Ниачом и абафсём. Сказки без названия
– Этот голос мне знаком, – поигрывая ножиком, сказала Принцесса.
– Разумеется, – из травы выполз змееподобный гражданин. – Я Его Высочество лечил от неуемного пристрастия к фрейлинам и алкогольным напиткам.
– И не сильно преуспели, надо сказать, – лучезарно улыбнулась Принцесса.
– В этом нет его вины, – высунул голову из пещеры Дракон. – Его высочество никогда не считал свои пристрастия проблемой. Это у окружающих были проблемы с его пристрастиями. Вот и вызвали Психо-дел-Мастера. Его в погребах не пои, дай покопаться в чужой внутренней природе.
– Хотите поговорить? – услужливо выгнулся змееподобный.
– Нет, – зевнул Дракон.
– А я вот очень хочу, ибо разрабатываю новую программу психологической помощи, основанной на опыте мифических существ. Опросил уже пару упырей, русалку, семейство домовых, девяносто голов стоглавой гидры, хвост уробороса и кота шредингера.
– И что же, все ответили? – поинтересовалась Принцесса.
– Даже слушать не стали, – вздохнул Психо-дел-Мастер, – сказали, что живут в гармонии со своей внутренней природой и проблем не испытывают. А как достигают этой самой гармонии, сообщать отказались.
– Не повезло.
Принцесса поставила корзину с грибами на землю перед драконьей мордой. Тот принялся энергично жевать.
– После неудачи с Его Высочеством моя репутация сильно пострадала, – умоляюще сложил руки змееподобный. – Люди и другие сущности больше не хотят пускать меня к себе в голову. А я без этого не могу. Прям как стервятник без падали. Чахну. Начинаются проблемы с внутренней природой. Раздражительность, равнодушие, упадок, депрессия.
– Хмммм… – задумчиво проговорил Дракон. – Если я чувствую нечто подобное, то иду искать героя и договариваюсь с ним к обоюдному удовольствию.
– Каким образом? – заинтересовался Психо-дел-Мастер, доставая из кармана пухлый блокнот и огрызок карандаша.
– Видите ли, все герои хотят быть не просто живыми, а еще красивыми, здоровыми и с конечностями, – пояснил Дракон. – При этом победителями и персонажами из летописей. Не говоря уже о том, что если в одном случае из миллиарда повезет убить дракона, тащить вещественные доказательства его кончины за тридевять земель весьма затруднительно.
– Понял, – кивнул Психо —дел-Мастер. – Герой седлает дракона и летит в какое-нибудь королевство за славой, денежным вознаграждением и удачной женитьбой.
– Именно, – подтвердил Дракон.
– А какова выгода дракона? – склонил голову Психо-дел-Мастер.
– Во всех отношениях приятная, – ответил Дракон. – Правитель королевства обязательно на всю башку деспот, нормальному человеку в голову не придет призывать к убийству невинного мифического животного. При виде дракона он впадает в экстаз, приятно ведь, что такое огромное грозное создание вдруг оказалось трусливым уёбищем. Он приказывает заковать животное в цепи. Всячески унижает, обижает и выставляет на показ при каждом удобном случае. Не бесплатно, естественно. Дракон мужественно терпит лишения, тем более, обязательно найдется сердобольная девственница, стремящаяся облегчить страдания несчастного. У правителя, меж тем, постепенно сносит голову от власти над безответным существом, и пытки его, вкупе с моральными издевательствами, становятся все изощреннее и гаже. Апофеозом беспредела – циничное убийство сочувствующей животному девственницы. Дракон получает ментальный хаос, из которого впоследствии родится порядок.
– Замечательно! – Затряс лапу Дракону в благодарном рукопожатии Психо-дел-Мастер. – Я назову программу «До последней черты». Через страдания к счастью.
Он подхватил блокнот, съел карандаш и убежал.
– Никогда не дослушают до конца, – пожаловался Дракон Принцессе. – Все это лишь прелюдия. Для того, чтобы поэффектней сорваться с цепи, вытоптать поля, до полусмерти напугать девственниц и откусить голову правителю.
– К чему такие сложности? – скрутила джойнт Принцесса.
– Должна быть история, – ответил Дракон. – Мотивация, чтобы поля топтать и все остальное. Иначе скучно. И никакой гармонии с внутренней природой.
– Еще грибов? – спросила Принцесса, выдыхая сладковатый дым в небо.
– Пожалуй, – согласился Дракон.
Иван Иванович
29 эпизодов
1
Иван Иванович стоял на берегу затянутого ряской болотца и прикидывал, выдержит ли его шаткий деревянный мостик. Напротив темнели остроконечные крыши. В наступающих сумерках они казались горными вершинами.
– Не ходи туда, – зловеще зашептал в камышах ветер, – или утащит тебя болотный упырь.
– Любопытно… – пробормотал Иван Иванович, – упырь это интересно.
– Да что ты говоришь!
Камыши зашуршали, взволновались, и к ногам Ивана Ивановича выкатилось скользкое жабоподобное существо размером чуть больше кошки.
– Знаешь, почему меня упырем называют?
– Нет, – признался Иван Иванович, разглядывая упыря.
Бородавчатая кожа, перепончатые лапы и внимательные, цвета распутной кувшинки, круглые глаза.
– Потому что я упертый. Вот упрусь, как баран, и все тут. До конца буду на своем стоять. Еще упырять могу до обморока, если что.
– В смысле, крови выпить? – поинтересовался Иван Иванович.
– В смысле, длинным и острым предметом, – усмехнулся упырь.
– Ты меня не пугай, – строго сказал Иван Иванович, – я с дедом Пихто знаком, слыхал про такого? Вот он любитель пихтов напихать до смерти. А меня не трогает, потому что я к нему с уважением. К тебе, между прочим, тоже.
– Ооооо, – уважительно протянул упырь, – это все меняет. Раз Пихто принципами поступился, то и я могу. Ты зачем сюда приперся?
– Да низачем, просто шел мимо. Теперь хочу посмотреть, что на том берегу.
– Нет там ничего. Деревня заброшеная. Ты лучше днем приходи, а то они скоро проснутся и стенать примутся.
– Кто? – удивился Иван Иванович.
– Дома, – махнул в сторону острых крыш упырь. – И, главное, жалобно так, надрывно, каждую ночь слушаю и рыдаю.
– Никогда не думал, что дома так умеют.
– Откуда тебе? Ваши городские бетонки в вечном анабиозе пребывают.
Упырь помолчал, потом протянул Ивану Ивановичу холодную скользкую лапу.
– Пойдем, увидишь сам.
Иван Иванович шагнул было на мостик, но упырь дернул его за руку:
– Вброд перейдем. Я в середину моста гнилых бревен положил. Как раз над зыбучей трясиной. Чтобы не шлялись кто попало.
– А много шляется?
– Да нет… ты первый.
В наступающей ночи Иван Иванович вдруг услышал стон. Скорбный и тоскливый. Упырь тихонько заскулил.
– Что с ними случилось? – спросил Иван Иванович, чувствуя, что хочет выть от тоски.
– Перейдем, расскажу, – ответил упырь, увлекая Ивана Ивановича за собой в болото. – Тут не глубоко, тебе по колено, а я переплыву.
Он нырнул в вязкую жижу. Иван Иванович вздохнул и пошел следом.
На берегу его встретили темные силуэты стоящих в ряд домов и умывающийся на кошачий манер, упырь.
– Их осталось всего семь, – сказал упырь.
Его глаза светились в темноте желтым и были похожи на две маленькие луны.
– Они оплакивают ушедших. Слушай, что я тебе расскажу. Когда человек строит себе дом, то отдает ему часть себя. Потом в нем живут его дети и дети их детей. Они любят его, заботятся, и дом живет. Ночами на чердаке шушукаются старые вещи, скрипят ступеньки, ветер флиртует с оконными рамами, домовой гнездо свивает, ну и всякое такое. Иногда люди оставляют свои дома насовсем и уходят. Тогда дома снимаются с насиженного места и улетают.
– А почему эти не улетели?
– Они не могут. Помнишь песенку «Гном и дом»?
– Гном приходит, дома нет, дом приходит гнома нет, – напел Иван Иванович.
– Типа того, – усмехнулся упырь. – На самом деле, дома узнавали, что могут летать только тогда, когда люди их покидали. Но один гном просветил свой дом на этот счет и отпускал полетать во время своих отлучек. Все было хорошо, только однажды дом не вернулся. Поговаривали, что он улетел со стаей брошенных домов. Гном погоревал, построил новый и привязал его к баобабу.
– Как к баобабу?
– Веревкой. Чтобы не улетел. Другие, глядя на него, тоже так стали делать. С тех пор дома и не летают.
– Как ужасно, – прошептал Иван Иванович. – Они стоят здесь долгие годы, рассыпаясь в прах, без всякой надежды.
– Точно, – всхлипнул упырь. – Все веревки ведут к баобабу. Найти бы его и отвязать их. Только я далеко не уйду, мне без болота никак. Усохнуть могу.
– Если на одном конце веревки баобаб, а на другом дом, надо отвязать тот, который к дому привязан. Это проще, чем баобаб искать, – сказал Иван Иванович.
– Я в погреба не полезу, – замахал лапами упырь.
– Не лезь, – пожал плечами Иван Иванович. – Посветить хоть сможешь? Вон глазищи как горят.
Упырь помялся немного и согласился.
Иван Иванович медленно пошел вдоль домов. Ему казалось, что они наблюдают и перешептываются за его спиной. Упырь вцепился в рукав куртки Ивана Ивановича.
– Ты уверен, что в погребах?
– Поверху ведь не протянешь, далеко, баобабы в наших краях не растут.
– Понятно…
Иван Иванович остановился у покосившейся двери. Она открылась, скрипя ржавыми петлями.
Глаза упыря бегали по стенам, как два карманных фонарика. Иван Иванович спустился в погреб. Веревка, привязавшая дом к далекому баобабу, оказалась крепкой и с хитрым узлом.
– Нож нужен, – крикнул Иван Иванович.
– Где ж я его найду? – отозвался упырь.
– Ну, пошарь там. Или спускайся, перегрызешь. У тебя зубы острые?
– Как у бобра, – похвастался упырь. – Только я боюсь. Глубоко.
– А ты представь, будто в болото ныряешь родное, – посоветовал Иван Иванович. – Я тебя поймаю, только глаза не закрывай.
Упырь долго возился и сопел наверху, прежде чем прыгнуть.
– Лестницу ты, конечно, не заметил.
У Ивана Ивановича было ощущение, будто он прижимает к себе большой кусок мокрого мыла.
– Сам сказал, поймаешь.
Упырь соскользнул на землю. Зубы у него действительно оказались острые.
Когда была перегрызена последняя веревка, Иван Иванович с упырем выбрались наружу. Над их головами зажигались звезды и всходила луна. Дома вдруг встрепенулись, оторвались от земли и плавно поднялись в воздух.
– Курлычут, – умилился упырь, – чисто журавли.
Иван Иванович смотрел, как дома ровным клином летят все выше, взмахивая крышами, словно крыльями. Когда они скрылись из виду, он попрощался с упырем и пошел дальше, обещав при встрече передать привет деду Пихто.
2
Иван Иванович, беспечно насвистывая, шел через лес. Темные нависшие кроны не пугали его, равно как не пугал приближающийся надсадный волчий вой. Иван Иванович знал, с людьми договориться сложнее, поэтому не боялся. Вой становился все ближе и громче.
Под деревом, наполовину скрытый искареженными зимней наледью ветками, сидел волк. Худой, матерый и очень одинокий.
– Хреново? – спросил Иван Иванович, заходя сбоку.
– Не то слово, – ответил волк и завыл.
– Я думал, волки воют на луну, – сказал Иван Иванович, – а сейчас вроде день.
Он присел на корточки и заглянул зверю в глаза. Тот подобрался, оскалив желтые поломанные клыки.
– Я вообще-то не совсем волк, я пес. Проходил бы ты мимо, мужик, вдруг укушу ненароком.
– А можно я тоже? – Иван Иванович привалился к дереву напротив. – Повою…
– Не вопрос, – равнодушно откликнулся зверь. – Хотя, будешь выглядеть идиотом.
– А мне не важно, – улыбнулся Иван Иванович. – Просто хочется…
– Не боишься? – ощерился волк.
– Идиотом выглядеть? – спросил Иван Иванович. – Нет. Да и вообще…
– Зачем тогда тебе выть? – волк почесал за ухом. – Коли не боишься ничего?
– Бывает, – пожал плечами Иван Иванович, – когда тоскливо…
– Странный ты. И на людей не похож.
– Почему не похож? – Иван Иванович достал сигарету. – Такой же, как и все. Руки, ноги, голова.
– Нет, – ответил волк, – я людей знаю. Я жил с человеком.
– Ну и как? – Иван Иванович выдохнул в кроны дымное кольцо.
– Хорошо… – волк прикрыл глаза. – Только недолго. Однажды приехала машина с красным крестом на боку и увезла его. А я ждал. И жду до сих пор.
– Не хочу тебя расстраивать, – вздохнул Иван Иванович, – но он вряд ли вернется.
– Я знаю! Чувствую! – рявкнул волк. – Извини…
– Знаешь, – Иван Иванович глубоко затянулся сигаретой, достал из кармана фляжку и отхлебнул, – давно, в детстве еще, я подобрал на улице щенка, принес домой, а отец сказал, что это большая ответственность. И что я не справлюсь. Потому что маленький. А ему не нужно… У него и так есть за что отвечать. Он взял щенка и отнес обратно. Я не мог ничего сделать. Просто плакал всю ночь, пока не заснул.
– И что потом? – поинтересовался волк.
– Проснулся. Решил, что стану самым ответственным в мире, и всем докажу…
– Что докажешь?
– Не знаю. Я ведь так и не сумел…
– Ты куда идешь? – спросил волк.
– Просто иду, – Иван Иванович протянул руку. – Можно я тебя поглажу?
– Можно, – волк наклонил косматую голову, – только у меня блохи.
– Думаю, они не будут возражать.
– Я с тобой пойду. Просто рядом. Не бойся, отвечать за меня не надо.
– Твой выбор, – сказал Иван Иванович.
Иван Иванович шел по пыльной дороге, волк трусил следом. Ему больше не хотелось выть без луны.
3
Иван Иванович прилег на траву и закурил, глядя в небо. Прошедший мимо бодрый почтальон проворчал что-то про «на дороге валяются» и, достав из новенькой сумки белый конверт, без сожаления выкинул в канаву.
– Эй! – окликнул Иван Иванович удаляющуюся форменную спину. – Письмецо потеряли!
– Отвали, бомжара, – скорчил брезгливую гримасу почтальон, продолжая свой путь.
Иван Иванович наклонился поднять конверт. На нем не было марки и адреса получателя. Лишь две буквы. Е. С. Иван Иванович не читал чужих писем. Он запомнил адрес отправителя и спрятал письмо в карман. Докурил и пошел вперед.
У линялых дверей покосившегося дома он остановился и позвонил в звонок.
– Открыто! – ответили ему хриплым голосом.
– Извините, – Иван Иванович открыл дверь и оказался в прохладном полумраке комнаты. – Я вам письмо принес.
– Счета… Бросьте где-нибудь, – у стены в инвалидном кресле сидел пожилой мужчина.
– Нет, это ваше письмо. Почтальон выкинул его в канаву. Вы забыли наклеить марку и указать адрес получателя.
– Не забыл, – усмехнулся человек. – Я не знаю адреса. Хотите выпить?
– Пожалуй… – кивнул Иван Иванович.
– Бар в соседней комнате, – махнул рукой человек, – а мне плесните водки, ежели не затруднит.
– Не затруднит, – улыбнулся Иван Иванович, протягивая хозяину дома стакан.
– Гадость какая… – мужчина сделал осторожный глоток и поморщился. – Вообще-то предпочитаю бурбон, но он закончился.
Иван Иванович крутил в руках свой стакан, не решаясь задать вопрос.
– Вы, наверное, думаете, я выжил из ума, – спросил человек, – раз пишу неизвестно кому неизвестно куда?
– Да нет, – ответил Иван Иванович, – не думаю. Раз пишите, значит, есть причина. Просто письмо ваше не дойдет. Почтальон ведь не волшебник.
– Это неважно… – мужчина отхлебнул еще водки. – Я уже много лет пишу ей письма. И буду писать… привык, наверное…
– Кто она? – спросил Иван Иванович.
– Да я и не знаю толком. Однажды она пришла ко мне в дом и осталась. Потом ушла. Так же внезапно, как и появилась. А я пишу эти письма, потому что не могу забыть ее, да и не хочу.
Ивану Ивановичу стало грустно. Он вздохнул, одним махом выпил стакан и взял в руки конверт.
– Знаете что, – сказал он, – я доставлю ваше письмо. Вдруг она ждет?
– А вы сможете? – с надеждой спросил человек.
– Я много чего могу, – улыбнулся Иван Иванович. – Почти все. Если хочу.
– Тогда удачи вам, – шепнул человек.
Иван Иванович знал, что шансы встретить загадочную женщину ничтожно малы. Но все таки есть. Просто нужно идти по дороге.
В старом доме над листом бумаги склонился пожилой человек в инвалидном кресле. Он снова писал письмо. Чтобы почувствовать себя живым.
4
Мелкий осенний дождик, серенькое небо и грустные листья наводили Ивана Ивановича на размышления о горячем чае. Он пришел в этот город на рассвете. Узенькие улочки и прижавшиеся друг к другу аккуратные «пряничные» домики с флюгерами на черепичных крышах еще не проснулись. Иван Иванович брел, не обращая внимания на промокшую одежду. Иногда он протягивал руку, приглашая холодные дождевые капли на ладонь. Когда набиралось достаточно, он пил их, немного согретых, и озноб ненадолго отступал.
Вдруг Иван Иванович услышал нежный перезвон колокольчика. Дверь одного домика приоткрылась.
– Вы промокли, – раздался участливый женский голос, – не хотите выпить чаю?
– Я бы рад, – улыбнулся Иван Иванович, – но мне нечем вам заплатить.
– Какие пустяки! Заходите скорее.
Иван Иванович решил, что отказывать невежливо, особенно женщине.
В маленькой комнатке было уютно, потрескивали дрова в камине, и седенькая юркая старушка наливала в глиняную кружку дымящийся ароматный чай.
Иван Иванович присел поближе к огню, с наслаждением сделал глоток и почувствовал, как возвращаются силы идти дальше.
– Дед моего покойного мужа владел этой чайной, – сказала старушка. – Он никогда не брал плату с путников. А в нашей семье всегда чтили традиции.
– Спасибо вам, – ответил Иван Иванович. – Традиции, особенно такие, большая редкость. Но я все же хотел бы отблагодарить вас. Я ведь почти все могу.
Старушка покачала головой.
– Мне ничего не нужно. Я прожила счастливую жизнь. Хотя… – она указала Ивану Ивановичу на противоположную стену, – видите чайники?
– Да, – кивнул Иван Иванович, – очень необычные. И такие разные. Вы их сами делаете?
– Нет, – ответила старушка, – их делали путешественники, что в разные времена заходили сюда. Каждый из них вкладывал в свою работу частичку себя. Выпив из такого чайника, узнаешь, чем была наполнена их душа. Если хотите, можете тоже сделать, а я потом обожгу и поставлю рядом с остальными.
– Боюсь, у меня не получится, – засомневался Иван Иванович.
– А вы попробуйте, – озорно подмигнула старушка. – Что-нибудь да выйдет.
– Действительно… – улыбнулся Иван Иванович, разминая пальцами кусок глины, – почему бы и нет…
Чайник получился кривенький, простой, без узоров. Дождь на улице закончился, Иван Иванович попрощался с хозяйкой чайной и ушел. Его ждала дорога.
– Свобода… – тихо сказала старушка, бережно держа в руках чайник и глядя вслед Ивану Ивановичу. —Величайшая драгоценность…
5
Иван Иванович устал. Он так давно был в пути, что забыл, куда и зачем идет. Поэтому просто упал у пруда в ночную траву на окраине неизвестного города. Мыслей не было. В темном небе последний раз вспыхнула, чтобы погаснуть, звезда. Иван Иванович невесело усмехнулся и закрыл глаза.
– Один, два, три, – услышал он, – четыре, пять.
Иван Иванович вздохнул и повернулся на голос.
На турнике поодаль болталось чудовище. Водяное. Иван Иванович сразу опознал его по перепончатым лапам и характерному запаху подтухающей с головы рыбы.
– Что, дружок, спортом занимаемся? – вежливо спросил Иван Иванович.
Ответом ему был испуганный всплеск и рябь на воде.
– Эй, – позвал Иван Иванович, – ты… это… извини… Представь, что меня здесь нет.
– Легко сказать, – ответило чудовище, сверкая глазами из темных вод. – Только стесняюсь я очень. И вообще…
– Ну ладно, – пожал плечами Иван Иванович, – тогда можно я искупаюсь? Перед дальней дорогой.
– Если тебе не противно соседство со мной, тогда конечно, – откликнулось чудовище.
– Не противно, – улыбнулся Иван Иванович, – всякое видал.
Теплая вода успокаивала и расслабляла. Иван Иванович плавал, а чудовище нарезало вокруг него тихие круги.
– Скажи, куда ты идешь? – спросило оно, когда Иван Иванович, устав, позволил неспешному течению нести его в никуда.
– Да так, – ответил Иван Иванович. – Просто иду. Это ведь лучше, чем стоять на месте.
– Хорошо тебе, – вздохнуло чудовище, – а вот я не могу никуда. Земноводное я. Не проживу без воды.
– Каждому свое.
– Может, останешься? – предложило чудовище. – Могли бы подружиться. Ты не такой, как другие, я вижу.
– Не могу, – Иван Иванович поплыл к берегу. – Рад бы, но нет.
– Был у меня друг, – грустно сказало чудовище. – Бомж Савелий. Он под кустом ночевал прошлым летом. Мы с ним беседовали. О жизни, любви и книгах. А потом он замерз. Насмерть. Я даже помочь не мог. Чувствовал, как ему хреново. Да разве сквозь лед пробьешься? С моими то лапами… Зима тогда выдалась жуть какая. Весь пруд льдом сковало, даже утки улетели, и моржи себе полынью не прорубили. А я в анабиоз впал. Недавно только отошел. Теперь вот… ночами на турнике подтягиваюсь. Просто, чтобы делать что-то.
Иван Иванович молчал. Он не знал, что сказать. Да и что тут скажешь? Что так бывает? Что жизнь, она всякая? Да и чувствовал он, чудовищу не нужны его сочувственные реплики.
Вдруг он понял, что нужно сделать.
– Слушай! – воскликнул Иван Иванович. – Очень далеко отсюда есть звезда, которой надоело жить. Она погасла. А я зажгу ее. Для тебя. Я умею. Ты будешь каждую ночь смотреть на нее, а она на тебя. И вы сможете разговаривать. Хочешь?
– Хочу, – шепнуло чудовище. – Ты правда умеешь?
– Я все умею, – рассмеялся Иван Иванович, – если захочу.
Он расправил крылья и взмыл в темное небо.
А немного позже…
Чудовище смотрело на яркую звезду и улыбалось, а звезда улыбалась чудовищу.
6
Иван Иванович постучал в дверь покосившегося одинокого дома. Дверь с протяжным всхлипом отворилась. Внутри было темно, сыро и запах склепа.
– Эй, – позвал Иван Иванович, – есть кто живой?
– Нет, – ответили из угла.
Иван Иванович попытался оглядеться, но глаза еще не привыкли к темноте. Тогда он достал зажигалку.
– Не смейте! – раздался испуганный крик. – Иначе…
– Хорошо, – согласился Иван Иванович, – не буду. А что иначе?
– Ничего хорошего, – пискнул некто.
– Так я не боюсь, – усмехнулся Иван Иванович.
– А я боюсь. Очень.
– Тогда зачем угрожать? – удивился Иван Иванович
– От страха.
– Хорошая логика.
– Какая есть, – огрызнулся голос
– Пойду я, пожалуй, – сказал Иван Иванович.
– Что? Вот так просто возьмете и уйдете? И ничего не украдете даже? Ни гвоздя?
– А что, должен? – спросил Иван Иванович.
– Нуууу… – замялся некто, – наверное, должны, иначе, зачем приходили?
– Да так… – ответил Иван Иванович, – хотел на ночлег попроситься. Путешествую я. Иногда пешком, иногда на крыльях.
– Расскажите, как это.
– Приятно.
– Страшно, наверное, одному? – голос был полон тихого сочувствия.
– Иногда бывает, – кивнул Иван Иванович.
– Зажгите свет.
Иван Иванович щелкнул зажигалкой. По комнате заплясали тени. Бледный, почти призрачный человек отделился от стены.
– Здравствуйте, – прошелестел он.
– Здравствуйте.
Повисло неловкое молчание, во время которого Иван Иванович изучал комнату.
– У вас тут довольно мило, – соврал он.
– Отвратительно, не делайте вид, что вам нравится, – поморщился призрачный.
– Извините.
– Ничего… Так вы говорите, бывает страшно?
– Как и всем… Блять!
Ивану Ивановичу обожгло пальцы. Зажигалка нагрелась.
Призрачный метнулся в угол.
– Спички есть? Или свечи? – спросил Иван Иванович.
– Нет, – шепнул призрачный человек, – спички опасная вещь, а свечи только ректальные. У меня аптечка хорошая.
Иван Иванович хотел пошутить насчет свечек, но передумал. Что-то подсказывало ему, призрачный не понимает шуток. Никаких.
– Хотите, на улицу выйдем? – предложил Иван Иванович. – Там хорошо, воздух свежий.
– Нет, – быстро ответил человек, – я боюсь. Я всего боюсь. Всегда. Я даже тени собственной боюсь, поэтому и нет ее у меня. Ушла. И зеркала в моем доме мутные. Потому что смотреть в них боюсь.
– Это пиздец какой—то, – Ивану Ивановичу стало грустно. – Нельзя так всю жизнь сидеть.
– Почему? – удивился призрачный. – Я сижу и ничего.
– Так в том то все и дело! Именно ничего, – сказал Иван Иванович, – это и есть страшное.
– Я же говорил, что всего боюсь.
– Так, может, стоит перестать? Взглянуть в зеркало? На улицу выйти?
– Страшно… Вдруг мне не понравится? Или на улице я ногу сломаю?
– Так у вас же аптечка хорошая, – Ивана Ивановича начал раздражать призрачный человек и его тихий грустный голос. – Впрочем, не хотите, как хотите. Пора мне. Прощайте.