Рэнни как будто еще что-то хотел сказать, но не стал.
– Кем? – спросила Кристина.
Дана промолчала, только нахмурилась.
– Ну, это Эйзен, – немного вымученно рассмеялся Рэнни. – Собственник всего предприятия. Просто потом я… его лучше узнал.
– Это главный здесь, – пояснила Дана. – Говорят, хороший человек, но… странный. Наследник и владелец земли. Герцог, короче. На него дядя Боря работает и Регина. А мы уже на них. Я не думала, что он лично людей набирает.
– Он грибы эти ест? – спросила Кристина.
– Нет… Но продает, – улыбнулся Рэнни. – У него есть забавная теория: мол, если человечество погубили яблоки, обеспечив изгнание из рая, то спасти его от тяжести первородного греха может только полная противоположность яблок. Грибы, значит. Я их пробовал. Обычные грибы на вкус, нечто среднее между трюфелем и дождевиком. Возвращения обратно в рай не заметил.
– А ты здесь давно? – осторожно спросила Данка.
– Да. Я ведь сначала…
– Что?
– Да нет. Ничего. Несколько лет я здесь. Не считал.
Данка раздраженно вздохнула. Рэнни в ее теорию во-первых не укладывался, а во-вторых явно о чем-то умалчивал.
*
В среду, возвращаясь домой, Кристина услышала за спиной шаги а потом – шепот:
– Крис…
Обернулась.
Дима, с букетом полевых цветов, радостно улыбался.
– Ну, привет, – мрачно сказала Кристина, – верный друг.
Чекава состроил жалобное лицо.
– Прости меня, – сказал он. – Я испугался.
– Меня?
Дима вздохнул.
– Понимаешь, – начал он, – я хреновый в отношениях… но надо как-то бороться с собой, вот я и начал. Просто, для галочки как бы… ну, а ты оказалась… не для галочки. Я понял, что проваливаюсь в отношения с тобой и сейчас умру. И никогда не выберусь. Стало страшно, конечно. Я же все хотел… ну, как и многие, наверно… свободы, свободы, кричало во мне все.
– Вот и гуляй, – сказала Кристина и, развернувшись, пошла дальше. – Надо осознавать свои желания, а не напрягать людей импульсами. Мне говно в проруби не нужно.
– Крис, подожди, – Чекава довольно быстро обогнал ее и оказался спереди. – Возьми букет. И я уйду.
– В жопу себе засунь.
– Не влезет, – Дима критическим взглядом осмотрел букет. – Он достоин только вазы. Пожалуйста.
– Да ну тебя…
Кристина снова двинулась вперед, однако Чекава сдаваться не собирался.
– Крис подожди…
Он снова стоял перед ней.
– Ну хочешь, ударь меня, – голос его вдруг сорвался. – Я знаю, что заслужил. Я больше не приду. Просто ударь один раз. А цветы я у себя дома поставлю, буду любоваться на них и вспоминать, что ты меня отвергла.
– Дим, ты вообще нормальный? – грубо спросила Кристина. Она почувствовала, что сама сейчас то ли расплачется, то ли рассмеется.
– Нет, – с готовностью ответил Дима, всем своим видом выражая решимость следовать за девушкой, куда бы она не пошла.
Кристина вздохнула.
За поворотом улицы стоял их дом, а приводить на их улицу Диму с букетом и тем самым давать Марине повод для сплетен очень не хотелось.
Пришлось выбрать длинный путь – свернуть на улицу, что начиналась раньше, дойти до ее конца, а потом и вовсе начать обходить поселок.
Дима покорно топал следом.
Когда они вступили на аллею, ведущую к вертолетной площадке, Кристине уже без всяких шуток хотелось плакать. Потому что Дима, игнорировавший ее так тщательно, всю неделю стоял у нее перед глазами и вызывал нечеловеческую тоску.
*
Кто-то, стоящий под большим деревом, помахал ей рукой.
– А? – вскинулась Кристина. – Ну да, привет.
Рэнни. Стоял под деревом и что-то строгал из ветки.
– Дай цветы, – обернулась Кристина к Диме.
Настороженно глянув на нее, Дима протянул букет.
Вручив букет Рэнни, Кристина решительно пошла дальше. Рэнни приподнял бровь, недоумевающе поморгал, а потом улыбнулся и начал рассматривать зеленую бронзовку, сидящую на стебле луговой герани.
Дима догнал Кристину у гаража.
Осмотревшись и убедившись, что они одни, Кристина решила все-таки поговорить.
– Ну что? – обернулась она. – Честно говоря, мне эти «дружеские» отношения, в которые ты якобы провалился, ни с какой стороны не уперлись. Я в такие игры давно не играю. Хочешь общаться – веди себя нормально, предупреждай о своих исчезновениях и объясняй их, не хочешь – катись.
Дима сложил руки в молитвенном жесте.
– Прости еще раз… не важно, нужен я тебе или нет, но хотя бы прости. И – я уйду.
– Прощаю, – выдохнула Кристина. – Иди.
Дима исполнил глубокий поклон, попятился и исчез за поворотом аллеи.
Кристина замерла, задумавшись, потом улыбнулась. Какой-то детский маразм, говорила она себе. Дима этот.
На севере ночи в этот период года были почти белыми, а южнее, где они сейчас работали, уже в десять часов опускались сумерки. И темнело довольно быстро. Правда, в отличие от севера, вечерами никто не мерз, и можно было до двух ночи бегать в джинсах и футболке. Значит, подумала Кристина, если завтра Дима появится вновь… надо будет как-то обновить прическу. Челку, что ли постричь?
Схватив упомянутую, она проверила, дотягивается ли та до кончика носа. Дотягивалась. Стричь еще рано, но можно…
– Кристина?
Голос, сильно ниже Диминого, прозвучал сзади.
– Да?
Вздрогнув и выпустив челку, Кристина обернулась.
– Я смотрю, вы – роковая женщина, – произнес Джафар, с подчеркнутой вежливостью наклонив голову. Он явно застал не только манипуляции с челкой, но часть предыдущего разговора. – Однако хочется верить, что мне больше не придется никого вытаскивать из петли.
Вопреки испытанной ею напряженной и даже злобной досаде, Кристина со всей возможной беспечностью дернула плечом.
– Если он только прямо сейчас не повесится, – с нарочитой, сварливой беззаботностью сказала она. – А вы подслушивали, да?
Джафар обошел ее и положил руку на свою калитку.
– Видите ли, я тут живу, – сказал он с ироничным смущением. – К тому же участники навязанной мне сцены повышали голос, как герои дешевых сериалов. А что до петли, то я не о Чекаве; этого фигляра я бы вытаскивать не стал.
– Он не фигляр, – обиделась Кристина. – Просто эмоциональный.
Джафар недоверчиво приподнял бровь, затем молча кивнул – мол, убедили – отворил калитку и прошел внутрь.
Кристина разозлилась.
– А что, это ваша обязанность, – крикнула она вслед Джафару, – всех из петли вытаскивать?! Больше некому?
Механик остановился.
– Да, я это часто практикую, – безо всякого раздражения поделился он. – Как наименее цивилизованный из здешних обитателей.
*
Вот уже второй час, Данка, изнывая от жары, билась с огромной таблицей по закупкам медпринадлежностей. Аптека в поселке была одна, но хорошая, в ней было даже то, чему в стране никак быть не полагалось. Например, противомалярийные препараты. И это не могло не настораживать уже и без того настороженную Данку.
Где, спрашивала она себя, хоть какие-то файлы за прошлые годы? Расходы, доходы, закупки, утилизация – ничего нет! Все подтерто. А зачем подтирать? Все бумажные документы тоже с первого января этого года.
Когда она спросила Альберта, почему они не оставляют хотя бы формы таблиц от предыдущих лет – ведь это так удобно! – он ответил в том смысле, что, мол, формы каждый год меняются. А готовые документы в бумажном виде сдаются в архив, и если в архиве вдруг что-то становится надо, то можно оформить разрешение, принести его библиотекарше Зое Ивановне и затребовать нужные документы.
Дана ощутила глубокую досаду. То, что могла бы принести Зоя Ивановна, вряд ли раскрыло бы ей тайны Эйзенвилля. А тайны, как она подозревала, у поселка есть. И лучше бы быть готовыми к ним заранее.
Однажды в разговоре с Сашей Эстерхази она выразила недовольство отсутствием старых документов. Тот, по своему обыкновению, рассмеялся.
– Наш дорогой Альберт, – объяснил он шепотом, оглядываясь на дверь, – очень не любит завалы на столах и в шкафах. Так и живем, как гладиаторы – без прошлого.
– Главное, – пробормотала недовольная Дана, – чтобы не без будущего.
– Будущее неведомо никому, – просто сказал Эстерхази. – Но у меня тоже много поводов быть недовольным. Например, тот же Альберт вот уже два года игнорирует мою просьбу сделать у нас хлебопекарном цеху вакансию кондитера.
– Так это ж придется столько всего закупать, – мстительно заметила Дана. – Скоропортящегося. А есть это будут не все…
– Регина и дети Регины, – Эстерхази воздел палец. – И даже, между прочим, мой кролик. Он постоянно сжирает то, что ему не положено.
– Зоозащитников на вас нет, – пробурчала Дана.
– Вот на них вакансий точно не выделят, – рассмеялся Эстерхази.
*
Дана вытерла вспотевший лоб. Чертова жара, чертов поселок, чертов Альберт. И Наташка. Из-за нее она здесь сидит, из-за наркоманки паршивой. Вот если бы ей еще тогда, в детстве, сказали: ты можешь упарываться по препаратам, но помни, что из-за этого твоя сестра должна будет работать с бумагами в странном поселке, обслуживающем лечебные грибы (чтоб им пусто было)? Что сделала бы Наташка?
Внезапно ее посетила странная мысль: а если в эти пять лет Наташка умрет, нужно будет отрабатывать прочие годы, или нет? Зря все-таки Кристинка не взяла с собой книжку. Спросили бы у графа. Вдруг можно.
Задумавшись, она потеряла счет времени и очнулась только тогда, когда от пребывания в одной и той же позе заболела спина.
Закрыв таблицу, Дана вышла в коридор и прислушалась. Из комнат долетали короткие диалоги. Был слышен голос Альберта.
Подойдя к его комнате, Дана прислушалась. Альберт разговаривал с Региной.
– Четыре смены не решат вопрос, – говорила она. – Ворота все равно придется чинить, так что жду сметы от инженеров.
– Инженер у нас один, – ответил Альберт. – Даже половина инженера, потому что полставки. На остальные полставки он рейдер.
– А разве не две ставки было?
– Если и да, то не при мне.
– Альберт! Что за самовольное сокращение персонала! – повысила голос Регина. – Инженеров всегда было два! И, кстати, вы еще неделю назад обещали мне дубликат ключа от архива.
– Он у Ингры, – буркнул Альберт. – Зайдите к нему и возьмите любой из четырех, они у него в коробке на стеллаже. На бирке написано «лодки».
– Остроумно, – отрезала Регина, и Дана поняла, что администраторша собирается покинуть кабинет.
Шмыгнув за угол, Дана затаилась, пережидая стук каблуков.
Значит, «лодки». Очень смешно.
*
– Ты простила меня? – Чекава снова догонял Кристину. – Я тут решил подарить тебе то, что ты не сможешь передарить Рэнни.
– Если это какие-нибудь розовые трусы, – съязвила Кристина, притормаживая, – то ты ошибаешься. Они не относятся к вещам, которые нельзя передарить Рэнни. Он прибьет их на стену и станет всем рассказывать, что отнял их у богини Кали… или кто там еще может ходить в розовых трусах.
– Я долго думал, – сказал Чекава, – и в итоге придумал.
Кристина остановилась. Ей льстило, что о ней долго думали.
Дима, ухмыльнувшись, вытащил из барсетки маленькую открытку. На внешней стороне было изображено что-то из путешествий: голубое небо, фреска типа египетской, пальма.
Внутри Кристина увидела написанное от руки стихотворение:
Как в кубок воли не налить вины,
Не развернуть к весне средину лета,
Нельзя убавить громкость тишины,
Потерянной, как мелкая монета.
Из всех теней, отмеченных скорбя,
В аскезе неумелой, емкой фальши,
Нет ближе никого, кроме тебя,
И сообразно, никого нет дальше.
Ты – альфа и омега долгих зим
Унылая струна полночных бдений.
Безэмоциональный псевдоним
Оброненный книгой сновидений.
Те люди, которые как с тобой,
Они на самом-то деле с ними.
Как только здесь протрубят отбой
Там – только туже затянут лини.
Из рук их брать нельзя ничего.
Их краски в рисунках шевелятся ночью
С ними захочется одного —
Быть тем, кто уже ничего не хочет.
Таись и жди, пока морок тает
Остави, в памяти не храня!
Ты увидишь, что это тебя спасает
И тогда
Ничего.
Не бери.
У меня.
Прочитав, Кристина некоторое время всматривалась в лицо Димы. Тот смотрел, не моргая.
– Ты определенно психопат, – выдавила она наконец. – И да, ты прав. Такое я не решусь подарить Рэнни.
– Я ничего плохого не имел в виду, – прошептал Дима. – Просто я хотел сказать, что душа человека… она как бы двулика. И когда я говорю с тобой, это… это меня исцеляет, понимаешь? Я только что осознал. Ты словно свет, на который я не имею никакого права, но который вижу…
– Подожди, – Кристина подняла ладонь и осмотрелась. Они были одни, и опять в тени аллеи, ведущей к гаражу. Только вот Рэнни у дерева теперь не было.
Чекава покорно замолчал. Зрачки его серых глаз были огромны, и он не моргал. И даже, кажется, не дышал.
– Хочешь, – тихо спросила Кристина, – я тебя поцелую?
Он сглотнул и сделал движение навстречу.
…Ничего подобного у меня еще не было, думала Кристина, обнимая свитер, так и не пропахший навозом достаточно сильно для того, чтобы в него не хотелось вонзить ногти.
В этот вечер она ощущала себя больно, неоправданно счастливой. Смущало лишь одно: когда все последующие дни она думала о Диме, он казался тусклым и непонятным. Не выглядел, как предмет, который можно безнаказанно идеализировать.
Но Кристина старалась.
*
– Ключ от архива прошлых лет находится Джафара, – убежденно сказала Дана.
– Попросить?
Дана нахмурилась.
– Попросить-то можно. Только вот после этой просьбы лететь мы будем далеко и долго.
– Тогда я не знаю. И, если хочешь знать мое мнение – у тебя паранойя.
Дана не обратила на слова подруги никакого внимания.
– Может, – вдохновенно подняла она вверх указательный палец, – его соблазнить?
Кристина закатила глаза.
– Его? Да ты что? Проще Альберта.
– Он женат. Хотя любого мужика можно совратить. Ща… где-то было…
Дана нырнула в свой еще не полностью распакованный чемодан.
Покопавшись в нем минуты две извлекла блестящий черный комбинезон и комплект черного кружевного белья.
– Ну как? – спросила она, приложив все это к себе наобум.
– Демоничненько, – вздохнула Кристина. Она всегда завидовала умению Данки превращаться в роковую женщину. Хотя в настоящий момент она подозревала, что планы подруги отчасти продиктованы завистью к тому, что Кристина находится в отношениях, пусть и утомительных.
– Помаду у тебя возьму, – продолжала Данка. – Красную. Она тебе все равно не идет.
– Она и не моя, – напомнила Кристина. – Я ей на заборах рисовала.
– Вот и классно!
Вдохновленная, Дана выставила ее за дверь.
Следующие дни были жаркими, ленивыми, и ничем не напоминали об этом эпизоде, достойном шпионского романа, и Кристина понадеялась, что Данка оставила эту затею, осознав всю ее нереальность.
Дима теперь часто посещал их дом, вел себя примерно, и Кристина заподозрила, что как-нибудь он захочет остаться на ночь. Или пригласит ее куда-нибудь? Как вообще в поселке это делается?
– А ты у него спроси, – лениво подначивала ее Дана. – Мне кажется, он сам не знает, чего хочет.
Данка-то точно знала, чего хотела. Она хотела ключ. Но если ключ у Джафара, и если тот знает, что происходит с людьми в поселке, то не исключено, что его как раз и следует бояться больше всех. Он военный. И он наверняка умеет убивать.
*
В следующий вечер, гуляя с Димой по вечерним окрестностям, Кристина стала замечать в нем раздражение. Закономерно решив, что происходит оно из-за отсутствия мест для уединения, Кристина бросила пробный шар:
– А знаешь, ведь у нас на ферме сеновал есть.
– Сеновал? – не понял Дима.
– Я к тому, что мы туда можем зайти, посидеть. Чтоб не попадаться так уж всем на глаза.
– Слушай, – тревожно сказал Дима, – я как раз подумал… мы как-то слишком загулялись. Давай прервемся на пару вечеров?
– Прервемся?
– Ну да.
Кристина остановилась. Итак, она прямым текстом предложила парню интим. И только что была отвергнута.
Такого с ней еще не было. И это уже второе «не было».
– Что ж, – сказала она, из последних сил стараясь не сорваться. – Прерывайся. Пока.
– Пока, – сказал Дима, отступая.
«Он правда думает, что я начну его ловить?»
Помахав рукой, он быстро ушел, почти бегом.
*
Теперь Кристина ощущала себя дерьмовее некуда. Вот надо же было на все это повестись. Уж лучше Данка с ее шпионскими романами и бредом о добыче ключа.
Жалея себя, Кристина спустилась по тропинке к ручью, потом пошла вдоль него, к развилке. Идти домой она была не в силах и свернула в лес. Ой, думала она, лышенько. Кто ж тебе звал.
Устраивались спать птички. Попадались чьи-то участки, но без грибов. Да и какие грибы вдоль тропинки, разве что сыроежки. Вот сейчас наберу что найду, думала она. После одиннадцати. Однако постепенно темнело, а в темноте не только грибы, но и тропинка различалась с трудом.
Где-то шумела река, и Кристина двинулась туда, решив, что двум смертям все равно не бывать.
Вот впереди заблестел металлическими трубами железный мост.
Осторожно ступив на нижние, скользкие планки, она пошла над водой, вглядываясь в переплетение черных ветвей на том берегу.
Уже почти в самом конце моста ее остановил непонятно откуда взявшийся ужас. Там было… холодно. Холоднее, чем над рекой. И еще там что-то мерцало – так мерцает, если нажать на глаз.
Проморгавшись, Кристина вгляделась в чащу, изо всех сил вцепившись пальцами в ледяные, сырые от вечерней росы перила.
Там, в лесу, двигалось что-то белое. Было оно размером с человека, только чуть шире и как-то размытее. И вот именно от него тянуло сыростью и холодом.
– Отче наш, – заплетающимся языком прошептала Кристина, – иже если на небеси… да святится имя Твое… да приидет царствие…
Белое остановилось и теперь смотрело прямо на нее. Чем смотрело, Кристина не поняла, потому чтобелое было недифференцированным. Только внутри оно казалось темным.
*
…Убегала она от реки минут двадцать, не думая, куда бежит. Помнила, что для того, чтобы вернуться в поселок, надо идти вверх, но в итоге сильно забрала вправо и вышла на кичман.
За сетчатой оградой, на поляне между домиков горел костер. Две тени сидели возле него и почти не шевелились.
– Кто там ныкается, – сказал один; лениво, так и не оглянувшись. – Иди к нам.
– У нас хавка есть, – сиплым голосом добавил второй.
Рассудив, что сегодня хуже уже не будет, Кристина зашла в ворота. Все равно найти обратную дорогу она была не в силах, а белое… оно могло подстерегать где угодно. А здесь какие-никакие, но все же люди.
Глава 6. Сплетня про себя
– Ты хорошая девчонка, – говорил Толик по кличке «Егерь», подливая ей коньяка. – И голос у тебя ангельский. Как будто сам господь послал тебя, чтобы смыть все мои грехи. Если холодно будет – проси, не стесняйся, телагу дам.
– Да нет, спасибо, – отвечала Кристина. – Мне пока коньяка хватит.
Она сидела здесь уже час.
– Ты – посланница небес, – пьяно продолжал Егерь. – Правда, Весло?
– Угу, – бурчал в кусок хлеба тощий поселенец. – Как есть ангел. И за что нам такая радость.
Эта фраза, точнее, тон, каким она была сказана, Кристине не понравились. Но ведь я, думала она, просто могу сейчас встать и уйти. Если идти от кичмана налево – выйдешь к поселку. Правда, темно…
И она сидела.
Ей казалось, что весь этот псевдорелигиозный нарратив был ответом мироздания на спонтанную молитву, которую она вспомнила, увидев белое. Мироздание словно бы ответило: не поможет. Вот, посмотри, что за люди используют те же самые образы и формулы.
Правда, возражала она мирозданию, они тут давно живут, и возможно именно эти образы и формулы спасают их от белого. Кто знает.
…Через полчаса Егерь все же накинул на нее телогрейку и все порывался обнять. Подтянулись еще двое сонных поселенцев, представились Серегой и Левой.
А вот теперь я уже не могу встать, думала Кристина, с усилием заставляя работать свой одурманенный страхом, обидой и алкоголем мозг. И все же она попыталась.
– Сиди, – пришлепнул ее Егерь, – слушай мою исповедь… грешен я…
«Твою мать». Кристина посмотрела на свои руки. Руки дрожали.
*
Где-то далеко кричала сова, стрекотали кузнечики, а дым от догорающего костра поднимался ровно в небо, знаменуя штиль.
– Водички нет? – попросила Кристина.
– Весло, принеси даме водички, – сказал Егерь. – В закрытой, мать твою, бутылке. А то дама пить не станет. Ну, я б на ее месте не стал.
Поселенцы подобострастно хмыкнули.
Весло поднялся с чурбака, хекнул, удалился в темноту, где просматривалась улочка, образованная построенными из горбыля домами. Когда Весло открывал бутылку, Кристина видела, как отлетело фабричное колечко.
Кристина сделала глоток. Вода показалась странной.
Когда бывшие зеки в очередной раз заржали, он поднялась и сделала шаг, однако ощутила такое сильное головокружение, что вынуждена была снова сесть.
– Я, пожалуй, пойду, – сказала она, осипнув.
– Да посиди с нами, ты чего, – забубнил Весло, глядя себе под ноги. Егерь поощрительно улыбнулся, и Кристина заметила, что зубов у него примерно два.
– А что ты зубы не вставишь? – спросила она.
– Это надо в город ехать, – объяснил за Егеря Весло. – Здесь зубрих нет. А в городе нас никто не ждет…
– Ждут, но не те, – заметил Дворник.
Сергей подбросил дров в костер.
– Уже полдвенадцатого, – жалобно сказал он. – Пора, что ли…
Все посмотрели на Кристину. И совсем не так, как на гостя, которому пора уходить.
Влипла, обреченно подумала та. Надо первой схватить нож. Хотя лучше не хватать, если не умеешь пользоваться.
*
Несмотря на неумение, она все же отметила местоположение ножа, которым резали хлеб, и начала лихорадочно придумывать план Б, понимая, что он будет провальным. Подступала паника.
А хозяева никуда не торопились.
И когда Кристина уже мысленно попрощалась сама с собой, за костром зашуршало, ворота звякнули, и на поляну вышел еще один человек. Костер высвечивал старые джинсы и футболку. Пришедший остановился на краю поляны и снова чем-то звякнул, по звуку значительно более мелким, чем сетчатая ограда, но тоже металлическим.
– Вечер в хату, – произнес он тихо.
Кристина почувствовала, как развеивается хмель. Вот уж кто точно… а может, они для него все и делали…
– Вечерочка, начальник.
Егерь поднялся.
– За крестовинами пришел? Мы только три спилили.
Егерь нервно щурился, потел и суетливо потирал руки. Весь его облик выдавал неожиданный, резкий испуг, Кристине непонятный.
– Я просил четыре, – сказал Джафар, выступая на свет. – Кто у вас тут?
Весло как-то поджался и отодвинулся в тень.
– Барышня зашла передохнуть, – просипел он.
Суетливо поднявшись, Весло развел руками. – Мы уж предлагали до вас проводить, но видно девка крутую обиду на кого-то кинула. С вами, говорит, сидеть буду…
Как они проницательны, с горечью подумала Кристина. У меня ведь наверняка все на лице написано.
Сделав несколько быстрых шагов, Джафар обогнул костер, наклонился, грубо схватил ее, вонзив пальцы под ключицу, и поднял на ноги. Что-то странное случилось с его лицом. И без того рельефное, оно стало гротескно резким, бледным, и как будто нарисованным на страшной картинке.
– Тащите заказ, – бросил он через плечо. – А вы, Кристина, идите вон туда, – он кивком указал сторону, – и ждите меня там.
– Угу, – сказала Кристина, ощущая, как футболка прилипает к спине от холодного пота.
Он меня спас, подумала она. Он… в каком-то странном состоянии меня спас. Или это я слишком пьяна.
*
Некоторое время они шли торопливо и молча. Джафар держался сзади, и Кристина слышала, как стукаются друг об друга неведомые детали – «крестовины» – в его холщовом рюкзаке.
– Надеюсь, – тихо сказал, наконец, Джафар, уже совершенно нормальным, слегка усталым голосом, – что вы не обижены на меня. За то, что в третий раз не позволил вам уже окончательно стать жертвой.
– В третий?
– Сначала ваш начальник; потом… я слышал, как вы еще в самолете рассказывали про вашего отца, страдающего алкоголизмом.
– Вы же были в наушниках.
– В салоне есть микрофоны.
– Черт… а дальше?
– Сегодняшний вечер.
– Да ладно. Они же давно… ну, отсидели, исправились.