Водители и фельдфебель сжались, как будто уменьшившись в размерах.
«Если бы я был в командирской форме, выстрел в меня бы был, Андрей, добей фрица, – отдал я команду, – а этих сдайте пехоте. Боголюбов, осмотри Семушкина, что можно сделать – делай. Ивашов, возьми бойца и доставь к нашим фельдшерам в полк. Боголюбов поедет с нами».
Боголюбов разрезал гимнастерку, пуля вошла в спину и, похоже, застряла в лопатке, Сделав перевязку, Боголюбов вместе с двумя разведчиками уложили раненого на плащ палатку, чтобы отнести его в лазарет полка.
«Бойцы, какие должны мы сделать выводы из сегодняшней ситуации? – задал вопрос личному составу, – мы проявили беспечность, имея подавляющее численное превосходство в количестве пятидесяти против четырех, мы умудрились потерять трех бойцов: одного раненного товарища, будем надеяться, что выживет, и двух, которые его понесли. А если бы там был фриц со станковым пулеметом – полегли бы все. Значит, в будущем не выходим стадом баранов, а обязательно организация огневого прикрытия и разведки со всех направлений вокруг контрольного места».
Захватив два тентованных грузовика, бойцы взвода распределились по кузовам, где с краю уселись солдаты в немецкой форме, водители тоже были в немецкой форме.
Я собрал сержантов и старшину Филиппова и объявил: «Товарищи младшие командиры, сейчас Ельня пустая. Немцы отходят на старые рубежи, занимая позиции вдоль линии обороны по реке Десна до деревни Садки, а может быть и еще дальше. Наши пехотные части будут планомерно занимать территорию, наступая на Ельню. В тоже время, во исполнение приказа командования о проведении диверсионных действий с целью нанесения большего ущерба врагу, приказываю следующее. Мы совершим боевой рейд на немецкой технике вглубь немецких позиций. В местах, где будет наблюдаться скопление фашистских солдат или техники, проведем тактическую разведку и определим, какой урон врагу мы сможем нанести. У немцев «оrdnung muss sein», то есть «порядок должен быть», конечно, на высоком уровне, но из-за ночной перегруппировки частей, определенная неразбериха будет, чем мы постараемся воспользоваться».
Часа за два проехали по грунтовым дорогам порядка сорока километров, я пытался сориентироваться по немецкой карте, которая досталась от убитого командира танка. Наткнувшись на колонну из шести грузовиков с прицепленными на буксире гаубицами, пристроились к ней и поехали следом. Прошли Дубовежье, здесь должен проходить один из рубежей немецкой обороны, который тоже не будет особо удерживаться. Колонна остановилась, судя по всему, впереди стоял пост, который и тормознул её. Влево и вправо от дороги тянулись окопы немецких позиций. Встали и мы, потому что, если убегать сейчас, так нас сразу и расстреляют из пулеметов, прошив навылет наши грузовики и тенты. Как оказалось, дорогу контролировали два станковых пулемета с расчетами и два отделения солдат, значит, примерно столько же отдыхают. Рядом стояли уставшие с виду два фельджандарма в их характерной форме с блестящими бляхами – горжетом на толстых, «новорусских» по размеру цепях, разговаривавшие с офицером из первой машины. Машины тронулись, проезжая мимо, я в окно козырнул офицеру, он махнул в ответ. Проехав поселок, грузовики повернули налево, а мы за ними.
На востоке уже серело небо, через час, полтора рассветёт. Часы показывали четыре утра. Так еще и разглядят, что в кузовах сидят не немцы. Въехав в поселок Лысовка, колонна стала притормаживать где-то в центре, подъезжая к самому большому дому – бывшему сельсовету, у дверей которого виднелся стоящий часовой. Мы объехали съезжающие с дороги машины и резво продолжили свой путь. Отмахав на машинах еще километров пять, я, ориентируясь по карте, дал вводную водителю: «Впереди должно быть Леонидово, пока лес закрывает нас от села, ищем съезд в лесок, загоняем вглубь машины и дальше пешком».
Проехав метров двести, Ломов свернул на узкую лесную дорогу, вторая машина повторила маневр. Углубившись в лес метров на триста, машины остановились и все вышли на природу.
– Птицын, выстави секреты!
Бойцы парами разбежались в охранение. Собрав оставшихся и подсвечивая карту фонариком, обрисовал диспозицию, после чего прикинули план действий.
– До Леонидово осталось примерно километр-полтора, двигаемся следующим порядком: впереди Бурят со своей командой – это наша разведка, за ними мы в немецкой форме шесть человек, за нами через 30 метров движутся остальные.
Подобрались к деревне, мы спокойно стали осматриваться. В лежащей перед нами небольшой деревеньке дворов на 40 сразу увидели стоящие танки. С нашей стороны я насчитал 14 танков «Pz.III». Расставлены были грамотно, практически полная готовность к бою с любой из сторон деревни, оставалось только экипажу занять свои места.
– Ледков, Лосев, нужно взять «языка». Бурят, прогуляйся по лесу вокруг деревни. Начни от въезда в деревню, тем более, что до него метров сто, там наверняка сидит «секрет», отслеживая всех, кто появляется на дороге. Ты идешь первым, бойцы за тобой».
Через полчаса появился Ледков: «Есть «язык», командир, сзади деревни во втором доме от края вышел оправиться, а потом покурить решил, тут мы его и «спеленали». Сейчас Лосев его притащит, а Бурят за домом присматривает. Насчитали там еще 17 танков, которых отсюда не видно, и там же за деревней под деревьями стоят три машины, у них вместо кузова цистерны и шланги, уложенные вдоль емкости – бензовозы. А вот узнавать полные они или нет, мы не рискнули».
Тут зашелестели кусты и появился Лосев, таща на плече оглушенного немца. Отошли подальше от деревни вглубь леса с Лосевым, Боголюбовым и пленным фрицем, а то вдруг он заорет и его услышат. Водичкой и легкими пощечинами привели солдата в чувство. Пленным оказался командир танка «Pz.III», молодой лейтенант 23 лет Гюнтер Флоэ. Я объяснил ему ситуацию, как солдат солдату, что оставлять его живым я не буду, но либо он умрет легко, либо придется помучиться. Он рассказал, что в деревне находится первый танковый батальон в количестве 31 танка «Pz.III» и «Pz.IV». Это остатки полка после боев, еще три автомобиля-бензовоза с полными цистернами, отделение связи, штабная рота. Самое важное в его рассказе было то, что в деревне располагается командование 10-й танковой дивизии вермахта, командиром которой являлся генерал-майор Вольфганг Фишер (в реальной истории он еще воевал под Вязьмой, а погиб в январе 1943 года в Тунисе, сражаясь в африканском корпусе генерала Роммеля). Генерал ночевал, естественно, в лучшей избе деревни, где он, Флоэ, не был, но указал, что там еще квартировал начальник оперативного отдела, фактически начштаба дивизии. Сегодня часа в два ночи 40 танков второго танкового батальона, являющегося резервным, и пехотный полк убыли к линии фронта на юг, в сторону села Поповка. Километрах в трех южнее Леонидово в лесу оборудованы позиции 706-й роты тяжелых пехотных орудий, там же находится пехотная рота прикрытия батареи.
Затем он растерянно посмотрел на меня и произнес: «Herr Officer, ich habe 3 kleine Kinder und bitte meine Frau um ein paar zeilen…»
Потом вздрогнул, как будто очнулся от осознания того, что вот сейчас его жизнь закончится, не просто в бою, где «пуля пролетела и ага…», а сейчас. Он понимал это, как понимают осужденные перед казнью в последние минуты жизни. Потом осознав, что сказал что-то не то, встал, одернул серый китель, посмотрел на меня, извинился: «entschuldigen sie bitte».
«Что он сказал там про киндеров?» – спросил Лосев.
«Сказал, что у него трое детей, и он просит передать им несколько строк, которые он напишет. Я сверился с картой, показал ее офицеру, он ткнул пальцем в примерное место расположения батареи.
Не знаю, что на меня нашло, оставляя жизнь врагу, рассмотревшему нас в лицо, и находящемуся в непосредственной близости от немецких частей, но я сказал Лосеву: «Только оглуши фрица, свяжи руки и заткни ему рот, пусть живет. Скоро у фрицев побудка и нам надо спешить».
Семеро одетых в немецкую форму разведчиков двинулись выполнять свою задачу. К нам подобрался ожидающий в деревне Бурят: «В доме тихо, пока вас ждал, пошуршал по дворам, немного осмотрелся. На улице никого нет, возле бензовозов сидит часовой, возле штаба стоит часовой тоже, может еще в самом дворе, где спит генерал, или вокруг по периметру дома есть кто, не увидел – кто его знает, как у них генерала охраняют».
Мы решили в наглую не идти, а пройти к нужному дому дворами. В каждом дворике был сад, а дальше в сторону леса были высажены огороды.
– А чего скотину не слышно–то, ее ж давно пора обихаживать?
– Так откуда ей взяться-то, когда в округе стояла пара тысяч солдат – сожрали все.
– Ну и славно, а то даже не знаю, как подобраться-то к нужной избе.
Грачев, одетый в форму обер-лейтенанта танкиста с гранатами Ф-1, что в простонародье назывались «лимонками», уложенными в вещмешке и заготовленными в полку бечевками для растяжек, засел во дворе дома напротив бензовозов. В его задачу входило заминировать бензовоз так, чтобы при начале движения веревка намоталась на ось, выдернув чеку, и лимонки взорвали бензобак, а от него и бензовоз рванет. А лучше заминировать все три, вдруг другие машины уедут первыми.
Пробравшись через шесть дворов к нужному нам, как повелось, запустили самого «охотничего», а, точнее сказать, наблюдательного разведчика – Бурята. Проскочив последний двор, он долго, как нам казалось, осматривал двор, потом раздвинул жердины и, как будто, ввинтился в забор. Потом появился, подав нам знак, и снова исчез. Прячась за деревьями, колодцем, углами дома мы подобрались ближе и стали решать, как лучше проникнуть в дом.
«Командир, один часовой стоит у входа в дом, второй у забора на улице, расстояние метра три между ними, вдоль забора растут приличные кусты. Когда он ходит вдоль дома, то и не увидит, как мы заменим немецкого часового на нашего Орлова. А проникнуть в дом, думаю, можно через окно сеней. Сейчас стекло у половинки окна вынем, я туда залезу, осмотрюсь, потом вы», – предложил Бурят.
– Ледков, нет – ты мощный, Лосев…Лосев вместе со стеной только пролезет, Чайкин, давай, следующий ты за Бурятом. Орлов, как только Ледков уберет часового, встаешь на его место, а я и Лосев быстро оттаскиваем труп за угол дома – это метр, значит, секунд пять должно хватить поднять его и унести, позже спрячем его в глубине сада. Боголюбов, ты контролируешь выход из хлева, там наверняка спят хозяева. Ледков, сразу начинаешь контролировать поведение второго часового, если что, то вали его и затаскивай во двор. Потом Лосев меня подкинет в окно, чтобы и я попал в дом.
Часовой потоптался на месте и снова начал медленное движение по своему маршруту вдоль фасада дома. Выждав секунд пять, Ледков вышел из-за угла дома. Второй часовой возле двери начал поворачивать голову в сторону движения. Резко приблизившись, Сергей зажал ему рот и свернул шею. Первый часовой подошел к дальнему углу дома и особо никуда не спешил.
Мы же дальше действовали по плану, только вместо окна, Бурят и Чайкин проскользнули в дверь. Следом в дом зашли я и Лосев. В нём было три комнаты. Двигаясь прямо по коридору, увидели спящего человека. На вбитом в стену гвозде висела форма лейтенанта – адъютант похоже. Он был зарезан, так и не проснувшись. Далее я и Чайкин просочились, отодвинув занавеску в одну комнату, а Бурят и Лосев в другую.
Упаковали немцев быстро, пришлось, правда, оглушить проснувшегося генерала ударом по голове, после чего вытащили тела через окно в сад. Я осмотрел комнаты и забрал в каждой по портфелю, заодно, забрали и портфель, стоящий в комнате, где спал адъютант.
Первый часовой стал возвращаться к углу, где был вход в дом и стоял его напарник. Орлов отошел в угол дома, присел, как будто, что-то рассматривая у основания стены, откидывая землю рукой, при этом помахав немцу, подзывая его. Тот осмотрелся по сторонам, открыл калитку и вошел во двор. Успев сделать несколько шагов, как на него сзади напал наш сержант. Оттащив второй труп в глубину двора, бойцы побежали догонять нас.
Времени было полшестого утра, уже достаточно рассвело, хотя небо хмурилось, а не светило яркое солнце. Резкий рывок через огороды метров двадцать и мы под прикрытием лесных деревьев. Бойцы радостно улыбаются, похлопывая «спецназ» по плечам. Подхватив пленных, выслав передовой дозор, мы двинулись к автомашинам.
Воевала эта дивизия хорошо, громя наши войска под Белостоком и Смоленском, поэтому проведение нашей диверсии, лишившей её командования, так сказать, укол в самое сердце дивизии, будет им хорошим подарком. Нас уже ждал Грачев, доложивший об исполнении задачи. Часовой «пропал», а точнее был убит и спрятан в лесочке.
Вдалеке грохотала канонада, очевидно за ночь наши части подошли к Ельне, заняли ее и теперь приблизились к очередной временной линии обороны гитлеровцев Садки – Поповка.
Я размышлял, что лучше сделать – выдвинуться обратным путем в сторону нашего полка, или наоборот, углубиться в лесной массив на запад, кстати, не такой и большой, в сторону основного рубежа обороны немцев, и попытаться отсидеться в лесу. Все же решили выдвигаться разведанным маршрутом. Радист отстучал шифровку с быстро составленным мной донесением о том, что нами захвачен командующий 10-й танковой армией с начальником штаба и документами, а также известная нам дислокация немецких танков и пушек.
И начался наш прорыв домой. Вспомнилось название фильма «Мерседес» уходит от погони». Вообще, какие ставили фильмы о войне в советское время. Были, конечно, и слабые фильмы, примитивные, но многие были настоящими шедеврами, которые мы смотрели десятки раз, и все равно могли смотреть снова. Насколько настоящие мастера: режиссеры, сценаристы, актеры, создавали великолепную реалистичность картин, показывая людям, не знавшим той войны, всю ее тяжесть: условия жизни, горе потерь близких, героизм и самоотверженность обычных людей – бойцов на фронтах, которые в мороз и грязищу воевали с врагом, и работников тыла, которые в лютые морозы, недоедая, недосыпая, поднимали корпуса эвакуированных на Урал заводов и давали продукцию фронту. Это и фильмы Л.Быкова, «Щит и меч» В.Басова, «17 мгновений весны», «В августе 44-го», «Жаворонок», «А зори здесь тихие», «На войне, как на войне» и многие другие. Реальные войны, что прошедшие, что сегодняшние – это не компьютерная игрушка, где дети в силу «детского» понимания мира теряют чувство страха, перенося компьютерные разборки в реальность, не осознавая возможные последствия. Ведь там можно же «уйти на респаун» и возродиться целым и здоровым. Здесь, если погиб, то это навсегда.
В общем, проскочив Лысовку, мы подтянулись ближе к фронту. Сегодня его еще держали, но скорее всего в эту ночь, вновь будет совершен предыдущий маневр, то есть скрытный отход немцев в тыл к основному рубежу обороны и полное спрямление Ельнинского выступа.
И вот тут, продвинувшись в сторону Демшино, где по моим прикидкам должна быть зона действия нашего полка, хотя, полк могли перенаправить и в Ельню, мы съехали в лес, углубившись в него километров на пять. Выставили круговое охранение, которое будет меняться каждые два часа, и расположились на отдых в ожидании ночи. На связь я побоялся выходить, может быть ночью, когда будем уходить отсюда, то выйдем еще раз. Генерала, наверняка, уже ищут большими силами.
Не разжигая костров, подкреплялись консервированной свиной тушенкой и нашими галетами, накормили и «господ» генерала и подполковника. Эти немцы были настоящими фронтовиками, оба прошли Европу, победоносную для них французскую и польскую кампании, поэтому понимали, что в плену бузить было чревато для здоровья и, поэтому сидели спокойно, генеральского апломба не показывали. Я не испытывал к ним классовой ненависти, это не идейные эсэсовцы или националисты, поэтому относился к ним, как к обычным солдатам противника, попавшим в плен. Однако расслабляться нам с ними не надо – это боевые офицеры и при возможности просто так сидеть не будут, а попытаются сбежать. Генерал был где-то пятидесяти лет и достаточно плюгавеньким мужичком, танкисты все такие – гиганту трудно будет в танке разместиться. На его лице было написано философское равнодушие, братской любви ко мне он явно не испытывал. Ну, так я порушил его блестящую до сегодняшнего момента карьеру. Что мне от него надо было узнать, да, по сути, ничего. Я итак знал, что немцы будут рваться к Москве, где и получат на «первые орехи», потом будут «вторые орехи» – сталинградские и так далее. Просто захотелось немного поговорить с истинным арийцем, да будет ли у меня вообще в будущем возможность пообщаться с генералами. Я подошел к ним, сел на свой вещмешок, вокруг немцев располагалось человек 10 моих бойцов.
Похвалил его награды: «Мол, вы настоящий боевой офицер, а не паркетный генерал, а по возрасту вы, герр Вольфганг, вполне могли и в 1-й мировой войне воевать. А сейчас в Европе в каких компаниях участвовали: Польша, Франция, Бельгия?»
Ему, похоже, было приятно чувствовать, что к наградам я отнесся с уважением, награды они и есть награды, давались за реальные победы, хоть и врагу. Вспомнил о большом количестве ссылок в интернете на то, что серьезные ордена, положенные за личное мужество в бою или великие дела по укреплению обороноспособности государства, раздают непонятно каким женщинам – маршалам или секретарям генштаба, чиновникам с артистами, которые, если и прилетали в горячие точки, то дальше бункеров военных баз не показывались. Может быть, сам приезд в зону боевых действий – это уже есть проявление личного мужества этих людей, достойное ордена. Объективно говоря, стать генералом – это уже подвиг, каким путем – это другое дело. Или вспомнил свою работу, где у сотрудников ряда служб, приближенных к раздаче медалей и знаков поощрения, на кителе за 5-7 лет службы медалей прикреплено больше, чем в иных службах у всех сотрудников вместе взятых.
«Да, – подтвердил Фишер, – начал я воевать в пехоте в первую мировую войну, потом служил в рейхсвере, а в тридцатые годы, когда стали развиваться танковые войска, возглавил полк, а затем и дивизию. Славный путь прошла дивизия, много побед было и в Европе, и в России.
– А как ваше впечатление от русских солдат?
– Плохое, взяли меня в плен русские солдаты. Но, если говорить объективно, то мы с первого дня много сталкивались с упертым сопротивлением ваших солдат еще на границе, но это были локальные противостояния, которые мы сминали. А дальше пошло легче, и вот прошло три месяца, а мы захватили территорию в четверть Европы. Воюя с вашими большими соединениями, я вижу много непонятных или даже бестолковых действий вашего командования. В результате мы громим вас на всех фронтах. Вы знаете, что нам сдались под Минском 22 советские дивизии, а под Смоленском мы взяли в плен 320 тысяч ваших солдат, целых 33 дивизии. И пусть я в плену, но скоро наши войска будут маршировать в Москве по Красной площади, а затем дальше захватывая вашу страну.
– Что вам сказать, герр генерал, в ответ? Да, пока вы побеждаете нас, и состояние дел на фронтах позволяет вам сделать выводы о том, что скоро вы будете в Москве. Вы воюете с 1938 года, «обстреливая» своих солдат и обкатывая технику, у вас развитая промышленность и профессиональные кадры на заводах. Мы же, как вы знаете, очень много потеряли в Первую мировую и в Гражданскую войны, но за двадцать лет снова подняли свою страну. У нас огромная страна и ее значительно сложнее в финансовом плане «развить» до приемлемого уровня во всех регионах. Однако, как вы уже убедились, большая территория имеет огромные плюсы, были бы мы, как Польша или Чехия, то не стало бы уже нас, как государства. Пусть у нас много брака на заводах из-за низкой квалификации рабочих и устаревшего парка оборудования, но мы развиваемся, у нас огромный потенциал, который именно сейчас, в тяжелые годы, раскрывается. Согласитесь, война способствует быстрому развитию промышленности. Если в мирное время люди раскачиваются, совещаются, решают месяцами, то сейчас все собрались в кулак, решения принимаются быстро, а внедряются еще быстрее.
– Да, согласен, герр обер-лейтенант. Как вас зовут? Хотел бы знать, кто командовал операцией по моему пленению.
– Я старший лейтенант, как вы заметили обер-лейтенант по-вашему, Кольцов Александр Павлович. А что касается войны, герр генерал, то вы выиграли сражение, а ведь вся война-то еще впереди. Есть русская пословица «не говори гоп, пока не перепрыгнешь», вспоминайте ее, когда будете наблюдать за ходом войны. И, возможно, именно это пленение спасет вам жизнь, и вы сможете увидеть нашу победу, а позже и то, как будет развиваться послевоенный мир.
