Добром-лихом, а добыть надо!

Съездить в воскресенье за город согласились все: по околочкам побродить, воздухом степным подышать, ну а там как повезёт, может, и приглянется какое-нибудь деревце.

– Вроде за саженцем ехать собрались, а на душе такое чувство, точно члена семьи выбирать едем: щенка или котёнка, – удивлялась Елена Николаевна накануне поездки. Вся семья Громановских собралась за одним столом, что бывало только по вечерам или в выходные дни. Овальный стол, ложки, вилки, ножи и медленно плывущий разговор.

– Можно я, можно я выбирать буду?! – это Анечка не может усидеть на месте, нарушая ритм и настроение семейного завтрака. Она хотела помочь маме, но больше мешала: то приносила вилки, когда нужны были ложки, то расставляла чашки, когда на стол ставили тарелки. Её ругали, но она не обращала внимания и просила у всех согласия: подходила к своему папе, Николаю Николаевичу, обнимала его, заглядывала ему в глаза и, легко получив полную поддержку, переходила в другую сторону к старшему брату студенту Александру, а потом к маме Елене Николаевне. Так было всё утро и потом в обед. У Анечки был собственный интерес: если деревце выберет она, в таком случае оно будет принадлежать ей. Ну если порассуждать: «Дерево найдёт она, значит оно её; а если оно будет её… если оно будет её, то и строить на нём домик будет иметь право только она». Сложные такие рассуждения должны были в конце-концов свестись к тому, что никаких конкурентов она не потерпит. Примерный план домика на дереве был составлен задолго до поездки, и родным было разрешено поучаствовать в будущем строительстве.

– А я ещё подумаю над этим: согласиться или нет, – интриговал старший брат. – Вот у меня не было, например, в детстве своего дерева. А без дерева, без дерева детство моё, выходит, несчастное было. Я это только сейчас ощутил. Дерево, домик, как у Пеппи Длинный Чулок. Вот я и думаю: «А не осуществить ли мне заветную мечту?» Пока я ещё студент, а это почти школьник, совсем ещё ребёнок, то вроде как и не соромно. Вроде по возрасту. Это вот папа уже не может… Хотя почему бы и нет. Возраст? А что возраст, сомнительный аргумент. Увидит кто, скажет, что стильно. Нет, правда. Или мама…

– Это моя мечта… Я первая про неё сказала, поэтому авторские права на неё только у меня.

– Как знать, как знать… Я бы не хотел так расставаться со своей возможностью доиграть. Это серьёзно может сказаться на моей психике. В дальнейшем. Хотя… Хотя что не сделаешь ради любимой сестры. Эх… Я готов отказаться от своих притязаний на дерево, но мне это будет очень тяжело, я бы даже сказал, мучительно тяжело… Если…

– Если что? Говори уже, вымогатель-интриган: шоколадку, мороженное, торт… э-э-э… Ну что ещё?

– Ты должна будешь съесть три порции салата из морской капусты!!!

– Три-и-и-и?!

– Три.

– Давайте обсудим ваши условия. Если я вас правильно поняла, в случае, если я съем в течение месяца три порции салата…

– Из морской капусты, барышня…

– Из морской капусты… – с трудом согласилась Анечка и побледнела от ужаса.

– За обедом, а не в течение месяца, – поправил старший брат.

– За один обед? За один обед три порции?! Да я лопну от такого количества капусты. Что я тебе, морской кролик, что ли?

– А я сейчас подумал: «А ведь летний домик на берёзе – не такая уж плохая идея…»

– Ладно, интриган… Давайте продолжим наши переговоры. А что вы скажете, если родители узнают, что кто-то уронил сотовый телефон в унитаз, потому что являлся большим любителем сидеть в туалете и смотреть всякую ерунду. И вот, насмотревшись, некто сунул свой телефон мимо кармана, и тот угодил в унитаз.

– Хм, у нас в ход пошёл шантаж… А доказательства у вас имеются?

– Что тут доказывать, если ты на второй день после покупки понёс новый телефон на ремонт в мастерскую…

– Прошу обратить ваше внимание на уточнение: на гарантийный ремонт. Вам понятен смысл выражения «гарантийный ремонт»? Это когда ремонт происходит не по причине несоблюдения правил пользования, а из-за поломки…

– Папа-мама, а вы знаете, что…

– Стоп, стоп… Одна порция салата… И без всяких дополнительных условий.

– Согласна.

– Согласен.

Анечка не любила салаты. Это была такая мука, когда папа на край её тарелки клал ложку салата из овощей, уговаривал её попробовать, сердился, потом опять уговаривал, рассказывал, что в салате есть все витамины, необходимые для её растущего организма. «Мой организм и так хорошо растёт; врач сказала, что я уже выше среднего ростом… А с вашими салатами вообще жирафом стану», – отбивалась девочка.

Из всех же салатов морская капуста вызывала у неё наибольшее отвращение. И когда рассердившемуся папе удавалось затолкать ей в рот ложку капусты с запахами йода, рыбы и ещё бог знает чего, лицо Анечки вытягивалось, глаза вначале округлялись, как будто ей за шиворот медленно выливали ковш холодной воды или бросали туда лягушку, а потом сужались в тоненькие линии, рот кривился, и уже всё лицо искажалось в муках. За столом наступали минуты молчания, все кушали, склонив головы к своим тарелкам, чтобы не рассмеяться. Поэтому заставить её согласиться скушать порцию салата могло только очень сильное желание получить что-то взамен. Мечта о домике на дереве была сильнее мук обеда с салатом из морской капусты.

Наступили выходные – скоро и незаметно. Дождались. И впервые Громановские выезжали из ворот собственного дома, а не со стоянки. Выезжали, представляете? Это вам не из подъезда выходить! Сидит в нас всё-таки чувство собственника, очень глубоко, но сидит. Заложено природой всё это и в зверя, и в птицу, и в человека, зачем с этим бороться – своя нора, свой участок, свой дом. Саша торжественно распахнул ворота и запер их, когда машина выехала. На ветру чуть позвякивали кольца, к которым давным-давно привязывали лошадей первые хозяева дома. Как же здорово всё это смотрится: машина, конечно, не лошадь, её не привяжешь к кольцу, она не вздрогнет, не захрапит, перебирая ногами от нетерпения, но память бродит призраками рядом…

«Саша, ты закрыл ворота? Поехали, сыночек, садись скорее», – поторопил его папа. Да, пора. Саша уже открыл дверь машины и не удержался от того, чтобы оглядеть дом: «Всё-таки правы родители: хорошо, что мы переехали именно сюда, а не в квартиру».

Попасть в лесочек после города – прежде всего испытать волнительное чувство. Шоссе, повернуть на местную дорогу, а потом и на полевую, пробираться через непросохшие лужи, глубокие колеи, оставленные колёсами больших тракторов или машин, и остановиться наконец – вот он, лес. Вроде ничего особенного: берёзы, как в парке, может, чуть чаще растут, птиц, кстати, меньше, чем под окном у иной городской многоэтажки; но вот чудо:

– Надо же, как хорошо. Птиц только не слышно… Почти не слышно, – прошептала Елена Николаевна, присаживаясь на пенёк, словно в кресло концертного зала. Сороки пролетели вверху, треща, перебивая друг друга.

– Воронины в птичьем семействе… – засмеялась Анечка.

– Если бы сериал снимали среди птиц, то лучших актёров не найти для такой роли, – согласился Саша. Сороки быстро улетели, словно обиделись за такое сравнение.

– Когда будем искать? Мы для чего сюда приехали, забыли? – девочке не терпелось найти свою берёзку, она осматривалась в рощице так, словно зашла в супермаркет: проходит мимо деревьев, как между полок с товарами, все глубже, глубже в лес.

– Анна, не убегай далеко! Идём все вместе, чтобы не заблудиться, – предупредил её папа.

– Ладно! Я буду кричать «Ау», если потеряюсь. А ты не забудь, захвати лопату и плёнку, чтобы потом не возвращаться… Сейчас мы быстро найдём.

Это была первая рощица, потом они проехали к другой, третьей, но приятное деревце так и не попадалось. На краю очередной рощицы они собрались пообедать.

– Как хорошо, что мама собрала чай и бутерброды. А братец мой торопился всё: «Ненадолго. Зачем брать…» А сейчас вон как уплетает. Это мы с мамой такие опытные… – говорила, не останавливаясь, Анечка. Она была возбуждена поисками, лесными запахами и звуками. – Интересно, а тут водятся звери? А что, если мы не найдём ничего? Домой поедем?

– Нет, будем искать до осени, а потом заляжем в берлоги, чтобы продолжить поиски следующей весной, – ответил ей брат.

– А что, я согласна. Я уже строила себе берлогу в снегу зимой.

Грустных среди них не было, и согласиться, что день прошёл бесславно, никому в голову не приходило; как в гости сходили к старым друзьям, которых давно не видели. Ах лес, вот хозяин, умеет приветить, но своих здесь нет, только гости. И гости разные, бывает что и незваные.

– А мы какие: «званые» или «незваные»? – спросила Анечка.

– А поймём позже, сейчас он нас принимает, мы же себя тихо ведём, с уважением к хозяевам, – ответил папа.

– А почему звери и птицы тоже гости, а не хозяева? Они ведь живут здесь с рождения, это их дом, они граждане этих краёв.

– Сегодня здесь, завтра в городе, послезавтра в другом лесочке – мигранты… Ты посмотри на парки в Омске – иду как-то за продуктами в «Триумф» вдоль Оми по тропинке; раньше в зарослях по берегу реки столько птиц гнездилось, а теперь колония дроздов-рябинников заселилась. Всех выгнали – воробьёв, ворон, сорок… Никого больше нет. «Оккупанты». Сколько они там пробудут: лето одно, два? Поживут, а потом опять куда-нибудь полетят. И после них там долго никого не будет. Напугали.

– А вот лес-то никуда не полетит, где вырос, там и останется, – согласилась девочка. – Выходит, что птицы от нас ничем не отличаются: такими же жестокими бывают, себе подобных выживают, дерутся, друг у дружки воруют, ссорятся, едят…

– Смотри, смотри, Аня, вон высоко птица кружит… – перебил её брат.

– Где? Где? Не вижу…

– Ну вон меж двух берёз и влево, видишь?

– Вижу. А кто это?

– Кто-то из семейства ястребов… выслеживает добычу. Камнем вниз полетел, кто-то станет для него обедом.

– Ну что, шестой час уже. Поедем домой… Не получилось сразу, как хотели… Потом найдём, в следующий раз, – сказал Николай Николаевич, собирая в пакет оставшийся от обеда мусор.

– Может, ещё сходим вон туда, куда ястреб показал? Тут же рядом… – взмолилась Анечка жалобным голоском.

– С Сашей сходите туда и обратно. Я пока машину разверну. Недолго. Мы вас ждём, – согласился папа.

– Ладно. Мы быстро…

На краю рощицы росли несколько старых берёз, они поднимались по две, по три с одного места, стволы их вначале расходились в стороны низко над землёй и уж потом тянулись в верх – родственники, одни корни у них. За рощицей была грива – невысокое возвышение над землёй, она уходила далеко-далеко к дальним околкам. С одной стороны было вспаханное поле, с другой – овраг. Анечка и Саша стояли на гриве, оглядывая всю окрестность, пытаясь угадать место, куда упал за добычей воздушный охотник.

– Давай спустимся вниз, может быть, там что-нибудь отыщем. Смотри, и на дне растут деревья; точно, там найдём… Спускаемся… Не отставай.

Девочка стала бочком спускаться вниз, приговаривая себе: «Не бойся – не бойся, не бойся – не бойся…» Это она в детстве придумала себе такую приговорку-присловку, когда с папой на крышу лазила. Встала тогда Анечка на ступеньку лестницы и вздрогнула, а папа ей сказал: «Не бойся, не бойся – поднимайся… Я держу тебя»; так она и поднялась по лестнице до самого края крыши, повторяя вслед за папой: «Не бойся – не бойся, не бойся – не бойся» – папа же рядом, чего бояться. Ей тогда было года три, и она потихоньку сама поднялась на крышу офиса. А уж когда дошла до самой высокой точки крыши – до конька, то такую радость испытала: вся округа перед глазами открылась, всё было видно. Может, тогда и поняла: «Всего достигнешь, если не будешь бояться! А если страшно становится, то шепчи себе заклинание: «Не бойся – не бойся, не бойся – не бойся», страх и убежит от тебя». Рядом с офисом была автомойка, и работающие там девушки пришли в ужас от увиденного: маленький ребёнок шагал по крыше. Сверху казалось, что они хотели было броситься спасать ребёнка от сумасшедших родителей, но уж больно высоко было лезть – страшно.

Овраг был достаточно глубоким – метров десять. Склоны его были покрыты травой и реденькими веточками кустарника, а внизу росли маленькие деревья, а может, и всё тот же кустарник – боярышник, например, или шиповник, черёмуха? Чтобы проверить, нужно было добраться до дна оврага. Спускаться по такому склону нужно осторожно, того и гляди запнёшься и вниз покатишься. Ноги скользили по рыхлой влажной почве, поэтому девочка шла осторожно, выбирая кочки-пяточки, они казались более устойчивыми, чем, например, камешки – это только с виду они такие твёрдые, надёжные, а наступишь, и отскочат в сторону или вниз покатятся.

Анечка вначале спускалась в полный рост, лишь чуть пригнувшись, а потом села на землю, не смущаясь и не боясь запачкать штаны: «а что их беречь, они всё равно старые», и, осторожно перебирая ногами, съехала со склона, как с детской горки. Саша шёл чуть в стороне от неё, но не прямо ко дну оврага, а по наклонной линии, опираясь на лопату. Он спустился раньше сестры и наблюдал, как она скатывается. Когда Анна доехала до него и встала рядом, её штанишки были в колючках, листьях и глине с песком, особенно сзади.

– Да они рабочие, старые… Поднимемся, я почищусь. Ой, смотри, кажется, деревце! – Анечка чуть отряхнулась и пошла по дну оврага, переходя от растения к растению, но это были или совсем высохшие палочки, не ставшие стволами больших деревьев, или кустики. Так брат с сестрой шли вдвоём по дну оврага, как по ущелью, и склоны были высоки, словно горы, и опасности таились за каждым поворотом.

– Весной и в дождь тут, наверное, бурная река течёт, видишь, вода вымывала из почвы песок, камни.

– Пойдём посмотрим, куда эта река могла впадать. Может быть, там озеро.

– Я думаю, что нас уже заждались. Пойдём назад, уезжать пора. Завтра рабочий день, помыться ещё надо.

– Ну чуть-чуть, до того поворота и домой…

– Хорошо, только пойдём скорей, а то ты еле ноги передвигаешь.

Анечка собрала последние силы и почти побежала вперёд, чтобы Саша не передумал. О том, как назад пойдёт, она не думала, вот когда ноги вовсе передвигаться откажутся, тогда и мысли придут. Добежала – тупик, овраг здесь закончился, и плавный склон вёл наверх, никакого озера.

– Деревце какое-то, смотри. Давай его выкопаем.

То, на что показала пальцем девочка, было полуживой тёмной кривой палочкой с несколькими тщедушными листочками. Вот так вот на улице из кустов выглянет маленький комочек шерсти с жалостливыми глазками, тявкнет, повиляет хвостиком: «Возьми меня, я хороший», и дрогнет сердце, и в голове слабости разные распространятся: «Ах, как же он здесь один, выбросили небось жестокосердные, вот и пропадёт здесь один, бедняга… Может, взять с собой, спасти?..» И только уже наклонившись, станешь подзывать сиротку, как тут же на зов выскакивает из тайного места стайка из трёх-четырёх таких же беспризорников дворянской породы, да все разного окраса, у кого шерсть короткая, у кого длинная: «Тяф-тяф!» Кто кусается, кто лижется… И тогда уже, отбросив всякие мысли-сомнения, бежишь от них поскорее прочь: «Семейка ещё та… Ничего толкового из них не вырастет. Это свободный народец, появились на свет по случаю и жить также будут – помойки, стайки, драки и печальный конец: то ли под колесами автомашины, то ли в драке, то ли от болезни».

– Давай его выкопаем, смотри, какое оно несчастное, пропадёт тут. Может, из него что-то толковое, ценное вырастет.

– Анечка, мы для чего в лес поехали? Чтобы найти саженец красивого величавого дерева, которое будет расти перед нашим домом. Ну что это? А представляешь, если из него вырастет что-нибудь некрасивое? Ты же не станешь дома в горшке выращивать сорное растение? Вон их сколько в городе в присутственных местах, между прочим. Тебе же не нравятся такие картины, когда идёшь по тротуару центральной, казалось бы, улицы, а вдоль неё вместо газона сорняки метровой высоты, как на помойке?

– Не нравится. Весной, когда они маленькие ещё, вроде ничего, а когда вырастают, правда, неприятно смотреть.

– Вот и с деревьями также… Пойдём, возвращаемся…

– Ну посмотри на него, а вдруг семена принесли птицы, когда летели весной из жарких стран, и это что-то очень ценное и красивое…

– Пальма…

– Ну может, и не пальма, но нечто ценное, и будет оно расти только перед нашим домом. Есть в этом ростке какая-то тайна – тайна происхождения. Я понимаю твои сомнения, но это не уличные котёнок или щенок. Какая у них тайна, как весна, так их у каждого сарая десятки… В отличие от фауны во флоре дворняжек не бывает: от берёзы только берёзы, от клёна только клёны рождаются, от дуба – дубы… А если не понравится дерево, так мы его спилим, на дрова пустим. Камин нужно же будет чем-то топить… Ну Саша, выкопай…

– Тебе в политику надо будет идти. Дипломат. Ладно, отойди, выкопаю…

– Просто ты меня любишь, я же твоя сестрёнка… младшенькая.

Девочка прижалась к брату, и он «растаял», обнял её свободной рукой и поцеловал в щёку: «Ну как такой откажешь?»

Когда они вернулись, машина стояла на дороге, родители гуляли вдоль опушки, слушая мелодии леса, и о чём-то говорили.

– О, да вы кого-то поймали в сети? И кто это у нас? – спросил папа.

– Сами не знаем. Тайна. Вырастет, узнаем. Из дальних краёв принесли семечко перелётные птицы, оно упало в землю и проросло. Понравилось ему… Вот мы и узнаем, откуда птицы его принесли. Научный эксперимент.

– Я такого не видела, листочки такие необычные и ствол, у коры необычное строение, что-то южное, – говорила мама, осторожно трогая маленькое деревце.

– Молодцы, наукой занимаемся с раннего детства. Поехали домой готовить почву…

День закончился торжественной посадкой перед домом нового члена семьи. Место было хорошее, солнечное; вокруг дерева поставили маленький пластиковый заборчик, оставшийся от прежних хозяев, а само деревце удерживали в вертикальном положении три растяжки. Посадили, укрепили, подкормили, полили: «Расти!»