Королева отшельников
– Сказал, что какие-то верные люди ему донесли.
– Что?! У Николаши?! Верные люди? – Юра даже чуть побледнел. – Что-то тут не так, Олег Васильевич. Подозреваю, что информацию ему слил сам сын. И…
И их взгляды, полные опасного значения, пересеклись. Выговорить, что погибший Илья мог заказать отцу, которого не знал, свою мать, с которой вырос, язык не повернулся.
– Его надо проверить, – сказал Олег.
– Сделаем, – ответил Юрий. – Вы так и не ответили, Олег Васильевич, зачем вы поехали с ним? Как ему удалось уговорить вас поехать на знакомство с родителями невесты?
– А вот тут-то, Юра, и начинается все самое интересное.
И Олег подробно рассказал, как Николаша терзался подозрениями, что отец невесты не тот, за кого себя выдает. Что того человека, который имел то же имя, фамилию и дату рождения, он лично знал. И тот давно пропал куда-то. Куда? Оставалось только догадываться. Но без рук Гарика точно не обошлось. Так утверждал Николаша.
– Слишком много крови попортил им Пантелеев. Просто уволить его не могли. Что-то он знал.
– И он пропал.
– Да.
– Я помню этого мужика, – вдруг сказал Юра. – Он инициативный такой, деятельный.
– Невысокого роста, щуплый, с лысиной вот здесь, – ткнул себя пальцем в макушку Олег. – Я тоже его помню. Он возглавлял при мне профсоюзный комитет. Еще бы мне его не знать. Каждое рабочее утро начиналось с его визита. Я его помню.
– И что не так? Почему вы поехали?
– Потому что на фотографии теперешнего Пантелеева совершенно другой человек.
– И фотографию вам показал брат? Я правильно понял?
– Совершенно верно, Юра. И я поехал. Стало интересно. Все стало интересно. И кто такой этот человек, который выдает себя за Пантелеева? И почему именно его дочь собралась замуж за Илью Андреева? Как они познакомились, тоже стало интересно. И на физиономию Киры захотелось взглянуть. Узнать или догадаться, что она-то обо всем этом думает.
– Я вас услышал, Олег Васильевич. – Юра неожиданно резво поднялся с места, протянул руку для рукопожатия. – Я понял, с чего надо начинать. Могу приступать к работе?
– Я не знаю, что и сказать, – пожал ему руку Олег. – Платить, как раньше, не смогу. Не те доходы. Юридическая контора не завод.
– Не важно. Главное, я в деле. Главное, мне снова стало интересно просыпаться.
Олег пошел следом за ним в прихожую. Накинул на плечи теплую куртку, переобулся из тапок в ботинки. Решил проводить его до машины.
Они вышли из дома. Было прохладно, но наступление весны ощущалось во всем. Подмороженные лужи пахли по-особому. Обнажившаяся из-под снега земля задышала.
Когда Маша вернется из роддома с малышом, уже зацветут крокусы на клумбе под окном. Проклюнутся первые почки на липах, которые они посадили два года назад вокруг дома. И он сам будет возить малыша в коляске по дорожкам сада, не подпустит никого. Будет стеречь его сон, покой.
Глядя на то, как усаживается в машину Юра, он испытал неожиданное раскаяние. Зачем ему это все? Зачем он снова решил разворошить прошлое? Что ему со всего этого? Может, дать отбой бывшему помощнику? Сказать, что передумал? Что станет заниматься семьей, юридическими делами, не выходя из дома. Катать коляску по саду и слушать агуканье подрастающего ребенка.
Но вместо этого он спросил:
– Юра, ты сказал, что знаешь, с чего начинать. С чего?
– Первое, что я хочу выяснить, Олег Васильевич: кто настоял на том, чтобы знакомство с родителями невесты состоялось именно в ее доме. Не в ресторане. Не в доме Киры, а именно у Пантелеевых. А потом уже стану выяснять, кто ее папа. Полный тезка он или…
Или неизвестный человек, который воспользовался документами пропавшего много лет назад Пантелеева. Неизвестный, чья дочь вдруг свела знакомство с сыном Киры, которая приложила руку к исчезновению настоящего Пантелеева. Неизвестный, который может иметь прямое отношение к убийству в его дворе.
Кстати, а где он был в момент выстрелов? Интересно, полицию заинтересовал этот вопрос или нет?
Глава 11
Он слышал сквозь сон слабое жужжание. И даже подумал, что это комар кружит над ним, чтобы побольнее ужалить его немощное тело. Потом вдруг в голову пришла мысль, что он умер. И то, что слышит, это инструмент патологоанатома, готовящегося вскрыть его черепную коробку. Или уже вскрывает ее, не просто же так она невыносимо болит. Хотя, если он умер, то больно ему уже не должно быть.
А что, если его сочли мертвым? Подобрали на стоянке, где его газом вырубила Зойка. Подлая тварь! Подобрали и отволокли в морг. И его сейчас препарируют. Как лягушку.
– Нет. Нет, нет, я живой, – заметался Гарик, пытаясь двинуть головой, рукой, ногой.
Но не шелохнулся. Все будто окаменело. Не факт еще, что он выговорил все это вслух. Странно, но жужжание прекратилось. Раздался тяжелый вздох. И знакомый приятный голос произнес:
– Такое давление, просто ужас! Игореша, я вызову «Скорую». Они сделают укол. Тебе сразу станет легче.
Марина? Марина!
– Мне уже легко, – прошептал он.
А она услышала и возмутилась, тоже шепотом:
– Легко ему! Как же! Я едва с ума не сошла от беспокойства, когда мне позвонили.
– Кто?
– Какие-то добрые люди. Сначала вызвали неотложку. Те приехали и отказались тебя забирать. Говорят, проспится, сам уедет. В машину твою тебя закинули.
– Почему не взяли?
– Да ты весь обделанный был.
– В смысле? – Гарик – откуда силы взялись – распахнул глаза. – В каком смысле?!
– Штаны твои были насквозь. В общем, наделал ты в них, как младенец. Они сочли, что ты напился до такого состояния. Говорят, изгадит нам все. И уехали. А добрые люди нашли твой мобильник. Нашли мой номер и позвонили. И я приехала и забрала тебя.
– Ум-мм… – замычал он, стискивая зубы и снова закрывая глаза.
Такого стыда он еще в своей жизни не испытывал. У него зажгло в груди, в глазах. Захотелось, как в детстве, разреветься злыми слезами от обиды и беспомощности.
Эта подлая тварь Зойка прыснула ему в лицо дрянью такой концентрации, что он мало – вырубился, еще и в штаны наделал. И валялся возле колес своей машины гадкий, зловонный, в слюнях и говне. Лучше бы он сдох прямо там! Чтобы не испытывать такой стыд перед женщиной, с которой встречается. Которая знала его сильным, крепким, неутомимым. И красивым, если верить ей. Сам-то он к своей роже привык и не понимал, какая она – красивая или обычная.
– Найду, горло перегрызу суке. Зубами! – просипел Гарик, ощущая, как ненависть возвращает его к жизни. – Маринка… Прости! Вечно тебе со мной приходится возиться. То пьяного подберешь, то сраного. Ну, сука! Ну, Зоя! Машина моя где?
– Возле дома моего стоит. Я на ней тебя везла.
– Там на заднем сиденье папка с документами была. Цела? Или эта скотина забрала?
– Цела твоя папка. Ее уже Кира Сергеевна забрала.
– Ты знаешь Киру? – изумился Гарик, рассматривая Марину из-под полуопущенных ресниц.
– Нет. Не знаю. Она так представилась. Была здесь.
– И видела меня таким… – Он снова застонал, заскрипел зубами.
– Нет, нет, не видела. Я успела тебя уже помыть. Переодеть. И в кроватку уложить. Я с тобой надорвусь скоро, Игореша.
Марина поправила на нем одеяло. Наклонилась. Нежно поцеловала в щеку. От нее пахло ванилью и корицей. Что-то стряпала.
– Она едва на тебя взглянула, когда вошла. Папку забрала и уехала.
– Как она узнала, что я здесь?
– Я сообщила. Она звонила, звонила. Раз пятьдесят, наверное. Я не выдержала и ответила. Рассказала все и назвала адрес. Она приехала. Забрала папку и уехала.
– Одна была?
– Нет, с каким-то лобастым охранником.
Охранника приставил к ней Гарик. Выбрал из всех, что состояли в штате, самого сильного, самого хитрого, самого осторожного. Дурак, наверное, что так сделал. Парень запросто подсидит его и сменит возле Киры.
А и черт с ними! Он сам собрался уходить. И Кира обещала. Последнее дело, сказала, и уходи. Может, потом этот самый парень будет ловить его в оптический прицел, чтобы он «ушел» навсегда.
Нет, вряд ли. Этот убить не способен. Гарик хорошо изучил его личное дело. Малый не убийца.
– Ты покушать хочешь, Игореша?
Марина снова наклонилась к нему, обдавая сладким ароматом. Может, духи сменила? Может, и не пекла она ничего? А какая разница? Главное, ему нравится, как она пахнет. И вообще она вся ему нравится. И не будь он таким настырным и верным, поступил бы, как подлая тварь Зойка. Собрал свои вещички и скрылся. Вместе с Маринкой. Обосновался где-нибудь поближе к экватору, чтобы на зимних пальто и сапогах экономить. И жил бы себе припеваючи среди пальм и чайных плантаций. Он однажды видел рекламный ролик про такие места. Ему жутко понравилось. И еще подумал тогда, что прожил свою жизнь как-то некрасиво, без шика и настоящего удовольствия.
– Поедешь со мной, Марин? – поймал он ее за руку, когда она выпрямилась и собралась уйти из спальни.
– Поеду, – быстро ответила она, даже не спросив куда. – Вот поставлю тебя на ноги, и поедем. Через недельку.
– Нет. Не так скоро. Мне надо это дело закрыть.
– Сначала ты дело закроешь, а потом и тебя закроют, – опечалилась она тут же. – Но я все время буду рядом, Игореша. Всегда.
Гарик глянул в ее глаза, смотревшие печально, искренне. И не стал ничего ей обещать. Он мог соврать. А ей врать не хотелось. Он с трудом приподнялся на локтях.
– Помоги мне встать. В ванную хочу.
Она безропотно помогла ему дойти до ванной. Там помогла принять душ. Обтерла. Одела в его халат, который купила ему в подарок и который он так и не забрал себе домой. Повела в кухню. Усадила на диван в подушки. И полчаса кормила с ложечки. Его тошнило, воротило от еды, которую она ему совала, но он послушно ел. Маринка сказала, что полезно, что здорово восстанавливает. Он поверил и ел.
– Может, вызвать все же «Скорую»?
– Нет, – ответил Гарик уже тверже. – Мне лучше. Телефон мой принеси.
Марина ушла и вернулась с его телефоном. Кира ответила мгновенно.
– Оклемался? – спросила она, не поздоровавшись.
– Так точно. Уже бодрячком.
Голос все же его подвел. Кира не поверила и посоветовала отлежаться.
– Успеешь, наскачешься. Чем же она тебе в морду брызнула? Это не перцовая дрянь, которую на каждом углу купить можно.
– Нет. Это вещь серьезная. Я почти издох.
– Расслабился, – упрекнула тут же Кира. – Зажирел без дела. Потому и Илью не уберег. И себя.
– Виноват.
Он принялся кусать губы, сделал Марине знак уйти. Очень ему не хотелось, чтобы она слышала, как он оправдывается.
– Ты совершаешь ошибки, Гарик, – повысила голос Кира Сергеевна и громко стукнула чем-то, возможно, костылем об пол. – Одну за другой! В чем дело, спрашиваю я тебя?
– Вы правы, Кира Сергеевна. Я расслабился. Исправлюсь.
Ему даже удалось сесть ровнее, удалось напрячь мышцы. Хотя еще час назад чувствовал себя трупом.
– А что ты собрался исправлять, друг мой?! – Она уже орала. – Илью вернуть с того света сможешь?! Или, может, Зойку найдешь?
– Найду.
– Ага! Как же! – фыркнула Кира уже тише. – Она из страны слиняла. Она пересекла границу. На машине. Укатила в бывшую союзную республику. Думаю, оттуда рванет еще через одну границу. И где ты станешь ее искать?
Он промолчал. Кира сейчас его не услышит. И все заверения сочтет оправдательным лепетом. А он, в самом деле, знал, где искать Зойку. Вот как только Кира сказала, что Зоя пересекла границу бывшей союзной республики, так сразу и понял, куда она путь держит.
Эта жирная дура думает, что обхитрила всех. Что сможет спрятаться на родине своего отца, о котором никто не знал. Никто, кроме Гарика. Это он сейчас превратился в развалину, стал много и часто пить, а раньше, когда набирался штат на завод к Кире, он был молодым и деятельным. И пробивал каждого человечка до тринадцатого колена.
Зою он проверял особенно тщательно. И не поверил ни единой строчке в ее анкете. Ни единому прочерку. И нашел сведения и о ее отце, и о его сестрах. И даже однажды узнал, что Зоя говорила по телефону с одной из них. И позже выяснил, где именно живет эта женщина. Просто так. Из спортивного интереса.
Только туда направила свои стопы подлая Зоя. Только там надеется спрятаться. Ничего. Его визит будет для нее полной неожиданностью. И он заставит эту гадину жрать свои кишки, когда приедет. Он ее…
– Ты знаешь? – ахнула Кира, сразу угадав его молчание.
– Да.
Он ответил коротко и отрывисто. Как раньше. И она сразу поверила, что все именно так.
– Ладно, ее на потом. Сейчас не об этом.
– Слушаю, Кира Сергеевна.
– Бумаги ты видел?
– Да. Я сам забирал их из архива. Полистал. Потому и к Зойке поехал. Вопросов много к ней появилось.
– Например? – хмыкнула Кира.
– Например, как так вышло, что в архивных документах на личной карточке и копии пропуска Пантелеева фото другое? Не того Пантелеева, которого мы знали, а того, который чуть не стал вашим родственником. Причем вся эта лажа там давно. Карточки и бумаги пожелтеть успели.
– Считаешь, Зойка в теме?
– Сначала так не считал. Хотел просто поговорить. Хотел спросить, кого из своих сотрудниц того времени она может подозревать в подлоге. С тем к ней и приехал. А когда увидел, что она бежать собралась, стал думать иначе.
– Если сразу, как приехал к ее дому, ее заподозрил, чего же рожу свою так подставил, Гарик? – Кира выругалась по-мужски. – Совсем страх потерял! Ты понимаешь, что творится, понимаешь?!
– Пока не особенно, – признался он.
А что, врать ей? Что он весь из себя Пинкертон и все с лету прочувствовал?
– Я не вижу мотива. Илью убивать было не за что. Вас тоже. Все в прошлом. За что?
– А если месть?
– Двадцать с лишним лет ждать, чтобы отомстить?
– Да, знаю, ты в такие сказки не веришь. А что, если кто-то думает иначе? Не привык по горячим следам, как ты?
Гарик чуть расслабился. Кира снова стала говорить с ним, как прежде. Ждала совета. Ждала действий. Его промах прощен. И он решил немного побаловать ее информацией.
– Там был Николаша.
– Что? Где был? Бр-рр, ты меня запутал? У Зойкиного дома?
– Нет. Он был там, – с нажимом на последнем слове произнес Гарик.
Кира охнула и надолго замолчала. А он жмурился от удовольствия. Ну вот, все и вернулось на круги своя. Он снова сказал свое авторитетное слово. И сказал вовремя.
– Что он там делал? – пропыхтела Кира и застучала костылем в пол. – Какого черта ему там было нужно?
– Спросим, – ответил Гарик опасным голосом, не сулящим Николаше добра.
– Он один там был?
– Нет.
– С кем?
Он почти увидел, как она приподняла толстый зад от сиденья. Выдержал приличную паузу. А потом произнес:
– Николашу привез его двоюродный брат.
– Иванов… – просипела Кира. – Он… Он там был?! Сука! Сука! Это он! Он, ты понимаешь?!
– Будем выяснять, Кира Сергеевна.
– Да что тут выяснять, Гарик! И так все ясно! Все предельно ясно. Он решил вернуть завод!
Она сипела, задыхалась, сквернословила так, что портовый грузчик покраснел бы от стыда. Выдохлась через десять минут. Гарик специально засек.
– Он решил вернуть свой завод, – закончила она тихо и вдруг заплакала. – Он ждал долго. И теперь нанес удар. Я… Я хочу его наказать, Гарик. Кажется, его жена вот-вот родит.
А она неплохо осведомлена о жизни своих давних врагов. Он был неприятно поражен. Кто же снабжает ее сведениями, интересно? Он сам ей об Иванове ничего такого не говорил, хотя и знал, что его молодая жена беременна долгожданным наследником. И зовут ее, кажется, Маша.
– Кажется, он долго ждал этого ребенка, – продолжала говорить Кира. – Ну что же, мы сделаем так, чтобы этот ребенок… Так же как и мой… И ты это сделаешь, Гарик!
Он даже не успел сказать ей «нет», как она бросила трубку.
Она же знала, что он никогда не трогал женщин и детей. Знала, что была черта, через которую он не смел перешагнуть. И приказала. Почему? Не потому ли, что все же списала его со счетов? Решила напоследок его руками сделать самую страшную, самую грязную работу. А потом от него избавиться.
– Ну, это мы еще поглядим, – произнес он, постукивая телефоном себе по виску. – Это мы еще поглядим, Кира Сергеевна.
– Ты меня звал? – в кухню сунулась Марина.
– Звал, – соврал он с улыбкой и постучал ладонью рядом с собой по дивану. – Иди ко мне.
Она села, прижалась. Вздохнула со странным всхлипом. Такая теплая, живая, надежная.
– Мы уедем, Маринка. Обязательно уедем. Но после того…
– Как ты закроешь дело. Я поняла. И когда накажешь тех, кто это сделал.
– Не стану я ничего закрывать, – вдруг решил он. – И наказывать никого не стану. Хватит! Как только я пойму, кто убил Илью, мы уедем.
– А это так важно для тебя?
– Дело чести, малыш. Я должен узнать, кто посмел…
Глава 12
– В общем, так… – Эва застыла у доски, на которой были развешены фотографии фигурантов громкого убийства. – У нас есть пострадавшая – мать погибшего – Андреева Кира Сергеевна. Которая считает, что именно в нее целился киллер. Целился – и не попал.
– Нелепо звучит, – подал голос Макашов со своего рабочего места.
– Совершенно верно. Похоже, что оружие попало в руки к новичку. Но! Оружие высокого класса точности. Дорогое. Это первый вопрос, который не дает мне покоя. – Эва подхватила со стола свой остывший кофе, глотнула, снова поставила чашку обратно. – Какой дурак, не умея толком стрелять, станет копить деньги, покупать дорогое ружье для выполнения акта возмездия? Не вяжется?
– Не вяжется. Какие мысли?
– Такие, что вся эта стрельба – это какая-то инсценировка.
– Думаешь, что хотели просто попугать? А парень все испортил, закрыв мать собой? Не пригнулся, не спрятался за колесом, не попытался ее уложить на землю, а глупо встал на линии огня. Или был уверен, что в него стрелять не станут?
– Думаете, он решил попугать мать? Потому что достала?
– В каком смысле достала?
– Я тут была на заводе. Переговорила с огромным количеством сотрудников.
– И?
– Мнения неоднозначные. Кто называет его щенком, решившим, что ему все позволено. Кто считает, что за ним было бы будущее, не погибни он так нелепо.
– А что, прости, позволено? – зацепился Макашов.
И вот тут капитан Эвелина Янсонс сделала хитрое-прехитрое лицо. Глотком допила никуда не годившийся кофе. Поморщилась. Бросилась заново заряжать кофейную машину. И только после этого коротко доложила:
– Он готовил переворот.
– Что, что, что?!
– Он хотел полностью отстранить мать от управления заводом.
– Так она вроде и сама…
– Да нет, Петрович. Ничего она не сама. Все она по-прежнему контролировала. Ни одно решение не принималось без нее. Илья порой, как мальчик на побегушках, летел домой, чтобы она подписала документы. И это ему…
– Не нравилось, – закончил за нее Макашов. И, вытянув шею, заглянул на подоконник. – Ты мне кофе делаешь?
– Так точно, – улыбнулась она. – И да, товарищ майор. Ему это страшно не нравилось. Илья с ней открыто не конфликтовал, но зубы, со слов очевидцев, у него порой скрипели. И что-то он затевал. Что именно? Никто не знает. Но он пошел наперекор ей в вопросах строительства последнего объекта. Она не хотела ввязываться, а он заключил договор. И даже, по слухам, вложил туда свои собственные средства.
– Кира Сергеевна узнала?
– А как же!
– И как отреагировала?
– Кто же скажет, Петрович! – Эва мотнула головой, с удовольствием жмурясь, отпила пару глоточков из своей чашки. – Все молчат. Потому что – что? Правильно! Потому что ее боятся. Не забыли еще лихие девяностые, как она по трупам шла. Как завод вот у этого гражданина отжала.
И изящная рука Эвелины потянулась в сторону фотографии Олега Иванова.
– Олег Васильевич Иванов. Сорок девять лет. Обеспечен. Элегантен, женат на прекрасной молодой женщине Марии, – продекламировала, будто читала с листа, Эва. – В настоящий момент ждут прибавления в семействе. Долгожданного! По имеющейся информации давно прекратил всяческую вражду с Кирой Андреевой. Живет на доходы от принадлежащей ему юридической конторы. Преуспевающей. Сам с некоторых пор работает дома. Выезжает только на судебные процессы. Но в кабинет свой в конторе никого не впустил. Стоит закрытым.
– И чем тебя привлек этот персонаж?
– Не думаю, что он простил Андреевой рейдерский захват своего предприятия.
– Эва! Двадцать с лишним лет прошло! Точнее – почти тридцать! Я не верю… Спасибо. – Макашов благодарно улыбнулся, принимая из ее рук свою чашку с кофе. – Я не верю, что человек, который собирается стать отцом, впервые в таком возрасте, вдруг ввяжется в войну с этой женщиной. Зачем? Сейчас зачем?
– Деньги.
Эва пристально вглядывалась в фотографию Иванова.
Породистое лицо. Красивое. Интеллигентное. Шикарная шевелюра. Красиво пострижен. Модно одет. Он привык к уважению. К достатку.
– Деньги, – снова повторила она и погрозила снимку Иванова пальцем. – Ему сорок девять лет. И у него вот-вот родится ребенок. Наверняка Иванову страшно за его будущее. Наверняка хочется обеспечить ему безбедное существование на долгие годы. Да и самому не побираться. Пенсия не за горами. Может подвести здоровье. Признайся, Петрович, с годами страх остаться нищим в старости сильнее?
То, что она его записала в старики, вдруг оскорбило. Он не считал себя старым. Он еще полон сил. Особенно в последнее время. Особенно после того, как она появилась в его отделе.
Стал заниматься по утрам с гантелями, которые уже лет пять пылились в углу. Со следующей недели собрался выйти на пробежку. Да и рубашки вдруг принялся гладить с вечера, закинув все свитера и водолазки в дальний угол шкафа. Бриться начал каждое утро, а не раз в два дня.
Для нее, не для нее – не важно. Главное, что стариком он себя не ощущал.
– Я не знаю, – ответил он, уткнувшись взглядом в стол. – Я богатым никогда не был. Да и детей маленьких у меня нет. Да уже и не будет.
– Да? Почему? – Светлые ресницы Эвы заметались вверх-вниз. – А если ты вдруг снова женишься? На молодой? И она захочет ребенка.
– Исключено, – фыркнул он, повеселев. – Если только на пожилой женщине. Тридцати пяти-тридцати восьми лет примерно.
Эве было тридцать пять.
– Женщина пожилая? – ахнула она, ее высокие скулы покраснели. – Стало быть, я пожилая женщина?
– Ну да.
Она молчала почти минуту, потом звонко рассмеялась и погрозила ему пальцем.
– Один – один, Петрович! Извини. Вышло не очень, согласна. Я не считаю тебя стариком.
– А я тебя пожилой женщиной.
И они рассмеялись уже вместе.
Оборвала веселье первой Эва. Допила кофе. Убрала чашку себе в стол. Она не позволяла уборщице мыть ее. Снова уставилась на портрет Иванова.
– Как ни крути, но у него был мотив. Деньги. Это самый сильный мотив. Даже сильнее ненависти.
– Хорошо. Это у нас получается вторая версия. Первая: сын, уставший от матери и решивший ее попугать. Но что-то пошло не так. И он по неосторожности угодил под пули.
– Да.
– Вторая: Иванов. Он давний враг Киры Сергеевны. И ему сейчас нужны деньги.
– Да. Третья?
– Третья: отец невесты. Который, по утверждениям гражданина Новикова – ярого сторонника восстановления справедливости, проживает под чужим именем с чужими документами. Кстати, проверили его?
– Да. Вроде бы все чисто. Мы ему даже пальцы откатали. По базе не проходит. К слову, того самого Пантелеева, который будто бы пропал много лет назад, тоже нет в нашей базе.
– Поэтому установить, тот это человек или нет, не представляется возможным, – резюмировал Макашов. – Родственников нет ни у того, который пропал, ни у этого?
– Нет.
– Жена теперешнего Пантелеева умерла давно.
– Совершенно верно. – И поймав недоверчивый взгляд майора, Эва затараторила: – Всё проверили. И справку о смерти жены. И место захоронения. И даже роддом, где родилась Лада Пантелеева. Все чисто. Жду ответа из архива паспортного стола. Там-то фото настоящего Пантелеева должно точно быть.
– А что тебе не нравится? Я же вижу, что тебя-то коробит. Что?
Он уже научился ее немного понимать. И то, что он про нее понимал, ему жутко нравилось. Она была правильной, честной, цельной, независимой. Она была как драгоценный камень, не желавший попасть в оправу, пусть даже и самую красивую и дорогую.
– Что мне не нравится? – Эва перевела взгляд на портреты Пантелеева и его дочери. – Все как-то слишком чисто, Петрович. Чрезвычайно чисто. Такое ощущение, что эти люди появились из ниоткуда после жесточайшей зачистки. С прекрасной легендой, правдивость которой проверить не представляется возможным. Я и так, и так. Все чисто. И всех друзей ее проверила в институте. И в зал, куда она ходит тренироваться, я ходила. Там поспрашивала. Безупречная репутация у девушки.