Когда Генрих вернулся из военного похода, ее так и подмывало спросить о Рауле да Крепи: ведь он должен был прибыть со своими рыцарями к своему сюзерену. Однако не посмела. Но желание узнать о нем, хотя бы что-нибудь, заставило ее подослать к Госселану Шони Марьяну, и та вернулась с известием, что граф не присоединился к войску короля. И опять очередное почему?
Но уже то, что он жив-здоров, успокоило Анну, и она постаралась выкорчевать из своего сердца чувство к этому мужчине. Но не тут-то было: и хоть стебли его она ломала, корни продолжали давать новые ростки.
Время неумолимо бежало вперед. Вот уже больше месяца, как королевский двор переехал в Париж. Дворец на острове Сите с лёгкой руки Анны приобрел вид устроенного для жизни жилища. Вонь уже не досаждала ей, как в первый приезд, но побороть дурные привычки придворной знати испражняться, где им вздумается, быстро искоренить никак не удавалось. Лужи мочи и фекалии слуги находили то на лестницах, то в смежных с основным помещением комнатах.
И тогда она заказала сорок стульчаков с дырками. На первом и втором этажах были устроены «комнаты для облегчения», разделенные шторкой на женскую и мужскую половины. В каждую из них поставили по десять стульчаков, под которые были помещены бурдалу – расписные горшки, и назначены два золотаря, в обязанности которым были вменены чистка отхожих мест и вывоз дерьма из дворца за пределы города.
Чтобы упорядочить это нововведение, Анна после окончания одного из обедов голосом, не терпящим возражения, предупредила всех, что отныне справлять малую и большую нужду они обязаны только в комнатах для облегчения.
Недовольный ропот, который пронесся над столом, не повлиял на ее решение. И для убедительности королева добавила:
– Кого заметят в нарушении оного распоряжения, тот будет на год отлучен от двора, пока не научится элементарным правилам чистоты.
И еще. Я запрещаю пользоваться благовониями на грязное тело, дабы не душить несносными запахами окружающих. Всем моим подопечным девушкам отказано в приближении ко мне, если накануне они не прошли омовение в кадке. Каждая из них должна за счет своих родителей приобрести её себе и принимать, хотя бы раз в два дня, водные процедуры.
Для всех остальных будет выделено большое помещение, разделенное шторами на квадраты, в которых будут стоять сидячие кадки. Специально выделенные для этого женщины помогут каждому помыть свое тело.
И, не став обсуждать эту тему, Анна встала из-за стола и ушла, оставив всех сидеть в шоковом состоянии. Никто из присутствовавших не рискнул открыть рот и подвергнуть критике сказанное королевой.
В один из последовавших за этим дней Анна пригласила в малую гостиную Гийома де Гомеца – королевского сенешаля. Тот пришел тотчас и низко поклонился королеве.
– Я слушаю вас, ваше высочество, – сказал он.
Анна указала на кресло и спросила:
– Это правда, что на территории дворца и в Париже есть бани?
– Да, моя королева. Банно-мытейные традиции Древнего Рима благополучно наследовались франками. Для домашнего омовения использовалась деревянная кадка, которая в случае необходимости переносилась в нужное место, обычно в спальню. Частные и общественные бани с купальнями и парилками являлись обычным делом для горожан, в котором пользовались мыльным продуктом из Марселя. Производство мыла занимало вполне серьезную нишу в экономике королевства.
– И что же случилось с этими банями?
– В основном используются под другие нужды.
– Почему? Разве был запрет на купание?
– Христианские проповедники призывали никогда не мыться, так как именно таким образом можно достичь духовного очищения и попасть в рай. Мыться нельзя, утверждали они, ещё и потому, что так можно смыть с себя святую воду, к которой прикоснулся при крещении. В итоге люди перестали мыться. К тому же грязь считается особым признаком святости. Монахи подавали остальным христианам, да и подают ныне, соответствующий пример служения богу и смотрят на чистоту с отвращением. А мы всего лишь простые смертные, которые все эти годы следовали велению божьему.
– Господи, какая дикость! – воскликнула Анна. – Я слышала нечто подобное от Аньес Анжу в день своей свадьбы, но… Впрочем, не думаю, что грязным уготована дорога в рай, а чистым – в ад. Каждому воздастся по делам его земным. И не иначе.
Сегодня вернется из Санлиса мой венценосный супруг, и мы решим этот вопрос всем на благо. А пока можете заниматься своими делами.
– Так вы можете навлечь на себя гнев Церкви и своих подданных, – тихо, но твёрдо произнес Гийом де Гомец. – В Королевстве франков живут люди благочестивые и богобоязненные.
– Всё, что я сделаю, будет им только на благо. Заботясь о чистоте телесной своих подданных, я одновременно забочусь и об их чистоте душевной. Да и сами франки изначально приветствовали чистоту. Для этого достаточно вспомнить старую пословицу: «Gracieusetе et propretе valent mieux que sale beautе».[7 - Изящество и чистота лучше грязной красоты] Если не нравится эта, сошлюсь на другую: «Nettetе nourrit santе». Выбирайте ту, которая вам больше по нраву.[8 - Чистота – залог здоровья]
И, махнув рукой в сторону двери, Анна отпустила великого сенешаля.
Будущее убедило его, что королева оказалась верна своему обещанию. Вскоре приступили к освобождению помещений, использовавшихся ранее в качестве бань. Генрих взял на себя смелость пойти против требований церкви считать грязь на теле признаком святости и повелел мыться не меньше одного раза в неделю. По субботам заработали не только дворцовые бани, но и общественные в городе. Это была пусть небольшая, но все же победа Анны.
Спустя месяц после Рождества Христова королева стала чувствовать ежеутреннее недомогание. Её сильно тошнило, запах мяса и специй провоцировал рвоту, что вызвало сильный переполох во дворце. Среди придворных пополз слух, что её отравили.
Генрих бесновался, требуя от дворцового лекаря облегчить состояние супруги и вывести из ее организма яд. Сенешаль сбился с ног, выясняя, что ела королева, и кто снимал с ее еды пробу. Во дворце наступили темные времена. Лорентин, не зная, чем лечить, королеву, решился пустить ей кровь, после чего ей стало еще хуже. Бледный и похудевший от страха, он не отходил от нее, не позволяя вставать с постели.
Анна была напугана не меньше его неизвестной болезнью. Дворцовый лекарь пытался поить ее какими-то травами, от которых ее еще больше рвало, и она отказалась что – либо принимать.
Дни сменялись днями, но в состоянии королевы разительных перемен не наблюдалось: правда, после обеда до самого утра тошнота стала пропадать, но появилось желание есть рыбу, к которой она раньше пристрастия не испытывала, и пить молоко с медом.
Как только проходила тошнота, Анна наблюдала в себе прилив энергии, и она начинала протестовать против бесцельного лежания в постели. Но Лорентин был неумолим. И ей приходилось подчиняться.
Однажды, когда лекарь ушел на обед, а Марьяна села на его место, Анна поделилась с наперсницей тем, что ее мучило в последнее время:
– Мне неловко говорить об этом Лорентину, но у меня болят груди. Такое впечатление, что они раздулись. Ты не знаешь, что это может быть?
Марьяна какое-то время смотрела на свою госпожу, а потом неизвестно почему тихо спросила:
– А краски у тебя когда были?
– Точно не помню. Может, месяца два или три назад. Я чем-то серьезно больна?
Наперсница радостно всплеснула руками:
– Мне кажется, я догадываюсь, какая немочь тебя одолела, ваше высочество.
– Тогда быстрее говори. Чему улыбаешься?
– У тебя будет ребенок, моя королева.
– Ты уверена? – прошептала Анна, приложив пальцы к губам. – Значит, Господь услышал мои молитвы. Уж как я только не просила его послать нам с королем наследника!
Когда вошел Лорентин, Марьяна не стала тянуть время и поинтересовалась у него:
– Как можно проверить, не ждёт ли наша королева ребеночка?
Лекарь подскочил на стуле, потом сел обратно и задумался.
– Сейчас уже никак проверить не смогу, – наконец произнес он, посмотрев на Марьяну, – а завтра, как только ее высочество проснется, собери её утреннюю мочу. Я проведу анализ. А пока ни с кем не делитесь этой новостью.
Придя в свою комнату, Лорентин достал свою драгоценную книгу, завернутую в кусок ткани. Это были сочинения древнегреческого целителя Гиппократа, переведенные с греческого языка на латинский. Лекарь стал бережно переворачивать листы, пока не нашел сочинение, в котором были описаны признаки того, что в женском лоне развивается ребенок.
Он тотчас вернулся к королеве и подробно расспросил, какие изменения в себе она чувствует. Сказанные ею слова совпали с теми, которые он прочитал в книге, – и Лорентин относительно успокоился. Оказывается, никакого отравления не было. Но окончательное успокоение принес результат анализа мочи, подтвердивший, что в королевской семье в этом году будет пополнение.
– А как можно узнать, кто родится – мальчик или девочка? – спросила Анна у лекаря.
– Для определения пола ребенка Гиппократ предлагал два способа. Если вы, ваше высочество, не против, я сейчас проверю, – ответил он.
– Конечно, не против. И как можно быстрее, – поторопила Лорентина королева.
– Здоровый розовый румянец на вашем лице указывает на рождение мальчика.
