Я всмотрелся в огни плывущего впереди аэронефа ТорФло:
– Пошли в рубку. Нужно курс поправить. Торфлотовцы летят, не глядя куда.
6
В рубке было темно. В углу горела жёлтая лампочка, да светились древние гелиографные экраны. Я сверился с показаниями приборов:
– Ещё пара километров и мы вышли бы из зоны движения аэронефов, войдя в дирижабельную.
Марин Лебэн встрепенулась:
– Вот про это я и говорила. Какая в воздухе разница, идёшь ты по трассе для аэронефов или дирижаблей? Нет же – плати штраф за бессмысленное нарушение.
Я крутил руль, компенсируя перекос трюмовой гондолы, которая вынуждала «Сестрёнку» забирать влево. Марин стояла у лобового стекла.
В ночной темноте, где-то далеко-далеко на горизонте, по небу проходила полоса Неудоби. В ней вспыхивали электрические разряды. Изредка ворочалось что-то призрачное с красноватым отливом, словно гигантское чудовище хотело накрыть всю Империю, но останавливалось перед невидимым барьером.
– Борис, ты когда-нибудь задумывался, что мы живём, окружённые катастрофой?
– Ты про Неудобь?
Марин повернулась ко мне и опёрлась спиной о лобовое стекло:
– Когда я вижу Неудобь, то вспоминаю, что мы, человечество, и Ханаат, и даже австралийцы, живём в горящем доме. Пылающие стены рухнут на нас в любой момент. А мы сидим среди пожара и пьём цикорий из чашки, убеждая друг друга, что всё в порядке.
Я пожал плечами:
– Когда я вижу Неудобь, то первым делом проверяю, не сбился ли я с курса? Зачем думать о том, что если произойдёт, то уж точно не на моём веку?
– Сегодня мы смотрим на Неудобь издалека, а завтра она всех нас накроет Шестой Волной.
– Между волнами катастрофы по несколько тысяч лет. Учёные говорят, что Пятая была последней.
– Вся наука – это ложь, которая постоянно опровергает саму себя. Даже если новой волны не будет, Неудобь-то растёт. Рано или поздно она захватит всю оставшуюся землю. Ты, Бориска, проживёшь свою жалкую жизнь, а человечество обречено.
Марин вещала таким тоном, будто ей не пятнадцать, а сто пятнадцать, как Льву Николаевичу. Ещё и «Бориской» назвала:
– Развела тут философию «умрём – не умрём». Все там будем, Иисус-дева-мария. Признавайся, кто ты и от кого бежишь? Украла что-то?
Марин подошла ко мне. Левая часть её лица подсвечивалась то красным, то зелёным светом фонарей аэронефа ТорФло, который мы понемногу нагоняли:
– От кого ещё может бежать честный человек в Империи Ру?сси? Конечно от преследования Имперской Канцелярией.
– И за что тебя преследуют?
– Я – принцесса Марин Дворкович, – заявила она.
Тут Марин поведала, что она – племянница Жоржа Дворковича, знаменитого правителя Сен-Брянской провинции.
(В это не верилось).
– Несколько лет назад мой дядя организовал Фронду, попытку свержения Императора Володимара Третьего.
(Это правда, вялотекущие протесты Фронды до сих пор проходили в Моску).
– Но силы Фронды были разгромлены во время попытки войти в Моску, продолжала Марин. – На стороне Володимара Третьего выступили многие дворяне и владельцы ПВК. Патриотические силы решили объединиться и разогнать Фронду, ведь из-за гражданской войны назрела опасность вторжения Конурского Ханаата. С тех пор Жорж Дворкович находился в бегах. Пару месяцев назад агенты Имперской Канцелярии выследили его местоположение. Нычка фрондеров была разгромлена.
– «Нычка»? – удивился я. – Какое неаристократичное слово.
Но Марин продолжала, едва сдерживая слёзы:
– Дядю убили. Мою маму изнасиловали и зарубили саблями агенты Имперской Канцелярии. Папу, братика и второго братика тоже насмерть изрубили, – заключила Марин. – Поэтому я понимаю боль твоей утраты. Но мне труднее. Я вынуждена бежать. Под видом нищенки пробираюсь в трюмы аэронефов.
– Куда бежишь?
Марин достала из кармана платья клочок бумаги с пятнами засохшей крови:
– Эти координаты передал мне умирающий отец.
Я взял бумажку и ввёл цифры в ординатёр. Старое вычислительное устройство начало компилировать путь, кряхтя и щёлкая релейными переключателями.
Марин продолжила:
– Там находится последняя нычка… то есть оплот Фронды, о котором не знают канцеляриты. Оттуда повстанцы нанесут смертельный удар императору Володимару Третьему. Но для этого я должна найти их.
– Без тебя, что ли, не смогут нанести смертельный удар?
– Сопротивлению нужен лидер. Я последняя из Дворковичей, законная наследница престола.
– Это если Фронда победит.
– Она победит, когда фрондеры проникнут в резиденцию Ле Кремлё и убьют тирана. Я владею кодами доступа во дворец. Их прошептал мой умирающий дядя.
– Погоди, что-то я запутался. Ведь бумажку тебе передал отец, а не дядя?
– Оба передали, – всхлипнула она. – Они умирали плечом к плечу.
Узнав, что Марин принцесса, я сразу стал замечать аристократическое благородство в её речах и движениях тела. В глазах блестели слёзы, голос дрожал, руки складывались в умоляющий жест. Ну, вылитая Мими Вронская, в роли молодой Екатерины Великой в спектакле «Тень женщины».
Я с трудом отвёл взгляд от прекрасной девушки:
– Что если я выдам тебя канцеляритам?
Марин положила руки на мои плечи:
– Твой отец так бы и поступил. Но ты другой. Ты не способен на подлость. В тебе есть истинное благородство, которое утратили многие дворяне.
Против воли я ухмыльнулся. Это точно, всегда подмечал за собой что-то типа благородства.
