banner banner banner
Вист: Аластор 1716
Вист: Аластор 1716
Оценить:
 Рейтинг: 0

Вист: Аластор 1716

– вид со смотровой площадки на Унцибальскую магистраль – набегающие волны лиц, безмятежных, ничего не выражающих;

– игры – шункерия, аррабинская версия хуссейда;[17 - Подробное описание хуссейда см. в книге «Труллион: Аластор 2262». Подобно большинству (если не всем) спортивным играм, хуссейд – символическая война. По накалу страстей, испытываемых игроками и зрителями, хуссейд превосходит большинство состязаний. Постыдное наказание, грозящее проигравшей команде, можно сравнить только с позором поражения в настоящем бою. Команда, проигравшая раунд, обязана выплатить противнику денежное возмещение – выкуп, предохраняющий честь символизирующей команду девственницы, шерли. Игра продолжается до тех пор, пока одна из команд не проигрывает столько раундов подряд, что больше не может заплатить выкуп, после чего шерль проигравшей команды должна быть обесчещена победителями – символически, ритуально или практически, в зависимости от местных обычаев. Проигравшие обязаны терпеть такое унижение. В хуссейд никогда не играют «с прохладцей». И зрители, и победители, и побежденные полностью эмоционально «разряжаются», чем и объясняется повсеместная популярность этого спорта. От игрока в хуссейд требуются не только сила и проворность, но и психическая выносливость, большой опыт и умение планировать сложные комбинации перемещений. При всем при том хуссейд – вовсе не жестокая игра: помимо царапин и синяков, травмы в хуссейде почти неизвестны.]

– Дисджерферакт – вечный карнавал в приморской низине (о нем подробнее напишу позже).

Еще пара слов о местном варианте хуссейда. Надеюсь, никто из вас не будет слишком шокирован или огорчен. Играют по общепринятым правилам, но шерль проигравшей команды подвергается самому позорному и мучительному обращению. Ее разоблачают и помещают в особую тележку-клетку, оснащенную отвратительным деревянным макетом, автоматически совершающим неестественное надругательство над шерлью по мере того, как игроки проигравшей команды, запряженные в тележку, волочат ее вокруг игрового поля на потеху зрителям и тем самым приводят автомат в действие. Никогда не перестаю удивляться: каким образом находятся девицы, добровольно рискующие оказаться в таком положении? Ведь рано или поздно любая команда проигрывает!

Тем не менее, тщеславие иных представительниц женского пола превозмогает любые доводы разума. Кроме того, встречаются девушки отчаянно храбрые и неизлечимо глупые, а некоторыми, видимо, движет нездоровая, недостаточно изученная способность испытывать наслаждение от публичного унижения.

Довольно об этом. Кажется, я упомянул, что у меня украли камеру – посему фотографии не прилагаются. По сути дела, не уверен в том, что в Унцибале вообще есть лаборатория или предприятие, где можно было бы распечатать снимки из кристалла памяти.

Дальнейшие новости – в следующем письме.

    Целую всех,
    ваш Джантифф

Глава 4

Как-то утром Эстебан, временами навещавший Джантиффа, привел приятеля: «Внимание, Джанти! Перед тобой Олин, парень что надо – несмотря на солидный животик, символизирующий, по его словам, лишь здоровый сон и чистую совесть. Чудесного рога изобилия, ежедневно наполняющего утробу жрачкой, у него, к сожалению, нет».

Джантифф вежливо поздоровался и даже пошутил в том же роде: «Надеюсь, что отсутствие подобного животика у меня не послужит основанием для подозрений в тайных преступлениях, отягощающих мою совесть».

Гости от души расхохотались. Эстебан продолжал: «Экран Олина страдает таинственным недугом, а именно плюется дымом и пламенем, принимая самые безобидные сообщения. Естественно, это приводит Олина в отчаяние. Я ему и говорю: не горюй! Моего друга Джантиффа, техника с планеты Зак, всячиной не корми, дай распутать какую-нибудь головоломку!»

Джантифф попытался не омрачать безоблачный тон беседы: «У меня есть идея на этот счет. Допустим, я прочитаю всем желающим лекцию по мелкому ремонту бытовой аппаратуры – много не возьму, скажем, пятьдесят „деревянных“ с головы. Любой – и ты, и Олин – получит возможность научиться всему, что я знаю. После этого вы сами сможете ремонтировать свою рухлядь и помогать друзьям, поленившимся придти ко мне на лекцию».

Широкая улыбка Олина неуверенно задрожала. Красивые брови Эстебана выразительно взметнулись: «Дружище! Ты не шутишь?»

«Конечно, нет! Это было бы выгодно всем. Я заработаю лишние талоны и больше не стану терять время, оказывая услуги каждому, кто спьяну нажал не на ту кнопку. А вы приобретете полезные навыки».

На какое-то время Эстебан лишился дара речи. Потом, криво усмехаясь, он воззвал к лучшим чувствам: «Джантифф, простая ты душа! С чего бы я решил приобретать какие-то навыки! Это означало бы предрасположенность к работе. А для цивилизованного человека такая предрасположенность неестественна».

«Готов допустить, что труд как таковой – не заслуга и не самоцель, – согласился Джантифф. – Но почему-то всегда удобнее, когда работает кто-то другой».

«Работа – полезная функция механизмов, – заявил Эстебан. – Пусть машины ломают голову и потеют! Пусть автоматы приобретают навыки! Жизнь – о, наша жизнь! – столь быстротечна. Жаль каждой потерянной минуты!»

«Да-да, разумеется, – не спорил Джантифф. – Идеалистический, бессребренический подход. На практике, однако, и ты, и Олин уже потеряли два-три часа, проклиная дымящийся экран, составляя планы и приходя ко мне. Предположим, я соглашусь взглянуть на перегоревший экран. Вы оба вернетесь со мной в квартиру Олина и будете смотреть, как я его чиню. В общей сложности вы потеряете примерно по четыре часа каждый. Итого восемь человеко-часов – не считая времени, потерянного мной! – при том, что Олин мог бы, если бы захотел, справиться с проблемой за десять минут. Неужели не очевидно, что обучение позволяет экономить время?»

Эстебан с сомнением качал головой: «Джантифф, непревзойденный мастер казуистики! Учиться работать значило бы смириться с мировоззрением, противоречащим принципам красивой жизни».[18 - Красивая жизнь: неточный перевод аррабинского выражения, отражающего общераспространенное представление о неотъемлемом и самоочевидном праве человека на беззаботное существование на всем готовом.]

«Вынужден согласиться», – глубокомысленно вставил Олин.

«Таким образом, вы готовы вообще не пользоваться экраном – лишь бы не марать руки?»

Красноречивые брови Эстебана произвели очередной искусный маневр, на этот раз заняв полувопросительную, полупрезрительную позицию: «Само собой! Приземленность твоего мышления – дореформенный пережиток. Мог бы заметить также, что предложенные тобой лекции – форма эксплуатации, которая несомненно привлекла бы пристальное внимание товарищей из Службы взаимных расчетов».

«Я не рассматривал свое предложение с этой точки зрения, – кивнул Джантифф. – Откровенно говоря, бесконечные мелкие одолжения, оказываемые людям, презирающим мою способность их оказывать, отнимают у меня слишком много драгоценного времени и наносят ущерб красоте мой жизни. Если Олин отработает за меня следующую смену, я починю его экран».

Олин и Эстебан обменялись насмешливыми взглядами. Не говоря ни слова, оба пожали плечами, повернулись и вышли из квартиры.

С планеты Зак пришла посылка для Джантиффа – пигменты, помазки, картон и материал для подложки. Джантифф тут же занялся воспроизведением впечатлений, занимавших его мысли. Скорлетта украдкой наблюдала, но не высказывала замечаний и не задавала вопросов. Джантиффа ее мнение не интересовало.

Однажды, в столовке, девушка с медовыми волосами, внешностью и повадками заслужившая тайное благорасположение Джантиффа, плюхнулась на скамью прямо напротив него. Губы ее кривились и дрожали, плохо сдерживая веселье, готовое взорваться беспричинным радостным смехом: «Объясни-ка мне кое-что. Да-да, ты! – она игриво ткнула указательным пальцем в сторону Джантиффа. – Каждый раз, когда я прихожу в столовку, ты без конца на меня пялишься – нос опустишь в миску, а глазищи так и бегают! Это почему? Неужели я такая ужасно распрекрасная и обворожительно соблазнительная?»

Джантифф смущенно ухмыльнулся: «Так точно – ужасно распрекрасная и обворожительно соблазнительная!»

«Ш-ш! – приложив палец к губам, девушка с наигранным испугом посмотрела по сторонам. – Меня и так считают сексуалисткой. Ты что! Только дай им повод, разорвут на куски!»

«Что поделаешь? Не могу от тебя глаз оторвать, вот и все!»

«И все? Смотришь и смотришь и смотришь. Что дальше-то? Впрочем, ты иммигрант».

«Временный постоялец. Надеюсь, моя дерзость не причинила тебе особого беспокойства».

«Ни малейшего. Ты мне сразу приглянулся. Давай переспим, если хочешь. Покажешь новые инопланетные позы. Не сейчас, мне сегодня на халтуру, чтоб она провалилась! В другой раз – если ты не против».

«Я? Нет, конечно… не против, – Джантифф прокашлялся. – Раз пошло такое дело. Если не ошибаюсь, тебя зовут Кедида?»

«А ты откуда знаешь?»

«Скорлетта сказала».

«А, Скорлетта! – Кедида скорчила гримасу. – Скорлетта меня ненавидит. Говорит, у меня ветер в голове. Она же у нас сознательная, а я – отъявленная сексуалистка. Кому что».

«Ненавидит? За что тебя ненавидеть?»

«Как за что? Ну… сама не знаю. Мне нравится дразнить женщин и заигрывать с мужчинами. Я причесываюсь не так, как принято, а как мне нравится. Мне нравится, когда я нравлюсь мужчинам, а на женщин мне плевать».[19 - Аррабинский диалект плохо поддается переводу. Аррабины избегают употребления выражений, конкретно указывающих на мужской или женский пол. Местоимения мужского и женского рода заменяются бесполыми словосочетаниями или, на худой конец, местоимениями среднего рода. Вместо того, чтобы сказать «мать» или «отец», аррабин употребляет термин «биопарент», означающий «одного из родителей», а говоря о брате или сестре, обходится словечком «сиблинг». Когда указание на различие полов необходимо (как это случилось во время беседы Кедиды с Джантиффом в столовой), используются местные разговорные модальные частицы, в общепринятом межпланетном языке служащие ругательными наименованиями половых органов, в связи с чем буквальный перевод вышеупомянутой беседы носил бы оскорбительно вульгарный характер, не соответствующий намерениям собеседников.]

«Не вижу в этом состава преступления».

«Как же! Спроси Скорлетту, она на пальцах объяснит!»

«Мнения Скорлетты меня не интересуют. По правде говоря, она производит впечатление истерички, постоянно на грани срыва. Между прочим, меня зовут Джантифф Рэйвенсрок».

«Звучит очень иностранно. Элитарные предрассудки ты, наверное, всосал с молоком матери. Как тебе удается приспособиться к эгалитарному строю?»

«Без особого труда. Хотя некоторые обычаи аррабинов все еще приводят меня в замешательство».

«Понятное дело. Мы – сложные люди. Равноправие нужно как-то компенсировать».

«Вероятно. Ты хотела бы посмотреть на другие миры?»

«Конечно – если только не придется все время работать, в каковом случае предпочитаю оставаться в веселом свинском Аррабусе! У меня полно друзей, мы ходим в клубы и на игры. Меня никогда ничто не огорчает, потому что я думаю только об удовольствиях. Кстати, мы с товарищами собрались пофуражить. Поедешь с нами?»

«Пофуражить?»

«Отправимся в поход – на дикую природу, за пределы цивилизации! Доедем до южной яйлы, проберемся в Потусторонний лес. Все, что плохо лежит – наше! На этот раз разведаем, что делается в долине Паматры. Если повезет, наберем жранины получше. А нет, так все равно позабавимся – это уж как пить дать!»

«Я не прочь развлечься, если буду свободен от тухты».