У майора в протоколе не пятьсот рублей, а пять тысяч; деликатен с тем, у кого они украдены.
– ВИЗовскую шпану гоняем, никакого улова! Это залётные!
Да, холодно: младшие школьники в домах, люди бегут мимо, не глядя друг на друга. И, тем не менее… Никто не узрел у «немецкого» дома автомобиль во время кражи. Вор в идеально вымытых «Прощай, молодость». Либо наподобие фараона на руках подельников, либо он где-то неподалёку, – и тихо, белым настом…
– Не обрадовать тебе друга.
– Никакой он мне не друг! Я с ним как с интеллигентом: баба убита, деньги кто-то, а он врёт! Глянь, это говорит его, далеко не криминальный водитель: «Вы возите Натана Ароновича каждый день?» «Да» «И в эту среду?» «Сработы домой» «А вечером?» «Никуда…» «А в другие дни?» «Бывало и в морги… Уйдёт, а дома не предупредит».
«Больше негде» быть верной Ане, кроме как у «её родной сестры»!
«Двадцать девятого января в двадцать один час с минутами…» — А не в девятнадцать, как говорят папа с «ребёнком»! – …пришли Пинхасики… Не могут найти Ф.И.Пинхасик. У нас её не было. Коваленко Т. И.»
К этому моменту её не было вообще. Труп рядом с люком в погреб. Юбка до талии поднята. Милые руки (кольца, бордовый лак маникюра) некрепко опутаны крепкой верёвкой.
«Двадцать девятого января на именины дочери Тани ожидаем Инну Пинхасик к семи. Но только где-то в десятом часу она с папой… Никаких поздравлений. Напуганные, ищут маму Инны. Говорю: надо в милицию! Они буквально убегают. Коваленко К. А.»
– Врёт и девице велит! Доктор наук!
– Ты какой-то злопамятный…
– А ты ему повестку отдал, когда пульс проверил? И где он?
В коридоре нет двухметрового гражданина.
– Хабибулин Файзулла Ильясович?
– Я!
Двадцать девятого января он – с работы домой. Едят, выпивают с братом Фаридом. В двадцать два двадцать выходят из дому.
– В общага телефон! У меня нету. Горит! Моя дом через дорога! – махание руками для усиления речи.
Хабибулина Зульфия торопливо о ремонте крыши у Хамкиных, которые не доплатили:
– Лето, окно открыт, на улице орут: «Мало денег!»
Эти братья могли убить. Но, не рассчитав с огнём (как бы не перекинулся на их дом), рванули вызывать борцов с ним, не только с уликами (эта борьба была запланирована лиходеями). У Фарида билет на поезд… Иногда фигурант уголовного дела отъедет на пару километров и думает – не найти.
Братья… Как только в деле братья, – надо рыть! Тема для диссертации Кромкина, не имеющего братьев (и сестёр).
Шуйков дополняет:
– Я на этих татар запрос в деревню, откуда они родом… Вот ответ. Отец и мать умерли. Файзулла продаёт дом, вкладывает деньги в другой. На улице Нагорной.
– Не те… братья.
– …а тебе каких-то братьев?!
– …братовьёв, брательников или братков…
– У Хабибулиных нет братков.
Телеграмма: «…Связей с криминальным миром не выявлено». Официальный ответ на официальный вопрос.
А вот в дневнике Эразма Хамкина: «Летом ремонт крыши. Мама уплатила маловато: на улице крик работяг о “жадности жидов”» В январе вдруг говорит: “У дома кто-то болтается! Наверное, готовят месть”. Папа хохочет: «Тебе дорого обойдётся эта пятёрка!»
Детсад отрабатываешь?
– Ну, да. Сторожиха в коридоре…
Не тётка.
– Учитесь?
– Да.
– Удобная работа для освоения наук?
– На мне чистка картошки до утра! Иногда помогают.
– Кто он?
– «Он»?
Кромкин кивает.
– Фамилия Маслов. В то утро уехал на неделю: у него мама болеет.
– Куда, координаты…
Девушке разрешено уйти.
Майор:
– Не помочь ли ей?
– Надо иметь навыки на кухне.
– Я в армии…
Кромкин и в армии не картошку чистил, служа в Венгрии в Военной прокуратуре Западной группы войск.
– «К маме»! Зевают твои опера.
– Вот я тому, кто «зевнул»!
– Что делать, – «приветствует» Николай Гаврилович, как мог бы Чернышевский, его тёзка.
