Новый Мир: Поколение Z
И они так же порой выживают друг с помощью друга.
Не друг за счет друга.
А именно с помощью.
Мы обмениваемся знаниями о разных местах, где были, и о насыщенности там Ими. А после уходим, куда шли, каждый в свою сторону.
Потому что скопления людей (даже если это люди и они адекватные) – верный путь привлечь Их внимание.
..я подцепляю ботинком бетонную плиту и она легко отходит.
Под ней земля.
Все плитки пробила трава.
Мне двенадцать лет.
Мы пришли в очередной город.
Тихий, безмолвный оплот Старого мира.
Все дороги так же поросли травой. Тротуар потрескался под натиском сорняков без должного человеческого ухода в течении двух десятков лет.
Здания стоят с выбитыми окнами, сверкая темнотой, точно пустыми глазницами.
– Странным был этот старый мир – заявляю я.
Руби грустно ухмыляется:
– Это лишь руины старого мира, Стенли. Когда-то дорога – указывает на поросшую травой широкую полосу – была вымощенная. Плоская, ровная. Никакой травы. По ней ездили машины.
Поворачивает голову и мечтательно указывает на ближайший дом:
– В домах были окна и там со всеми удобствами и благами, за которые теперь надо рисковать насмерть ежедневно, люди спокойно жили свои жизни. Все было иначе. То, что ты видишь сейчас.. это скорее все тот же Новый мир. Просто через призму старого.
Я киваю.
Я ничего не понял.
Мне все равно сложно представить, что тот полуразрушенный дом когда-то был целым. Что в нем были окна и по волшебству включался свет. Что не надо было разводить огонь, чтобы погреться. Что не надо было охотиться и уметь филигранно метать ножи, чтобы быть сытым.
Что эти поросшие дороги когда-то служили машинам, которые по одной людской прихоти могли доставить их из одной точки в другую. А они при этом не совершали ни одного шага.
Могли даже спать.
Подумать только. Заснул в лесу – проснулся уже в городе.
Нет, моего воображения на это не хватает.
Мне сложно представить то, что я лично НИКОГДА не видел.
Я могу представить счастливых людей.
Их я видел на том старом снимке с родителями.
Я могу представить злых, обезумевших людей.
Их я вижу постоянно и сам.
Я могу представить, что угодно.
Но не Старый мир.
И наверное, это наоборот преимущество нашего поколения перед Ними. Потому что так мы с Ними живем здесь на одних и тех же условиях.
Так как Им старый мир тоже, по большому счету, неведом. Они вывели его из строя в рекордные сроки.
Нам обоим не по чему скучать, не с чем сравнивать и не к чему адаптироваться.
У нас с Ними один мир на двоих.
* * *
Мы бредем с папой с самого утра.
Ночевать пришлось под деревом. Погрелись тоже недолго – как только окончательно темнеет, огонь может выдать нас, если Они поблизости.
А в лесах эта вероятность куда больше, чем в городе.
Еще один плюс городов – там можно перекантоваться всегда в заброшенных домах. Даже с выбитыми окнами они теплее, чем сырая земля в лесах.
Но в городах есть минус.
Это и есть одна из причин (не считая главной), почему мы вечно в движении, а не осядем в городе.
В городе нет еды.
И ловить ее в городе негде.
А в лесу везет намного чаще.
Только вот нам не везет.
Вчера отец заколол одного кролика, но это единственная еда, которая была за вчера.
И за сегодня.
Дичь в округе либо распугана, либо убита.
Если второй вариант – значит близко люди.
Имитационные животных не убивают. Я не знаю почему, но эту закономерность заметили не только мы, но и путники, с которыми мы болтали.
Они давно завладели складами, и даже если запасы там давно иссякли – Им получить еду гораздо проще. Все людские прорывы старого мира теперь в их руках. Пожелают – смогут даже вновь запустить фабрики.
Им незачем охотиться на дичь, выглядывая ее сутками.
Только если эта дичь не бегает на двух ногах.
Я переступаю через очередную корягу и оглядываюсь на отца. Он идет медленнее меня.
Постоянно оглядывается и прислушивается.
– Пап – одергиваю – мы так и к вечеру воды не найдем.
– Река должна быть близко – заявляет он – был же вчера тот кролик. Должен же он что-то пить.
Закатываю глаза:
– Он был вчера. Знаешь, сколько мы уже прошли?
– Желаешь вернуться?
Замолкаю.
Отец несколько выше меня. Все такой же худой, как на том снимке 19-летней давности. Только появились морщины у рта и глаз, а волосы почему-то начали слишком рано отдавать серебром.
Не все, пока только виски. Такое чувство, будто они переливаются на солнце.
– Вот и всё тогда – подводит черту.
Фыркаю:
– Я лишь хочу сказать, было бы неплохо, если бы ты пошевелился.
– Тише едешь..
– Не доедешь – заканчиваю я – пап, их здесь нет. Поблизости никого нет. Я бы услышал. Пошли уже живей.
И только вновь обернувшись спиной, добавляю мрачно:
– Потому что и воды здесь тоже нет.
К вечеру начинает идти медленнее, потому что устали. Потому что хотим пить.
Но в панику впадать еще очень и очень рано.
Мы ни раз и ни два оказывались в таких ситуациях. А потом находили воды. Или дичь сама выбегала к нам. Или натыкались на людей.
Так или иначе выбирались.
Когда идешь – до чего-нибудь, но обязательно в итоге дойдешь.
Возможно, и до Них.
Тоже не страшно. Главное увидеть раньше, чем увидят тебя. И тихо обойти, чтобы не услышали.
Делов-то.
– Слышишь? – наконец, когда самые яркие закатные лучи уже начинают затухать, обращаюсь к отцу.
Мгновение он молчит, так же замерев и прислушиваясь, после чего улыбается:
– Да. Слышу.
– Вода – усмехаюсь – да, черт возьми, вода!
– Река – поправляет он – озеро не издавало бы столько шума.
– Еще лучше.
Тут же ускоряюсь, но он одергивает:
– Не спеши. Когда на пути так мало воды, то возле единственной речки может кто-нибудь и оказаться.
– Твоя бдительность, например – киваю.
Отец дурачливо толкает меня в спину:
– Ну ты и язва, Стенли.
Хохочу, но тут же получаю второй толчок – уже более увесистый:
– А ну тихо. Я серьезно – возле реки может кто-нибудь быть. Давай посмотрим, а потом уже все остальное.
Я перебираюсь, как всегда шагая впереди. Не потому что «меня не жалко», а потому что у меня органы чувств более развиты, чем у папы.
Ему не приходилось с детства уметь различать шаги людей, животных, а так же звуки, которые может создать природа, а которые не смогут появиться без вмешательства человека.
Я все научился делать само собой.
Для безопасности.
Потому если что-то и будет – услышу первым.
Слышу и теперь.
Несмотря на рев реки, я слышу, когда мы еще даже не подходим к краю рощи.
Плеск воды.
Есть плеск воды, вызываемый природой – ветер, течение, или даже что-то упало туда.
А есть плеск воды, создаваемый исключительно человеком. Его движениями там.
И это определенно он.
Не охота признавать, что папа был прав. Каждый такой случай лишь укрепляет его бдительность, а ее уже и так через край.
Однако, мне приходится обернуться и едва заметно кивнуть в ту сторону:
– Кто-то есть.
Отец тут же равняется со мной, прислушивается.
По лицу вижу, что кроме шума течения ничего не слышит. Река все перекрывает.
Для него.
– Точно есть – повторяю.
– Знаю.
Конечно. Я никогда не ошибаюсь и отец верит каждому моему заявлению. Просто всякий раз пытается и сам услышать то, что слышу я.
Кажется, будто он считает, что его слух обусловлен старостью и принимает это на личный счет, пыжась всячески ее обратить.
Дело не в старости (точно не в 36 лет).
А в различности условий, при которых мы росли.
Будь у меня телевизор, куча еды и тачка, отвозящая куда угодно – я бы тоже не нуждался в обостренности всех органов чувств, каких только можно.
В этом не было бы необходимости.
Когда отличное зрение – незачем таскать очки на носу.
– Ладно – кивает в итоге – идем, но тихо.
Вновь выхожу вперед.
Плеск увеличивается, словно кто-то задумал купаться в речке. Возможно, так оно и есть.
Наконец, деревья начинают понемногу рядеть, и с определенного ракурса мне открывается вид на речку.
А так же на тех, кто там умостился.
Я слышал лишь одного. Как выяснилось – одну. Девушка, барахтающаяся в реке. То ли купается, то ли моется. Не понять – но волосы мокрые.
Есть и второй.
Он сидит, почти не двигаясь.
И лишь с определенной периодичностью вытаскивает рыболовную сеть из реки.
Судя по тому, что рыба там попадается из 5 раз максимум 1 – рыболов из него такой себе.
Еще бы.
Совсем мальчишка.
Папа умащивается рядом, выглядывая из-за другого дерева.
Оба мы думаем сейчас об одном.
Люди это или Они?
То, что он ловит рыбу, а она мирно купается – совсем не говорит об их человеческом начале. Возможно, они услышали нас так же, как и мы их – и занялись тем единственным, что у них отменно получается.
Имитацией.
Но мы не можем уйти от реки. Эта первая вода за двое суток. Терять ее бессмысленно.
К тому же, если это люди – было бы неплохо разжиться у них рыбой (может, выменять на один из папиных ножей). Есть мы тоже со вчера не ели. И было не особо питательно.
Понимаю, что надо опять понять, кто они такие.
Эта ноша всегда ложится на меня.
Папа частенько ошибается на первом этапе.
Только я «стреляю» без промахов.
Мы затихаем и я сосредотачиваюсь, внимательно наблюдая за этими двумя.
Через какое-то время девушка выбирается из реки. Надевает обратно одежду и обувь.
Ясно, если это люди, то они из «безопасников».
Сидят на насиженном месте, пока Они в дверь не постучаться.
Это понятно по той самой обуви.
Плетенные ни то тапки, ни то башмаки. Таких в магазинов нет. Явно ручное «творение». Значит, в город не выходят. От слова совсем.
Безопасники.
Или Они.
В любом случае дело дрянь. Безопасники обычно самые опасные. В силу своего образа жизни ведут себя неадекватно, агрессивно, на любые встречи с людьми реакция одинаковая.
Взашей и подальше.
В лучшей случае.
Кратко гляжу на отца. Вижу, что он тоже это понял.
Тоже обратил внимание на ее тапки.
Одевшись, девушка садится рядом с ведром, куда мальчишка стряхивает рыбу (если такая попадается) и наблюдает.
Так проходит еще какое-то томительное время.
Наконец, яркие солнечные лучи окончательно уходят, возвещая о скорых сумерках.
Девушка встает.
– Пора. Калеб.
Ага, имя.
Мальчишку зовут Калеб.
Но наличие имени тоже не показатель, хотя отец на него долгое время полагался.
Пока чуть не попался. Если бы не я.
– Еще пару заходов – бурчит тот в ответ, вновь погружая сеть.
– Нет, отец велел вернуться до сумерек. Пошли. Ты и так неплохо наловил.
Отец.
Ага.
Значит, брат и сестра. У которых есть отец.
Вернуться.
Значит, дом где-то рядом.
И он там.
Они еще немного пререкаются, после чего Калеб продолжает свое дело, а девушка, скрестив руки, наблюдает за ним.
Скоро пойдут.
У меня было достаточно времени. Я почти уверен, что это люди. Нет, почти для тех, кто не может знать наверняка уровень своих навыков и способностей.
Я уверен – это люди.
А еще уверен – что безопасники.
А значит готовиться надо к худшему.
– Люди – едва слышно говорю отцу.
Он жмет плечами.
Решение за мной, как и всегда в этом вопросе.
Это люди.
Только я не могу ждать, пока они доделают свои дела. Чем темнее, тем больше от них будет паники.
Надо ускорить процесс.
Нарочно наступаю на сухую ветку рядом.
Вуаля! Эффект готов.
Девчонка тут же лихорадочно оборачивается в нашу сторону.
Что-то бурчит брату, но не могу разобрать и слова. Только рот открывается.
Очевидно, шепотом.
– В чем дело? – его недовольный голос в ответ.
И вновь лишь быстрое шевеление губами.
Не отводит глаз от нас, но очевидно, что не видит из-за деревьев.
Теперь Калеб оборачивается и уже тоже стреляет глазами в эту же сторону.
Пара реплик (теперь и он говорит шепотом) – и мальчишка принимается быстро доставать сетку.
Выбрасывает рыбешек в ведро, варварски ее скручивая и вместе с сестрой косясь в нашу сторону.
Что ж, пора.
Выбираюсь из-за дерева, что создает еще череду звуков.
Они содрогаются и, кажется, уже готовы пуститься бегом (опрометчиво, так как это не дает шага для отступления в случае, если бы это были Они) – потому я ускоряюсь и едва не вываливаюсь из чащи.
Тут же стараюсь принять самый невозмутимый вид.
Для окончательной галочки нужен контрольный пункт. Который делается скорее для спокойствия отца.
Я уже и на первом точно понимаю, кто есть кто.
Едва замечают меня – тут же цепенеют.
Со всем дружелюбием, на какое только способен к безопасникам, подхожу.
Решаю, к кому обращаться – и выбираю девушку. Она вроде моя ровесница. С мальчишкой так сходу и не придумаешь, что сказать ненавязчивого.
– О, детка. Еле добрался. Думал и не увижу тебя уже. Заждалась?
Финальной точкой распахиваю объятия.
Я готов к трем реакциям.
Первая – агрессия. Открытая враждебность.
Вторая – опасливая подозрительность. Взгляд исподлобья и один из лажовых собственных способов проверки. Попытка «обтечь» проблему.
Третий (наименее вероятный, когда речь идет о безопасниках) – проверка и радушное гостеприимство. Болтовня о том, откуда пришли. Краткий обмен информацией, рыбой и водой. Если повезет – ночлег на эту ночь, после чего расход.
Отец же готов к четырем реакциям. В его запасе бдительности всегда есть еще расклад, что они могут начать филигранно подыгрывать, что даст понять, Кто перед нами такой.
Мысленно заключаю спор сам с собой.
Ставлю на второй. Если они спешат к отцу – то ярый «агрессор» должен быть он.
Эти же точно не проявятся третьими, значит остается второй.
– Наверное, вы меня с кем-то спутали.
Отвечает она.
Мальчишка лишь продолжает туже скручивать сеть, грозясь запутать в ней собственные пальцы. А при излишней усердности – и лишиться их.
Испуганно поглядывает на меня.
Но едва она произносит, как тут же растягивает рот в настолько фальшивой улыбке, что с трудом верится, будто бы она сама может счесть ее достойной Них.
Однако, ее последующие слова говорят о том, что она и впрямь мнит, будто этой улыбкой можно кого-то провести:
– Но про нас тоже можно сказать, что мы «заждались». Здесь людей не часто встретишь. Это большая редкость.
Бинго!
Молодец, Стенли, ты выиграл у самого себя.
Второй вариант.
– И настоящая удача – добавляет.
Проверка закончена.
Снимаю с себя эту идиотскую маску, опускаю руки и устало оборачиваюсь к тому дереву, за которым ждет моей отмашки отец:
– Порядок, пап. Это люди.
ЭЙНА
Мне приходится собрать остатки всего своего самообладания, чтобы оставить улыбку на лице и тогда, когда из-за дерева показывается второй из Них.
Он старше первого.
Но в одном Они прогадали – не настолько старше, чтобы быть первому «папой», как он его назвал. Вероятно, даже спустя 20 лет Имитационные не до конца разобрались в возрастном разрыве родителей и детей.
Высокий, худой, чересчур бледный. Синие круги под карими глазами. Морщины и заломы у рта и глаз. Узкие плечи.
Он будто подросток, которого обернули в «возраст» взрослого.
Пока подходит, смотрит на нас с Калебом.
Будто бы приценивается.
Очевидно, брат подмечает все те же несостыковки, что и я, потому что теперь уже начинает нервничать настолько, что выдает нас.
Стараюсь незаметно, стоя позади, щипнуть его за спину.
Приди в себя.
Не время поддаваться панике.
Ты же хотел увидеть изучить мир. Вот тебе, Калеб, получай – первая встреча. Чтобы ты сделал?
Предложил Им половить рыбы с тобой?
Угоститься?
Обмануть вроде получилось. Что мы поверили.
Второй шаг отца гласит – дойти до них с матерью. А там они все возьмут в свои руки. Там и проверка.
И дальнейшие действия, зависимо от того, что покажет проверка.
Дойти бы до них.
Не успеваю я и придумать предлог, как второй, который подошел, радушно улыбается:
– Привет, ребята! Не представляете, как мы ради вас встретить. А особенно ее – подмигивает и кивает на речку – вторые сутки без воды. А кролик на двоих – последнее что вчера ели.
– Пап – устало обрывает его первый – расскажи еще, какого цвета трусы ты носишь.
– Красные. В горошек – и будто только сейчас вновь вспомнив про нас, протягивает руку – меня зовут Руби.
Не выдавать подозрений.
Веди себя естественно.
Или умрешь.
Стараясь максимально унять дрожь в теле, чтобы она не отобразилась на руке, протягиваю свою кисть в ответ:
– Эйна. А это мой младший брат Калеб.
Пожав мою руку, Он протягивает ее Калебу.
У Калеба получается совсем погано. Не отпуская сетки, он пытается поздороваться через нее.
Господи, хоть бы Они решили, что он просто тупой.
Иначе нам конец.
Следуя примеру второго, первый тоже бесстрастно протягивает мне руку:
– Стэн.
– Эйна – повторяю, опять прилагая титанические усилия для очередного рукопожатия.
Он едва сжимает мою кисть, словно и сам не грезит большим желанием это делать. После чего так же для формальности протягивает руку Калебу.
– Стэн.
Не дожидаясь, пока они решат, что с нами делать, наконец, нахожу предлог (вроде как очень даже неплохой):
– Вы сказали, что вторые сутки без воды и еды?
– Есть такое – кивает тот, что назвался Руби.
Стэн в это время идет к речке и, сев на корточки, принимается пить, набирая воду прямо в ладони.
– А у нас как раз намечается ужин – указываю на ведро в руках – рыба на огне, что скажете?
В глазах Руби проскальзывает какое-то настороженное удивление.
Он оборачивается к Стэну, словно за поддержкой и разъяснением. Это выглядит странно.
Тот, допив, возвращается и чуть хмурится, как бы спрашивая «что?».
– Нас приглашают на ужин, Стенли – натянутая улыбка – рыба на огне.
Стэн довольно хмыкает, вновь оглядев нас:
– Отличная идея. Спасибо, выручите.
И тот же настороженный, выжидающий взгляд, словно я все-таки что-то сделала не то.
Как-то себя выдала.
– Класс – говорю скованно, слишком резко кивнув на тропинку – тогда пошлите. Мама с отцом уже заждались.
– Целая семья – кивает Руби и по моей спине пробегает холодок.
Я сразу будто бы улавливаю в Его голосе зловещие нотки: «вот так повезло, целая семья. Четверо за раз».
– Не каждому удается сохранить столько людей – соглашается Стэн, но оба они не трогаются с места.
Начинаю паниковать.
Наконец, Руби мягко кивает:
– Ведите. Мы-то не знаем, где ваш дом.
– А, конечно – истерично усмехаюсь, тут же резко замолкаю.
Киваю брату, пропуская вперед:
– Иди, Калеб. Я за тобой.
Я за него в ответе. Если кому и оказаться к Ним спиной на протяжении дороге – то мне, а не ему.
Калеб с невиданной ранее скоростью забегает на тропинку. Я за ним. После меня Стэн и только тогда Руби.
Первые пару минут мы идем в совершенном молчании. Закатные лучи окончательно уходят, сменяясь сумерками.
Я уже представляю, как мы с Калебом умрем от Их рук в этом лесу.
Не доходя до дома.
Или дойдем, а там получится как в тот раз.
С Питером.
Никто не застрахован от неудач.
– На самом деле, мы правда признательны за ваше предложение – говорит Руби с хвоста цепочки, но в этой тишине его прекрасно слышно – редко кто приглашает к себе. Да еще и едой согласен делиться.
– Пап – резко обрывает его Стэн.
Голос напряженный.
Он будто продолжает к нам прицениваться.
Неужели заметил? И теперь прикидывает – раскусила ли я Их или просто дурочка из леса, впервые увидевшая незнакомых людей?
Может, и замечание Руби – должно было дать нам понять, что мы раскрыты? Мол «никто не приглашает, да еще и на еду, а вы пригласили – вот где именно вы спалились».
И что самое странное – Руби тут же замолкает.
Люди так не общаются. Особенно отец с сыном.
Обязательно бы пошли пререкания, пикировки. А вот так и сразу.
Такое общение возможно только между Ними. Дисциплина, как у солдат.
Военных.
Как в Убежище.
Остаток пути мы так же проходим в молчании, когда наконец вижу крышу дома. Едва сдерживаю облегченных выдох.
Как бы все не пошло дальше – по крайней мере мы дошли.
По крайней мере мама с отцом уже совсем близко.
Калеб ускоряется, но я стараюсь придерживаться того же шага. Боюсь вызвать подозрения.
И едва мы подходим к дому, как ожидаемо слышим ультразвук.
Проверка – дело обычное.
К звуку привыкли.
Мы.
Но не Они.
Руби со Стеном тут же хватаются за уши, силясь прижать ладони к ним как можно плотнее. Руби, кривясь, падает за колени, а Стен, стараясь перекричать собственный вакуум в ушах, вопит:
– Какого хера вы делаете!? Вырубите! Вырубите сейчас же!
Как раз в этот момент отец спешно выбегает из дома.
Сейчас он скажет, что это люди и погонит их прочь. А если это Они – напротив растечется в улыбке.
Все как всегда.
Очень понятно.
Мы с Калебом замираем в ожидании, но происходит кое-что совершенно невообразимое.
Отец замирает на полпути, широко распахивает глаза и изумленно восклицает:
– Руби?!
СТЭН
Слишком много странностей для безопасников.
С самого начала.
Во-первых, они не проверили нас. Даже не попытались – хотя даже у безопасников существуют те или иные примитивные (и часто безрезультатные) методы проверки.
У всех, кто прожил в мире с Ними столько лет – имеется свой арсенал ухищрений.
Но они ничего не предприняли.
А потом – все так же без проверки – сами пригласили на ужин!
Подобного дружелюбия порой не приходится ждать даже от вечных путников, как мы. Иной раз вымениваешься, чтобы меньше отдать взамен на еду.
А эти – бесплатно.
И первыми позвали.
И безопасники.
Вижу, что отец насторожился. Очевидно, думает сейчас, что я ошибся и это Они. Пытаются заманить нас в ловушку.
Но нет.
Я уверен в себе. Это точно люди.
Но кто сказал, что у людей не может быть ловушек на других людей?
Однако, я не упускаю из вида соотношения наших сил. Учитывая плетеные ботинки на обоих (и Эйна, и Калеб) – в города не выходит все их семейства. Значит самое страшное оружие, какое у них может быть – это дубинка из подручных средств.
У нас есть ножи.
Много ножей.
И мы с папой оба отменно метаем.
10 из 10 попаданий.
Если вдруг это ловушка на людей – мы не только выберемся из нее живыми, но и заимеем припасы тех, кому они уже больше не понадобятся.
Может, это действительно такой трюк?
Безопасники даром что безумцы. А с годами сдвигаются еще больше. Может это план?
Вывести детей на речку, они якобы вызывают доверие.
Те предложат путникам поесть, и любой конечно тут же согласится. Почему нет? Вода, еда, кров.
И забесплатно. Даже своего ничего отдавать не надо.
Мечта!
Приходят – а там охота на них самих. Дичи, как мы с отцом заметили, тут немного.
Конечно, мы еще не слышали о случаях намеренного каннибализма среди Выживших, но кто знает, что происходит с безопасниками в такой глуши.
Насколько они могли одичать.
Когда папа повторно, уже на тропинке, принимается расхваливать их радушие, сравнивая его с восьмым чудом света – тут же осекаю. И он замолкает.
Потому что знает – так надо.
Если я говорю, так надо.
Все, что касается взаимодействия с кем-либо – он полагается на меня.
И я уверен, что сейчас болтать ему не надо. Незачем давать понять, что мы частые гости в различных домах. Что много встречаем людей, раз есть с чем сравнивать.. а значит может быть отлично подготовлены к стычке любого рода.
Нет, пока не поймем, что тут за дела – ни слова.
Тем более, что и Калеб с Эйной не спешат поддерживать разговор.
Такое чувство, что мы играем в какую-то игру, и сейчас подходим к финалу. Поскольку мы с отцом идем в конце – чуть оборачиваюсь через плечо.