Действительность. Том 1

Перспектива осмысления (от сверх грубого, к сверх тонкому)

Заканчивая первую главу, хочу подвести некий итог всего вышесказанного. Но сначала, предвосхищая один из проблемных вопросов, относительно «живого», и «неживого», а именно, в отношении присущей, якобы только «живому», репродуктивности, хочу отметить следующее: Воспроизведение себе подобного, только на первый взгляд, является особенностью сугубо «живого». Если же посмотреть на этот вопрос, несколько шире, то, в так называемой, «неживой агрегатности природы», обязательно найдёшь признаки, той же репродуктивности, лишь с иными модальностями.

И эти процессы, если посмотреть на них не предвзятым взглядом, окажутся идентичными динамикам, и модуляциям природной субстанциональности «живого». И наоборот. Репродуктивность «живого», так, или иначе, повторяет динамику процессов, в так называемой «неживой природе». То есть, всё те же механизмы, но в своих временных, перспективно-формативных, и модульных параметрах. Наиболее известные и близкие нам, по чувству времени, и формам модуляций, бесспорно принадлежащие к «миру неживого», это всевозможные кристаллические структуры природы.

Конечно, в нашем устоявшемся представлении, отличия здесь, как будто бесспорны. Но если посмотреть на это, не предвзятым взором, то можно обнаружить более разительные отличия между структурами, относящимися нами непосредственно к лагерю «живого», чем, те отличия, между «живыми», и «неживыми», которые мы трактуем, как относящиеся к разным лагерям нашего разделения мира.

В сущности, то сакральное, не осмысливаемое нами до конца явление, которое мы позиционируем, как репродукция, есть естественный ход сущностной основы всего материального. Некий лейтмотив, его главной архаической особенности, берущей своё начало в самом рождении сущностного, как такового. Как следствие той изначальной метаморфозы, послужившей предикатом нарушения природного абсолютного баланса, (именуемого флуктуацией). А именно, вытекающей из этого нарушения, названного мною «балансом плюс», материализации пространственно-временного континуума, объективирование его, как некоего зачатия для всего сущностного. Нарушения, после которого с неимоверной скоростью начало возникать всё материальное, как нечто «продуктивное» - от потерявшего равновесие, «абсолютного баланса природы». Нарушения, воплотившегося в некую «Материнскую платформу» для действительности, как таковой.

Для всякой структуры материального свойства, и не только содержащей в себе углерод, мы являемся ближайшими родственниками. У нас, как бы мы не были далеки друг от друга, обязательно найдутся механизмы идентичного характера, и динамики. Ведь даже сама суть «Баланса плюс», как некоей изначальной причинности существования материи, заключает в себе, некое постоянное преобладание антигравитационных сил, над гравитационными. Как в широком смысле мироздания и его сущностной материальности, так и в узком, относительно некоего постоянного прироста, на всех уровнях, и расширения полей.

Я говорю сейчас о том, что наш разум часто оценивает, как одну из сторон становления, некоего «прогрессивного» заполнения пространства морфокинезными объектами. На этом строится наше умозрение прогресса, и регресса, как таковых. Материя не исчезает, и не появляется, для нашего восприятия, только в силу того, что она в сути своей, есть «ничто», и только нарушение абсолютного баланса, позволяет ей объективироваться. Но формы её, в силу генетической основы «Баланса плюс»,для нашей действительности, всегда находятся либо в регрессе, либо в прогрессе. Ибо здесь царствует стремление.

Понятие «живая ткань», на самом деле, гораздо шире, чем мы привыкли себе представлять. Я знаю, что многие светлые умы бились, и бьются над этой проблемой, и у каждого из них, свой неповторимый взгляд. Я же, пытаюсь сформулировать свой. Если попытаться суммировать необъятное, и постараться в одном тезисе отразить мой взгляд на жизнь, как таковую, и определить некую точку отсчёта для «живого», то получится примерно следующее: По моему глубокому убеждению жизнь, как таковая, начинается именно с того нарушения «абсолютного баланса», которое предшествовало возникновению материи. Нарушения абсолютной гармонии пустоты, и последующей флуктуации, и инерционных разрастаний этого нарушения. И потому, я отношу к «живому» всё, что можно отнести к материальному.

И этот взгляд, скорее всего, будет мало кому понятен, в силу укоренившегося поверхностного убеждения большинства умных голов, в существовании изолированных форм бытия, в нашей целокупной действительности. Где я нахожу, лишь глубоко антропогенное разделение общей материальной неделимой субстанциональности, на «живое», и «неживое» …, разделение, исходящее из общих принципов деления мира, и абстрагирования образовавшихся составляющих…, разделение, основывающееся на природных субъективных принципах «заинтересованного ноумена-наблюдателя» – нашего разума…, способного оценивать нечто, и имеющего эту способность, как некую экстраполярную, неотъемлемую от своего существования, суть.

Как я уже отмечал, крайне сложно передать то, что в сути своей, так образно, так абстрактно и так тонко…, что почти не доступно, для всяких возможностей нашего языка. Но других способов, у нашей рефлексии, нет. Мы можем осознать, и передать, только то, что сами форматируем, в некие цепи, копирующие наше, по–преимуществу, линейное сознание, и объективирующее его, на страницах. Пусть неловко, уродливо, неточно, и формально, но всё же, «воплощено-передаваемо». И как я уже отмечал ранее, слава Богу, существуют возможности художественного, поэтического, и музыкального плана. И хотя, у них свои плоскости, им доступно гораздо больше, чем самому совершенному языку, как рационально-аналитического, так и трансцендентно – рефлективного плана.

Мои мысли, чистыми образами идеального, всплывают в моей голове. И мой «рефлексивный разум», со своими «рационально-аналитическими ганглиями», из этого материала, неуклюже грубо, пытается лепить доступные для других разумов, (как ему кажется), формы.

Я не строю своих мыслей, на основе чужих гипотез, в смысле опровержения, или продолжения их. Я так думаю, – как пишу. Я так вижу, – как говорю… И все ошибки, и заблуждения, – это мои заблуждения, не навеянные кем-то, но сформированные во мне. Хотя, скорее всего, и это, также иллюзия… И все, так называемые, мои мысли, на самом деле, плод пережёвывания чужих, прочитанных когда-то, забытых, но отложившихся в подсознании. Может статься, что всё это, – лишь продукт переваривания?

Но, как бы там ни было, я чувствую, что пишу своей кровью, и стараюсь не употреблять чужих высказываний, и умозаключений. Только лишь – мой взгляд. Я очень часто сталкивался с тем, что апостериори, уже после того, как написал, и выразил свой взгляд, вдруг обнаруживал нечто подобное, у мыслителей прошлых поколений. И эти совпадения, да, именно совпадения, я встречал довольно часто. Но я не собираюсь вычёркивать мои мысли, из сотканных мною, пасквилей, только в силу того, что обнаружил нечто схожее, у других мыслителей. Меня нисколько не тревожит, что меня могут обвинить в плагиате. Ибо я знаю, – как рождались эти мысли. А совпадения мыслей, встречаются даже чаще, чем перекрещивания прямых линий, в геометрии феноменального мира.

Возвращаясь к осмыслению «живого», и «неживого». Хочу несколько остановиться на том, как вообще, мы смотрим на вещи, чем руководствуемся в своих умозаключениях, относительно того, или иного состояния материи. Только ли, правдой своих чувств, и истинной своих умозаключений? Может быть, не маловажную роль, здесь играет та, всосавшаяся нам в кровь, условность? А может статься, она играет главную роль, в нашей оценке всех явлений, и вещей в мире?

Вся противоречивость нашего вглядывания в мир, (и эта противоречивость, есть отражённая, и олицетворённая сущность, самого мира), все наши старания найти единую для всего, и вся истину, – ломаются этой противоречивостью. Как только мы находим какую-нибудь, более-менее «стабильную истину», как в ту же секунду, она начинает противоречить сама себе. В сущности, она и возникает, в результате архаического противоречия. Но мы часто, этого не замечаем, в силу свойств нашего разума. Нас мало интересует «папа», и «мама», когда мы смотрим на «совершенное дитя». – Мы находимся, во власти экзальтированной восторженности!

Я ещё раз убеждаюсь, что в этом противоречии, вся суть Сущего, вся его глубина, и необъятность, – его единственно возможная фундаментальная природа. Мы, люди, оцениваем мир, и сущее в этом мире, с точки зрения собственной формы, с точки зрения своего сакраментального устройства, с точки зрения, веками выложенных в нас, форм, и порядков. Ведь по большому счёту, мы – подобны той же мозаике, в которую, с каждым новым поколением, и даже с каждым новым индивидуумом, вкладываются несколько новых «кубиков».

Новизна этих «кубиков», возникает, как результат воздействия на нас, ежесекундного момента условий внешней природы, и последующей нашей реакции, на это воздействие. Мы трансформируемся в нечто своеобразное, и обогащаем, тем самым, палитру общего человеческого мозаичного полотна, своими индивидуальными красками, и оттенками. Мир меняет нас, и тем самым, меняется сам. Ведь, с «новыми кубиками», мы смотрим на мир, уже несколько иначе. А значит любая, даже самая «стабильная истина мира», когда-нибудь, необходимо постареет, и потеряет свою актуальность.

Когда-нибудь, мы совершенно по-иному посмотрим на «живое», и «неживое» в этом мире. На те законы, и определения, которые сейчас, для нас являются незыблемыми. Нам откроется нечто потаённое, нечто лежащее пока, за гранью нашего понимания. И тогда мы воскликнем; – Нет неживого! В мире – есть только живое! Отметём все наши старые заблуждения, чтобы приобрести новые. Отбросим все наши условности, и увидим так ясно, всю сущность противопоставления «живого», и «неживого»! Осознаем всё наше неразрывное родство, со всей «неживой природой», и глубоко созерцая, осмыслим свою единую сущность, не только с нашей планетой, но и со всем миром, с каждой крупинкой песка, и с каждой каплей воды. Наше экзальтированное отношение, смениться трезвым, непредвзятым отношением ко всему миру, и к самим себе.

Когда-нибудь, мы увидим такие просторы, и нам откроются такие тонкости, что все мои размышления на этих страницах, покажутся детским лепетом, не заслуживающим никакого внимания. Но я абсолютно уверен, что мы никогда не найдём ту грань, ту чёткую черту, которая бы отделила «живое», – от «неживого». Чем дальше мы будем уходить в этом направлении, тем дальше будет уходить перспектива.

Ведь, по большому счёту, любой переход из одного состояния, в другое, любой скачок, это цепь последовательных изменений. Физика – неумолима. А наш взгляд на это, наши оценки, и определения, есть необходимое деление, обозначение, и сопоставление, исходящее из, присущего только нам, чувства времени, и пространства.

Как в пространстве, – невозможно найти последней неделимой точки…, как во времени, – невозможна точка отчёта…, так и здесь, – невозможно найти той черты, которая бы отделила чётко, одно, от другого. Что ни возьми, каждое из этих высказанных положений, при глубоком рассмотрении всегда будет воплощением пропасти. Ибо всё это, лишь разные стороны нашего разумения. Разумения, которое есть – суть пропасть…

В своём образном мышлении, балансирующем на грани подсознания, и интуиции, я представляю живую ткань, как некую, лишь более гибкую, более пластичную, существующую в более мобильном состоянии, «синтезированную формальную модуляцию», сочетающую в себе, отношения грубых, и тонких форм энергетической материальности. «Альянс инертных, и агрессивных стихий», находящихся в соотношении баланса противостояний. Баланса, создающего близкую нашему созерцанию, трансформацию, оцененную по родственным критериям, формомодуляцию, со всеми внутренними сочетаниями, и движениями. Я осознаю её появление, как необходимую последовательность утончения баланса материальной субстанциональности, в изменившихся условиях, узких амплитудных колебаний природного Макрокинеза.

Относительно небольшой диапазон колебаний, общей природной среды, некая стабильная, ровная волна климатических изменений, спровоцировала вытягивание из «инертного материального монолита», тонких пластичных формаций, существующих в поле этих экстраполяций, и колебаний, и играющих в такт, этим общим колебаниям.

«Живая ткань», – выросла из «неживой материи», как вырастают нежные тонкие побеги, из твёрдого, инертного ствола дерева. Её появление, абсолютная закономерность, необходимое изменение формы, под воздействием изменившихся условий, и обстоятельств.

Так, на почве нашего первобытном разума, когда-то начали вырастать, и расцветать более «тонкие ганглии сознания» …, так, в нашей душе вырастают, и расцветают «изощрённые ганглии» восприятия, и ощущения, более тонкого, запредельного мира… Именно амплитуда климатических, и иных колебаний природы, её относительное внешнее успокоение, её гармоничное уравновешивание по всем фронтам, позволило расцвести на «теле грубой материальности» – «изысканным цветам утончённого полигенеза».

Те суперкатаклизмы природы, бушующие на нашей планете миллионы лет, до, так называемого «возникновения жизни», воплощали в себе, некую относительную «сверх амплитудность» колебаний природного естества. Но можно ли, то состояние природы, определить, и обозначить, как отсутствие жизни? Бушующая жизнь планеты, во времена своей гиперреактивности, не позволяла расцвести «цветам тонких мета организованных структур», чья внутренняя организованность, и гармония, не могла существовать, в этом бушующем океане. В такой атмосфере, могли быть только соответствующие морфоструктурные модуляции, со своими критериями организации, и гармонии.

И всё дело в том, что организация, и гармония, как таковые, могут иметь бесконечно различные амплитуды колебаний, могут существовать в различных, несопоставимых модуляциях, а значит, иметь собственную жизненную форму оргахаотики. И на самом деле, гармония, бушующей штормами, и вулканами планеты, в сути своей, ничем не отличается от гармонии бьющегося сердца.

Да, бесспорно, в большом шуме, не рождаются тонкие переливы музыкальной флуктуации… Во время грандиозного шторма, невозможно рождение тонких переливов свирели… Большой взрыв – сметает горящие костры… Но значит ли это, что большой взрыв, или грандиозный шторм, являют собой, нечто противоположное, нечто «анти», – нечто враждебное вообще, «живому»? Да… Враждебное, нашей сакральной организации, нашей форме бытия, нашим тонким ритмам, и всему, для нас близко родственному…, но никак не – «вообще, живому».

Скажу больше. Тот, кто способен достаточно глубоко опуститься, в колодец познания идеальности природы, поймёт, насколько сам «взрыв», как таковой, родственен нашей биологической природе, нашему сакральному естеству. Ведь, как я отмечал выше, мы с вами, представляем собой, тот же «взрыв химических реакций», лишь сбалансированный, – лишь растянутый во времени. И только поэтому, он представляется, чем-то чужеродным «хрестоматийному взрыву», как таковому. Мы, своей субстанциональностью, своими механизмами, напоминаем, нечто вроде реакции в атомном реакторе, заторможенном графитовыми стержнями. – Текущий сбалансированный взрыв.

Отделение, абстрагирование, и Феноменизирование, одной составляющей мира, и противопоставление её, – другой, только потому, что эта составляющая, ближе нам, по своим механизмам, по морфодинамической модуляции, и скоростям, – есть суть естественная потребность нашего разума. Ведь он, только и существует, в этих модуляциях, и алгоритмах. Это – его кровь, и плоть…, основанная, на генетической природе его архаического дуализма. Он живёт, он существует, на разделении, и противопоставлении всего, что попадает в его поле зрения.

Абстрагирование, и последующее определения, и назначения «близкого», «родного» …, с обязательным определением противоположного – «чуждого», «далёкого», и «чужеродного». Основанном, на необходимом для его жизни, делении самого бытия, и мира, на «родной», – расположенный…, и «чужой», – враждебный....

И критерием истины здесь, как и в любых иных исследованиях, возбуждающих, и удовлетворяющих наш разум, – служит, заключенная в динамической музыкальной гармонии, для нашего слуха, и нашего глаза, общая полифония мироздания. Красота – и безобразие, как противоположные полюса, для всяких наших оценок.

Ведь, по большому счёту, истина, какими путями она бы нас не водила, в какие дебри не заводила, её утверждаемая, схоластическая основа, всегда гнездится в музыкальной орнаментике, и выверенной фразировке…, основополагающим принципом которой, является законченность диссонансно-консонансного континуума, нашего сознания. Повсеместно воплощающегося континуума, присущего нашей воли, и отраженного наиболее непосредственно, в глубинной музыкальности всякой воспринимаемой, и изучаемой вещи нашего бытия.

Ведь музыка, есть воплощённая в звуках – суть не только жизни, но и бытия действительности. И в том числе, поэтому, она так завораживает нашу душу. И как сама полифония всякого музыкального произведения, противопоставлена каденции…, так жизнь, в нашем бытии, противопоставлена смерти. И как каденция – важна, и необходима для музыкального произведения, так и неопровержимо важна смерть – для нашей жизни. (Ушёл незаметно, в другие поля.)

Религии, на нашей многострадальной земле, рождались, в том числе, и на почве одушевления неодушевлённых предметов. В каждом предмете феноменального мира, есть душа. Люди всегда подсознательно, глубоко чувствовали это, особенно древние. Ибо тогда, на заре расцвета идеального познания, все их мысли, были ещё слишком близки к инстинктам, и почти не были «отформатированы», на лад разумной полезности, и целесообразности. Они были менее конъюнктивными, а значит, были более близки к самой истинности мира. И поэтому, мы находим в древнейших религиях, то, чего, и в помине нет, в более поздних.

К примеру, «Синтоизм». Где одушевляются всякие предметы, имеющие свою форму, и в особенности, необычную форму. Где Бог – гнездится в каждом листочке, не зависимо от того, висящем ли на дереве, или уже упавшем на землю, и засохшем. Наши предки чувствовали мир иначе. Их глубочайшая интуиция, их инстинктивно-идеальный разум, в своих запредельных возможностях – доминировал над всем остальным сознанием. И я не случайно, для примера привёл, именно «Синтоизм», как религию идеального самопознания. Как, не только одну из древнейших религий, но в первую очередь, как некую теистическую дисциплину сверх соматического восприятия природы. Зародившуюся, в том месте на нашей планете, в том социуме, где утончённость, гибкость, глубина, и изысканность, имели, и имеют поныне, (хоть, и в гораздо меньшей степени, в силу влияния на эту цивилизацию, англосаксонской психологии, самого грубого на планете, кредо), важнейшее значение для жизни. В противоположность, относительной грубости форм, присущих религиям запада, с их инертностью, и закостенелостью, – их поверхностностью. (Хотя, как там религии запада, когда у запада, были свои религии…)

Вообще, всякая религия, имеет своим началом, своим фундаментом – подсознание. Но подсознание, имеет разные глубины. И то, во что развивается та, или иная религиозная дисциплина, всегда говорит о том, на каких глубинах она имела своё начало. И на какой глубине созерцания, находилось общество, породившее её.

Я не стану здесь, вдаваться в теологические аспекты, и религиозные лабиринты. Это отдельный огромный пласт нашего разумения, который в сути своей, как всё Великое, является сложным, в своём развитии, и становлении, и достаточно простым, – в своих истоках. Но именно поэтому, требует к себе, серьёзного подхода, углублённого обдумывания, и строгого аподиктического, и даже ассерторического анализа.

И так. Для того, кто уже настроился, на мою волну размышления, кто встал рядом, с моим углом зрения, для того, уже не должно остаться «неживых предметов», в действительном мире феноменальной реальности нашего бытия. Для нас – «неживой» – значит, лишь другой формы жизни. Ведь, по большому счёту материя, в каком виде она бы, не находилась, никогда не будет в состоянии полного покоя, и даже в камне, происходит своя динамика, свой сакральный метаболизм, а значит, своя жизнь.

Но «человек поверхностного суждения», всегда будет расценивать камень, – как нечто мёртвое. Ведь, он никогда не осмыслит то, что может быть, совершенно иная, не похожая на нашу, форма жизни. Что она, может опираться на абсолютно иной пространственно-временной континуум существования. Для такого «поверхностного наблюдателя», как мир – един для всего и вся, так и форма жизни – единая, для всего и вся. И там, где он её не видит, там её, и не существует…