Новый Мир: Поколение Z

..чем старше, тем больше становишься на них похож – заявляет он, глядя на меня – даже больше на Итана.

Поправившись, добавляет:

– На отца.

Я в который раз разглядываю эту фотку.

Мне восемнадцать.

И мне вновь интересны мои корни.

Пристально вглядываюсь в лица на старом смазанном снимке, сделанном через несколько дней (по словам папы) после моего

(..а ну-ка, зырьте, что дядя дейв нашел для такого случая – дейв машет у нас перед лицами работающим мобильником и приказывает построится всем перед дверьми корпуса.

я по центру держу сверток со стэном, джейн складывает ладони у меня на плече. остальные расположились вокруг нас полукругом. крикнув ожидаемое:

– скажите чииииз! – дейв щелкает нас, после чего просит кого-нибудь заменить его, чтобы с ним тоже была фотка..)

рождения.

Я вижу и отца, и маму.

Да, не вживую, как хотел, но зато благодаря этому старому снимку, который папа бережно хранит при себе, никогда не забуду их лица.

Такие счастливые.

Папа говорит, что потом Джейн распечатала это фото и раздала всем, кто на нем есть. Вначале Руби хранил это из-за Лили.

С годами стал из-за меня.

Но отдавать пока отказывается.

Отец – стоит по центру, держа сверток со мной в руках. Я и правда на него чем-то похож. Те же острые скулы, те же черные волосы.

Только глаза у него гораздо более ярко-голубые.

У меня не такие.

У меня будто бы смешали на палитре отцовский голубой, мамин серый и еще добавили воды.

Мама, кстати, тоже рядом с ним.

Красавица.

Светлые волосы, улыбка на губах. Я всегда представлял ее красавицей, когда слышал рассказы от папы, но увидев впервые – и подумать не мог, что она была настолько красивой.

Хотя, наверное, для каждого ребенка его мать самая красивая.

Даже если он вживую ее никогда и не видел.

Или не помнит.

По разные стороны от них множество других людей. Папа не ленился рассказать мне и про них.

Вот эта смуглая женщина, игриво отклячавшая бедро – это Шона. Она была военной. Она пожертвовала собой, чтобы

(..кому-то придется это сделать. их надо отвлечь, иначе до машины не добраться. а без колес мы умрем здесь все. даже при всех детальных ориентирах, без тебя я скорее всего не смогу добраться до дома твоего брата. и не факт, что он будет рад видеть там незнакомых людей, если вдруг окажется там. слишком много «если», которые отпадают, если вместо меня за руль сядешь ты.

шона вновь требовательно нацеливает палец мне в грудь:

– и береги мальчишек. обоих. довези их туда..)

дать нам с папой Руби и отцом уехать из Филадельфии после бойни.

Папа говорит, она всегда была оптимисткой.

Мужчина, на котором она повисла – это Стив. У него выпучены глаза и держится он на снимке как-то странно, но папа уверяет, что на той Бойне именно Стив спас это от смерти.

Заслонив своим

(..но едва шона поджигает фитиль шашки, как стив, стоящий справа от нее, вдруг кидается в сторону. она успевает лишь обернуться, когда его тело изрешечивает в несколько выстрелов – он будто добровольно покончил с жизнью. но когда стив падает, шона видит скрученную фигуру того, за кого он отдал жизнь. на полу, распластавшись, пытается подняться руби..)

телом.

Вот молодой черный мужчина, у которого единственные белые пятна – это белки глаз и зубы, обнаженные в широченной улыбке. Он обнимает отца так, что едва не душит. Пытаясь ни то взобраться повыше, но ни то опрокинуть его.

Именно благодаря ему, отец подобрал

(..я стану его крестным папашей – в заключение добавляет дейв – потому что, чувак, если бы не я, ты бы проехал джейн еще на той дороге!

я отмахиваюсь, но Дейв все равно пускается в продолжительный рассказ о своей героической доли в появлении нашей пары, о том, как я собирался проехать джейн, потом чуть не застрелил ее, а потом связал руки и ноги и вообще она полсуток ехала под прицелом моего пистолета..)

маму на дороге.

А вот, по другую сторону, рядом с мамой, стоит и папа Руби. Высокий, бледный, еще худее и моложе, чем я сейчас. Карие глаза, взлохмаченные волосы. Он обнимает какую-то рыжую девчонку – как говорит, это и есть Лили.

Такой счастливый снимок.

Но все с него, кроме нас с папой, уже давно мертвы..

Да, папа часто рассказывал мне о моих биологических родителях.

Порой продолжает делать это и сейчас.

Говорить о том, как они друг друга любили.

И как умерли, с разницей ровно в 10 дней, по одной и той же причине.

Защищая меня от гибели.

Как Руби видел моего отца последний раз, когда тот велел ему вместе со мной убраться из машины и ждать отмашки.

..либо выстрел, либо он выйдет сам, если все чисто – говорит папа как-то отстранённо, опустив глаза в пол – так он сказал. Причем на первое никто и не рассчитывал.. наверное. Но он был рационалистом. Холодный разум даже в том его состоянии, когда, кажется, горе потери и безумие смешали в нем опасный коктейль. Даже тогда. Итан всегда ждал опасности отовсюду. Именно это и спасло нам тогда жизнь. Он выстрелил. Именно потому я и не спустился к дому. Когда, видит бог,

(..я постоянно оглядываюсь назад, на лес, и испытываю необъяснимый ужас. мне хочется поскорее отсюда спуститься к дому. крепче перехватываю стэнли и уже делаю шаг из-за дерева, как слышу грохот.

выстрел.

я тут же вновь ныряю за дерево..)

уже собирался.

Папа рассказывал, что бегал со мной по лесу около двух суток. По крайней мере, он точно помнит, что дважды опускалась ночь.

Он хорошо помнит все ночи.

..ночами казалось, что Дьявол подобрался совсем близко, Стенли – сухо говорит – что он дышит тебе в спину и уже готов вонзить когти в плечо..

Он не может точно сказать, бежал ли в одном направлении, или постоянно путался. Компас, карта и даже еда с водой – все осталось в машине. Он бежал со мной совершенно без ничего.

Он мог просто навлечь на себя беду из-за меня. Я был совсем маленьким и мне нельзя было объяснить, что кричать смертельно опасно.

..и даже, если я затыкал тебе рот ладонью, это все равно был слишком громкий звук в тотальной тишине леса. Мне каждую секунду казалось, что мы на волосок от смерти.

– Почему ты тогда не бросил меня? – удивляюсь – тебе так было бы проще. Я ведь даже не был тебе никем по крови. Даже твоей Лили никем не был. Просто левый ребенок, который ставит под большую угрозу твое выживание.

– Мне самому ни раз спасали жизнь – заявляет он, имея ввиду Стива, Шону и моего отца – и уж наверное не для того, чтобы однажды я бросил кого-то в такой же ситуации.

Хмыкаю:

– Никто бы никогда об этом не узнал.

– Я бы узнал – возражает – к тому же, признаться, я сам боялся остаться один. Совсем один. Да, вопящий младенец сомнительная компания в новом мире, но это лучше, чем полное одиночество. В одиночестве люди сходят с ума..

Он мог бегать в лесу по кругу и в итоге умереть от жажды.

Мог сдаться и быть застигнутым Имитационными.

Но ему повезло.

Нам обоим тогда повезло.

На третьи сутки он набрел на какую-то лесную общину. Повезло и в том, что набрел. И в том, что это оказались Люди.

Потому что к тому моменту папа уже был измучен жаждой, солнцем, еле стоял на ногах и не мог нормально соображать. Как он говорит – к тому моменту ему даже в голову не пришло как-то их проверить.

Он решил, что это либо спасение, либо смерть.

Что он уже устал для дальнейших бегов.

Ему было семнадцать и он был до смерти напуган и изнеможен.

Нам нужна была вода. И еда.

Но получили мы гораздо большее.

..когда мы туда пришли, в этой общине было человек 50 – говорит папа – сейчас это кажется невероятно большой цифрой. Но по сравнению с Убежищем, откуда мы бежали и где было несколько тысяч.. эти 50 казались просто каплей в море..

Они не передавали по радио свои сигналы.

Не говорили координаты.

Они просто жили в чаще леса и принимали всех, кому нужна была помощь. Не знаю, как они продержались так долго – учитывая, что они совершенно никого и никак не проверяли на Имитационность.

Как папа потом понял, в Старом мире костяк общины был чем-то вроде религиозных фанатиков а-ля «получил по левой – подставь правую». А остальные были просто рады остаться там, потому не возникали на новых «беспроверочных».

Ведь сами однажды туда так же пришли.

..они приняли меня, даже толком не выслушав, откуда я и почему с ребенком оказался в лесу. Дали все необходимое, на следующий день объяснили уклад – говорит папа – все в этой общине были чем-то заняты. Так они выживали. Не знаю откуда, но у них там была своя скотина. Немногочисленная, но все же. Курицы – от них получали яйца. Которым становилось худо – пускали на мясо. Часть яиц ели, часть давали высидеть на цыплят, которые вырастут в новых куриц. Они сами достраивали строения к своему дому, имея в наличии лишь ручную пилу, молоток, деревья да божье слово. Они были в конец ненормальными..

Но именно эти ненормальные помогли нам прожить еще пять лет.

Пожалуй, самые сложные пять лет – когда ребенок не понимает, что к чему, постоянно кричит и не может передвигаться сам.

Эти ступени моего взросления папа смог преодолеть, находясь в безопасности, при еде и без вынужденных скитаний.

Думаю, тут нам обоим повезло второй раз.

Не думаю, что мы бы долго протянули в том темпе, что первые два дня.

Естественно, с годами община разрасталась. К своим пяти лет (мои первые воспоминания) даже я помню, какое приличное количество людей там было. Цифр я не знал, но как говорит папа – было их к концу уже чуть ли не под три сотни.

Неудивительно, что в итоге Они на нас вышли и напали.

Мы стали слишком большой группой. Слишком большим скоплением людей.

А всякое скопление людей они уничтожали в первую очередь, где бы те ни были.

Тогда скоплением считалось три сотни.

Сейчас, спустя пятнадцать лет, думаю и десять сплоченных людей станет причиной их нападения.

К тому же, мы были скоплением людей, совершенно никак не проверявших прибывающих на Имитационность.

Это случилось днем.

Хотя, наверное, любой из нас если и думал о таком варианте, то ставил на ночь. Мол, все спят, а злостные Они нападают на нас под светом луны.

Нет, в самый разгар дня.

Не знаю, сколько людей успело тогда унести ноги. Вряд ли мы были единственными, но и вряд ли таких, как мы, было много.

Помню я мало, но помню испуганное лицо папы. Ему было двадцать два, но для меня он тогда казался самым взрослым из всех взрослых. Он схватил меня на руки и побежал в лес.

…когда они напали впервые, в убежище, я оцепенел – рассказывает он – просто встал, как вкопанный, не в силах принять, что это в самом деле происходит на яву. Когда же это случилось во второй раз – я был готов. Был готов к такому исходу, как наверняка бы был к нему всегда готов Итан. Или Шона. Я знал, что даже секунда замешательства будет стоить жизни..

Я слышал крики.

Вопли.

Я не думал, что это такая игра.

Уже не тогда.

Папа воспитывал меня, с детства приспособленным к новому миру. Пожалуй, еще раньше, чем «Па-па», я начал говорить «Они». Конечно, всю степень ответственности я смог понять лишь уже будучи подростком, но я не рос в иллюзии безопасности и знал, что смерть поджидает каждого наивного простака.

Каждого, что готов пожертвовать минутой ради баночки консервы.

Потому что иной раз минута может стоить жизни.

Я понимал, что если отец схватил меня и мы бежим прочь, прочь от людей, с которыми живем, прочь от нашего дома и самодельных деревянных игрушек под вопли и крики – значит пришли Они.

Они могли прийти куда угодно и когда угодно.

Надо было быть постоянно готовым к их появлению.

Предупрежден – значит вооружен.

Первыми умирают те, кто надеются, что в безопасности. Кто мнят себя избранниками божьими и считают, что хоть где-то в этом мире остался безопасный угол.

Выживают те, кто отдают отчет – что безопасности нет нигде.

На чеку стоит быть постоянно.

Но на чеку и на паранойе – вещи разные.

Как бы абсурдно это не было, но как раз-таки те, кто мнят себя в безопасности – оказываются настоящими поехавшими. А те, кто готов к опасности в любой момент – более коммуникабельными и адекватными.

Это я понял, когда мы начали с папой жить в постоянном движении.

Сразу после нападения на общину.

Если не требовалось бежать, сломя голова, как можно быстрее – то я уверенно ходил сам. Бегал, но не так быстро, как папа. А немного прибавив в годах, стал и ему помогать с какой-то ношей.

Мы ходили и по лесам, и по городам. Конечно, по городам передвигались более осторожно – но никогда их не избегали.

…сразу после Бойни сложилось такое мнение, будто бы города отошли Им – объясняет папа – оно понятно, все люди оттуда массово ринулись в леса и чащи. Но никто не потрудился ответить на вопрос – зачем Им города, если там больше нет людей? Я понимал, что даже где-то в лесу вероятность случайно наткнуться на Них гораздо выше, чем встретить Их, аккуратно перебираясь по тому или иному вымершему городу..

Никакого продовольствия в городах не было. Но там всегда можно было найти одежду.

Никто не собирался рисковать ради шмотья (не понимая, что отныне вся их жизнь – это риск, а все остальное – лишь страх), потому его было навалом. Конечно, видок оставлял желать лучшего.

Вся эта одежда осталась еще со старого мира и претерпела множество изменений (разбитые стекла, в которые хлещет вода, или же гниль и сырость, плесень и так далее). Но точно была лучше и удобнее, чем без нее.

Папа всегда находил мне в городах детские вещи, иногда даже игрушки, хотя не так чтобы часто.

Он заявлял, что игрушки отвлекают внимание, которое даже у ребенка целиком должно быть сосредоточено на трех пунктах: зрение-слух-бдительность.

Себе же он постоянно пополнял запасы оружия. Все пистолеты отсырели, а патроны давно разобрали еще сразу после падения Старого мира. Зато навалом было ножей.

Сейчас у папы есть целая коллекция ножей самых разных видов и размеров. Ими удобно убивать дичь.

И людей.

Да, бывает и такое, что люди представляют не меньшую опасность, чем Они, как бы чертовски грустно это не звучало.

Нам пришлось это понять, потому что, живя в вечном движении, рано или поздно приходится обращаться за помощью. Жить в движении – это никогда не знать, где ты заночуешь этой ночью, что будешь есть на завтрак и где окажешься к полудню. Потому, именно из-за этого нередко могут возникнуть ситуации, когда спать негде, а жрать нечего. Но это ничего.

Хуже всего, когда нечего пить.

И ты понятия не имеешь, где найти источник. Потому что ты здесь впервые.

Здесь у «безопасников» есть преимущество – обособившись в определенном месте, они со временем обживаются в пределах доступности всем необходимым, чего нельзя сказать о нас. Зато на них гораздо больше вероятности наткнуться Имитационным.

Чего тоже нельзя сказать о нас.

..конечно, я понимал, что в новом мире вступать во взаимодействие с кем бы то ни было на постоянной основе, это смертельная опасность – признается папа – но тогда я просто подумал. Подумал, что опаснее – жить на одном месте, дожидаясь третьего в моей жизни дня Х, который мы уже точно не переживем, потому что не сможем потеряться в толпе, являясь единственными жильцами. Или же опаснее время от времени обращаться к людям, убеждаясь прежде в том, что они не Имитационные? Да, риск и там и там. Но как бы безумно это не звучало для «безопасников» – обращаться к незнакомцам, силясь вычислить в них людей – гораздо безопаснее, чем обитать на одном и том же месте, так как именно на это и идет Их расчет..

Папа сам придумал, как вычислять Их.

Он говорит, что мой отец вычислял их путем глаз. Просил назвать их собственный цвет глаз и давал только секунду. У Имитационных отсутствует долговременная память, потому затем, чтобы верно ответить – им прежде необходимо было хотя бы на миг найти свое отражение.

У них не было этой информации.

..но этот способ не подходил нам. Когда Итан его придумал – никто не знал, что Их нельзя убить. Просто невозможно. Считалось, что если человек ответил неверно, значит он один из Них – и ему пускали пулю в лоб. Все просто. Учитывая то, что нам открылось в убежище – пуля не помогла бы. Потому такая проверка была слишком рискованной. Надо было придумать такую, при которой можно было бы отступить и попытаться ретироваться..

И основываясь на принципе моего отца – папа Руби изобрел свой способ. Первое – это конечно же наблюдать издалека. Папа убежден, что Имитационные отлично копируют поведение людей, но только если видят их поблизости. Когда Они сами по себе – обязательно должны чем-то себя выдавать.

Хотя бы тем, что не называют друг друга по имени.

Как и тех людей, с которыми общаются, пытаясь замылить глаз на правду.

Второе – убедившись, что по внешним признакам человек похож на человека, выходишь на контакт. Опираясь на долговременную память. Делаешь вид, что

(..джереми – киваю – добрался до тебя все-таки, как и обещал, хоть и немного задержался..)

(..о, детка, еле добрался. уже и не думал, что вновь тебя увижу. заждалась?..)

знаешь его и держал путь именно к нему, а не наткнулся случайно.

Они сразу же подыграют.

Не имея долговременной памяти, Они будут подыгрывать всему, что ты Им дашь в распоряжение, опираясь на твою память, до тех пор, пока не выведают, один ли ты, знаешь ли, где еще люди, и так далее.

Люди же, обладающие памятью и прекрасно осведомленные, что я для них чужак, которого они ну никак не ждали – обычно показывают растерянность и то, что я им совершенно незнаком.

Либо прямая агрессия, либо пассивная подозрительность.

Бывают, конечно, даже из людей те, кто, испугавшись до потери пульса, принимаются подыгрывать, что да, ждали именно меня. Но их легко прочитать.

Они как хреновые актеры театра.

Улыбаются, а у самих поджилки трясутся.

По крайней мере, мы еще ни разу не ошибались ни на первом этапе. Все, с кем выходили на открытый контакт – оказывались людьми. Самыми разными, конечно – отзывчивыми, подозрительными, агрессивными (и таких большинство), а парочка откровенно кидалась на нас с топорами, собираясь не то приготовить барбекю, ни то просто грохнуть, раз мы «раскрыли их место обитания».

Вернее, я не ошибался.

Папа парочку раз хотел уже выйти к тем, кому не следовало. Он, рожденный и выросший в Старом мире, еще иногда путался в различиях между людьми и Ними, полагаясь лишь на поверхностные отличия (не называют друг друга по имени, откровенно странно двигаются).

Я же, всю свою жизнь росший бок о бок с людьми и тварями в равной степени – идеально умею отличать одних от других.

Разницы нет для тех, кто узнал людей намного первее, кто знает людей намного дольше.

Тех Имитационные могут обмануть на раз-два.

Для меня же люди и Они – одинаковы в своей природе по новизне. Со своего рождения я живу с ними одинаковое количество лет.

Сколько лет я знаю людей, столько лет я знаю и Их.

Потому меня провести сложно.

Без ложной скромности, могу даже сказать – невозможно.

В этом преимущество поколения Z. Нового поколения – таких детей, как я. Рожденных уже в Новом Мире.

Для нас этот мир не новый.

И мы ориентируемся в нем немногим хуже Их самих.

В отличии от тех, кто попал сюда насильно из мира, полного благ и безопасности во всей своей красе, вынужденных выживать, гонимые страхом.

Во мне тоже есть страх.

Но это обычный страх. Как страх перед диким зверем.

Он не застилает мне глаза. Я знаю тварей с детства и единственный страх, связанный с Ними – страх попасться. Я не боюсь Их увидеть, не боюсь даже вытащить что-то у Них из-под носа.

Меня не забьет в мандраже, если выглядывая из-за угла здания в городе, я увижу парочку на перекрестке.

Это как азартная игра.

Главное, чтобы тебя не поймали.

А люди старого мира до сих пор боятся одного Их присутствия в радиусе тысячи миль до дрожи в коленках.

Они сами по себе вызывают в них ужас.

Одно Их наличие где бы то ни было.

Просто сам факт.

Мы же этого лишены, поскольку «знаем» Их с детства.

Они для нас не что-то инородное. Они – обычная, хоть и не очень приятная, часть жизни.

Таким образом мы с папой нашли способ взаимодействовать с людьми по необходимости. Однако, признаться, сама задача найти хоть одного человека в той или иной зоне, где тебя прижал голод или обезвоживание – задача не из простых.

В городе это вообще почти невозможно.

Конечно, есть те, которые умеют раскинуть мозгами. Они наоборот перебираются в город и тихо там живут, понимая, что большее внимание Имитационных сейчас напротив сконцентрировано в другой зоне.

Но таких очень и очень мало.

В силу своей адекватности и гибкости ума, они довольно коммуникабельны. Почти всегда готовы помочь, если у самих есть чем.

Иногда, конечно, вымениваются «баш на баш», пожимая плечами и напоминая, что «нынче мир такой». Тогда отцу даже за обычную воду приходится распрощаться с одним из своих ножей.

Но самые классные – это такие же, как мы.

Вечные путники.

Они самые коммуникабельные и дружелюбные. Вот они готовы не только помочь по нужде, но и даже поболтать, не косясь на тебя. Они раскованы, потому что как и мы – всегда на чеку.