплет приобретающий лекало мантры. Покупающие ловили кайф. Необъяснимая популярность коллеги необъяснимо осталась позади, когда Игорь нагнал Владимира.

В молчании протопали два вагона без стекол. Ветер гулял, разгоняя зловония, оставленные бомжами и не дотерпевшими до туалета преимущественно смертельно пьяными пассажирами. Далее встречали сильнее изувеченные вагон. С окнами забитыми досками или закрепленными картонками на скотч, приглушающими свист ветра и посторонних шумов. В них не водились пассажиры.

Ход электрички продолжался. Интуитивно Игорь полагал, что поездка затягивается, так как прошло полчаса, а с начала поездки не проходило и десяти минут без остановки.

В какой-то момент, толкнув Владимира в спину, когда тот резко остановился (как оказалось перешагивал смертельно уставшего от пьянства, заросшего плесенью мужичка, штанину которого приняв за ствол дерева объедали короеды), Игорь потерял видимость. Освещение здесь не было. Глаза какое время привыкали к темноте выхватывая моменты обстановки, когда неплотно заколоченные окна давали такую возможность. Стены вагона стали картонными и ссужали вагон.

Уровень потолка синхронно со стенами понижался. Владимир не сдавался, пригибаясь и продолжая движение. Игорь, как его отражение, не отставал, дублируя движения ведущего.

Было сомнение в правильности выбора. Игорь из-за того, что обстановка нагнетала, решил остановится и вернутся к Мухоморенко. Застыдил за сомнение, так как необычность следования за Владимиром интриговала.

Сразу пришлось лечь и ползти. Вагон сменился на тоннель, а выход из него еле виден из-за закрывающей обзор головы Квамедета и появившегося приглушенного света.

Пакет с пивом утяжелял ход. От мысли, что скоро будет выход и вернутся туда, где встретил Владимира скорее всего не получиться. Да и возвращаться займет дольше, чем следовать вперед, становилось легче ползти. Смирился с тем фактом что, одежда приобрела потертости и загрязнилась. Освещенность тоннеля улучшалась.

Тем не менее, из-за скромного обзора, Игорь обратил внимание на рисунок протектора сапог Владимира, что напоминала шину Michelin. На чистом левом читалось отштампованное число 78, принять его за размер обуви сложно. На забитом сухой землей правом читалась число 56, подтверждая вывод, что указан не размер.

Игорь вспомнил, где мог их видеть их тандем. Когда нимб исполнял загаданную бомжепортацию. Совпадение?

За пару метров, когда искусственный свет намекал на окончания безумной поездки на электричке, переросшей в исследование жизни глистов, стены зацарапались. Игорь нацеленный на результат поскорее покинуть «последний вагон» не обратил внимание на то, как картонные стены сменились сухими ветками и травой. А одежду было поздно жалеть.

Квамедет вывалился из кишечника электрички. Игорь повторил его финт.

Они лежали на соломе во дворе, на первый взгляд, украинской деревеньки с запахом жаренного лука, мяса и картофеля. Падение не было болезненным, от того Игорь основательно осмотрелся. Стояла ночь. Освещение давали три фонарных столба: деревянный широкий сруб с четырьмя окнами, двумя дверьми врезанных по левой и правой сторонам, чуть дальше стоял сортир и в двух метрах от места падения грубо сколоченный стол. За ним ужинали четверо мужчин. Дыра, связывающая электричку и деревеньку, оказалась полостью в стоге рослого сена высотой в три метра.

– Кого же нам привел егерь? – по-барски, неспешна и басовито выяснял сидящий за столом.

Игорь отряхнулся и повторно досконально осмотрелся. Ассоциация про деревеньку улетучилась. Обстановка намекала на скромное охотничье угодье. Как обычно, реагировал на показушную вальяжность ответил за Квамедета:

– Приводят коров, я сам пожаловал и не к тебе, Мордатый.

Мордатый засмеялся от того, что пришлый ловко угадал кличку. Так звонко и задорно, что Игорь подхватил. Испускаемые вибрации осветили пространство – ночь сменилась ранним утром словно ее перелистнули. Игорь прошел к столу и познакомился с каждым (имя называл только сам Игорь, остальные довольствовались кличками): Мордатый, Нос, Хитрожелтый и Мюнхгаузен. Никто не интересовался с какой целью их посетил Игорь. Гость же не спрашивал, чем четверо здоровых мужиков занимаются под руководством егеря. Но то что, одетые в хаки люди – не охотники, стало понятно спустя пару часов болтовни. А теперь же ему предложили место за столом, поставили перед ним глубокую глиняную тарелку и пододвинули погнутую алюминиевую ложку.

Жаренный лук на сковородке и зажаренные разложенные по массивным кастрюлям мясо и картофель не предлагали, потому что когда постоянно предлагаешь, то по тебе видно, что угощаешь. А малодушничать не хотелось. Игорь достал из пакета мятые банки, их хватило на всех, а Владимиру досталось даже две.

Не будучи голоден, гость подцепил ложкой с десяток обжаренных колец лука. Ему не церемонясь плеснули в граненный стакан из бутылки исландской водки Reyka, производитель которой, насколько помнил Игорь, для фильтрации использует застывшую лаву, придающей букету оттенки дыма. Поэтому за 46 евро по 0,7 литр.

Он обратил внимание на несколько прижимавшимся к дому картонных коробок. Больше двенадцати, варварски вскрытых с надписями производителей водки: Финляндия, Грей Кардинал, Белуга, Грей Гусь, Вокс. Явно собрался ни средний класс, а судя по изобилию ящиков проживали в лесной глуши больше месяца. Шикнули как шампанским баночным пивом. Егерь открыл обе банки, приподнявшись с двух рук чокнулись с гостем.

Мягкость напитка освежила. Под действием накатившего голода Игорь подхватил кусок мяса и закусил.

Общение долго откладывали как принимающая сторона, так и пережевывающий поздний ужин гость. Игорь, проглотив закуску, начинал улавливать из чего состоит тишина – из напряженности.

Наконец Мордатый полтора метра ростом не выдержал и экспортировал:

– Игорь, продолжу разговор с друзьями по несчастью, прошу присоединяться. Так вот, когда нашел Александра Громова. Любезнейше задержал сотрудниками «Альфа- группы». Применил пытки. Выяснилось, что Сашенька ни разу ни тот, за кого себя выдает. Зовут его древним русским именем Осьмиглаз37 и с грузинской фамилией Берия. Этот малый помимо того, что активно под брендом Александр Громов занимается рассылкой сомнительных писем с ссылками на чек или детали операции получения средств, переход по которым устанавливает троянского коня и вымогает у владельца устройства денежные средства, после легкого похлёстывания дубинкой признался в том, что, пожевывая что-то типа красной глины проваливается в сон и во сне общается с высшим существом. Признав над собой его контроль, получает от него распоряжения отправлять по электронной почте письма по указанным адресам. Это не удивительно, он же жевал лауданум, красно-коричневый, невероятно горький порошок высушенного опия.

Игорь проассоциировал с тем порошком, что прикупил Олег. Тот порошок, что он сам употребил. В случае с Осьмиглаз Берия склонялся к той версии, что речь шла о том же порошке. О лаудануме. Вот откуда незабываемые видения! От действия интенсивного наркотика.

Тишину стерли. Конкурс на болтливость объявлен. Мордатый передохнул секунду и спросил:

– Игорь, раз используем клички, то тебя уместнее не звать по имени. До твоего прибытия решили звать Плакса. Не против?

Игорь, вспомнив по какой причине последний раз ронял слезы, расстроился.

– Понимаю, упертый. Здесь таких – все. Попробую объяснить, что нас объединяет. Начну издалека.

«…Глубоко в горах поселение с неизвестным географическим названием веками пася скот овец, коров и выращивая овощи выживало за счет четкого распределения обязанностей в общине. Отсутствие лоботрясов позволяло расширять владения, пастбища и увеличивать численность, осваивать горы. Любой заболевший более чем на пару недель в год или покалечившийся, или состарившись, в общем любой, кто становился нетрудоспособен автоматически изгонялся из поселения. Его не могли кормить из запасов, которые учитывая еще не родившихся были распределены между каждым человеком согласно его полу и возрасту…»

– Звучит как-то кривовастенько. – вставил Игорь.

– Это сказание.

– Ну, норм. Извините, что перебил.

«…Тот, кто изгонялся, оставлял свой накопленный скарб общине как входной в нее билет, который должен был быть куплен им будучи еще ребенком, но по понятным причинам, получившим отсрочку. Поселение от внешнего мира разделяли высокие горы. Разве на западе их ждала пропасть длиною в вечность – обрыв сменяла скрывающее подробности чернота, уходящая за горизонт. В этом могущество пропасти. Она на подобие океана, которого местные жители никогда не видели, с любой доступной точки обзора показывала только себя, полную черноту, нагоняя страх неразличимыми непроглядными волнами.

Те изгнанные, что отличались покорностью, по сложившемуся обычаю направлялись к пропасти и проваливаясь в нее, исчезали.

Тех, кто был слаб по старости или по болезни и оставался в поселении приносили к черной дыре и сбрасывали. Тех, кто не смирился, покинул поселения, а позже найденных у скал, обессиленных приносили сюда, не раздумывая сбрасывали в неё.

Жителей нервно трясло от понимания того, что наступить день, когда их приведет судьба к черной бездонной дыре в земляной тверди, к бесконечному полету, из которого еще никто не возвращался. Люди исчезая в ней, оставляя недоумение и страх по поводу происходящего родным и близким, не оставляли надежду выбраться из места, где четко очерчено твое.

Дыра бесила молодое поколение до той крайности, что особо ловкие наведывались, чтобы справить в нее нужду. Рискуя свалиться в нее, они все же делали это, надеясь завалить ее испражнения. Других остатков жизнедеятельности в покрытой суровым социумом в поселении не водилось. Никто ни свалился, так как не боявшихся не числилось и соблюдали меры безопасности.

Так получилось, что поселение располагалось на стыке физического мира с нефизическим. Люди не знали, что отмеряемая с обрыва граница, за которым не было опоры для ног, являлось входом, где понимание правил физического исчезали. А на дне бездны росла фолликуле, на раскидистых ветках которой подрастали нимбы. Доступ до фолликула имели избранные.

Мой знакомый, Тайбо, когда уставал от повседневности в нефизическом мире пробивался сюда на пару недель, уходил в запой и необдуманно делился со мной всякой всячиной. О немыслимо неподъемной жизни в поселении часто начинал свое общение и каждый раз использовал иные слова, от чего история казалось сочней. Зная ее, я каждый раз старался подловить его на вранье, но не мог. Тайбо не врал, разве краше описывал…»

Нос за пару предложений произнесенным Мордатым налил водки Игорю. Гость воспринял это как допинг, чтобы угнаться за происходящим. Глотнул ни с кем ни чокаясь и решил не перебивать, понимая, что его подводили к важной теме, погрузится в которую было бы ему чрезвычайно полезно. Закусывать не стал. Становилось понятно, что его окружали те мужчины, с кем его связывала нечто большее чем бывших школьников спустя двадцать лет на вечере одноклассников.

– Тайбо появляясь на моем горизонте, в день знакомства заливал про то, что он капитан дальнего плаванья – продолжал Мордатый, – и тут же делился занимательными историями про людскую недальновидность. Пообщавшись с ним вечер в баре, на следующий день я переваривал услышанное. Так продолжалось две недели: вечером под алкогольные напитки – занимательная история, днем – поиск в ней сути. Чем ближе истекали две недели, тем истории становились менее правдоподобнее. Истекал отпуск, и капитан не прощаясь пропадал с радара. Я забывал про него. Он, возвращаясь из моря в очередной отпуск, находил меня, где бы я не находился. И я, как будто увидев сахарного человека, плелся за ним, а спустя десять минут, вспоминая уникальные байки, сломя голову бежал за ним, боясь упустить его из вида. Он разогревался, спрашивая, как дела, как здоровье, как родители. Предварительные ласки заканчивались, как только вторая рюмашечка выпивалась.

Игорь, меняя руку (не менять руку попахивает дедовщиной) наполнил рюмашку и поднял ее, давая понять, что отрезвевшим не собирает дальше выслушивать тот сказ, что не заказывал, несмотря на его предстоящую пользу для него. Выпивал. Остальные налегали на пиво, создавая впечатление, что устали от крепких напитков, позволяющих хоть как-то снять пока необъяснимое для Игоря напряжение.

Мордатый жадно глотнул и продолжил:

– На второй год я понял, что мой друг на две неделе не заливает по пьяни, а рассказывая пытается избавится от сложных для него попахивающих безумием историй. Ранее они явно впечатляли, но имели неправдоподобный оттенок. Главное для меня – они веселили, оставляя то необычное послевкусие, что на фоне ежедневности не могло не притягивать.

«…Прошло три года и капитан судна без названия со странным именем Тайбо стал появляться чаще. Его не связанные с работой истории из занимательных перестали радовать новизной. Они навязчиво прогуливались по моему разуму отвлекали от приносящей мне доход работы. К концу четвертого года меня одолевали непонятные доселе игры разума. К врачу, я естественно, как и все здесь присутствующие не пошел, потому что, если ты идешь к мозгоправу – ты сраный неудачник, поломавший выданный твоими родителями отличного качества мозг. Это не игрушечную машинку сломать, это не порезаться так, чтобы, заживши шрам остался. Это блядь мозг! Это же каким надо быть дебилом, чтобы его сломать!!!

Но после того, как управляя автомобилем застрял в уличном заторе и наблюдал как во впереди стоящем седане открылась водительская дверь, и седоватый мужчина смачно сплюнул на асфальт, я запаниковал. Потому что, когда он сплевывал, падая слюна отчетливо виделась мне тонкой паутинкой соединяющая губы мужика с комком слизи. Слизь же набухла, превращаясь в маленькую проекцию планеты Земля, пока не выросла до размера глобуса, что в школе на уроках географии маячит на учительском столе. Словно комок слюны высасывал из мужчины то, что помогало ей расти в размерах. Паутинка лопнула и глобус отлетел.

Я бросил заведенный автомобиль. Я сломя голову бежал по Дмитровскому шоссе пока не оказался на платформе. В бессознательное состояние преодолев путь до вокзала, пригородных электричек, покупку билета и турникета. Не отдавал отчета в происходящем и незаметно для окружающих приблизился к похожему на тот обрыв, что горное поселение использовала как выход. В моем случае выход просматривался: шпалы, рельсы и мусор. Путаясь в эмоциональном фоне, затуманенный, я решил по непонятной логике завидев приближающий поезд прыгать. Отбросив билет из тонкой бумаги как более непотребный доступ к аттракциону смерти, не приняв во внимание предостерегающего гудка, издающего десятивагонного металлического червяка, я приготовился к прыжку, надеясь упасть театрально, размазавшись о радиатор надвигающего локомотива. Меня съедал саспенс38.

В сгущающемся пространстве выхватил надпись на предупреждающем и запрещающем знаке: «Прыгать с платформы запрещено!».

Я остановился в стремлении погибнуть по глупости. Понимая, что на мое душевное состояние повлияли истории от Тайбо; не понимая, как оказался под их давлением. Лишь знак, обходящийся РЖД в тысячу рублей, спас мою мелкую душонку от смерти. Вернулся к брошенному автомобилю, выгнав собирающих проживать в нем цыган, и поехал домой…»

Игорь понимал, что совпадения в истории Мордатого исключены. Тем не менее просил привести больше доказательств, отмалчиваясь. Мордатый шел до конца.

«…Тайбо настойчиво искал меня. Найдя в баре лишь взглянув позвал выйти на свежий ветер поговорить по душам. Я согласился и к моему удивлению познакомил меня с нимбом. С тем устройством, что поможет мне победить психическое расстройство… и продолжил наведываться по три раза в год наполнять мою голову помоями. Всем здесь присутствующим понятно, как пользоваться нимбом, поэтому пропущу эту деталь.

Озлобленный на банкротившее русский народ государство заказал депозит в банке с выплатой в полмиллиона рублей в месяц процентами. Разыгрывал аппетит. Затем из города Томска перебрался в Ниццу. Прям, блядь, мигрировал. После очередного желания мне по электронной почте пытался Громов чего там донести, что это невозможно. Хер с желанием. Заказал нимбу похожее. Исполнил. Громову, по моему велению, вдолбили остросюжетные бравые гусары из «Альфа групп», чтобы он научился доносить мистическим переговорщикам просьбы, обладающим нимбами членов клуба, чтобы приблизиться к разгадке происходящего. По-моему, уникальная возможности подержать за яйца создателя. До сих пор Громов не научился наладить контакт так, чтобы не только подчиняться, но и получать в качестве оплаты пласт информации. Каждый раз, когда паяльник приближается к его лицу клятвенно заверяет, что пытается. Безрезультатно. От угроз к действию не перейду. Жаль терять хоть какую-то связь…»

Сидящие за столом, кроме Игоря, засмеялись.

– Из поэтичного и романтического, чем ты и Олег беспросветно занимались, позволил охоту на ведьму. – продолжа пыжиться Мордатый.

«…Пришлось, сука, вернуться в разграбляемую кучкой уродов Россию, чтобы найти заброшенную бюджетом деревеньку. Объезжая небольшие крестьянские селения, за бутылкой-второй местного самогона и, закусывая салом, рискуя посадить печень и поджелудочную железу, я угощал местных жителей, расспрашивая, где найти эдакое чудо.

Частенько мужички врали, чтобы успеть набить живот.

Оставив позади с пяток деревень, я пришел туда куда следовало. Уже по прибытию ладони чесались, подтверждая точность выбора.

Подъезжая к очередной голодной деревеньке на внедорожнике встретил груженную мешками с пшеном телегу. На поваленном старостью дереве сидел мужичок и пил водку из чекушки, поминая прилегшую в последний раз на бок лошадку. Остановился и озвучил желание довести телегу заменив лошадь машиной. Мужичок допил горькую, познакомились (местного звали Тимофей), распряг лошадь. Вместе изловчившись зацепили телегу тросом на машину и медленно поехали ко двору. Тимофея с непривычки (после признался, что пил исключительно с горя) накрыло от выпитого и поделился.

Примечания