За одним столом
Как-то раз в процессе реставрации моей душевно-телесной жизни доктор А.А. рассказал мне про мантры: есть, дескать, такие волшебные слова, которые лечат и вообще меняют жизнь к лучшему, если их регулярно произносить. Но для этого надо, мол, найти свою – сугубо свою личную – мантру. Только тогда поможет.
– А где ж ее взять? – Спрашиваю.
– А вот, – говорит, – есть в Ленинской библиотеке закрытое хранилище, в котором лежит книга мантр. Надо туда как-то попасть, ту книгу как-то добыть, и в ней среди прочих как-то отыскать свою мантру.
– А как отыскать свою среди прочих?
– Надо, – говорит, – листать эту книгу и чувствовать каждое ее слово, вот тогда можно нащупать свое. А иначе никак не найти.
Короче: «пойди-туда-не-знаю-куда, принеси-то-не-знаю-что».
Да, мантра мне позарез нужна – надо же свою жизнь как-то выправлять. Мысленно бродила несколько дней вокруг этой идеи с закрытой библиотекой, тайной книгой и неуловимой мантрой… Но это какие ж препятствия надо преодолеть, чтоб хотя бы до книги той добраться! А где гарантия, что я найду там свое слово, лично мне адресованное и подходящее? Нет такой гарантии.
Мне было лень проделывать все эти сложные телодвижения, и поэтому я придумала, как найти свою мантру, не выходя из дома. У меня же есть маятник! Вот я и решила: раз маятник знает мои «да» и «нет» до такой тонкости, то пусть он мне поможет и с этой мантрой. Он же может определить какая буква в ней первая, какая вторая, какая и т.д. Правильно?
И вот как-то вечером написала на листочке алфавит, разделила его на гласные и согласные, а потом сидела до ночи и составляла свою мантру. В ней, по счастью, оказалось всего пять букв. Правда звучала она как-то уж очень странно: хгдАа. Даже и не выговоришь. Но я стала ее повторять и прислушиваться: что во мне от нее меняется? И да, что-то менялось! При всей глупости, невероятности и странности – что-то она такое делала в моем теле…
Пришла в очередной раз на прием к доктору А.А. и рассказала про свои подвиги. Он так и подпрыгнул! При всей своей учености, человек он был непосредственный.
– Как, – говорит, – вы до этого додумались?!
Я страшно загордилась, совсем осмелела и пропела ему свое гнусавое хгдаа.
– А вы знаете, – говорит, – невероятно, но это, действительно, ваша мантра!
Ну, тут я совсем ошалела и поперхнулась от гордости.
Этот удивительный доктор, удивил меня окончательно, подтвердив, что эта невероятная мантра имеет-таки ко мне отношение. Оказывается, на том этапе моей жизни она хорошо помогала мне избавиться от… одной болячки. И он видел своим проникающим зрением, как это работает.
Специально так уклончиво пишу, чтобы ни у кого не возникло соблазна применить это хгдаа к себе. Это все очень личные, индивидуальные настройки, они только для меня годятся.
Конечно, эта хгдаа, вовсе, наверное, и не мантра, а просто такое лечебное звукосочетание, которое (по принципу звукотерапии, или, что то же, тонотерапии) вызывало резонанс в определенной части тела. А резонанс, в свою очередь, усиливал кровоток, то есть циркуляцию крови. А усиление циркуляции приносило выздоровление… На самом деле все немного – а, может, и намного – сложнее, но пока успокоимся на этом.
К этому времени доктор А.А. лечил уже всю нашу семью. С мамой и тетей он общался по телефону, а моего мужа наблюдал по фотографии.
В 95-м году, когда мама попала в Боткинскую с инсультом, и я с ней там сидела, он несколько недель каждый вечер консультировал меня по телефону. Говорил: завтра купите в аптеке то-то и то-то, давайте так-то. Я точно знала, что могу позвонить ему в любое время дня и ночи – он сам так сказал10. Это был настоящий доктор.
Молитва
После первой «мантры» хгдаа я находила еще много разных полезных-лечебных звукосочетаний, да и сейчас занимаюсь этим, когда припрет. Но теперь речь пойдет не об этом, а о вещах гораздо более таинственных и непостижимых.
Однажды, во время очередного приступа депрессии, от которой вышеозначенное хгдаа не помогало, во мне промелькнуло что-то про молитву. Наверное, я слышала это в каком-то разговоре: у каждого человека есть, мол, своя молитва, и когда он ею молится, то ему легчает. Похоже на мантру, только для других, более душевных, целей.
Молилась ли я до того случая, точно не скажу. Может, когда и взывала, то есть взвывала: «Господи, помоги!» Но это именно на уровне волчьего воя, без всяких мыслей о молитве. А тут вдруг подумала конкретно о молитве.
Но, опять же, как найти свою молитву? В голове мелькнула шальная мысль: а может, и молитву свою с помощью маятника записать можно?
Здесь мы подходим к началу того языка, которым с тех пор занимаюсь много лет, записывая разные интересные тексты. О них расскажу в отдельной книге.
Следующую неделю я ходила, как в бреду. Я записывала свою молитву! Только все пошло не так, как я ожидала. Внезапно мне в башку стали падать какие-то непонятные слова. В отличие от предыдущих звуковых комбинаций – коротких и неуклюжих одиночных «мантр» – эти слова совершенно очевидно составляли ТЕКСТ!!! И если мои «мантры» мне никогда не приходило в голову переводить, то после записи двух первых строчек этого текста мысль о переводе преследовала неотступно. Интересно, что я с самого начала знала, что строк в моей молитве будет одиннадцать, а слов – ровно сорок.
Ну, ладно, текст молитвы я записала. Но перевод?! Как можно перевести с незнакомого языка без словаря? Это же нереально, да?
Сначала я решила, что нужно понять хотя бы общую тему молитвы. А это – без вопросов! – была именно она. Решила, что лягу спать, задав себе эту задачку на ночь, а утром обязательно буду знать ответ. Такое стихийное самопрограммирование пришло мне на ум. Сказано – сделано!
Утром просыпаюсь: где ответ? Нету во мне никакого ответу. Но жить-то как-то надо. Наверное, это было воскресенье, потому что я занималась уборкой. Мету себе пол, собираю пыль и замечаю, что мои глаза постоянно натыкаются на синий корешок в книжном шкафу. Просто спотыкаюсь я внутри себя об эту синюю палку. Надо посмотреть. Достала. Оказался это еврейский молитвенник, Сидур, который мне незадолго до того в Германии подарила одна моя подруга.
Молитвенник?! Это же в кассу! Еврейский? Тоже в кассу, поскольку мои предки, кажется, были раввинами. Наверное, сейчас сработают мои гены, и я сразу открою нужную страницу, на которой найду перевод моего волшебного текста…
Ну да! Как бы не так! Ничего я не открыла. Точнее сказать, сколько ни открывала, ничего похожего не нашла.
Да и не могла найти. Во-первых, в моем тексте, помимо слов с явно ивритскими корнями, были и слова с корнями санскритскими. А были и со славянскими, и еще Бог знает с какими. (Я не лингвист, это просто звуковые ассоциации.) Во-вторых, у меня-то всего сорок слов, а в том Сидуре меньше чем на полстраницы ни одного текста нет. Что-то ничего у меня не выходит. Но зачем-то же он выстреливал в меня, этот синий корешок?
Пришлось поменять тактику. Открыла оглавление и прошлась по нему рукой. К тому времени мой доктор уже объяснил мне, что при некоторой чувствительности так можно нащупать нужную информацию.
Действительно, одна строчка меня уколола. Открыла указанную страницу. Там оказалась длиннющая молитва под названием Г̃аллель. Из перевода молитвы было понятно, что слово это означает «хвала», «восхваление». От него происходит «аллилуйя», что иногда переводят как «Славься!», или просто «Слава!».
О! Вот тут меня осенило! Даже не осенило, а прямо мурашками все тело покрылось и дыхание остановилось. Короче, меня так тряхануло, что сразу понятно было – попала в яблочко. Моя молитва – молитва Славы Господней! И не важно, сколько в ней строк, слов и прочего.
Ну и дальше стала переводить. Как-то так слово за словом. Думаю-думаю, что бы это значило – и вдруг падает ответ, то есть само собой появляется в голове нужное слово. Сначала, конечно, очень это долго и мучительно было, да и перевела в первый раз коряво. Теперь всю жизнь допереводить буду, потому что разные жизненные ситуации открывают все новые ошеломляющие смыслы этих 11 строчек = 40 слов.
Так с этой молитвой и живу. Мне помогает.
Переводчик?
Но ведь и молитвой дело не обошлось. Началась страда, в самом буквальном – страдательном – смысле этого слова. Хотя страдания эти были такими сладкими! Просто уставала очень…
Короче, я стала записывать новый текст, о котором мне сразу было известно, что в нем 78 стихов. Стихов! А не слов и не строчек! И с первой строки я поняла, что записываю текст книги Иова. Только не тот, который всем известен, не канонический, а какой-то другой. А потом еще был текст, и еще…
Тогда, а это был уже 1995 год, я показала свои писания доктору А.А. Это, конечно, было вне сферы его интересов – он был далек от всяких молитв и религиозных текстов. Но меня поразило, как он, взяв в руки мой исписанный лист, переменился в лице.
– Ох! Это серьезно, это очень серьезно…
Вот все, что он тогда произнес. Но мне достаточно. И дело здесь не в моей гордыне: вот, мол, какие со мной чудеса происходят, вона я чего понаписала! Ей-Богу, тут ставки куда крупнее.
На каком-то этапе этой языковой истории я спросила у того, кто диктовал мне тексты:
– Кто я?
Он сказал:
– Переводчик.
Я удивилась. Никаких особых познаний в языках у меня не было. И спросила снова:
– С какого языка?
Ответил:
– Со всех.
Тогда я решила, что этого не может быть, что он смеется надо мной, что это ошибка моего восприятия и т.д. А что бы решил любой другой на моем месте? Ну, правильно. Если совсем честно, я тогда подумала, что у меня снесло крышу. Испугалась, даже перестала на некоторое время заниматься этим языком. А потом еще хорошенько подумала и решила: ладно, если мой разум выдает такую странную информацию, то почему бы не посмотреть, что в нем еще припасено. Санитаров позвать всегда успею. Тем более, что эти маргинальные занятия успешно вытесняли все депрессии и делали мою жизнь интересной и стремительной.
И вот, чем дольше я занимаюсь этим странным языком, тем больше понимаю, что нету тут никакой ошибки. В нем переплетаются корни множества человеческих наречий. Может быть, действительно, всех? Ему оттуда виднее.
Этот язык я долго называла heмa. Почему heмa? Потому что на каком-то этапе мне захотелось понять, как все это записывается. Оказалось, что буквами иврита, так что мне пришлось срочно выучить ивритский алфавит. Но в этом языке, помимо основных 22-х букв, есть еще 23-я – вот она-то и называется heмa=закрывающая. (Она здесь, вместо «heй» современного иврита, добавляется в окончания слов, которые заканчиваются на гласную.) Именем этой буквы я стала называть весь язык.
Однажды мой собеседник сказал, что мое имя на этом языке – Сафанат, что значит облако, туча, легкость, летучесть, легкие (в анатомическом смысле) и еще ясность. Тогда мне трудно было приложить к себе и само это имя, и все его смыслы, но теперь уже вполне ощущаю себя этим. Между данной родителями Ольгой и этой Сафанат ( (שפנת потом встала еще Аллель הלל)) – имя, которое я получила в Умани от раби Нахмана. Это имя привело меня в Израиль. Об этом расскажу отдельно11.
Стихи
В тот же период обнаружила свои стихи. Именно обнаружила: писала их в разное время по случаю, складывала листы в папочку и забывала – а тут нашла и прочла. Прочла, как чужие, потому что за давностью лет потеряла с ними всякую связь. И увидела, что человек, писавший их – чистейшей воды мистик. И как я раньше этого не заметила?! То есть мой рационализм, которым я, надо признаться, тогда немало гордилась, периодически грешил мистическими вспышками. И эту «неправильную» продукцию стеснительно запихивал в стол, чтобы закопать ее среди прочих бумаг и забыть о неприличных своих порывах.
Вот кое-что из этого. И откуда только бралось?
Принцессе маленькой по случаю субботы
мы завязали новый белый бант.
Устроившись у дальнего окна,
она тихонько что-то напевала
и наблюдала, как сновали люди
и проносились мокрые машины.
Задумавшись, неведомо о чем,
она погладила пушистый кактус
и две колючки вынула из пальца
и снова посмотрела за окно.
Там сыпал снег. Один пустой троллейбус
рассыпал искры в воздухе вечернем,
запутавшись в поводьях проводов…
И белый бант растаял в простынях,
обласканный луны лучом случайным.
И сонной сказки призрачную нить
прервать уже не в силах утро…
1973
Как бабочка в рассветное окно,
Душа стучится в переборки тела.
Когда бы ни свеча, потухшая давно,
Давно б на волю улетела.
1980
Когда нельзя уже спросить
И некому уже ответить,
И навсегда захлопнул ветер
Калитку в глубине души…
Калитку, за которой сад
Был полон вечного движенья
И ласкового наважденья –
Там пахло детством невпопад…
Тогда душа моя двоится
И новой горечи полна,
В себя, как в зеркало, глядится,
Сама с собой не хочет слиться
И бьется, опустошена,
Душа о запертые двери,
Припоминая, но не веря,
Что дальше – только тишина.
Окт. 1988
Сидит на древе птица,
Качаясь, перья чистит.
А я лежу в больнице,
Причесываю мысли.
Над нами ходит небо,
Очерчивая круг…
Как бесконечно немо
Всё в нас и всё вокруг!
И древу без названья
Нас с птицею качать –
Одно у всех дыханье,
Одна на всем печать.
26.09.1993
Переход
Здесь описываю события, которые открыли новый период жизни и привели меня в состояние перманентного осознавания чудес. В этом состоянии нахожусь до сих пор.
Приступ
Во время очередной встречи доктор А.А. во всех подробностях описал мне симптомы приступа гипогликемии и рассказал, как из него выйти. И сам себе удивился:
– Зачем я вам это говорю? У вас нет предпосылок к диабету…
На том и расстались.
Через неделю у меня случился гипогликемический приступ. Хорошо помню всю его последовательность.
Стою на кухне, мою посуду. Вдруг накатывает слабость. Прислоняюсь к стенке, ползу по ней вниз и сажусь на пол. Пытаюсь сообразить, что происходит, и сразу понимаю, что это гипогликемия. Сижу на полу и сама с собой рассуждаю: вот сейчас мне дают удобный случай тихо, без всяких эксцессов, без боли и страданий уйти из жизни. И я должна решить прямо сейчас, хочу ли я этого…
Уже все в тумане, сознание уплывает. За несколько мгновений перед глазами развертывается целый сюжет о проснувшемся драконе. И этот дракон – я. И я-дракон хочу жить. Слышу свой голос, который откуда-то издалека зовет моего мужа. Муж приходит на кухню, и я пальцем показываю ему на рот. Он кормит меня мясом, накалывая на вилку кусочки прямо со сковородки, которую держит передо мной. Чувствую запах жареного мяса, ощущаю во рту его вкус и одновременно прихожу в себя – выхожу из приступа.
Потом лежу на кровати, еще слаба. Заново, во всех подробностях переживаю всю ту, промелькнувшую за несколько секунд, драконью историю.
Теперь точно знаю, что хочу жить.
В 2006 году записала эту историю в виде медитации.
Дракон
Мне хочется уйти. Уйти насовсем, остановить эту бессмысленную боль, эту затянувшуюся муку. О, Господи! Как мне хочется уйти, прервать все это и уйти, уйти! Сейчас что-то случится, и я уйду. Все остановится, отойдет от меня, останется без меня. И я отдохну.
Мое тело обмякло, ползет вниз по стене. Я сижу на полу, наслаждаясь приготовленьем… Мысль так ясно-спокойна: могу просто и тихо уйти, ускользнуть незаметно – мне не страшно совсем и не жаль. Никто не узнает, почему и как это вышло. Искушенье покоем. Поднимается легкий туман, голова тяжелеет, уплывает сознанье… Боль уходит – мне легче, легче… Я улыбаюсь…
Я плыву без движений, плыву, чуть пульсируя, погружаясь на дно океана – мягко и плавно – на дно океана, на дно океана…
…………………………………………....................................
Я лежу в темноте, в тяжелой холодной дремоте. Как давно я здесь? Тишина, немота. Веки сомкнуты – да, я сплю…
Чувства медленно входят, вползают, возвращаются одно за другим, приоткрывая со скрипом позабитые двери.
Мое тело вплывает в мое сознанье… Какое огромное тело! Нагроможденье затекших мышц, окаменевших суставов. Я хочу шевельнуться, но тело не слышит – все оглохло, оцепенело. Может быть, я камень?
Что-то сладкое, пряное проникает внутрь, тянется спереди, наполняет гортань. Давно небывшее, чреватое слезами, оно щекочет память. Это запах прелых листьев, укрывших, засыпавших мое огромное тело. Откуда их столько, когда намело, нанесло? Как давно я сплю? Может, год, может, тысячу лет…
Тихий шорох касается слуха. Тишина… и опять. Еле слышно, неровно, настойчиво, чутко. Где-то там, впереди. Я не знаю, что это.
Я пытаюсь, пытаюсь… И вдруг! О, как больно это впервые! Впервые? Тусклый свет остро режет глаза и затылок… Значит, все-таки мне удалось разомкнуть неподатливо толстокожие веки. И теперь эти иссохшие щели наполняются влагой, с трудом привыкая снова видеть и знать.
Почему я здесь? И… кто я?
Снова свет, но уже внутри. Пробуждается память. Я гляжу на себя изнутри – все так ясно теперь в этом холодном серебряном свете.
Мое тело стелется по камням, занимая все логово длинной пещеры. Оно выгнулось и топорщится вверх красноватым гребнем, подчиняясь уступам. Мои лапы смиренно подогнуты, как у жалкой собаки. Мой… хвост? О, Господи! Да! Мой огромный чувствительный хвост упирается в своды, дервенея, как корень, проросший сквозь землю. Моя… чешуя… Моя чешуя заржавела…
Ожившая память вдруг вспыхивает, как ворох сухих пожелтевших листьев и мгновенно расширяет зрачки. Я – дракон!? Я – ДРАКОН!!! Я – могучий и страстный, веселый и мудрый. Я – великий и древний, бесстрашный и вечный. Я один, как небо, вода, земля и огонь! Я – единственный во Вселенной!
И от этой внезапно открывшейся тайны тело вздрагивает, напрягается, приходит в движенье. Страшный скрежет моей чешуи, боль в суставах – непослушные мышцы…
Первый опыт движенья меня истощает. Как мешок с требухой, я валяюсь снова без сил. Как я голоден! Пи-ить! Веки смыкаются снова. Я снова во тьме. Один, неподвижен…
Тот же шорох откуда-то сверху… А может, он впереди? Тихо-тихо, настойчиво, еле слышно. Он срастается с запахом свежего ветра и теплой земли, разбуженной солнцем. Где-то капает тоненько, звонко. Где-то тенькает и щебечет…
О, я вспомнил, я знаю! Так весной прорастает трава, раздвигая, пронзая осенние листья, расшевеливая тело земли. Этот шорох и теньканье, запах… Открываются двери весны…
Меня тянет туда, что-то больно внутри натянулось и тащит… И я так хочу жить!
В новом мощном порыве я опять собираю себя. Я встаю на трясущихся лапах, вонзаясь когтями в камни, гремя чешуей, разметая хвостом наслоение листьев и пыли. И я делаю шаг, первый шаг в направлении света. Шаг, другой, и еще…
Вот, моя голова уже вышла на свет… И я слепну в нахлынувшей ярости-яркости этого мира, я тону в сияньи небес, я запутался весь в пестроте этих утренних бликов. Мои ноздри топорщатся, жадно вбирая тысячи влажных потоков – всю сочную смесь ароматов весенних гор. Мои уши оглохли в рассветном грохоте птиц. Я стою и дышу, и вдыхаю, вдыхаю, вдыхаю, как будто сто лет не дышал. И я, кажется, плАчу…
Я стою на ногах! И слежу, как гордое солнце поднимается медленно и неуклонно. И с каждым дыханьем сила жизни входит в меня и пронзает насквозь мое тело.
Сумасшедшая радость с привкусом боли несется по моему хребту, достигает железного пика. Эта радость разносит по телу силу, она сотрясает и оживляет ткани. И все тело дрожит, наполняется жаждой жизни – ее трепетный зов разливается, ходит внутри, напрягая каждую жилку, насыщая каждую клетку! Реки силы, ручьи и потоки силы – бесшабашная песня весенних струй!
Я стою, я дышу, я живу! Я наполнился силой. И теперь я хочу движенья!
Моя сила уже несется по телу обратным потоком, достигает гортани, горла. Вот она на подходе, совсем уже близко – и она вырывается из меня огнедышащим ревом! Этот рев новорожденного дракона заполняет собой все первозданное небо. Разбиваясь о горы, множится, полнится, отражается эхом, возносится к невидимым звездам и падает вниз, мощью своей сотрясая всю землю!
Мой хребет топорщится в небо. Из ноздрей вырываются искры. Хвост мотается, бьется, железным шипом рассекает со свистом воздух. Я вытягиваю мою могучую шею и свожу лопатки. Еще раз, ещще, ещщще…
Наконец! Я расправил и встряхиваю мои драгоценные, полупрозрачные, мои легчайшие, чуть розоватые, мои перепончатые, безумного размаха… Я слегка напрягаю тело и, не спеша, простираю огромными стрелами мои могучие крылья.
Как давно я не чуял себя во всей своей мощи!
Как давно не смотрел с высоты на всю эту бренную землю!
Вдох. Щекотка под сердцем… Вдох…
Шаг! И я срываюсь с уступа в пропасть. Удар воздуха в грудь… Вверх! Быстрее, быстрее! Брызги солнца в глаза… Я – в небесах! Тьма сгустилась внизу – смешались все горы, долины и реки. И теперь их туманная карта, не спеша, покрывается облачными слоями, покров за покровом.
Тишина. Только свист моих крыльев и трубные звуки дыханья. И бескрайнее поле сверкающих белых холмов… Моя тень разлеглась по холмам облаков, пораскинулась синим крестом, извиваясь, течет подо мною…
Я лечу! Я дышу! Я живу!
О, ни с чем не сравнимое, о, величайшее из наслаждений!
О, вечное!
Лестница и колодец 1
К тому же периоду открывания (не хочу сказать «откровения») относится один из удивительных снов, который получил продолжение и подтверждение много лет спустя12.
Стою перед уходящей вверх широкой лестницей, сложенной из больших белых камней. Из этой позиции оглядываюсь и внутренним круговым зрением вижу позади себя большой колодец, или, может быть, водоем, правильной многоугольной формы. Лестница ведет к какому-то величественному строению незнакомой архитектуры – не то храм, не то дворец. Здание видно плохо, только невнятный силуэт. Оно все засвечено – солнце поднимается прямо за ним. Это странное солнце уже поднялось до середины, но дальше никак – зависло, я вижу только его огромную сверкающую верхнюю половину.
На фоне солнца, чуть справа от меня, стоит человек в длинных торжественных одеждах. Сразу во сне понимаю, что это – молодой царь. У него вьющиеся волосы и белые зубы, ярко блестящие по контрасту с черной бородой и усами. Он улыбается мне, делает несколько шагов вниз по лестнице, останавливается и манит к себе рукой. Он очень веселый и ясный, и я устремляюсь к нему – карабкаюсь по высоким ступеням ему навстречу…
В этом сне было что-то, меня ошеломившее: остановившееся солнце, и этот человек, который сам был, как солнце, и зачем-то он звал меня к себе…
Географически дело происходило – несомненно! – в Израиле, о котором у меня были очень смутные представления, куда я и не мечтала когда-нибудь попасть. Но одна моя тогдашняя сослуживица как раз собиралась туда в гости к родственникам, и я нарисовала ей план моего сна – колодец, лестницу и неопределенное здание – с просьбой сфотографировать любое место в Израиле, которое покажется ей хоть чуточку похожим. Конечно, ничего из этого не вышло. На том дело тогда и закончилось.
Некоторое время гадала, кто этот, стоявший на лестнице. Вдруг – с той же несомненностью – узнала в себе, что это Шломо аМэлех. Так иногда бывает.
Сейчас понимаю, что тот сон своим еще неясным призывом открыл тему, которая развивалась еще лет двенадцать в России, а потом переселила меня в Иерусалим. Она до сих пор остается одной из главных движущих сил моей текущей жизни.
Год открытых дверей
В 1995 году у меня начался период, который я про себя назвала «год открытых дверей». На самом деле это продолжалось не год, а полтора или два. Тогда ко мне, практически, каждый день, приходили разные существа из параллельных миров. Кажется, приходили все, кому не лень. Чувствовала, что с каждым из приходящих должна пообщаться, независимо от комфортности такого общения. Иногда от пришельца исходила агрессия, вызывая чувство опасности, иногда пришелец пытался обмануть, скрыть свои истинные намерения. Хотя были и прекрасные существа – нежнейшие, любящие и чистые.
Обычно такие контакты начинались вечером на кухне, когда я готовила, убиралась или мыла посуду. Стала заранее класть на стол тетрадь и ручку, чтобы сразу записывать.
Позже догадалась, что, во-первых, это была именно практика контакта – тренировка способности различать невидимо присутствующих. Во-вторых, я постепенно узнавала, кто такой ЧЕЛОВЕК среди других существ, каковы его полномочия и возможности. Возможности колоссальные и полномочия громадные.