Добром-лихом, а добыть надо!

Глава IV

На улице смеркалось, накрапывал дождик – словно пролетающая тучка не удержалась и чихнула несколько раз, не успев прикрыть носик платком: «Апчхи, апчхи. Ах, извините, никого не обрызгала?», и, не оглядываясь, побежала дальше за подругами. А место её вскоре заняли тётки-тучки, как две рыночные торговки, уселись основательно, разместив свои большие размеры на клочке неба прямо над домом Громановских, и повели долгий разговор: по крыше прошлись поначалу крупными каплями, как будто прокашлялись, потом отдышались, продули свои инструменты, и полилось уже на всю улицу…

Ибн был выше туч, он шумнул своей верхушкой, отогнав ветер, а потом вздохнул, расправив руки-ветки: «Хор-р-ро-шо… освежиться… и в рост, в рост… Что там внутри меня? Кто это появляется на ветках моих? Потомки…» Увидеть снизу плоды дерева было невозможно – они были там, наверху, под самой кроной. Чтобы их найти, понадобилось бы подняться и развести руками густую листву – там, на нескольких ветках можно было увидеть пять-шесть крупных шарообразных плодов, защищённых толстой кожурой и колючками. Чем-то они напоминали плоды каштана, только размер у них был больше, гораздо больше… Но кто же полезет на такую высоту, если только дрон запустить, но и с его помощью среди плотной листвы не разглядеть даже таких больших плодов. Ибн надёжно хранил до времени тайну рождения своих потомков. Так ему было завещано.

Дождь шёл всю ночь, то стихал, то вновь припускал. Утром перед домами стояли лужи, грунт на дороге впитал возможное количество влаги, и вода стала заполнять все ямки, колеи, даже небольшие неровности. Асфальтовое покрытие было местами, да и там с трудом держались его островки.

«Вот если бы она не высыхала вовсе, вместо грязных дорог между домами можно было бы построить каналы, как в Венеции; мостики построили бы, мы бы тогда плавали на лодках, а не ходили в резиновых сапогах, а зимой по застывшим каналам катались бы на коньках. Как бы здорово тогда жилось…» – мечтала Анечка под кроной пока ещё своего дерева. Ибн будто услышал её и, словно рассмеявшись, обрушил на голову девочки водопады воды: «Размечталась, глупенькая, очнись…» Но Анечка была готова к такой шутке и потому держала в руках зонтик, она лишь вдохнула носиком влагу и продолжила размышлять, фантазировать: «Может, и вправду заняться строительством домика. Хотела же, а вот уж лето на исходе, как быстро пролетело, ничего не успела. Ни-че-го».

Что-то летело с верхушки дерева, внезапный шум сверху отвлёк её, девочка быстро втянула голову в плечи: «Ой!» Если бы не зонтик… если бы не зонтик в руках, который не только принял удар от чего-то тяжёлого, упавшего сверху, но также самортизировал и отбросил это нечто в сторону, получила бы Анечка огромнейшую шишку и головную боль; как минимум шишку, а то и больше, и, может, лежала бы сейчас в больнице… А так, спицы зонтика, конечно, не выдержали силы удара и прогнулись, погасив удар, но не защитили лоб Анечки полностью. Из глаз брызнули искры, и сама она бухнулась на землю. Отбросив в сторону поломанный зонтик, девочка нащупала на голове большую шишку, а пальцы стали липкими от крови.

«Ой-ё-ёй, ничего себе капля упала. В следующий раз каску надо надевать. Первый раз искры из глаз увидела. На бенгальские огни похоже, когда зажигали под Новый год. Что это на меня обрушилось-то? Прямо как кусок Луны на Незнайку, – девочка повернула осторожно голову и увидела, что под деревом недалеко от неё лежал круглый предмет размером с баскетбольный мяч, только весь колючий. – Да это же плод Ибна. Это его детка! Зелёный такой, наверное, не созрел ещё, ветром его сбило. Вот здорово… больно, правда, сильно… от такого столкновения умов двух цивилизаций».

Анечка встала на ноги и подошла к оторвавшемуся плоду. Взять его в руки было страшновато, он ведь был колюч, как ёж, но и отставлять на улице было нельзя: пройдёт кто-нибудь по дорожке мимо дома, увидит ценность и утащит. Она не стала тратить время на поиски лопаты, а взяла во дворе первую подвернувшуюся под руку доску и закатила с её помощью плод к себе во двор. Никто и не видел.

Это утро было для неё самым тяжёлым: во-первых, она была в доме одна. Во-вторых, родители и брат придут к вечеру, а сидеть рядом с таинственным гостем страшно, страшно любопытно и невмоготу – так хочется всё сделать самой и сейчас: поднять «гостя» на стол и рассмотреть его получше, поисследовать как-нибудь. «Получше рассмотреть это и самой можно… Надену перчатки, чтобы не уколоться, а потом положу его на столик… Это я и сама могу… Что тут особенного? Это же простой плод, вроде кокосового ореха. Что тут такого?.. Так и сделаю… Это я и сама могу. Кто меня за это ругать будет? Как картошку чистить, так: «Анечка, давай». Нет, никто ругать не будет. Я же кушать его не буду. И разрезать не буду… Только посмотрю повнимательнее. Вечером все придут, а я им: «Вот смотрите – это моё открытие! Вот вам сенсация! Девочка открыла новый вид деревьев»… Может, грант дадут на исследование… Может быть… хотя бы на лечение дали, как лоб болит. В больнице-то талончика не дождёшься, а в частной клинике все услуги дорого стоят. Уж я-то знаю…»

Анечка надела свои зимние перчатки, а поверх – перчатки брата, так, на всякий случай. Потом куском доски подкатила колючий плод к старому столу, который стоял во дворе, на нём обычно что-нибудь ремонтировали и, подняв плод, положила его на столешницу. Ей это легко удалось, школьный ранец потяжелее будет. Вот он каков, пришелец: местами совсем зелёный, а в одном месте зелёная краска сменилась на бурую: «Вызревает». Колючки совсем не колючие, мягкие, гнутся, если пальцами надавишь. Форма у него скорее шарообразная, на кокос по форме похож. «Может, внутри у него тоже молоко? Проверить как хочется».

Всякое серьёзное исследование требует серьёзного оборудования. Всё, что было в доме, для этого не подходило: пилы, лобзики, молотки, стамески, перфоратор… вполне пригодились бы для строительства домика на дереве, но для исследования – нет. «Как тяжело быть молодым учёным, я это на себе испытываю. Банальный микроскоп, лазерный скальпель отсутствуют. Как творить в таких условиях? Чувствую себя, как в средневековье. Что у нас тут?..» Она не собиралась ничего делать с орехом, только посмотреть. Переворачивая его с боку на бок, девочка обнаружила широкую трещину. «Ну конечно, кожура треснула от сильного удара о землю. (От падения на меня треснула только моя голова и зонтик.) Можно, конечно, ждать вечера, но я только чуть-чуть посмотрю». Она принесла инструментальный ящичек, небольшой такой из пластмассы. Когда они с папой играли в больницу, она всегда его брала и лечила «пациента» с помощью отвёрток, пассатижей, щипцов.

Анечка, к своему несчастью, слишком хорошо знала больницу с раннего детства. У неё болели почки, и случалось, что она проводила в больничных палатах времени больше, чем хотелось. Девочка рано уяснила, что врачи бывают разные и делятся на врачей и персонал. Врачей, тех, кто действительно мог бы помочь ей и другим больным детям, она встречала редко. В основном в больницах её встречал дипломированный персонал, то есть те, кто принимал больных, распределял их по палатам-койкам, изредка с выражением тоски на лице выслушивал их жалобы, заполнял истории болезни и назначал лечение. Как тяжело было им это делать, как надоедало видеть этих постоянно ноющих и всем недовольных маленьких больных и их родителей; можно было с ума сойти, если бы больные лежали до полного своего выздоровления, но больничные правила спасали от этого, потому что через десять дней больных выписывали. Но Анечка через некоторое время возвращалась снова в больничную палату, и от этого девочку вместе с её мамой персонал ненавидел: «Нельзя же быть такими невоспитанными, такими излишне настойчивыми. Вы же видите сами, что мы ничего не умеем, что же вы тут со своим немым укором? Уходите, уходите… К участковому педиатру… Во-он!!! Глаза бы наши вас здесь больше не видели, как, впрочем, и всех остальных… Боже, зачем мы пошли учиться в медицинский, сейчас такие вакансии во власти открылись: хочешь – в Государственную Думу, хочешь – в правительство…» Они так, конечно, не говорили, но, судя по их виду, хотели.

Анечка открыла ящик и выбрала подходящий инструмент: на лоб чуть ниже шишки она нацепила электрическую лампочку с батарейками в чехольчике, взяла отвёртки на «минус», перочинный нож вместо скальпеля, пассатижи стали медицинскими клещами. Задача стояла простая: придерживая одной рукой тело «ореха», попытаться отколоть (отломить) кусок скорлупы с помощью отвёртки. Главное, не повредить сердцевину. Дело-то простое, что вечера дожидаться? Вечером придут, а она им: «Вот смотрите, пока вы там всякой ерундой занимались, я науку двигала…»

Толстая кожица ореха не поддавалась давлению и не отрывалась, как ни старалась девочка. Может быть, в зрелом состоянии кожура подсыхала и становилась ломкой, но недозревшая, она была упругой и хорошо защищала то, что было спрятано внутри скорлупы. Отвёртка то и дело срывалась, била по пальцам, колючки хоть и не протыкали перчатки, но неприятно давили на ладони. Однажды отвёртка спружинила и ударила ручкой Анечку по лбу по самой шишке. Было так больно, что она не удержалась и заплакала. Да что там, заревела на весь двор, от души, не стесняясь: «Ой! А-а-а-а!!!» Несколько минут девочка стояла перед столом, отводя душу в пронзительном крике-вое. Потом боль и разочарование немножко ослабли, и Анечка решительно открыла дверь сарайчика, покопалась там с минуту и вышла, держа обеими руками маленькую кувалду – лучшее средство для выхода из затруднительных положений: «Ну держись, теперь посмотрим, кто-кого!»

Она долго приноравливалась, осматривая «пациента» и так и эдак, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, смотрела снизу, сверху, а потом, с трудом удерживая кувалду на весу, стала обстукивать трещину, надеясь её расширить или продлить. Кожура лишь приминалась в тех местах, куда приходились удары.

– Лечение у нас будет радикальным, больной. Не бойтесь, уйдёте совершенно здоровым…

Тук-тук-тук – продолжила постукивать тихонечко по плоду девочка, но у самой его верхушки, где кожура утолщалась, Анечка остановилась, примерилась, вдохнула полную грудь воздуха, приподняла кувалду и с выдохом опустила её на верхушку плода: «Ха-а-а!»

– Вау-у-у-у, кр-кр, ить-ить-ить!!! – завопил «пациент».

Ну правильно, операция-то шла без наркоза.

– А-а-а, оно живое!!! – вскрикнула Анечка и выпустила кувалду из рук, чуть не угодив ею себе по ноге. Кувалда стукнулась о ножку стола почти одновременно с тем, как девочка хлопнула дверью в дом. Там она спряталась в своей комнате и сидела тихо до самого прихода родителей.

Родители застали дочь сидящей за столом над книгой, не просто книгой – учебником по биологии, на полу лежали другие книги и энциклопедия. Компьютер Анечке не оставляли, потому что думали, что она весь день будет играть в какие-нибудь игрушки. «Нечего глазки портить и тратить время на безделицу», – сказал папа. Обычно Анечка выбегала из комнаты, как только слышала, что стучит калитка и открывается дверь в дом. В этот вечер она не вышла. Первая мысль у родителей была: «Уж не заболела ли?» Заболела, но не тем, чем обычно, о чём переживали, но знали, как поступить.

– Анечка, что у тебя на лбу? Откуда такая шишка? Ты упала? Что случилось? – в комнате зажгли большой свет, и мама, вымыв руки, долго осматривала лоб девочки. – Голова у тебя не болит? Может быть, у тебя сотрясение? Смотри, как рассекла кожу на лбу; как тебя угораздило? Нужно повязку сделать.

– Доченька, кто тебя так? Рассказывай. Упала с дерева? – прижимал её к себе, жалея, папа.

– Точнее, оно на меня упало… На меня свалился орех с дерева, – глазки девочки наполнились слёзками, и она, сама того не желая, разрыдалась. Плечи её затряслись, рот приоткрылся, искривившись в плаче от ещё не прошедшей боли, от страха и досады за всё происшедшее; как говорила про себя Анечка: «Я очень ранимая, чувствительная, и всегда переживаю сильно».

– Ну миленькая моя, ну деточка… Головушку свою так расшибла… Так ты говоришь, что орех с дерева упал?

– Да-а-а…

– Наше дерево стало плодоносить?

– Ну да-а-а… Пойдёмте, покажу вам. Плод во дворе на столе. Но и это не самое главное. Он живой…

– Бедненькая ты моя, как тебя шарахнуло-то. Точно сотрясение и помутнение…

– Ну папа, что за шутки неуместные. Ты меня обиде-е-ел, – опять стала всхлипывать девочка.

– Ну прости, прости. Ну показывай, где оно, – Николай Николаевич нежно прижал к себе доченьку и поцеловал в щёчку. Они все вышли во двор.

– Вот, на столе лежит… Лежал… тут… Пропал…

Анечка, Николай Николаевич и Елена Николаевна стояли перед столом, на котором должно было лежать нечто, похожее на орех. На столе же стоял лишь ящик с инструментами.

– Куда же он делся-то? Вот здесь я его положила, потом хотела посмотреть, что у него внутри под скорлупой, принесла ящик с инструментами, потом отвёрткой хотела очистить его. У меня не получилось, и я решила трещину расширить, ну как мы орехи кололи. Я стукнула по нему кувалдой, а он как закричит. Я испугалась и решила вас дождаться. А он убежал, наверное.

– Орех?

– Ну честно, папа.

– Хм, шишка, конечно, большущая, но для галлюцинаций её недостаточно. Хм, если это был орех, он мог только укатиться. Допустим, ветром качнуло, и он покатился… тут у нас уклон… Во дворе поищем, когда Саша придёт. А сейчас я займусь другим, нужно срочно отгородить зону вокруг дерева и предостерегающую надпись сделать. Это тебя зонт спас, а люди по тротуару ходят, случается, без зонта и без каски.

– Давай лучше большую вывеску сделаем или растяжку. Нет, серьёзно: будет и предупреждение и реклама, – предложила Анечка.

– Всё-таки сильно тебя стукнуло-то, надо будет рентген лобной части сделать. Слышишь, Леночка, Анечка предлагает поставить тут рекламный щит – билборд или рекламный монитор. А вместо ограждения кота учёного на золотой цепи, русалок на ветки. Представляю, как это будет выглядеть: «Налево пойдёшь – в яму попадёшь, направо свернёшь – в луже утонешь; прямо пойдёшь – смерть от яйца найдёшь!» Русские народные сказки всегда так начинаются…

– Точно, я поняла, я поняла! – закричала девочка. – Это был не орех вовсе, а яйцо! Ибн отложил яйца, и одно из них выкатилось!!! Эврика… То-то читаю я биологию, а понять не могу, не может плод издавать звук, как животное. А это и не плод вовсе, а какой-то неизвестный вид представителя фауны. Зоологию читать надо. Папа! Верни мне компьютер, я пойду искать информацию о таких необычных животных…

– О таких только в разделе для искателей НЛО, тебе путь теперь либо к уфологам, либо к колдунам.

– Хм, шутишь? Я вас поняла, ты мне завидуешь… завидуешь, – Анечка стала наступать на Николая Николаевича, как кошечка, выставив вперёд пальчики-коготочки.

– И не думаю, кошечка моя. Дерево не может откладывать яйца. Хотя в каком-то смысле, очень отдалённо, яйцо, зерно, орех имеют одну и ту же задачу – продолжение рода. А уж какие при выполнении этой функции происходят метаморфозы, то есть превращения… – Николай Николаевич встал у стола, как будто собирался читать лекцию, потом присел на край и продолжил. – А ты знаешь, что на нашей планете проживает более шестисот видов растений, которых условно назвали «хищниками»? Всю эту компанию разделили на три группы: на насекомоядных, к ним отнесли всех, кто пожирает насекомых; водяных – эти живут в воде и, следовательно, питаются тем, что плавает в воде, в том числе и ракообразными; третья группа является универсальной, в неё вошли те, кто не вредничает: «вкусно – не вкусно», как некоторые девочки, а едят всех подряд, кто попадается им на глаза. Или что там у них вместо глаз, не знаю. И вот что важно понять, делают это все они не потому, что по природе своей жестокие хищники. А почему?

– А почему? Кушать очень хотят, а есть то нечего, так?

– В точку попала, в яблочко, прямо в цель – они встали перед выбором: или умереть, или продолжать жить, потому что те условия, в которых они произрастают, нелёгкие. Им не хватает для нормальной жизни минеральных веществ, азота, например.

– Выходит, в нашей почве тоже не хватает минеральных веществ, азота…

– Почему ты так решила, Анечка?

– А с чего бы тогда Ибн решил убить меня? Или нет, падает плод и убивает несчастного, подошедшего к дереву. А потом вылупившееся растение-хищник питается жертвой, пока не окрепнет… Это семисотый вид растений, и открыла его я, – произнесла Анечка, лицо её стало серьёзным и задумчивым. – Над этим нужно поразмышлять… Тут есть над чем подумать… Теория сыровата пока, конечно, но надо разобраться… Извини, я тебя оставляю… Осторожней у дерева, лучше каску надень, а то с зонтом в руке неудобно работать будет.

– Спасибо, доченька, за заботу. Конечно, надену, что стесняться-то, здоровье дороже, тем более, что зонтов у нас осталось всего два; не напасёшься с таким опасным соседством, – согласился Николай Николаевич и пошёл в сарай за каской и инструментом.

Когда к дому подходил Саша, то увидел, что дерево было огорожено низким забором из старого деревянного штакетника, а на самом дереве был закреплён фанерный щит с надписью, сделанной зелёной краской рукою начинающего художника граффити: «Осторожно, опасная зона!»

«Привет! Я пришёл. А что, у нас что-то случилось? Почему наш дом стал вдруг «Опасной зоной»? – спросил он, как только закрыл за собой дверь. – Анечка, что случилось? Почему у тебя голова забинтована?» Пока брат переодевался, Анечка, присев на кончик стола, как это делал её папа, в двух словах рассказала ему о том, как на неё упал орех, как она закатила его во двор, пыталась очистить, а он «завопил». От этого жуткого крика она испугалась и убежала домой. Орех же воспользовался этим и тоже убежал куда-то. Завершила девочка свой рассказ пересказом того, что услышала от Николая Николаевича. На всё ушло минут пятнадцать-двадцать. Всего лишь.

– Ты готов?

– К чему?

– Мы тебя все ждали, чтобы отправиться на поиски яйца. Нужно его срочно найти, пока оно не набросилось на кого-нибудь и не покусало.

– Анечка, яйца не кусаются…

– А наше кусается. Может, бродит по округе и на людей набрасывается голодное и злое. Пока мама занята ужином, пойдём скорее его искать. Папа, все на поиски яйца! – крикнула она, выходя из дома.

Они искали пропавший «орех» всей семьёй, даже Елена Николаевна выходила после того, как приготовила ужин. Двор был небольшим, свободной площади всего-то клочок земли для огородика да дорожка. Много ли можно разместить на трёх сотках? Они несколько раз прошлись вдоль забора, осмотрели маленький сарайчик – ничего. То, что плод существовал не только в воображении Анечки, стало понятным сразу же; лоб она, конечно, могла разбить, и упав с дерева, например; но возле дерева, куда упал таинственный плод, Саша нашёл ямку, а в ней кусочек кожуры в иголках – он откололся от упавшего плода при ударе о большой кусок гравия. Ещё один кусочек скорлупы, его отломила Анечка, когда пыталась очистить «орех», нашли под столом. Это были маленькие кусочки, сантиметра по два, но они доказывали, что плод всё-таки существовал, но куда-то пропал.

– Скорлупа толстая и свежая. Пахнет… Запах напоминает… Понюхай, Лена. Что напоминает?

– Не пойму. Необычный запах… Не плодовый, я бы сказала.

– «Не плодовый», я же говорила, что это не плод, а яйцо. «Яйцовый» у него запах. Яй-цо-вый.

– Какими-то восточными специями пахнет…

– Лапшой корейской, – предположил Саша.

– Какой лапшой?! Какой лапшой? – возмутилась Анечка.

– Ну всё: пора идти ужинать, мальчик голодненький, и скоро у него испортится настроение. Пойдёмте, у меня всё готово. Да и стемнело уже.

На ужин, так совпало, была картошка с грибами в горшочках, чудесный запах об этом напоминал. Из духовки достали четыре горшочка…

– Постойте, почему четыре, Анечка же не ест такую картошку… Да это и не горшочек, – сказала Елена Николаевна, приглядевшись. – Вот оно, пропавшее яйцо. Испеклось.

– А ты что, не заглядывала в духовку?

– Как… как обычно: включила, выставила режим и температуру и горшочки поставила… – заволновалась Елена Николаевна, села на стул, встала со стула. – Торопилась, не посмотрела… Да там и темно, лампочка давно уже перегорела, ты когда ещё заменить обещал. А как оно могло туда попасть?

– Анечка, а ты открывала духовку?

– Не помню…

– Ну это нормально… С памятью в нашем доме… всегда была задача… Это даже не задача, а отличительная черта. Особенно у дам. «Помню – не помню»… А пахнет вкусно, между прочим…