Не та терапевт! Индульгенция выдана глупой Марьей Тимофеевной, а в кабинете неглупая еврейка (много евреев в городе).
– Мёрзните? – С недоверием…
На нём два комплекта тёплого белья (для нагона температуры). Градусник отдаёт, – волнение, как на трамплине.
– Температура тридцать семь и пять… – Обдумывает!
На верхнем кармане халата нитками: «Шира Исааковна».
– Исаак жену за сестру выдал, когда ей грозила опасность…
– Мы плохо помним нашу историю…
Не Библию, а именно историю, и – «нашу». Думает, – еврей? Он брюнет…
– Великий народ, создатель религии…
– У некоторых иное мнение. Пятерых! И ещё будут.
– Ну, это вряд ли.
– Обрывок бумаги на воротах: «Будем убивать людей еврейской национальности».
– …прямо такая фраза?
– Хирург говорит, она с улицы Нагорной… Вот так-то, Пётр Сергеевич…
Могла бы отправить на работу с понедельника… Но впереди целых три дня!
– Здоровья вам для лечения добрых людей…
– Рецепт на тетрациклин… – Улыбка.
Бюллетень продлён. На работу только во вторник.
Домой идёт, молясь: «Не отринь меня, господи…» Но углублённой молитвы нет. Только в тайгу! Фёка говорила: Бог добр к тем, кто исповедуется. Да, видно, права нянька… Хотя, одинокого легко обворовать… Ботинки… Но… Не надеть ли допотопные лыжи с креплениями в виде ремней? К ним – валенки… Резиновый шланг, набитый дробью. Ка-ак грохнуть! «По голове не надо!» – вопль в голове.
Расстояние до трапеции одолел канатоходец, вот и родное крыльцо. Уверенно входит в дом.
Серёжа на подоконнике водит шилом по стеклу. Велит ему немедленно прекратить. Варе выговорит.
И на полках опять бардак. Вот целая кипа. «Огонёк». Вполне для растопки. Открывает наугад:
«Ленинские слова о коммунизме осуществятся через двадцать лет». «Через двадцать лет Союз ССР будет – Союз СКР – Союз коммунистических республик». «Города нашей Родины через двадцать лет будут напоминать сады: внутри кварталов будут фруктовые сады с чудесными плодами мичуринских сортов». «Через двадцать лет я вижу свою родину у врат коммунизма». «Каково ты, будущее? И слышится в ответ тёплое, великое и родное слово: “коммунизм”». «Вот слова Чернышевского из его романа “Что делать?”: “Будущее светло и прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее столько, сколько можете перенести”»
– Карлики, – пихает журнал «Огонёк» обратно. – Якобы, сочинения детей! Мой ребёнок не будет объектом инсинуаций.
– Папа… Отведи меня играть к Витасику. – Гордый взгляд. Надолго ли? Впереди окрики: «Смири гордыню!» Но тот, кто горд, непобедим.
– У тебя урок с папой.
Образование Петра выше высшего! Правда, оно – «само». И это – гадко! Но тем, кто с дипломами, далеко до эрудита. У Петра не марксизм-ленинизм, а редкие книги. Откапывает дореволюционные ценные. В них нет советской пропаганды. Дома крен в религию. «Что такое смоквы?» «…как финики», – неуверенный ответ Вари. «Это инжир! Второе название фиги!» – окрик Петра. Ребёнок моментально: «Фиги, финики срываем»! «Доктора Айболита» шпарит. И Евангелие от Луки так будет, вот только выведает о финиках. И Петра удивляли «смоквы». Но более того – виноградники. А в них – виноградари. Бабушка могла ответить. Но не допытывался, лелея план: немного отъедет от города или от деревни… А с годами вывод. Чужая религия, на чужом материале. Люди в холодном климате не видят ни терновых кустов (горящих, но не сгорающих), ни виноградников. У грандмаман наготове: «Это не моя вина». Но тут валить не на кого. Нет тёмной домработницы Фёки. Правда, Варя – её копия. Широта информации необходима.
Ребёнок перед ним. Одет в невероятное (от них с братом) барахло. Варя умеет только носки. Её родители в деревне, оттуда овечья шерсть. Жанна (модель Дома Моды) из цветных ниток то кофту модную, то платье на уровне «Художественного салона», где иногда приобретает дары благоверному-неверному. Им такая умелица не ко двору.
Открывает тетрадь:
– …Буддизм с его йогой куда правильней христианства. Тот, кто тренирует самообладание и концентрацию, добьётся многого… От моих лекций будешь умнее ребят во дворе.
Американцы рекомендуют: малопонятный материал войдёт в голову, но в лекциях должны быть фрагменты на уровне аудитории:
– Китайский мудрец Кун-Фу-цзы говорит: «…благородный не растрачивает времени, вежлив к другим, не нарушает порядка, и оттого люди являются его братьями».
– Петя, мне на работу, – в дверях Варя.
– У нас урок! – орёт гуру, в данный момент не «вежливый к другим».
Варя уходит.
Вопрос к «аудитории», не предполагая ответ:
– На чём мы остановились?
– На «братьев».
Пётр обрадован:
– Верно! Конфуций говорит: «…помогай людям достичь того, чего бы ты хотел сам. Чего не желаешь себе, не делай другим… Его идеи выдают за коммунистические! И одурманивают ими народ. Какие братья! Человек человеку – волк! Ну, а теперь иди играть…
– В кубики? – У ребёнка недоумение.
Грандмаман пусть учит французскому. А он, отец, другим наукам. Школа не для этого ребёнка, будущего аристократа! Книги Пётр выбирает. Например, Джанни Родари отвергнут. Там сеньор Помидор – негативный, а плебей луковый – лидер и победитель… В дневнике тринадцатилетнего Петра: «Я хочу быть капитаном Немо, бороздить моря и океаны. Индийский принц Дакар ненавидел англичан, а я – коммунистов, которые отобрали нашу родовую собственность: рудники, фабрики и дома». У его ребёнка будет правильная идеология, далёкая от советской.
На проводе Мельде. Его приглашает на день ангела. Но парень не благодарит, наоборот, напуган.
Перед сном:
– Варя!
– Да, Петруша… (не «Петрушка», нет!)
– Покаяться думаю. Ответит?
– Дак тебе отвечает!
– Ну, да. А – теперь?
– А чё теперя содеялось? – «евангелиевым» манером.
