– Дон Барбоза, вам плохо? Скорее вызовите «скорую»!
Затем раздалась медицинская сирена. Появились похожие на подземных ангелов гориллоподобные санитары (в одном из них Скрыбочкин узнал криво ухмылявшегося Ганса) … Его бросили на носилки и увезли в бессознательность, стукая о слабопонятные препятствия – вероятно, о стены и дверные косяки – с каверзно-насмешливым, чужезвучным сопровождением: «блым… дрым… бдр-р-рым… былым… дыбылым…»
***
Его снова били, приводя в сознание. Поначалу это ощущалось смутно, словно в прилипчивом сновидении, от которого хотелось уплыть поглубже в пучину забытья; тем более что спать он любил, понимая сон как самое полезное и безобидное занятие для своего организма. Скрыбочкин, разумеется, не ведал, зачем человеку снятся сны – возможно, затем, чтобы хоть на время освобождать его от оков времени, соединяя в себе жизнь и смерть. Впрочем, никому и десяти жизней не хватит, чтобы увидеть все сны, путешествующие по миру – тем более не каждый из них доставляет удовольствие, иногда встречаются и кошмары, после коих боязно возвращаться в явь. Однако Скрыбочкин воспринимал ночные недоумения как случайные недостатки и быстро забывал их. Приятное ему снилось гораздо чаще, нежели всё остальное. Оттого – была б его воля – он вообще спал бы круглосуточно, пробуждаясь лишь на краткий срок ради естественных неотложностей, а также, чтобы выпить, закусить и получить совокупность с какой-нибудь женщиной. К сожалению, существование в подобном режиме не представлялось возможным – ни раньше, ни теперь, когда побои становились всё явственнее, угрожая ему нешуточными повреждениями. Ничего удивительного, что Скрыбочкин наконец не выдержал. И, вернувшись в реальный мир, открыл глаза.
– Што надобно от меня? – натужно просипел он, сфокусировавшись на маячившей перед ним грушеобразной фигуре фон Труппа. – Чего требуешь, изуверское отродье?
– Согласия сотрудничать с нами! – готовно рявкнул майор.
– Тьху! И за эту ерунду челувека последнего здоровья лишают! – расстроился Скрыбочкин. – Сразу видно, што немчура, умом недостатошная… Какой оклад мне за работу положите?
– Гм, – фон Трупп поскрёб лоб жёлтыми от никотина пальцами. – Можете не сомневаться: оплачиваться ваши услуги будут весьма щедро.
– Ха-ха! – с энтузиазмом жадного до смерти берсерка оскалился Скрыбочкин. – Што ж вы, фрицы, сквалыжничать планируете? Или за салагу меня держите? Явреи, и те не поскупились, сколько попросил! А вы даже сумму обозначить стесняетесь, да? Отакая, значит, срамотная сумма предполагается за моё согласие? Не-е-ет, тогда у нас никакого разговора не получится, тогда я с вами соглашаться не согласный!
– Евреи? Майн гот! Вы – двойной агент? – майор достал из лежавшего у его ног портфеля отпечатанный бланк и быстро вписал в него цифру с четырьмя нулями. – Это меняет дело. Вот контракт, ознакомьтесь.
– Ага… – Скрыбочкин напряг зрение и удовлетворился проставленной в контракте суммой. – Руки-то мне развяжите, штоб я оказался способный с вами документ оформблять… А как подписуваться-то?
– Не прикидывайтесь идиотом. Пишите: «Гнида»…
***
Время перевалило за полночь, когда в ресторане «Соль Нашсенте» Скрыбочкин вынул лицо из блюда с запечённым козлёнком «кабриту». И вспомнил, что познакомился здесь с местным гражданином, весёлым доном с трудновыговариваемой фамилией Бульбеуш. Тот оказался лёгок на помине и тоже поднял голову между разбросанных в недавней драке стульев:
– Вот ты со мной пьёшь, а не знаешь, что жить кому-то из нас, может, часа полтора осталось.
– Увсе под одним хосподом ходим, – Скрыбочкин сдёрнул пробку с бутылки. – Чем жить и круглый век плакать, лучше песню спеть да помереть. Не тушуйся, дон Бульбеуш: жисть не радость, но и в смерти нет находки.
– Да какой я тебе дон! Подполковник я, Тверёзый моя фамилия. А на выходе Шовкопряд, тоже подполковник, попрошайничает милостыню для маскировки. Чтобы нас с тобой вместе грохнуть, если я тебя завербовать не умудрюсь, понял?
– Понял, как не понять, – застыл с недопитым бокалом Скрыбочкин. – Ты што, русский будешь по национальности?
– А то кто ж ещё. Русский, конечно.
– А чем докажешь, што не брешешь?
– Та хоть внешностью своей. Ты на лицо моё погляди, дружище! Внимательно погляди и скажи своё твёрдое слово: в какой национальности ты ещё мог бы меня заподозрить?
– А ну-ка, ну-ка… повернись боком… ага, вот так… Нет, ещё чуток доворотись… Хм… Да-а-а… Похоже на правду. Во всяком разе, харя твоя в европейские размеры не протискивается: вон какой носяра… и ухи… и губищи… Таких пельменей больше нигде, кроме России, не вылепливают.
– То-то и оно! С-под Рязани я родом.
– Да хучь с-под Казани, мне это одинаково, – Скрыбочкин стряхнул с лица удивление. И предложил, всем своим тоном стараясь показать, что его слова возникли ненароком, из чистого любопытства:
– Тогда давай не будем зазря тратить время и перекособочивать здравый смысл супротив жизненной насущности. Ближе к делу заворачивай, земеля. Показуй, што там у тебя есть.
– Ага, ну да, – встрепенувшись, Тверёзый выхватил из-под мышки пистолет.
– Дурень, зачем мне твоё оружие, – рассмеялся Скрыбочкин. – Деньги объяви, сколько заплатишь.
– Деньги – вопрос непростой, – посмурнел подполковник и поскрёб указательным пальцем правое ухо, из которого торчал пучок сивых волос. – Их, деньги-то, сначала надо провести через бухгалтерию. Да не беспокойся. Звание тебе дадим. Капитана хочешь? И оклад – тыщ пятьдесят. Устроит?
– Не-е, меня российские деньги не интересуют. Голая макулатура. Доллары ещё бы согласился взять. Или хфунты со стерлингами.
– Не получится, – пуще прежнего потемнел лицом Тверёзый, – валюту Бык не выпишет, хоть об стену головой расшибись. Может… если М-13 только добыть.
– Ладно, – Скрыбочкин деловито сделал пометку на скатерти, – поузнаю авансом про М-13, дон подполковник, раз ты земляк мой оказался. Однако начальству передай: пусть назначат мне оклад – пять… нет, десять тысяч долларов в месяц. Ладно, давай зови своего Шовкопряда, пускай теперь до нас присоединяется.
– В самом деле?
– В самом деле. Мы ить не шутки тут с тобой шуткуем. Ты ж меня сейчас завербовал – так?
– Ну… завербовал, вродеб-то.
– Значит, дело сделано, и Шовкопряду твоему не за што нас пускать в расход. Чего ж ему тогда на улице сухомяткой мучиться? Пускай розполагается к столу, нальём ему штрафную от души.
Далее события неслись галопом. Самым трезвым долго оставался присоединившийся к застолью Шовкопряд. Но и он в конце концов ощутил беспокойное помутнение мыслей – и, продолжая выкрикивать горячие португальские тосты, направился в сортир, чтобы освежить лицо холодной водой. Двигался он, приплясывая под звуки фолии[4 - Фолия (буквально – безумие) – португальский народный танец и танцевальная песня. В средние века фолию считали «потешным» карнавальным танцем, его исполняли мужчины, наряженные женщинами; они вели себя настолько шумно и вызывающе, что казались сумасшедшими (этим и обусловлено название танца).], разливавшейся по ресторанному залу, а его голова и руки непрестанно мотылялись в приблизительном ритме народного танца. Как назло, ноги подвели Шовкопряда в неподходящий момент, и подполковник в своих нищенских лохмотьях рухнул на случайный столик. Оскорблённые посетители, чьё пиршество он так внезапно разметал по полу и по стенам заведения, набросились на него с кулаками… И тут Скрыбочкин углядел в толпе майора фон Труппа и его подручного костолома Ганса.
– А ну-ка, дай свой пистолет, – с глазами, загоревшимися решительным блеском, шепнул он придремавшему над стаканом Тверёзому. – Счас я этим германцам кривоголовым с двух выстрелов рога переломаю.
– Немцы? – мобилизовался ото сна Бульбеуш-Тверёзый. – Где?
– Вот они, – Скрыбочкин ринулся вперёд, повысив голос в пылу мстительного азарта. – Представь, земеля: увсю дорогу ферфлюхтеры следили за нами! Мягкой совести люди! Думают, што я им сегодняшнее гестапо забуду беспоследственно!
– В атаку! – с быстрым воодушевлением взлаял подполковник Тверёзый. – Бей фрицев! Ур-р-ра-а-а-а-а-а-а!
Ударом ноги он заехал по морде пробегавшему мимо официанту, а стулом сшиб на пол танцевавшую поблизости влюблённую парочку. В ресторане образовалась невменяемая свалка. Ошеломлённые бессмысленностью нападения, германские агенты непродолжительное время пытались отстреливаться, но потом передумали и предпочли ретироваться.
…Скрыбочкин, Тверёзый и Шовкопряд долго рыскали по улицам португальской столицы, разыскивая врагов, поднимая ветер и гоня его впереди себя, словно воскресшие боги древних народов, способные портить погоду ради своих сиюмоментных настроений. Ничего хорошего они не ждали, а к плохому были готовы по исконной национальной привычке к неудобствам жизни. Разведчики уже слабо помнили собственную идеологическую платформу из-за нереализованного желания драки и лишь по инерции накручивали в себе злость, выпуская в пустой воздух громогласные мысли повелительного содержания:
– Куда это вы навострились, супостаты? Стоять на месте! Всё одно не скроетесь от справедливого возмездия! Ещё сповидимся – пожалеете!
– Эй, вы што? Объявитесь, канальи! Давайте поговорим как цивилизованные граждане!
– Трусы, мать вашу! Не позорьте профессию, в конце концов! Наши люди везде, вам от нас никуда не спрятаться! Лучше сдавайтесь по-хорошему!
Нет, никого настигнуть им не удалось.
После энергичных голосовых затрат Скрыбочкин, Тверёзый и Шовкопряд утомлённо плюнули на свои служебные обязанности и, компенсировав утерянную в драке одежду за счёт случайных прохожих, проследовали в отель «Авенида палас». Где укрылись в отдельном номере, дабы напиться наконец без свидетелей.
***
Всё же измена была близко. За дверью двигались и дышали. Скрыбочкин ощущал смутную тревогу, оттого веселье не задалось. И в скором времени, одолев всего несколько стаканов местной водки из плодов земляничного дерева «Агуарденте-де-метронью», он с извиняющимся видом выпроводил подполковников Тверёзого и Шовкопряда. От которых на прощанье получил с двух сторон дружеские похлопыванья по плечам, а также противопехотную гранату под расписку.
…Через несколько минут он отворил окно и заскользил вниз по водосточной трубе. Которая не выдержала его веса – и Скрыбочкин полетел на асфальт, нецензурно противясь закону всемирного тяготения. Его гибели помешали двое прохожих: упав на них, Скрыбочкин благополучно покалечил этих случайников, а сам отделался лопнувшим на колене волдырём. В пылу раскаяния он бросился оказывать помощь пострадавшим. Но один из них внезапно вскочил на ноги, взвалил спутника на плечо и – с криком: «Но, майоро-гнидо, но-о-о!» – метнулся прочь.
