– А живёшь здесь?
– Не-а. Здесь подрабатываю, – он наконец встал на ноги и оказался ростом почти вровень с прибывшим парнем. Смешливые серые глаза смотрели открыто.
– Они собирались к озеру. Лын… дыр… мыр…
Таксист от души расхохотался:
– Может, Лабынкыр?
– И нечего скалиться! Попробуй запомнить этот Мойдодыр, всего-то один раз и то вполуха, на бегу услышанный! – осадил Артём насмешника.
– Хочешь, подброшу? Не до самого озера. Туда дорога – на моей машине уже ни проедешь. Но ориентиры там хорошие – не заблудишься. И мне по пути.
Артём не стал раздумывать. Точного маршрута он всё равно не знал. Только название озера, невзначай оброненное Сандрой при прощании. Потеряешь время, потом труднее будет искать. «По дороге расспрошу, не каждый же день сюда приезжают экспедиции, – решил он. – Найду».
Парня звали Сашкой (так он представился), он учился в Якутском университете на геолога, а на каникулах жил у матери в Томторе, в сторону которого они сейчас и направлялись. Места родные, знакомые, дядька его, Тимофей, давал машину подрабатывать, вот он и наведывался в аэропорты. Самый сезон для туристов. Они легко и просто поладили, и Сашка рассказывал, как ещё в прошлом веке его предки потянулись сюда за дальней роднёй. В поселении жили казаки, в разное время приехавшие из Ставрополья и Прикубанских степей.
– Во всём селе – одни казаки? – не поверил Артём.
– Да нет. Большинство – коренные жители: якуты, эвены, эвенки, есть юкагиры… ну, разные. Живём мирно. Никакой национальной вражды.
– А говорите на каком языке?
– Русский знают все. А дома – уж по желанию. Многие на родном говорят, – Сашка легко крутил баранку и, кажется, испытывал удовольствие от того, что машина слушается его малейшего движения, а дорога летит навстречу, покорённая его волей.
– А ты знаешь местные языки?
– Не то чтобы очень хорошо, но понять и объясниться смогу. Сейчас в посёлке грандиозная подготовка идёт. Скоро большой праздник – якутский Новый год, Ысыах…
– Летом? – удивился Артём. Он привык связывать этот всеми любимый праздник с морозом и сугробами, ночными огнями и фейерверками, запахом мандаринов и боем курантов.
– Ну да. 22 июня, в день летнего солнцестояния.
– А я не знал, – разговор со случайным знакомым отвлёк его от тревожных раздумий и даже взбодрил. Он уже с интересом посматривал по сторонам, а мысли перестали скакать галопом и упорядочивались.
– У нас в Томторе его всегда празднуют ритуально. Вспоминают легенды, сказания, да как древняя вера велела, славят духи плодородия, обереги заговаривают, защиту ставят от зла, – Сашка со вкусом расписывал, как устраивают на празднике состязания по старым обычаям, мерятся силой и ловкостью, удальством. – Теперь, конечно, не то, что было в старину. Тогда – всё всерьёз, сегодня – вроде «весёлых стартов». Но всё равно интересно.
Дорога стелилась под колёса ровной полосой, и если бы не сторожевые придорожные ели и видневшиеся в облачной дали снеговые сопки, Артём решил бы, что едет к бабушке Ксении в пригородный посёлок Заречный помогать с огородом и удить рыбу на реке. Сашка, заметив задумчивость своего пассажира, осторожно спросил:
– А ты зачем экспедицию догоняешь?
– Как тебе сказать? Если коротко, сестра из дому сбежала в эту экспедицию. А мать с ума сходит. Найду, выпорю и заберу домой.
– А-а, ясненько. Большая сестра-то?
– Вполне, сумасбродничает вот, за приключениями полетела.
И как-то незаметно, словно давно удерживаемый ручеёк нашёл-таки, где просочиться сквозь запруду, Артём рассказал случайному парню, которого видел первый раз в жизни, всё о внезапном исчезновении Стаськи, о своих поисках, сомнениях по поводу электронного сообщения и даже о своей растерянности в сложившейся ситуации. Люди, не склонные к откровенности, к жалобам, даже близким не показывающие своей слабости, бывает, неожиданно раскрываются перед случайным попутчиком. Не может душа, как бездонный колодец, бесконечно копить тревогу, ей нужно излиться, освободить пространство для воздуха, чтобы не захлебнуться.
Сашка слушал внимательно, не отрывая глаз от дороги, и не перебивал. Помолчал, что-то перебирая в уме, потом заявил:
– Один в тайге пропадёшь, – покосился на обувь, на рюкзак Артёма и добавил: – И экипировка не та. Тайга не подмосковный лес.
Помолчали.
– А знаешь, я, пожалуй, пойду с тобой. Я давно собирался в тайгу, да всё случая не выпадало. Так и походные навыки можно забыть. Будут надо мной в партии геологи смеяться. Ну, что молчишь?
– Неудобно как-то, – замялся Артём. – Обременять тебя.
– Дурак ты, братец. Якутская пословица гласит: «Всякая дорога вдвоём веселей». Знаешь, что это значит? Веселье – это тебе не анекдоты травить, это ликование жизни, её острота, первозданность. Чтобы кровь не прокисала да не плодились болезни, земля нам дарит дороги.
Артём рассмеялся:
– А ведь ты прав! И врёшь красиво. Здо?рово, что я тебя встретил!
– Что мы встретились!
Тяжёлая глыба, давившая на плечи Артёму, неуклюже качнулась и сползла, трескаясь и рассыпаясь, утопая в крепнущей и наливающейся силой уверенности, что они отыщут потерянное где-то в непролазных таёжных дебрях заблудившееся сердце Артёма.
– Заедем в Томтор, соберёмся в дорогу, сегодня же и выйдем, – планировал Сашка. Ему и самому уже было невтерпёж отправиться в тайгу. Благо и попутчик сыскался. И цель похода обозначилась. – День только начинается. До озера Лабынкыр дорогу я хорошо знаю. Мы с отцом ходили. Сто пять километров. За три дня, включая нынешний, дойдём. Заглянем к оленеводам, поговорим. К ним все заходят – туристы, экспедиции – о местности расспросить, о жителях, да обо всём – хоть бы и о древних поверьях. Сейчас они пригнали оленей в долины, пойменные луга на откорм. Твои друзья тоже мимо них не прошли. Их ведь больше интересуют коренные жители, обычаи… шаманы. Так?
– Да. Насколько я знаю, этнографы сюда стремились, чтобы найти отголоски древнего шаманского искусства. А значит, они потянутся не к крупным обжитым посёлкам, а в глубинку, к ещё сохранившимся кочевым племенам, которые берегут родовые обычаи, верования. Что, в самом деле, можно таких встретить?
– Можно. Только не совсем здесь. Это в основном юкагиры, эвены, совсем не дикие, они пользуются благами цивилизации до определённых границ. Сохраняют заветы предков. Они считают, что древние праотцы берегут род, пока он держится завещанной веры, пока не оборвана духовная нить, связывающая поколения.
Дорога уходила сквозь редкую тайгу, поросшую даурской лиственницей, за перевал. Зелёные холмы и задумчиво-синие сопки заслоняли край, откуда начинался бесконечный голубой простор, летящий над головой парусом, без единого пятнышка. Яркие краски недолгого лета спешили выплеснуть свою мощь, не осрамиться перед Матерью-Природой, чтобы потом уснуть, укрывшись в ледяном дворце, и по крупицам, по искоркам тайно копить новую силу. А когда въехали на холм, глазам открылась долина, расчерченная линиями улиц с аккуратными строчками домиков, и огибающая посёлок извилистая, сверкающая на солнце река.
– Ну вот мы и на Полюсе холода, – торжественно объявил Сашка.
– Так ведь Полюсом холода считался Верхоянск, – и всё-то здесь было не так, как в учебнике. Ну, не спорить же с местным жителем!
– Это раньше. За последний десяток лет в Томторе температура опускалась на четыре-пять градусов ниже верхоянской. Обручев зафиксировал -71,2 градуса, он и провозгласил Томтор Полюсом холода. Каждый год в марте у нас проводят международный фестиваль, который так и называется – «Полюс холода». Иностранцы приезжают, телевидение. Обязательно Санта Клаус из Лапландии и Дед Мороз из Великого Устюга. На почётном троне – Властелин мороза Чысхаан, самый красивый и грозный, он одаривает своим богатством гостей, освящает праздничные гулянья, гонки на оленьих упряжках, угощение. Неужели не слышал?
– Да как-то не интересовался…
– За посёлком есть пещера Чысхаана, его резиденция. Туристы любят туда ходить, а я нет. Там торжище: сувениры, национальная одежда… Я думаю, это не настоящий его дом, а гостевые палаты. А настоящий никто не знает.
– Ты веришь в эту сказку? – себя Артём считал взрослым, только со Стаськой они иногда затевали щенячью возню, но то – игра, а жизнь… Что сказка может знать о ней? Они даже в зеркале друг друга не видели.
– Ничего себе сказка! Я родился здесь. Что такое настоящий мороз, знаю не из рассказов. Мы с пацанами видели его, Чысхаана.
– Как это? – удивил-таки его говорун. Или врёт? Незаметно покосился – лицо вроде серьёзное, даже недовольное, что его заподозрили в детской наивности.
– Когда наступают морозы, с Верхоянских гор, с ледников сюда, во впадину, стекается холод и здесь копится, крепнет. Иногда видно, как он туманом оседает, а мы видели его как живое существо. Вроде огромного быка с гордыми, высокими рогами. Он шёл по ледяной тропе, потом остановился, вокруг заклубилось, и уже вместо быка идёт снежный великан, только колышется, как облако. Дошёл до подножия – и к реке. Вода быстрая, бежит себе. Он нырнул – и по его следу потянулся ледяной наст, сковал речку от берега до берега.
– Ну, милок, привиделось тебе, – рассмеялся Артём, хотя поначалу и правда впечатлился, представив себе картину.
– И я бы так подумал, – не рассердился и не обиделся рассказчик, – если бы видел один. Нас пятеро было. Пятерым привидеться одинаково не могло. А если забраться на ледник, Чысхаана можно услышать. Знаешь… – Сашка сморщил нос, словно подбирал слова поточнее, покрутил рукой возле уха, – шуршит так, будто сыплется что-то, оглянешься – ничего, даже ветра нет. Якуты говорят, это шёпот звёзд. Каких ещё звёзд? Почему тогда летом они не шепчут? Не-ет. Это Властелин мороза беседует с тобой.
