Ю. Батурину
Приходит время горевать —И, словно сердцу вторя,Мне вспоминается опятьМелодия «Love story».Давно уж фильм забыли тот:Другие интересней!А вот мелодия живет —Наверно, что-то есть в ней:Тот элегический настрой,Тот холодок по коже,Который для души поройИ радости дороже…Так и любовь. Уйдет – зови,Уже не отзовется.И лишь история любви,Как песня, остается.Воспоминания о несчастной любви
Закрываю глаза и чувствуюДушный запах ее волос,Вспоминаю улыбку грустную,Нежно-требовательный вопрос:– Ты меня не разлюбишь?Правда же?– Как ты можешь! Конечно, нет! —Я носил на свиданья ландыши(За полтинник – большой букет)И в кино до конца выдерживалПроизводственные боевики:Все сеансы в ладонях удерживалДве ее тонкоперстных руки.У подъезда, уже на прощание,Мы стояли с ней обнявшись.Я такие давал обещания —Не исполнить за целую жизнь!Сердце в сладких мучениях корчилось,А душа была счастьем полна,Но понятно, чем все это кончилось:Разлюбила меня она!Как смотрел я на мир с отчаяньемИ пойти был на все готов,Обойду я пока молчанием:Это — тема других стихов.Почему ж мне с улыбкой вспомниласьТа мальчишеская беда?Потому что кончилась молодость.К сожалению, навсегда…В час пик
В переходе метрополитенаВ час, когда народ спешит домой,Два потока встречных непременноНас столкнут когда-нибудь с тобой.Мы под шум толпы о всяком-разномПоболтаем несколько минут:– Как на личном фронте?– Все прекрасно!– А дела служебные?– Идут…– Ты прости…– Да что ты! Все забыто…– Ты пойми!– А кто меня поймет?..Тут прохожий нас толкнет сердито:Это, мол, не сквер, а переход!Я затороплюсь и неуклюжеТелефон попробую узнать,Неудачно пошучу про мужа,Попрошу увидеться опять…Ну а ты, улыбчиво печалясь(Хочешь в грусть, а хочешь, в радость верь),Скажешь:– Мы удачно повстречались:Я тебя забыть смогу теперь…Телефон
А вот – пожелтелый блокнотВ красивой обложке тисненой.Страница, другая… А вот —И номер ее телефона.Сомнений на пару минут:А что там? А как она встретит?– Такие у нас не живут, —Неласковый голос ответит.Наверно, ошибка? ОпятьВращается диск: – Извините…– Вам что? Сорок раз повторять?И больше сюда не звоните…А ты по «09» проверь.Но девушка медлит с ответом…И думай, что хочешь теперь,А можешь — не думай об этом.После любви
Я теперь о тебе вспоминаю спокойно.Боль и ревность в душе заменила усталость.Так, должно быть, народ вспоминает про войны,От которых увечных давно не осталось,Не осталось ни вдов, ни сирот. Лишь пороюВ старой книге найдешь описание сечиИли, землю на месте сражения роя,Меч заржавленный сыщешь да прах человечий.И представишь, о давней невзгоде горюя,Как пробитые стяги взвивались, привольны…Что же мы за народ? О любви говорю я!А выходит про муки людские — про войны…Не могу
Не могу,Не могу,Не могу не писать о войне!Значит, память других ближе собственной памяти мне?Значит, беды чужие утрат моих личных больней?Не могу объяснить… Если мог, не писал бы о ней…Из отцовского дневника
«Фашист – не человек! – сказал майор. —Взбесившаяся гадина, зверюга…Нет у него ни братьев, ни сестер,Нет, ни отца, ни матери, ни друга!Нет у него жены и нет детей…И нет души. Ему лишь крови надо!И дела нет, товарищи, святей,Чем раздавить зарвавшегося гада!Теперь второе. Как пожар тушить,Когда на дом упала «зажигалка»…А нам бы в бой – фашистов задушить…По ним ведь не заплачут. Их не жалко!Я – живу
Мне душу бередят утраты эти.Я всех погибших вижу наяву.Им до смерти хотелось жить на свете,Как мне сейчас. Но я-то ведь живу!Когда случается война
Нахмурясь, думает крестьянинО том, кто уберет поля.Спортсмен – что будет только ранен.Старушка – что пойдет пальба.Хозяин – что его постройкаВозможно, будет сожжена.Ревнивый муж – о том, насколькоВерна красивая жена.Поэт – о том, что нынче людуНе до рифмованных обид…И все – о том, что живы будут.Что будет кто-нибудь убит…Закон
У жизни неизменные законы.Лишь кровью можно уничтожить зло.Вовек бы не изгладились окопы,Когда бы в землю столько не легло!Они
Мы брали пламя голыми руками.
Грудь разрывали ветру…
Н. Майоров. Мы. 1940Мир казался стозевным, готовым обрушиться зверемЭта схватка была им самою судьбой суждена.И они ее ждали, готовились… Мы же не верим,Если честно сказать, в то, что может начаться война.И мечтой о сражениях наши сердца не терзались.Мы, наверное, просто боялись накликать беду.А они ее ждали — и все-таки чуть не сломалисьТе железные парни в том сорок проклятом году.Погибшие
Без вести пропавшие бои!Сколько их, неведомых, в которыхПадали ровесники моиНа войною выжженных просторах.Ни к чему громоздкие слова.От убитых не родятся дети.Утешалась и была праваКрепче всех любившая на свете.И других — по-прежнему чиста —Ласковым одаривала взглядом.Приходили… Но не на местаТех, ушедших, а вставали рядом.Словно перетянуты шнуркомИх места, как на музейном кресле.Воротился каждый бы в свой дом,Если бы сейчас они воскресли…Две темы
Нет, невозможно это!Попробуй-ка назовиХотя б одного поэта,Который не пел о любви.Но и в тишайшие годыТы не отыщешь мнеХотя б одного кого-то,Кто не писал о войне…Сороковые
Нам никуда от них не деться.Их век неизмеримо долог.В подушке каждого младенцаСидит заржавленный осколок.Обращение
Ушедшие, они, конечно, знают,Как мы живем, наш каждый шаг и часИ думают, и созидают с нами,А иногда, быть может, и за нас.Поэтому, наверное, взрослея,Пронзая толщу невозвратных дней,С годами человечество мудрее,В мечтах смелее и в делах сильней.Рационализаторство природы!Умы ушедших светят нам из тьмы…О, как за те четыре страшных годаНепоправимо поумнели мы.Ни часу я под пулями не прожил.Мне мирная страна судьбой дана,Но не могу я без холодной дрожиПроизнести короткое – «война».Она во мне горит кровавым нервом,Вдается в душу огненной дугой,Ведь не обрушься небо в сорок первом —И я бы нынче был совсем другой.И как поэты прежде муз просилиГнать кровь стиха в сплетеньях строчек-жил,Так павших я прошу о вещей силеСказать о том, чего не пережил…Бездорожье
«Счастье существует лишь на проторенных путях (в обыденной жизни)» – цитата из романа Шатобриана «Рене». Пушкин любил это высказывание и часто цитировал.
Из источника…А Пушкин не был декабристом:Уж так сложилось, что не смогИзбрать в российском поле чистомПечальнейшую из дорог.И не пришелся ко двору он:Царям свободная хвала,Которую поэт дарует,Тогда не надобна была.Зато святому самовластьюЛюбви служил он не за страх,Но знал, что обретают счастьеЛишь на обыденных путях,Но знал и то, что искра божья,Не озаряя торный путь,Всегда ведет по бездорожью.И в этом – суть. И в этом – суть!На острове Святой Елены
Что видеть мог Наполеон,Прозревший перед смертным часом,Когда был словно распыленНа тысячи видений разум?Когда бесплотною толпойКлубились отблески былого:Изгнание, Тулонский бой,Коронованье, Ватерлоо…Раскручиваясь все быстрей,Сливались битвы, страны, лица:Москва, Египет… Князь АндрейПод синевой Аустерлица.Мураново
Ты помнишь, мы в Мураново брелиВслед за бегущей по лазури тучей,Нисколько не робея той земли,Где жил поэт российский Федор Тютчев.Шел дождь из жарких солнечных лучейСо звонким градом птичьих песнопений.Он становился ярче, горячей,А душный ветер веял все степенней.До немоты прозрачная река!Как из другого мира тени рыбьи!Речной травой обвиты облака,Плывущие по золотистой зыби!…И стерлась непонятная черта,Как будто бы пришел конец разлуке.И я впервые Тютчева читал,Сменив слова на запахи и звуки!Реконструкция
Ломают люди старый дом —Мотор ярится.Водитель в стену бьет ядромИ матерится!Умели строить в те года:Вот это – кладка!Что здесь механика, сюдаНужна взрывчатка!Прораб по-фронтовому крут —Не любит споров:Ведь люди новоселья ждут!Давай саперов!Пришли. Рванули. Божья мать!Щебенка – градом…А можно было не ломатьИ строить рядом.Дом
От старинного дома останутся стеныС напряженными торсами кариатид.Дом лесами оденется и постепенноВсе удобства двадцатого века вместит!Будут лифты сновать вверх и вниз неустанно.Никаких коммуналок! Одна благодать —Жить в отдельной квартире, где в белую ваннуМожно влезть и о вечности порассуждать.Словом, все будет, как полагается, кромеОдного нарушенья порядка вещей:В самом деле, а как быть с законом о форме,Содержанию соответствующей?Рассказ старого скульптора о первом вдохновении
– Ей, богу, такого ответаНе ожидал никак…– Контрреволюция – этоЛюди в особняках.Я – молодой, чумазый.Со мной человек шесть.Стучимся — и к носу маузер:«Кто еще в доме есть?»Наверх поднимались молча,Крадучись по пятам,Рванули: «А ну, сволочи!»А там…Мы на пороге замерли.Там…Ослеплены.Там женщины беломраморные,Крылатые пацаны!А эти (числом не меньше.У них, так и есть, штаб!)С наганами – и за женщин.Пали, мол, в баб!– И не стреляли? – Куда там!Этот маневр не нов.По – твердым телам статуй.По – мягким телам юнкеров.Грохот, осколки, ругань…Эти шли до конца!И Афродите безрукойНечем закрыть лица…Лег по углам грохот.Утренний свет сер.Домовладелец охал —Контрреволюционер!Он своей пули дождался,Враг пробудившихся масс…А я сразу после ГражданскойПодался во ВХУТЕМАС…Диспут
Легенда
Был прорицатель сморщен, стар,В пещеру втиснут.Был дерзок, молод комиссар —И вышел диспут.– Мы революции враговРазгоним стаю!Не будет больше бедняков!– Я это знаю…– Мы всех накормим. Наш набатВесь мир разбудит!Жизнь станет краше во сто крат!– Все так и будет…– Поднимет чудо-городаВсех звонниц вышеСтрана свободного труда!– Я это вижу…– Да ты, старик, и впрямь – пророк!Тогда скажи мне:Как я умру? Какой мой срокОтпущен в жизни?Ты не молчи – я устою!За дело нашеГотов я смерть принять в бою,Под пыткой вражьей.Пусть будет страшен мой конец,А все же светел!Не бойся, говори, отец!Он не ответил.Мемориальная доска
Золоченые буквы читаю:«В этом доме работал и жил…»Здесь он лучшие строчки сложил,Те, которые я почитаю,Те, которые чувствую кожей,И хожу ведь сюда оттого.Вот и мраморный профиль его.Знатоки говорят: непохожий.Ну и пусть! Я бы зря не корилЭти мемориальные доски —Ведь вон там, у дворовой березки,Он стоял, папиросу курил…Маросейка
Я лбом к стеклу прижимаюсь: темно в заоконном мире.На милую Маросейку ночь опустилась опять.Уже тишина поселилась в большой коммунальной квартире,Все реже шаги в коридоре — и нужно поэтому спать.И бабушка стелет постель мне, шепча непонятно и мудро:– Вот жизнь-то, прошла-пробежала, как день, пролетела, кажись…Что значит «прошла»? – удивляюсь, ведь завтра опять будет утро.Что значит – «как день, пролетела»? Ведь это же целая жизнь!Взросление
…А в детстве неминуемая поркаКазалась мне страшней небытия!Как больно ощущать! Как помнить горько! —Что я бессилен за пределом «я»!Мой детский ум упорно с этим спорил.Воздушный замок рос и шел на слом…Я повзрослел, когда однажды понял,Что не всесилен и в себе самом…Вечер встреч
Седой учитель держит речьИ плачет поневоле —Традиционный вечер встречСегодня в нашей школе.Я тихо выйду в коридор —Тоска по переменамВо мне осталась до сих пор,А руки пахнут мелом.И в сердце радостная дрожьНачальных дней наследство,Как будто не во тьму идешь,А в детство…Парта
Я подчинюсь потребности невнятной.Я отмахнусь от бесконечных дел,И я припомню, за какою партойКто из моих товарищей сидел.Всех рассажу и шумом класс наполню…Но память вдруг споткнется на бегу:Я места своего никак не вспомню,Найти свою же парту не могу…Молоденький учитель
И. А. Осокиной
Молоденький учитель,Я у доски страдал,А ученик-мучительВопросы задавал.Откинет крышку парты,Наставит гневный взгляд:– А вот Некрасов в картыГоразд был, говорят?Добро и разум сеял,А сам!Да как он мог?А что Сергей Есенин,А Александр БлокТворили в жизни личной!!Скажите – почему?…Я непедагогичноМолчал в ответ ему.Не знал я, как об этомСказать ученикам.Нет! Нелегко поэтамЖить по своим стихам.Воспоминания о райкоме
Павлу Гусеву
Я был инструктором райкома,Райкома ВЛКСМ.Я был в райкоме словно дома,Знал всех и был известен всем.Снимая трубку телефона,Я мог решить любой вопрос:Достать молочные бидоныИ провести спортивный кросс.О, как я убеждал умело,Старался заглянуть в нутро.Когда ж не выгорало дело,Грозился вызвать на бюро!К полночи доплетясь до дома,Снопом валился на диван,Как будто я построил домнуИли собрал подъемный кран.Оговорюсь на всякий случай:Я знал проколы и успех.Да, я инструктор был не лучший,А все же был не хуже всех!Как говорится, по другомуТеперь я ведомству служу,Но в переулок тот, к райкому,С хорошей грустью захожу.Здесь все в дыму табачном тонет,Как прежде, срочных дел – гора.И, словно взмыленные кони,Проносятся инструктора.Мальчишечка звонкоголосыйКричит, настойчив и ретив:– Вы не решаете вопросы!А для чего тогда актив?..И, трубку положив сердито,Он, хмурясь, остужает пыл.Еще все это не забыто:И я таким недавно был!Предполагал успеть повсюду,А в голосе звенела сталь,Но я таким уже не буду– Смешным, напористым… А жаль.Тень кроны
Природа стирает людские следы,Как будто прорехи латает:Пустеют деревни — дичают сады,Колодцы травой зарастают.И, словно обиду на мир затая,Меж тучами прячется солнце…А может быть, жизнь, до кровинки твоя,Не только тобою живется?В лесу заплутаешь, присядешь на пеньИ, слушая шорохи, звоны,Почувствуешь: ты – лишь узорная теньЛучами пронизанной кроны…Зимний этюд
Март. Ветер. Я совсем продрог.Река, замерзшая, прямая,Течет притоки принимаяПод снегом спрятанных дорог.Река жива и без воды:Ее волнуют, морщат, зыбятПрипорошенные следы,Лыжни, а с неба сыплет, сыплет…Мир черно-белый, смазан, смутен,Мир снегопадом испещрен,Мир, словно фильм, который крутятС доисторических времен…Монолог
…И каким себя умным-разумным ни числи,Как досаду сомнений в себе ни глуши,Все равно есть на свете и чувства, и мысли,На которые просто не хватит души.Может, гены не те? И среда подкачала?Не дано! И тебя ничего не спасет:С рук талант не купить. Не начать жизнь сначала.Не достичь ослепительных этих высот!Что ж, смирись и живи. Есть иные заботы,Приносящие радость, достаток и честь…Но, копаясь в земле, не забудь про высоты —Те, что не для тебя, ну а все-таки есть!Дорожная исповедь
Геннадию Игнатову
Дождливый ветер просквозил до дрожи.Автобус опоздал на целый час.Чем дальше в жизнь — тем становлюсь похожейНа вас, мои попутчики, на вас!А был когда-то простодушным богом,Предполагал весь мир перевернуть!Нуждался в малом, рассуждал о многом…Все так, должно быть, начинают путь.Чем дальше в жизнь, тем все трудней на делеПо-божьи жить и думать о святом:Сначала понял, что небеспределен,Что невсесилен — выяснил потом.И так живу, от глупостей опомнясь.Попутчиками сдавленный с боков…Как втиснулись в окраинный автобусПолсотни неудавшихся богов?!Поэт и врач
Хочу, чтобы путь мой был долог,Но каждому — время свое.Ах, мой дорогой кардиолог,Послушайте сердце мое!Хоть мне далеко до больницыИ с виду я не инвалид,Но сердце болит и томится,Томится оно и болит!– Дышите. Оденьтесь. КартинаБолезни понятна: скорейВсего, у вас — тахикардия…– По-нашему, значит, хорей! —Что ж, с веком больным, суматошнымТы, сердце, пребудешь в ладах,Коль бьешься размером двусложнымС ударом на первых слогах!Иронический автопортрет
Все время спешащий, беседующий сам с собою,С тоскою смотрящий хорошеньким девушкам вслед,Зашоренный службой, стреноженный милой семьею —Таков рядовой современный советский поэт.Нет! Он, как и был, выразитель, певец и так дале…В нем Дантов огонь подугас, но еще не зачах:Он ищет любовь в заурядном семейном скандале,Он душу народа исследует в очередях.Он пишет о БАМе, о храме, о старенькой маме,Про трубопрокатный и трепетный девичий стан,Он может всплакнуть над березкою, ставшей дровами.Воспеть лесорубов, перевыполняющих план.Он пишет в автобусе, в поезде и в самолете,Использует также троллейбус, метро и трамвай,Поэтому эпоса вы у него не найдете:Сложил три куплета — и хватит, приехал, вставай!Вот так он живет и прижизненной славы не просит,Но верит, конечно: в один из ближайших вековПрикрепят, быть может, в автобусе сто сорок восемьТабличку: ЗДЕСЬ ЖИЛ И РАБОТАЛ ПОЭТ ПОЛЯКОВИз книги «Личный опыт»
(1987)
Понимаете, люди!
Я, наверное, в чем-то, как в юные годы, беспечен.И пока еще, к счастью, тяжелых не ведал потерь,Но совсем незаметно я стал понимать, что не вечен.И скажу даже больше: я в этом уверен теперь!Присмотритесь: все меньше на солнечных улицах в маеВетеранов войны… Поглядите: от года теснейГородские кладбища… Я это теперь понимаюНе умом изощренным, но грешною плотью своей.В глупой юности веришь, что высшею метой отмечен:Философствуешь, плачешь, надеешься… Ну а сейчасЯ спокоен и тверд. Потому что, как все мы, не вечен…Понимаете, люди, как общего много у нас!Казак
Ведущая даст ему слово,Он встанет, посмотрит на зал,Немного помнется и сноваРасскажет, как белых рубал,Как мог он с единого махаВрага развалить до седла.В душе его не было страха —В руке его сила была!Расскажет: был план генеральскийС рабочих спустить восемь шкур,Но Блюхер из ВерхнеуральскаУвел их в советский Кунгур…Все было: потери, утраты —Народ о них песни сложил…Но дед не расскажет про брата,А Дмитрий у белых служил.Вот как их судьба разделилаИ вдруг под Уфою свела…И смог он — была еще сила! —Врага развалить до седла…Часовня
Часовня на окраине села…Никак не может позабыть о старом:Когда вершились новые дела,Ее с размаху сделали амбаром.Она перетерпела этот срам,Его сквозняк повыдул понемногу.Который год часовня ищет Бога,Привычного к дощатым закромам…Годовые кольца
Теплолюбивые растенья,Привыкшие к погожим дням, —Малейшее сгущенье тениМерещится бедою нам,А были пращуры покрепче!Найдешь по кольцам годовым,Когда слова гортанной речиГнал над полями горький дым.А ведь еще страшнее было,Когда, размашисто-легка,Под корень пращуров рубилаСамодержавная рука!Кровь и страдания без меры,Ложь и безверие в груди —Такие селекционеры,Что заступи и отведи!Монолог расстрелянного за невыполнение приказа
В. Цыбину
Я был расстрелян в сорок первом.«Невыполнение приказаВ смертельный для Отчизны час».Ударил залп. Я умер сразу,Но был неправильным приказ!И тот комбат, его отдавший,В штрафбате воевал потом,Но выжил, вытерпел и дажеЕще командовал полком.Тут справедливости не требуй:Война не время рассуждать.Не выполнить приказ нелепыйСтрашнее, чем его отдать.…Но стоя у стены сарая,Куда карать нас привели,Я крепко знал, что умираю,Как честный сын своей земли…Кино
По телевизору война.Какой-то фильм, почти что новый.Рассвет. Безмолвие. Весна.Но дрогнул ствол многодюймовый,И фронт ожил, и враг попер,Обрушилась артподготовка…Но узнаваемый актерУже приподнялся неловко.Вот он, бесстрашием гоним,Взлетел на бруствер — и по знакуМассовка двинулась за нимВ несокрушимую атаку!И вдруг, разрывом опален,Споткнулся и упал в сторонку…Но однорукий почтальонНадежно спрятал похоронку…И он воскрес! Сквозь забытье,Сквозь кровь на той траве весеннейУсталые глаза ееПоказывали путь к спасенью.Потом — завшивленный баракИ шепот о побеге скором —Недолго поглумился врагНад узнаваемым актером!Вот общий план: дорога, даль…Обратный путь, какой он длинный!Луч солнца высветил медаль,Медаль «За взятие Берлина»…А мой сосед вздохнул опять:– Ведь это ж надо так завраться!А впрочем… Правду рассказать —Недолго сердцу разорваться…Информация из-за рубежа
Читаю и опять кусаю губы:Виновники немыслимой беды —Подонки, изуверы, душегубыОпять сухими вышли из воды.А говорили: им теперь не скрыться,Кого они на помощь ни зови,Скоты, клятвопреступники, убийцыОпять живыми вышли из крови.Теперь им что? Теперь хоть небо рухни.Они уже в другом конце земли.У них – кабак национальной кухниТой нации, что чуть не извели.А мы кричим «К ответу!», полагая,Что время все расставит на места…Нет, справедливость тут нужная другая,Которая жестока и проста.Ощущение
Чудесный день! Осенний резкий светСлепит глаза и золотом, и синью.Куплю газету, пачку сигарет,Присяду, закурю… Кроссворда нет —Есть про «радиоактивную пустыню,Которой станем, если…». И от слов,Почти привычных обезуметь можно,Так человек, считая, что здоров,Прислушался к обмолвкам докторовИ осознал, что болен безнадежно!* * *
Давным-давно,в детстве, мне объяснили,что солнценеумолимо остывает и когда-нибудь —через много тысяч лет —погаснет вовсе.И тогда все сущее на Землепогибнет!По ночам я плакали мучительно фантазировал:как же уберечь солнце от угасания,а человечествоот неминуемой лютой смерти?Я с трудом успокоился,когда меня твердо заверили,будто время от временив солнце врезается огненная кометаи светило разгорается с новой силой!Теперь вечерамия всматривался в черное небо,похожее на огромный рентгеновский снимок,ища глазами хвостатую спасительницурода людского.– Не беспокойся! – смеялись взрослые. —– На твой век солнца хватит!..– А как же потом? – недоумевал я.Прошло время.Много времени…Иногда вечерами я поглядываю на небо,но уже не ищу комету-избавительницу,я просто прикидываю,какая будет завтра погодаи стоит ли выезжать с семьей на природу…А в газетах пишут,что солнце продолжает остывать,и даже быстрее,чем считалось раньше.Донской монастырь
«Она бы мне могла составить счастье!» —Какой старорежимный оборот…Нам нужно было раньше повстречаться,А может, позже… Кто тут разберет?В Донском монастыре гуляет осень,Ограды полны палою листвой.Монахов нет… Давай у гида спросим:Как дальше жить, что делать нам с тобой?И как из дней, счастливых, буйных, пестрых,Вернуться в мир постылой тишины?..Но у тебя, как у принявшей постриг,Глаза печальны и отчуждены…* * *