Дети царя Салтана
– Мы тоже так думаем, и отступать не собираемся,– не отрываясь от экрана телефона, ответила ей Ирина,– Найдем тайный ход, найдем Ксюху,– Поела?– это уже относилось ко мне.– Идем. Нечего рассиживаться.
Рассуждая про себя, стукнуть мне Ирину сейчас или потерпеть еще немного, я перешагнула порог входной двери и едва не сожгла гортань, вдохнув раскаленный воздух. Солнце палило во всю, не догадываясь, что не всем нравится такая жара. Но оно было исполнительным и дисциплинированным «служакой», которое отдавало свет и тепло, согревая землю в нужное время суток и года, так что упрекать его за это было крайне несправедливо.
Деваться было некуда, и я зашагала дальше по площадке перед домом, отметив для себя, что машин на стоянке стало на одну меньше. «Валерия с Олегом, все-таки, уехали,– сделала я из этого вывод,– Ну, да, ладно. Если, они и причастны к этому, то, в любом случае, не отвертятся».
– Куда нам?– я обернулась, уверенная, что Ирина обращается ко мне.
Но рядом с ней, дружным калганом, столпились Мила, Виктор Павлович и Саввка.
– Туда,– указала рукой Мила на тропинку, убегающую к одной из круглых башен, пристроенную слева от здания, из которого мы вышли.
Архитектура замка, сама по себе, не представляла ничего сверхординарного. Основная часть – это двухэтажное, пятиугольное строение, по углам которого полукругом выстроились башни, высотой на один этаж выше. И если у башен имелись небольшие, остроконечные крыши, то на жилом здании, как таковой, в привычном для нас виде, ее не было. Вместо нее торчали каменные, прямоугольной формы невысокие стены-щиты или колонны, построенные друг от друга на ширину человеческого тела. И у меня снова, кадром из кино, вспыхнуло воспоминание, как лучники, отбивающие атаку врага, ордой осадившего стены замка, прячутся за этими выступами и высовываются только для того, чтобы пустит из лука очередную стрелу.
– Слушайте, у меня только один вопрос,– заговорила я, с трудом передвигая ноги от жары.– А как зимой отапливается такая махина?
– Зимой тут никто не живет,– ответила Мила.– Ксюша в замке живет только в теплое время года, а зимой она живет в городе, в квартире. Хотя, отопление и имеется, но требует больших затрат. Поэтому замок заселяется только тогда, когда отступают холода.
– Да,– кивнул Виктор Павлович,– Квартира когда-то принадлежала еще прабабке Ксюши, матери Клавдии Мироновны. Там они жили большой семьей. Насколько я знаю, у Клавдии Мироновны были еще две сестры.
– Они живы?– полюбопытствовала Ирина, тяжело и громко дыша.
– Вряд ли,– немного подумал папа Ксюши.– Клавдия Мироновна была самой младшей из сестер. Скорей всего, нет.
– И что? После них никого не осталось?– стало и мне интересно.
– Увы, я и их-то никогда не видел,– развел руками Виктор Павлович.– Когда я с Машенькой познакомился, а потом мы поженились, между сестрами уже случился какой-то конфликт и они не общались. Так, что ни с одной из них я знаком не был, а уж с их потомками тем более.
– А что за конфликт?– сменила меня Ирина.
– Я же говорю, понятия не имею,– посмотрел он на нее.
– Наверное, из-за квартиры,– подняла подруга палец, словно возвещая весь мир, что совершила великое открытие.– Это ж, сколько семей разрушил «квартирный вопрос»!
– Возможно,– согласился с ней мужчина и помолчал.– Но, знаете, я, кажется, припоминаю, что Захар Петрович в свое время выплатил сестрам их доли. Потому что, как-то, я стал случайным свидетелем его фразы. Они с Клавдией Мироновной сидели на кухне и не слышали, как я вернулся. «Все!– сказал тогда Захар Петрович.– Сегодня я окончательно расплатился с твоими сестрами за квартиру. Можем жить спокойно».
– Получается, что с квартирой все справедливо и законно,– прильнула я спиной к холодной стене башни, потому что мы уже давно стояли возле нее.
– Если бы это было не так, то сейчас бы за квартиру шла бойня,– усмехнулся Виктор Павлович.
– Логично,– неосознанно подергала я мочку уха, делая так всегда, когда, просто, интерес к информации перерастал в необходимость владеть ею, во чтобы-то ни стало.– Тогда из-за чего конфликт?
Папа Ксюши снова развел руками, ничего не сказав.
– Пришли,– проговорила, молчавшая до этого времени, Мила.– Это первая башня. Что дальше?
– Как что?– ринулась к двери Ирина, схватившись за ручку,– Закрыто,– дернула она ее и повернулась к нам, стоящим позади нее.– И?
– Не может быть,– подбежала Мила.– Их никогда не закрывали. Там и брать то нечего.
Она посмотрела на нас, словно возлагая вину за это на нас.
– Я сейчас,– сорвался с места Саввка и в одно мгновение скрылся за углом.
Мне оставалось только позавидовать энергии мальчика, которому издержки погоды были нипочем и он чувствовал себя лучше, чем мы вчетвером, вместе взятые.
– Куда это он?– оттянув футболку, подула на свое тело Ирина.– Фу, какая жара.
– Подождем, узнаем,– встал рядом Виктор Павлович, пристроив и свою спину к холодным камням кладки.
– А другие пути в башни имеются?– задрав голову, посмотрела я наверх.
– Имеются,– кивнула Мила.– На втором этаже есть дверь, ведущая на крышу, где по специально-приспособленным дорожкам, у самого края крыши, и можно попасть в любую из башен.
– Зачем тогда ты потащила нас понизу?– возмутилась Ирина, не забыв воспользоваться своей любимой позой: руки в боки.
Я с интересом навострила уши, чтобы услышать, что и как ответит Ирине Мила. Но та, лишь мельком взглянув на подругу, отвернулась, сделав вид, что не услышала.
Рассматривая Милу, я не находила в ее внешности чего-то, что приковывало бы и задерживало взгляд. Про таких женщин всегда говорили: «серая мышь». Короткая стрижка, волосы которой были непонятного цвета, то ли серые, то ли светло-русые, белесые брови, которых при дальнем рассмотрении, казалось, вообще не было и мелкие, как пуговки, глазки, внимательно всматривающиеся в каждого, кто имел неосторожность оказаться вблизи нее. Однотонные, немодные и скучные по цветовой гамме, платья Милы больше напоминали мешки, по бокам которых были проделаны прорези для рук. Из обуви она предпочитала, почему-то кеды, шнурки на которых не были завязаны, а просто затолкнуты внутрь. На правой руке я заметила толстый шрам. « Последствия несчастной любви»,– невольно пришло мне на ум. И еще я заметила, что Мила никогда не улыбалась, что, по моему мнению, свидетельствовало о какой-то драме, произошедшей, в ее жизни. Хотя, я могла и ошибаться. Судя по общему образу, Мила, просто, была таким человеком который, не желая впускать в свое личное пространство кого попало, сразу же пресекала эти попытки проникновения демонстрированием равнодушия и холодности, а иногда и грубости, чтобы у этого «кого попало» не возникло, даже, и маленькой мысли предпринять это еще раз.
– Вот,– запыхавшийся Саввка, возник перед нами так же мгновенно, как исчез,– Вот,– повторил он, вытягивая ладонь, на которой лежала толстенная связка с ключами.– Это они, наверное. Я их в кустах нашел, еще вчера.
Мила, с подозрением оглядев мальчика, взяла ключи и снова отвернулась к двери
– В каких таких кустах?– переключилась на Саввку Ирина, не меняя положения рук.
– Да, там,– неопределенно указал он направление позади дома.– В малиннике.
– И кто же их потерял? Или не потерял?– задался почти вопросом Гамлета, Виктор Павлович, пристально наблюдая за действиями Милы, которая, чередуя ключ за ключом, никак не могла подобрать подходящий.
– Наконец-то,– облегченно выдохнула она после того, как один из них подошел.
Силами самого старшего мужчины, в нашем отряде искателей, металлическая дверь поддалась и открылась, издав противный скрежет.
– Ой,– зажала свои уши Ирина и крикнула.– Это сколько же ее не смазывали?
– Не ори,– отняла я ее руки от головы.– Мы прекрасно слышим.
– Я думала, что от такого шума не я одна оглохла,– уже спокойно, просунув палец себе в ухо, потрясла она всей рукой.– Лично у меня чуть мозг не лопнул.
– Почему мозг?– опешил Виктор Павлович, оглядев Ирину с ног до головы, словно сумасшедшую.– Обычно в таких случаях речь ведут об ушных перепонках. Это они составляют часть слухового аппарата в организме человека.
– Ай,– отмахнулась подруга, первой шагнув в неизвестность, с которой нас встретила первая башня.– Мозг, перепонки.. Рядом же, на голове. В чем проблема-то?
– Действительно,– единственное, что смог вымолвить мужчина, глядя ей вслед.
Мы с Милой и Саввкой предпочли промолчать. Лично я еще и из-за того, что была поглощена только одной мыслью, как можно скорее окунуться в прохладу каменного строения.
Вся башня состояла из узкого пространства, по которому вверх тянулась винтовая лестница. Поднимаясь по ней, я задевала стены, обтирая их одеждой. Путь нам освещал свет, мелкими дозами проникающий внутрь и разбавляя темноту пространства небольшими участками. По мокрым ощущениям на коже, я поняла, что сырость – это единственный обитатель башни, который чувствует себя здесь вольно и по-хозяйски свободно.
– Фу,– услышала я возглас Ирины, шествующей впереди.– Что это еще за трава на стенах?
«Ан, нет,– пришел в голову соответствующий вывод.– С сыростью рядом и в гармонии проживает еще и мох. А что? Мох и сырость, он и она. Вполне традиционная и предсказуемая пара».
Достигнув, с небольшим усилием, последнего этажа, мы оказались в просторной комнате, круглого типа. Белые стены, которых, по всем признакам, касалась рука штукатура-маляра, выглядели благородно и, самое главное, придавали уют помещению. И пусть отсутствие, какой-либо, мебели немного подпорчивало общее впечатление, зато застекленное окно, занимающее половину круглой стены, придавало ей ошеломляющий эффект простора. Деревянная, с красивой резьбой, дверь, была той самой, что вела на крышу, и через нее можно было попасть в дом, не обходя с улицы.
– Так,– прогулялась по окружности Ирина.– Тут ничего и никого.
– А как ты догадалась?– ехидно заметила я, не забыв так же и улыбнуться.
– Глазами,– в той же манере ответила мне подруга, только вместо улыбки у нее получился оскал.
– Но,– снова накрыл ступор Виктора Павловича.– Глазами смотрят, видят, наблюдают, а не думают или догадываются.
– Не важно,– не приняла близко ни к сердцу, ни к какому иному органу слова мужчины Ирина,– Идемте дальше. Нельзя терять ни минуты.
И она выбежала, чтобы начать спуск. За ней тут же шмыгнул Саввка, и медленно вышла Мила. Мы же, переглянувшись с Виктором Павловичем, последовали их примеру, немного задержавшись.
– Знаете, Татьяна, я все больше и больше поражаюсь Ирине,– начал было мой спутник, когда мы спускались, и замолчал, подбирая слова.
Я улыбнулась, понимая, что Виктор Павлович пытается до меня донести. Но так, как я шла впереди, и улыбки моя была недоступна для его видения, то, видимо, опасаясь моей реакции, он замялся, сканируя свой мозг в поиске самого безобидного описания, которое бы охарактеризовало подругу.
– Ее примитивности,– выпалил он, радуясь, что смог удачно подобрать замену слову «глупость».
– Я бы сказала «непосредственности»,– решила я уточнить и заодно заступиться за Ирину, зная ее лучше.– Просто она, когда говорит, не думает о значении слов. Мы с друзьями уже привыкли и даже начали ее понимать. Ничего. Со временем и вы привыкните. Иного выхода то все равно нет.
Я остановилась, чтобы с сочувствием посмотреть на Виктора Павловича.
– А-а-а,– обреченно протянул он.– Понимаю. А как долго длиться период привыкания?– засуетился Виктор Павлович, потирая от волнения ладони и стараясь не смотреть мне в глаза.– Нет, я не то, чтобы имел, что-то против, просто мне необходимо знать…
Не успел он закончить, как раздался оглушительный крик той самой особы, о коей у нас велась такая многозначительная и содержательная беседа. У меня из головы улетучилось все, кроме страха. Испугавшись, что с Ириной, судя по силе ее развернувшейся диафрагмы, случилось что-то серьезное, мы с Виктором Павловичем, перескакивая через две ступени, одолели остаток лестницы за несколько секунд.
Глава 8
Остановленные спинами Саввки и Милы, в которые мы врезались с разбегу, я тут же нашла глазами Ирину. И картина, разверзшаяся передо мной, породила массу вопросов, на которые мне тут же захотелось получить ответы.
– Что она делает?– смогла я спросить, едва отдышавшись от спринтерского забега.
– Ползает,– вполне миролюбиво дала объяснение Мила.
– Зачем?– внимательно следила я за подругой, которая передвигаясь по полу, то стучала по нему, то прикладывала ухо.
– Ищет дверь в подземелье,– теперь дал разъяснение Саввка.
– А кричала почему?– отошел от одного потрясения Виктор Павлович, рискуя получить новое.
– Коленку ударила, когда на колени падала, а там камень оказался,– сменяя Саввку, снова вступила в разговор Мила.
– Большой?– сдерживалась я, чтобы не подойти и не пнуть Ирину.
– Кто большой?– не поняли меня сразу Саввка и Мила.
– Камень. Большой?– скрипела я уже зубами от злости на подругу.
– Нет,– замотал головой мальчик и поднял к моим глазам руку, пальцами показывая размер камня.– Вот такой.
Глянув, я оценила степень «трагедии» и процедила сквозь зубы:
– А судя по крику, она не стукнулась, а ее, как минимум, придавило. И не таким, а раз в тысячу большим булыжником.
– Ничего, Татьяна,– засмеялся Виктор Павлович.– Вы к этому скоро привыкнете. Вам, в отличие от меня, ждать осталось гораздо меньше, ведь вы и знакомы дольше.
Мы еще постояли немного. Наконец, с пола поднялась Ирина и вынесла вердикт:
– Здесь двери нет!
– И никогда не было,– в тон ей произнес Виктор Павлович.– Уж это я знаю точно, потому что лично принимал участие в строительстве каждой башни.
– Как нет?– удивилась подруга.– Да быть такого не может. В любой башне должна быть подземная камера для пыток.
– Пыток,– восторженно или испугано, я не поняла, прошептал за Ириной Саввка.
– Зачем пыток? Каких пыток? С чего ты взяла?– нет, может, мозг Виктора Павловича когда-нибудь и начнет воспринимать Ирину спокойно, если, конечно, доживет, но не сейчас, это точно.
– Я в кино видела,– с детской непосредственностью возвестила подруга.– Там всегда такие имеются.
– А кого в них пытают?– теперь стало понятно, что Саввка не испугался, потому что не сводил с Ирины восхищенных глаз.
– Ну, не знаю, – задумалась подруга, приложив правую ладонь ко лбу.– Врагов, наверное.
– Ух, ты! Врагов! Пытают!– мальчик вплотную приблизился к Ирине.– А ты расскажешь мне про этот фильм?
– Обязательно,– вышла та из задумчивости и засуетилась,– Если вспомню, а пока нас ждут еще четыре башни,– и она вытянула перед собой руку.– Вперед!
Проявляя завидную активность, Ирина пулей вылетела на улицу. Не отставая, за ней выскочил и Саввка.
– Ой,– громко выдохнула Мила.– Только ради Ксюхи.
Мне тоже захотелось ойкнуть, но я, вовремя, вспомнила, что я с Ириной и пресекла в себе это желание, чтобы не подвести подругу, которая и без того запомнится в этом доме навсегда. Может даже напишут ее портрет и повесят на стену!
Виктор Павлович, по уже понятной мне причине, промолчал и вышел за Милой. Не стала задерживаться и я.
Вторая башня оказалась копией первой. Поднимаясь по таким же, каменным ступеням, мы с Виктором Павловичем, разговаривая, не торопились.
– Подождите,– словно молнией ударила меня мысль по голове, и я остановилась.– Когда шел разговор о записках, которые подбрасывали Ксюше, вы сказали такую фразу: « Как и мне». Что это значит? Вам тоже угрожали?
– Лучше бы мне угрожали, чем ей,– грустно произнес он и точно так же вздохнул,– Знаете, Танечка,– употребил он мое имя с уменьшительно-ласкательным суффиксом, от чего по всему моему телу набежавшей волной разлилось тепло.– Мы с Ксенией не общались с тех пор, как разошлись с ее матерью.
– А разве это не вы бросили ее?– перебила я его, удивившись.
– Нет,– посмотрел он на меня.– Это было обоюдное решение.
Виктор Павлович отвернулся и уставился в узкое окно, возле которого мы сделали привал. Пока он молчал, поглощенный воспоминаниями, я рассматривала его. Сегодня его выбор в одежде пал на легкую, светло-коричневую рубашку, спортивного кроя и бежевые льняные брюки. На ногах его красовались шикарные темно-коричневые мокасины, которые явно были сделаны из натуральной кожи и стоили, по моим доходам, целое состояние.
– Вы в курсе, сколько строился этот дом?– повернулся Виктор Павлович ко мне, как раз в тот момент, когда я приценивалась к его обуви,– Почти сорок лет. Я вошел в эту семью, когда фундамент дома уже был. И с тех пор, сколько себя помню, мы все строили и строили, и строили. Зарабатывали и строили. Строили и снова зарабатывали. Как у нас еще Ксюха-то получилась, удивляюсь. У нас же совсем не было свободного времени. Сначала меня это угнетало, а потом привык. Захар Петрович сам никогда не унывал и нам умел внушить оптимизм. Так жизнь и проходила. И, казалось, так и должно быть. А потом мы его построили. И жить бы нам всем в нем и горя не знать, но стало как-то не так. Словно что-то потерялось, ушло из жизни, оборвалась нить, связывающая нас в одно целое. Я с головой ушел в работу, у меня стало получаться, я открыл свое дело, появились деньги. А, вот, с Машей, наоборот, все рухнуло. Нам стало скучно, мы стали совершенно чужими. И однажды мы с ней, вместе, приняли решение, что пора разводиться. Я уехал и с головой окунулся в бизнес, а она никогда не давала о себе знать.
Я заметила, как глаза мужчины стали влажными. Стесняясь, он опять отвернулся к окну.
– Никогда себе не прощу,– выдавил он из себя, сжав кулаки.– Никогда. Я должен был быть рядом с ними, может быть уберег бы Машеньку.
Он резко обернулся, и глаза его теперь горели огнем.
– Я не верю, что она сама утопилась, не верю! Ее убили!
– Что?– подпрыгнула я от неожиданности.– Убили?
– Да, убили. Ну, посудите сами,– оживился мужчина, найдя в моем лице долгожданного собеседника, с которым он мог бы поделиться своими домыслами.– Маша, якобы, уходит в лес по грибы, а сама топится в болоте. Но, рядом с тем местом, где она утопилась, стоит полная корзина грибов. Как это? Человек, задумавший покончить с собой, потратит несколько часов, чтобы собрать грибы? Я не верю. Что-то тут не так. Да и зачем ей топиться?
– Все говорят, что она переживала ваш уход из семьи,– решилась я вставить слово.
– Вот!– вцепился он и затряс мои плечи.– Вот! Но это же неправда. Мы развелись, потому что оба этого захотели! Значит, не было никакой причины. Да еще и эта корзина с грибами. Я не верю, что Маша сама. Не верю. Ее убили.
– В этом есть свой резон,– согласилась я с ним.– А тело нашли?
– Увы,– отпустил меня Виктор Павлович и присел на ступеньку.– Это же болото. Разве в нем что найдешь.
– Но теперь возникает другой вопрос,– присела я с ним рядом, потому что почувствовала, что разговаривать, возвышаясь над ним, было не совсем вежливо и удобно.– За что ее нужно было убивать?
– Если бы я мог понять,– снова чуть не заплакал мужчина.– Я давно бы нашел этого гада и придушил бы собственными руками.
– Чего расселись-то?– голос Ирины произвел эффект разорвавшейся над головой бомбы.
Мы с Виктором Павловичем, пытаясь обернуться и встать одновременно, сначала стукнулись лбами, потом ойкнули вместе, и завершили тем, что в едином порыве стали потирать ушибленные места, не сводя друг с друга глаз.
– Цирк, да и только,– усмехнулась Мила, которая тоже успела спуститься и стала свидетельницей нашего конфуза.– И когда это только закончится?
– Дайте пройти,– не обращая на нее внимания, пыталась протиснуться между мной и Виктором Павловичем Ирина.– Заняли все пространство, ногу некуда кинуть.
– Зачем же ее кидать? Еще зашибете кого-нибудь,– спокойно поднимаясь, изрек мой собеседник, не забыв подать руку и мне.– Просто поставьте ее вот сюда.
И он указал на ступеньку. Подруга, как-то странно осмотрев его, а потом и меня, произнесла:
– Голубки!
И, словно сквозняк от ветра, пронеслась мимо. Хвостиком за ней, почти незаметно, промелькнул Саввка.
– Если бы не Ксюха,– как заклинание повторила Мила и тоже пошла вниз.
– Я помню ее еще девочкой,– после того, как утихли шаги, заговорил Виктор Павлович,– Она приезжала сюда несколько раз,– поняла я, что он говорит об Ирине.– Но она была тихой и скромной. Это точно та самая Ирина?
– Вы еще ее маму не видели,– не нашлась я, что ответить.
– Да?– искренне удивился он.– Получается, мне еще повезло?
Мы снова посмотрели друг на друга и рассмеялись звонко, громко и от души.
Очутившись на свежем воздухе, я сощурила глаза от света.
– Я, пожалуй, пойду, передохну. Устал что-то,– приставил ладошку ко лбу в виде козырька Виктор Павлович, высматривая, куда направилась группа энтузиастов.
– Подождите,– остановила я его.– Вы так и не объяснили мне, что означали ваши слова, связанные с записками Ксюши.
– Ах, да,– спохватился он.– С тех пор, как погибла Машенька, Ксюша прекратила со мной общение. Вообще. Не отвечала на звонки. Перестала навещать меня и мне не открывала дверь, когда я приезжал к ней на квартиру. Я долго бился, но потом подумал, раз не нужен, зачем в душу лезть. Пусть живет спокойно, а время само все рассудит и расставит по своим местам. Но несколько дней назад я в почтовом ящике обнаружил совершенно чистый, не заклеенный конверт с запиской внутри. Записка гласила: « Твоей дочери угрожает опасность. Если хочешь застать ее живой, торопись». Я, потеряв голову от страха за Ксюшу, в тот же день собрал кое-какие пожитки и приехал сюда. Как ни странно, но дочь встретила меня доброжелательно. Я очень обрадовался этому, почувствовав, что она уже не обижается на меня. Но, к сожалению, поговорить нам так и не удалось, времени не хватило. А остальное вы и сами уже видели, она исчезла. И я не знаю, что думать. Я ужасно боюсь потерять и ее. У меня, ведь, Танечка, кроме дочери, никого нет. Если с ней что-то случится, я не переживу.
Виктор Павлович, не в силах сдержать слез, заплакал. Я растерялась, не представляя, как и что сделать или сказать, чтобы успокоить взрослого дяденьку. Но он, взяв себя в руки, смахнул последнюю слезу и уверенно проговорил:
– Мы найдем ее, чего бы мне этого не стоило, даже ценой моей жизни!
Я слушала его, открыв рот и испытывая смешанное чувство, в котором перемешались испуг, удивление и уважение. Но папа Ксюши, не замечая этого, развернулся и пошел в сторону парадного входа, не попрощавшись со мной и ни разу не обернувшись. « Ну, и ладно,– чуть-чуть обиделась я.– Ну, и не надо».
Догнать Ирину и ее компанию оказалось делом не сложным, потому что они, решив сделать перекур, удобно расположились на лавочке в тени деревьев.
Я зашагала к ним, по-прежнему умирая от жары. На небе не было не тучки, и, даже, птицы умолкли, пережидая зной, прячась в густых зарослях растительности. Жучки, мухи и комары тоже ждали вечера, готовясь к общей атаке, которую нам еще предстояло отразить, отмахиваясь руками и всеми подручными средствами.
Третья башня стояла, со всех сторон окруженная лесом, который от нее и начинался. Произрастая на всей частной территории, он, минуя забор, уносился вдаль, путаясь в собственных корнях и ветвях.
– Я гляжу, ты прямо запинаешься, как спешишь на помощь,– ехидно заметила Ирина, как только я оказалась в зоне слышимости.
– А я тебе не Чип и Дейл,– немедленно отреагировала я.
Мила фыркнула:
– С вами не соскучишься. То вы не разлей вода и в каждой дырке затычки, то лаетесь, как собаки. Я бы такое дружбой не назвала.
– Тетя Таня,– не дал ей выразить свою мысль до конца Саввка, беспокойно ерзающий на месте от нетерпения – А это правда, что про вас тетя Ира рассказала?
– А что она рассказала?– просквозила я подругу взглядом, не ожидая ничего хорошего.
– То, что вы убийц охапками ловили,– на одном дыхании выдал подросток.
– Я их не ловила, а просто по некоторым деталям, вычисляла,– не стала я вдаваться в подробности, про себя подбирая самые цензурные ругательства, чтобы охарактеризовать ими Ирину, не нанося ущерба психике ребенка.
– А меня научите?– не сдавался Саввка, что то там себе надумав.
Глядя на мальчика, который буквально «горел огнем», и его красные щеки, лоб и другие составляющие лица пылали так, что я чувствовала жар, исходящий, как от печки, я поняла, что не посмею ему отказать.
– А давай,– осенила меня мысль, как отомстить подруге за ее болтливый язык.– К примеру, посмотри внимательно на тетю Ирину и расскажи мне о ней все, что сможешь.
Саввка спрыгнул со скамейки и быстро обежал вокруг. Мила с Ириной, проследив за траекторией его движения, чуть не свихнули шеи.
– Тетя Ирина,– подошел к подруге мальчик и взял ее за руку, потянув на себя.– Нужно, чтобы вы стояли.
Подруга, не ожидая от подростка такой смелости, медленно подчинилась.