– Эксперимент. Резанём?
Два перочинных, один деревянный – для бумаг. Другие – кухонные. Крепкая материя!
– Как вы хлеб режете? – добренький майор.
– А вот так, – ухмылка Инны.
– Бруска нет? – в тон майору лейтенант.
– Какого? – удивление хозяина.
Итак, тот нож не тупой. А так как он, наверняка, принесён (и унесён), то, видимо, охотничий (в чехле). Или уголовный (вылетает от нажатия кнопки). Открытым такой не сунешь в карман. На улице Нагорной люди зарезаны. И орудие, наверное, на дне реки или выгребной ямы, не выгребаемой никогда…
– Где прятали пиджак?
Оба глядят на антресоли.
– А как туда?
– Я со стула.
Может, и вор «со стула»? А вдруг вора не было, а вот этот длинный и обворовал себя?
– Стремянки нет?
– Мне она не нужна.
В кухне, немаленькой, сервант, на его полке стекло в трещинах.
– Давно лопнуло?
– Этим вечером! – дуэтом.
Лупу! Ба! След. И рулетка у Кромкина в кармане, как у других кошелёк, который иногда дома. Сорок второй. Перерывают обувь. Ни одной пары этого размера. У отца – сорок шесть, у девицы – тридцать девять, у её матери был тридцать седьмой. Кромкин (дурной пример Никиты в ООН) ударяет ботинком. Рядом с еле видным нормальный отпечаток. Не ступала нога в общественном транспорте. На индивидуальном гоняет? А протектор знакомый, но не такой, как у его ботинок. Обул ногу. Кто-то пытался с полки дотянуться до антресолей, но не вышло? А как вышло? Видимо, с раковины.
На стул, на края раковины… В Кромкине сто кг. Не рухнет? Выдержала. Но не дотянулся.
– Давай, – велит майор.
Лейтенант Запекайло и дверцы открывает, и ванночку с барахлом на край выволакивает, в ней и хранили деньги.
Вывод: лиходей немного выше Кромкина, но не такой, как хозяин денег.
– Увлекательная работа, – хвалит Инна.
– Так сколько? – не ожидая нового ответа.
– Пятьсот рублей.
Кромкин – из папки бумагу:
– «Пять тысяч. Моя премия…»
– Да таких премий нет! Я от волнения…
«Время мошенников… Вместо одних денег могут дать другие…» Вроде подсказки. Как анекдот про филармонию, где «одни евреи». Они и убиты. Или песня: «Два клёна, любимцы дяди Соломона…» Имя в документах окажется немного погодя. Деревья дальше растут, а «дядя» с этим именем в морге. Тёща Кромкина так и говорит не «два» рубля, а «двадцать». Но майор милиции не тёща! Пол-«Волги», «Москвич» целиком! Оговорка – и нет версии (если была), и опять при разбитом корыте, которое не так шикарно, как автомобиль.
Да, об автомобиле…
– Натан Аронович, вы в двадцать тридцать к Хамкиным на такси?
– Я пешком! И не в двадцать тридцать!
– Папа, на «валидол»! Сиди тихо, – укоризненная мимика гостям.
– Вам мало этого горя, – с таблеткой во рту, не вняв рекомендации «сидеть тихо». – Хватит с меня! Я – руководитель коллектива, член горкома партии!
– Вот повестка.
Тянет руку с видом умирающего. А Кромкин хвать руку, и, не дав «пациенту» опомниться, глядя на часы:
– Пульс нормальный. Завтра жду…
Инна хлопает дверью недовольно.
Ехидный вопрос:
– Он убийца?
– О времени врёт.
– Врёт, – (нехотя).
Степан Евграфович старше на девять лет. Хлипковат, но речь, как правило, на крикливых тонах. Кромкин, наоборот, крепкий, говорит низко, но мирно.
В кабинете Сомова Николая Гавриловича два стола. Один – для него, второй – ножка буквы «т», – для коллектива.
В левом углу у двери, кроме Кромкина, никого. Рядом на стулья кладёт бумаги. Ему одному видно. Шеф, уловив это, не приглашает к столу. Усольцев по левую руку от главного, откуда переглядывается с Кромкиным. Справа – зам Сухненко с верным учеником Вольгиным. Шуйков, когда работает по делу, ближе к торцу. И с ним иногда обмен взглядами.
– Святоний Кондратьевич, что делать…
– У Хамкиных мало родни. Но отец убитых (до его смерти – хозяин дома на Нагорной) вёл непонятную работу. От одного тридцать девять писем (в конвертах). И там одни недомолвки: «Проблемы, опять проблемы…» «О делах – тет а тет». «О деле никому», «Наше дело волынят»… Нет ли тут мотива? Думаю ехать.
– «О деле»? Наверное, о деньгах? – предполагает главный.
– Жильцы дома тридцать один заметили «Волгу» около двадцати тридцати (вероятное время убийств). Гости колотят в дверь. А далее непонятно. Автомобиль уходит, но с ними или нет? Будем отрабатывать таксопарки.
– Огонёк на лобовом стекле? – Сухненко неравнодушен к делу, которое не ведёт.
