Но ты услышишь мой сигнал,
как радостную весть,
как люди чувствуют всегда,
что рядом кто-то есть,
что у меня (поймёшь ли ты?)
был шанс один из ста —
обнять тебя рукой листвы,
на цыпочки привстав…
* * *
Два месяца с лишним, два месяца с лишним,
как тень моя призраком бродит по стенам.
И голос мой больше в квартире не слышно,
и кажется, будто она опустела.
Взгляни: пожелтели в прихожей обои,
и двери рассохлись, что кожей обиты.
Мы ссорились здесь и мирились с тобою,
прощая и не забывая обиды.
Здесь нас в январе донимали простуды
и не было крыльев душе для полёта.
И воздух был рыхлый и вязкий, как студень,
и мягко пружинил, как жижа болота.
И мы не смогли насладиться покоем —
чего-то опять нам с тобой не хватило.
И что-то такое, и что-то такое,
что главное было, ушло из квартиры.
Всмотрись: по ночам кособокие тени
обходят берёзку и столик трёхногий.
Всмотрись: это наши с тобою потери.
Всмотрись: это наши с тобою тревоги.
Они равнодушно, с нелепым усердьем
по мягким паласам ступают неслышно,
и хваткой бульдожьей сжимают предсердье
два месяца с лишним, два месяца с лишним.
* * *
Вот он мелькает за прожелтью леса,
вот уже видится более чётко —
нагроможденье стекла и железа,
камня, что красен, как бычья печёнка.
.
Мир, что ещё добродушно-наивен
и бескорыстен, как сытая чайка,
в бусах огней, что надеты на иву, —
словно на праздник собралась сельчанка.
И как шары биллиардные, к лузе
катятся звёзды… И та, что женою
станет не мне, и волос её узел
ветер рассыплет волною ржаною.
Боже всесильный! Не надо иного
благодеяния, дай только это:
дай мне забыть её – хоть на немного!
