– Понятно. Видимо, у связного очень ограниченные энергетические возможности или он был напуган неожиданным вмешательством Эрни, перетянувшим пришельца. Так или иначе, от пса он решил избавиться древним надёжным способом – убить. Причём, жестоко. Он чем-то перебил ему задние лапы… или схватил, а пёс сумел вырваться. Далеко убежать он бы не смог с покалеченными ногами – выручило озеро. Так… – Ян рассматривал псиную морду. Густая шерсть слиплась кровавыми ошмётками, единственная белая отметина на лбу в виде падающей стрелы – в засохших грязных разводах, – по башке тоже досталось. Что ж ты, путешественник, плыл через озеро, а морду намочить не догадался? Вот тебе и благодарность за верную службу, ковбой!
– Почему ты решил, что это пёс? – сама Стаська в этой пышной шубе никаких мужских признаков не находила.
– Спроси у Санни, видишь, как она ему понравилась.
– Что будем делать с Ковбоем? – слетевшее с языка Яна насмешливое словцо мгновенно обратилось в кличку. Не было времени придумывать другое, а называть безымянного пса как-нибудь да надо. Сам-то он не представится.
– Отвезём к Лирбене, – решил Ян. – Она хороший врач. К тому же в курсе событий.
– Она всё знает?!
– И она, и Грегор. Они классные! Мы можем на них рассчитывать. Они оба работают в Академии, только на разных кафедрах. Мы уже договорились вчера: будут вести себя как обычно, чтобы не спугнуть связного.
Пёс, чувствуя мирные хлопоты и дружеский тон новых знакомых, даже не зарычал, когда Ян потянулся к ошейнику. Ошейник, как и предполагали ребята, имел тайное отделение, небольшое, но герметичное. Теперь оно было пустым.
Дожидаться темноты не стали: вечером улицы города становятся оживлёнными, а сейчас, когда люди кто на работе, кто на рынке, кто в парке, кто дома спасается от жары, можно пройти незамеченными, выбирая тихие переулки. Они осторожно скатили лодку по песку в озеро и расположились в ней так, чтобы сохранять равновесие. Санни устроилась около морды Ковбоя, который закрыл глаза и не шевелился. Если кто за ними и наблюдал, то ничего, кроме катающейся на лодке парочки, заприметить не смог бы. Покружив по озеру, Ян загнал лодку в камыши, которые тянулись вдоль берега широкой полосой, и скомандовал:
– Доставай тент, я захватил на случай дождя.
Тент расстелили на траве, не выходя за границу камышовых зарослей, и бережно перенесли на него пса. Санни вертелась вокруг, поскуливая и тычась носом в морду Ковбоя, словно уговаривая его потерпеть и не умирать. Пёс был без сознания и, возможно, умер бы, не возьмись ребята его спасать. Да и спасут ли? Завернув концы тента и оглядевшись по сторонам, они быстро побежали в ближайший переулок, стараясь не растрясти свою ношу. Несколько поворотов, и вот спасительная дверь, которая скроет их от нечаянного любопытства. Лирбена была дома, она хозяйничала на кухне, откуда плыли дурманяще аппетитные запахи. Туда и отправилась Санни.
– Неужели запах моей стряпни достиг Академии? – на пороге комнаты появилась женщина, вытирающая руки полотенцем.
Совсем молодая, стройная, с вьющимися льняными волосами, заколотыми на затылке костяным гребнем, она смотрела на Стаську васильковыми смеющимися глазами, от неё веяло домашним уютом и сердечностью. Ян развернул тент, пёс дышал тяжело и хрипло, сухой нос подрагивал, будто принюхивался, глаза были закрыты.
– Лирби, это тот самый, я рассказывал.
– Где вы его нашли? – всполошилась та.
– Случайно обнаружили в лодке. Его хотели убить, но он сумел вырваться.
Она уже увидела вывернутые лапы и раны на голове:
– В кабинет, на стол. Осторожно!
В соседней комнате, кабинете, за белой перегородкой была оборудована просторная операционная с большим столом посередине, застеленным простынёй, и маленьким столиком с медицинскими инструментами под прозрачным пластиковым колпаком. Лирбена мыла руки и, не оборачиваясь, короткими командами руководила ребятами, которые, сняв простыню, укладывали пса на стол и доставали из шкафов пузырьки, бинты, коробочки. Ян действовал быстро и уверенно, безошибочно ориентируясь на полках и выбирая нужные препараты, словно выполнял привычную работу. Стаська была в операционной впервые, и поэтому выполняла самую неквалифицированную работу: возьми-принеси-подвинь-помой. Потом Ян ассистировал Лирбене, подавая блестящие и страшные инструменты с заковыристыми названиями, помогал накладывать шины, бинтовать. Напоследок Лирбена сделала сонному псу пару уколов.
– Я ввела ему питательный раствор и витамины. Будет спать до вечера. Ничего, сильный пёс, быстро выздоровеет. Кстати, переломов нет. Вывихи. Какой негодяй это сделал?
Ковбоя, затянутого в бинты, отчего он казался вдвое меньше, перенесли в большую плетёнку, застеленную мягким ковриком. На удивлённый взгляд Стаськи Лирбена ответила:
– Это не первый наш пациент. Мальчики вечно приносят раненых зверюшек.
– Этот особенный, – улыбнулся Ян, – он из другого мира… – сказал и быстро отвернулся к раковине мыть свои чистые руки. А Стаська мысленно за него договорила: «Из мира, где я родился». Нет, она не ошиблась: он всё помнит, он тоскует.
В суматохе и хлопотах девушка не успела оглядеться, теперь она с интересом рассматривала дом. Комната, куда они вышли из операционной, служила хозяевам гостиной и по совместительству столовой. Просторная, с высоким потолком, по которому тонкой серебристой спиралью разбегался замысловатый узор (как потом узнала Стаська, – осветительная автоматика, обеспечивающая ровный и постоянный дневной свет), большое круглое окно с откинутым верхним сегментом-форточкой. Напротив окна у стены – внушительных размеров диван, на котором могла свободно устроиться вся семья, включая домашних питомцев. Длинный стол, накрытый скатертью, с возвышающимися по периметру выгнутыми деревянными спинками стульев, располагался ближе к окну, а над столом на длинном шнуре кружила, раскинув тонкие пластинчатые крылья, птица, словно брала под защиту всех сидящих вместе людей. В углу дремал, поблёскивая светлым лаком, музыкальный инструмент, очень похожий на клавесин. Обернувшись назад, Стаська в первую минуту задохнулась от поразительной картины: стена растворилась в бесконечности звёздного пространства. Космическая глубина затягивала взгляд так властно, что тело чувствовало невесомость полёта. Сквозь метеоритную пыль и редкие сполохи летел древний корабль с приспущенными парусами, высокими мачтами вспарывая равнодушную вечность и мерцая контурами. Художник изобразил его таким реальным, узнаваемым, что казалось, вот-вот выйдут на палубу суровые воины в кольчужных сверкающих доспехах и заговорят на стародавнем, давно забытом языке. Стаська смотрела на картину, и какое-то неуловимое ощущение то ли предостережения, то ли предсказания тревожно металось в сознании.
– Садитесь, а то остынет, – донеслось откуда-то, как сквозь сон.
Очнувшись, Стаська повернулась: обед был на столе, красивая сервировка, блестящие приборы, трепетные салфетки и… сводящий с ума запах. Она вдруг поняла, как жестоко проголодалась.
– Думаю, что знакомство уже состоялось и заочное, и личное, так что представлять вас нет необходимости, – Ян помогал Лирбене, разливающей в тарелки ароматный суп, потом чмокнул её в пушистый завиток на виске и сел за стол.
– Сегодня утром на кафедральном слушании присутствовал Мастер Дарни, – хозяйка дома поступила не просто деликатно, а очень мудро, начав разговор сразу о текущих делах. Она не стала расспрашивать гостью ни о её самочувствии, ни о доме, выражать сожаление по поводу нелепой случайности, чего Стаська, честно говоря, опасалась. А теперь смотрела на эту милую женщину с благодарной симпатией.
– Почему вдруг? – Ян не донёс ложку до рта. – Он редко заходит на слушания.
– Мне кажется, что сегодня его интересовали не этапы научных изысканий. Я исподволь наблюдала за ним: его интересовали лица, он как бы небрежно осматривал собравшихся сотрудников и молчал. У него цепкий взгляд, и увидеть он может гораздо больше, чем некоторые хотели бы. Вот, например, глядя на меня, он сразу понял, что я ЗНАЮ.
– А Грегор?
– Грегор отправился в архивный отдел, как он сказал, для подтверждения научных ссылок. На самом деле он хочет выяснить круг людей, которые недавно прибыли в Академию. На днях он случайно наткнулся на шкафчик в архиве, где секретарша хранит документы сотрудников (на время ремонта в канцелярии). Грегор считает, что искать нужно среди новых.
Ян посмотрел на Стаську, которая переводила взгляд с одного лица на другое и помалкивала.
– Стася тоже так считает, – и быстро поправился: – Мы считаем. Можно начать проверку с Арденна. У нас две собаки, которые могут его опознать. Мы решили, что нужно взять какую-нибудь вещь Арденна, тайком. Скорее всего, он действует не в одиночку. Через него дотянемся и до других.
– Я как раз собираюсь на работу. Студенты придут на практику. Что-нибудь придумаю. А вы присмотрите за Ковбоем. Проснётся – накорми?те.
Когда ушла Лирбена, ребята отправились на кухню мыть посуду и прибираться. Стаська, свалив тарелки в раковину, вдруг вспомнила об Эрни:
– А где мелкий? Ну… брат твой?
– Шляется где-то. Как всегда.
– А здесь шляться не опасно?
– Не больше, чем в любом другом городе. У вас что, мальчишки сидят на лавочках, лузгая семечки, боясь высунуться дальше двора?
– Ну, всё-таки… Как странно: я попала в мир иной, а почти всё, что я вижу, вполне узнаваемо, те же люди, шалопаи-мальчишки такие же… даже речь…
– Миры часто рождаются через отражение, как в зеркале, запоминают его и, насыщаясь космической энергией, образуют самостоятельное энергетическое пространство, ограниченное полями. Отсюда и сходство, – хлопнула дверь холодильника, принявшего в своё нутро кастрюльки, банки и свёртки, чтобы дышать на них холодом и продлевать срок годности, а Ян выпрямился и повернулся к подруге. – Множественность различий зависит от возраста отражённого мира и от активности взаимных контактов или их отсутствия.
– То есть все предметы, живые и неживые, способны отражать и запоминать отражение?
– Разумеется. Хотя… в разной степени.
Стаська сполоснула тарелку и выставила её перед собой. В мокрой и сверкающей, словно лакированной, вогнутости мутно проглядывало её лицо. Пусть помнит посудина, кто из неё ел и кто её мыл!
– Наш мир сравнительно молодой, – продолжал Ян. – Отражение произошло в эпоху развитого племенного общества (примерно!), когда высоко ценилась способность колдуна обращаться к Космосу. Уж он-то знал силу воздействия энергетических полей разных предметов окружающего мира. Силу притяжения и отталкивания, а иногда уничтожения.
– В пещере! – вспомнила Стаська. – Колдун держит над головой сияющий камень!
– Камень мог и не сиять. Возможно, древний рисовальщик таким образом показывал исходящую от него силу, – вытертые насухо ложки-вилки грохнулись в ящик, парень задвинул его локтем и, скрестив на груди руки, встал спиной к окну.
– А что это за камень?
Переворачивая мытую посуду на расстеленное полотенце, девушка мельком глянула на Яна, присевшего на край подоконника. Похоже, помогать ей заканчивать уборку на кухне, он не собирался. Да её и осталось-то с Гулькин нос. Это Стаську тревожило меньше всего, но… Теперь у него не было другого дела, как разглядывать свою подружку. Его взгляд приклеился к ней намертво, заставляя дрожать руки и пылать лицо. Интересно, есть ли у него девушка и станет ли она ревновать, увидев рядом с ним её, Стаську? По крайней мере, воздыхательниц немало. Молоденькие студентки склонны влюбляться в своих преподавателей, особенно этаких красавчиков. И голос у него такой завораживающий. Никаких намёков, всё по делу, а за словами словно тлеет что-то невысказанное и тянет за душу.
