Руководитель, состоявший в звании подполковника российской полиции, был далеко уже не молодым человеком: его возраст перевалил верх сорокалетней отметки; Виктор Иванович Кравцов – именно так звали этого статного, отлично сложённого, офицера – являлся отличным профессионалом своего любимого дела – когда-то, в молодости, ему много времени пришлось отработать среди простых «оперов», неоднократно довелось побывать в горячих точках нашей страны – в общем, в силу всех перечисленных фактов, он прекрасно представлял, из чего состоит смысл оперативной работы, а также «тягостный хлеб» подчиненных ему сотрудников; он представлялся невысоким ростом, выглядел вполне коренастым, но уже с легкой полнотой, едва угадывавшейся из-под свободной одежды; круглая голова отмечалась исключительно правильной формой, что легко проглядывалось через короткую стрижку светло-русых волос; лицо представительного мужчины (вероятно для большей солидности?) было украшено черными усами, жесткими и густыми; в сине-серых глазах «светились» невероятная рассудительность, удивительное спокойствие и чрезмерная прозорливость; соответственно своим должностным обязанностям, Кравцов практически всегда облачался в форменное обмундирование, выделявшееся полицейской символикой.
Именно перед ним и предстал сейчас Киров с подробным отчетом о вчерашних событиях. Первым, безусловно, взял слово Виктор Иванович:
– Ты когда, Киров, в конечном итоге угомонишься? Что ни день, то от тебя какие-то гадости, бросающие негативную тень на всё наше прославленное подразделение.
– Что такое, товарищ полковник? – так сотрудники обращались к своему непосредственному начальнику (по возрасту и заслугам давно уже обязанного иметь подобное звание) – вот и этот подчиненный, сохраняя сложившуюся традицию, небрежно, еле скрывая улыбку, обратился к нему с вопросом, прекрасно осознавая, что сейчас его будут бранить только так, что называется, для общего вида, чтобы удержать положенный руководителю статус. – Вроде сделано все, как и обычно?
– Вот именно, что опять, как всегда, – согласился Кравцов, нервно постукивая по столу костяшками пальцев, – я, конечно, понимаю, что было раскрыто очередное заказное убийство, сложное и очень серьезное, но зачем, объясни мне, при задержании преступника было ломать подозреваемому ребра и сворачивать нос? Разъясни мне, будь так любезен, разве чуть мягче все это делать нельзя?
– Можно было бы, разумеется, и «лезгинку» с ним станцевать, – не принял точку зрения руководителя Киров, – если бы он добровольно согласился проехать к нам в отделение, а не стал бы самым что ни на есть активным образом высказывать по поводу своего задержания нелицеприятные возражения, собираясь – между прочим и если уж быть до конца откровенным – проделать все те же самые вещи, но только со мной. Я же, как всем известно, против таких неестественных манипуляций привык возражать и всегда выражаю им самое искреннее негодование.
– Да, я все прекрасно знаю и хорошо понимаю, – махнул руководитель в сторону отвечающего рукой, как будто отгонял надоедливую муху, назойливую и беспрестанно жужжащую, – вместе с тем, как оказалось, у того «отмороженного ублюдка» оказались очень влиятельные родители; они в свою очередь смогли нанять «адвокатов-прохвостов», которые готовы ухватиться за любую мелочь, способную дать их клиенту хоть малейшую вероятность уйти от ответственности и избежать справедливого суда и неотвратимо следующего возмездия – вот они теперь и стараются изо всех сил отрабатывать проплаченные им на беззаконие денежки, рвут и мечут, делая из нас «супермонстров», готовых выбить показания из любого, по их гнусным утверждениям, законопослушного гражданина.
– Не та ли это «мразь», которая безжалостно «завалила» целых трех ни в чем не повинных людей – он законопослушный гражданин, что ли? – не выдержал оперативник, чтобы криво не улыбнуться.
– Что тут такого смешного?! – не выдержал нервного напряжения Виктор Иванович и для солидности немного повысил голос, – У нас дело вот-вот развалится, а он все веселится, все развлекается!
– Как же оно развалится? – не поверил словам руководителя Киров. – Там же «доказухи» собрано «выше крыши».
– В общем, так, – произнес подполковник, одновременно делая свое лицо злобным и выражающим крайнее недовольство, – там за дверью стоит молоденький парень – младший лейтенант со степенью бакалавра юриста – вчера он переведен к нам из патрульных подразделений, а с сегодняшнего дня это твой новый напарник; как следует понимать, я приставляю его к тебе, чтобы он научил тебя бороться с преступниками, не ломая им конечности, а как оно и положено, заламывая их за спину.
– Нет, «шеф», – запротестовал Роман, махая перед собой руками; сейчас он назвал непосредственного начальника укоренившимся прозвищем, применяемым в некоторых, нестандартных случаю, разговорах, – Вы же знаете, что после смерти Еремина я работаю только один.
– Всё! Его назначение даже не обсуждается, – «зарычал» Виктор Иванович, проявляя в данном случае определенную жесткость, – а кому что не нравится – рапорт на стол, а следом – сразу на улицу… там сейчас таких, как ты, как раз целая длинная очередь.
– Но… – не унимался оперативник.
– Короче! – прикрикнул на него подполковник. – Иди работай и не забудь ввести новобранца в курс оперативного дела.
Закончив непродолжительную, но емкую инструкцию, руководитель присел и уставился глазами в компьютер, отчетливо давая понять, что «аудиенция» закончена и что посетителю пора уходить. Сопоставив в своей сообразительной голове совсем нетрудные факты, Киров, резко развернувшись кругом, звонко «щелкнул» каблуками полуботинок и строевым шагом направился прочь, широким шагом следуя из кабинета начальника.
– Клоун, – прошептал тот, беззлобно ухмыляясь поведению своенравного подчиненного.
Выйдя в коридор, Роман, и действительно, увидел, что возле дверей служебных апартаментов Кравцова его ожидает молодой человек, одетый в новенькое форменное обмундирование, отличавшееся погонами младшего лейтенанта. Внимательно осмотрев не особо приметного юношу, предложенного ему в напарники, оперативник сделал себе определенные выводы, касающиеся его внешних особенностей и возможных чертах характера; словом, по первому беглому взгляду в голове опытного оперуполномоченного сложился краткий, но более чем подробный портрет… в частности, на вид юному офицеру можно было дать не более двадцати пяти лет, достигнутых им от рождения; новобранец был выше Кирова сантиметров на семь, но казался намного худощавее телосложением (хотя, скорее всего, физическое развитие у него присутствовало, что подтверждалось могучими, жилистыми руками и что легко угадывалось по плотно прилегающей к телу форме); а главное, он обладал одним удивительным свойством – в молодом человеке угадывалась некая внутренняя энергетика, способная подчинять себе духовно более слабых и дающая возможность подавлять своего оппонента одним только своим близким присутствием; весь его остальной вид выражал спокойствие и уверенность, сочетавшиеся с чем-то загадочным и непонятным, что в некотором роде давало незнакомцу над другими некое моральное преимущество. «Это будущий начальник, причем не исключено, что для достижения своей основной цели он легко пойдет по чужим головам – надо быть с ним поосторожнее, а лучше заранее поставить его в зависимое от себя положение, чтобы общаться потом стало значительно проще», – только и подумал Киров, оценивая бросившееся ему в наметанный глаз необычное качество. В последующем, продолжая свои наблюдения, он также отметил, что овальное, чуть вытянутое лицо у навязанного воспитанника не столь уж и миловидно, но содержит в себе другие притягательные особенности; к примеру, если его с чем-то и сравнивать, то сопоставление его вида чем-то похоже на выражение, когда змея смотрит на предполагаемую жертву, гипнотизирует ее и подготавливая к неминуемой смерти, а та при всех условиях хотя и знает, что ей угрожает губительная опасность, но в итоге не может сдвинуться с места. «В принципе, для оперативной работы и кадрить еще юных девчонок подобное качество совсем даже неплохо», – вновь отметил про себя Киров, делая профессиональные заключения. Далее, оперативник перешел к рассмотрению глаз; они были слегка заужены и имели очень редкое исключение: правый был зеленый, как настоящий изумруд, а левый мелькал необыкновенным красноватым оттенком радужки и ярким, и алым зрачком. «Как тебя с таким «зенками» в полицию-то только взяли?» – старший оперуполномоченный уголовного розыска по-своему оценил отмеченное им необычное свойство. Однако, несмотря на эту удивительную особенность, взгляд новичка выражал достаточно острый ум, большую настойчивость, огромную уверенность и не был лишен способности к построению логических заключений, то есть имел все качества, так необходимые любому, мало-мальски способному, «оперу»; нос младшего лейтенанта был в целом прямой, но к концу своему слегка вздернутый; щеки впалые, подчеркивающие излишнюю худобу; волосы по всей голове были острижены на одинаковую длину и торчали в разные стороны, не образуя никакой определенной прически (что удалось разглядеть сразу, потому что стоял он в коридоре здания, где головные уборы принято было снимать); говоря про уши, следует отметить, что они были средних размеров и торчали в разные стороны, образуя хотя и незначительную, но и неприятную лопоухость.
«Налюбовавшись» внешним видом своего нового напарника, так неожиданно к нему приставленного и «любезно» навязанного ему вышестоящим начальством, Киров не замедлил сделать «оному» замечание:
– Ты чего в форме-то приперся? Мы занимаемся оперативной работой и по всем нашим приказам обязаны носить «платье» гражданское; выражаясь конкретнее, на сегодняшний день ты к несению службы не допускаешься, а потому дуй домой отдыхай, а завтра, как-то? и положено, придешь в удобной одежде – респект, или все ли, мой назначенный друг, тебе в итоге понятно?
Основываясь на подобном изречении, можно сделать недвусмысленный вывод, что Роману не терпелось избавиться от навязанного начальством вынужденного «хвоста», позволявшего контролировать все его действия, о чем более понятно становится из сопроводившей его замечание мысли: «Еще хотя бы на один денёк останусь один, глядишь, получится провернуть какое-нибудь доходное дельце».
Касаясь же молодого офицера, любой другой, окажись он на его месте, не замедлил бы воспользоваться столь заманчивым предложением, но только не он: парень искренне улыбнулся, сразу же придав своей физиономии совсем другое, более дружелюбное, выражение, поселив в голове самопровозгласившего себя «экзаменатора» невольное размышление: «Не ошибся ли я в этом юном еще человеке… может быть, он не так уж и плох? Надо будет обязательно проверить его в нашем, конкретном, деле». Парень между тем заговорил голосом в основном высоким, но и выделявшимся небольшой «неприятненькой» хрипотцой:
– Извините, – обратился он к офицеру, старшему и по званию, и по должности (новоявленный сыщик уже знал, что будет работать в паре с майором), – виноват! Я сегодня первый день в «розыске», – так промеж себя полицейские называют УГРО, – и не знал, как именно следует одеваться – дайте мне всего полчаса времени, и я исправлю свою незадачливую оплошность.
– Как? – удивился Киров, небрежно сморщив лицо. – Домой, что ли, сбегаешь, чтобы переодеться?
– Нет, – совершенно не обижаясь на ерничество, выдержанно ответил бывший патрульный, – я пришел сюда в гражданской одежде и переоделся внизу, в расположенном там гардеробе.
– Действительно? – не без восхищения проговорил «старый оперативник». – А на поверку ты, паря, не так уж и плох… сообразителен. Ладно иди. Через тридцать минут жду тебя на служебной парковке… машина «четырнадцатая», черного цвета, номер шесть, пять, четыре… короче, там разберешься.
Услышав закономерные изречения, поступившие ему от нового руководителя и, в то же время, наставника, парень поспешил броситься их выполнять и несколько неуклюжей походкой засеменил в нижние помещения МУРа. Однако, когда он уже удалился метров на двадцать, Роман остановил новобранца уже более приветливым криком:
– Эй, постой!
Когда же тот, замедлившись, обернулся, продолжая выкрикивать, произнес:
– Как тебя звать-то?! А то общаемся как-то вроде не совсем по-людски!
– Бирюков Никита! – так же громко воскликнул молодой офицер.
– А отчество?!
– Андреевич!
На этом знакомство двух офицером закончилось, и каждый отправился по потребному делу: майор – заводить служебную автомашину, а младший лейтенант – в гардероб, где в течении пяти минут полностью преобразился, поменяв форменное обмундирование на обыкновенное гражданское одеяние. Когда он, выполнив первую, поставленную ему в сыске, задачу, нашел ранее озвученный ему автотранспорт, то предстал перед опытным офицером в одежде, содержавшей совсем уже другие предметы: сверху была надета матерчатая куртка коричневого цвета, имевшая в себе вставки, изготовленные из искусственной кожи; под ней четко проглядывалась черная водолазка; на ногах были одеты удобные натуральные американские джинсы светло-синего цвета, не терявшие своей эластичности даже после замочки; а на ступнях появились легкие кроссовки, по своему основному оттенку равные брюкам.
Глава II. В столице завелся маньяк
Осмотрев вновь прибывшего, Киров оценивающе проверил его одежду и, изобразив на лице довольное выражение, дал свое профессиональное заключение:
– Ого, вот это уже совсем другое, нормальное, дело, а если еще и небольшую щетину себе отпустишь, то и вообще легко сможешь затеряться в преступной среде.
– Я бы с радостью, – ответил Никита, немного все же смутившись, – но у меня плохо растет – только какими-то жиденькими «ляпками»… получается очень гадко и некрасиво.
В ходе этого краткого диалога Роман обратил внимание, что глаза его напарника приобрели вполне обычный оттенок: теперь зрачки, как им и полагается, были черными, а радужки, расположенный вокруг, выделялись одним, серо-зеленым, цветом. «Наверное показалось?» – подумал про себя оперативник, вспомнив необычную разницу, чуть ранее привлекшую его пристальное внимание. Далее, как только новобранец устроился на пассажирское место, майор ввел его в курс основных мероприятий, необходимых для срочного исполнения:
– Нам поступил очень ответственный вызов: совершено то ли убийство, то ли изнасилование, а то ли и все сразу вместе – это пока неизвестно; нам же необходимо проследовать к месту происшествия, а там уже и разузнать, и всё выяснить, незамедлительно включившись в основную работу.
– Я готов, – послушно отвечал молодой полицейский.
Как только автомобиль тронулся, Киров снова заговорил, но уже на более отвлеченную тему:
– Послушай, лейтенант, – акцентировать свое внимание, уточняя «младший», между сослуживцами в органах было непринято, – хотелось бы получше с тобой познакомиться, а для этого я задал бы тебе несколько личных вопросов – ты случайно не против?
– Да нет, – бесхитростно отвечал Бирюков, – отчего ж… задавайте; на какие смогу – отвечу.
– Хорошо, – промолвил опытный полицейский, нисколько не сомневавшийся, что получит ответ именно такой, а не какой-то иной, – тогда скажи: служишь уже давно?
– Пять лет… подходит шестой; говоря подробнее, в 2009-м, сразу после службы в российской армии, я был принят в полк патрульно-постовой службы, где прошел первоначальную подготовку, а заодно и закончил четырехлетнюю «вышку»; в итоге почти два месяца назад я получил диплом юриста, а затем, по истечении совсем непродолжительного времени, был переведен к вам, сюда, в управление. Между тем я слышал, что попасть в МУР очень трудно, – наверное, мне попросту повезло?
– Можно сказать что и так, – согласился оперативник с вполне логичным мнением, возникшим у новичка уголовного розыска, – чтобы пробиться к нам в «головное подразделение» надо либо пахать словно проклятый, либо иметь очень «цепкий прихват», либо уметь так «подлизывать задницу», чтобы тебя впоследствии непременно везде тащили с собой.
– Ни один из этих случаев мне не подходит, – не без какой-то печали улыбнулся младший сотрудник, – просто, еще находясь в ППС-е, я смог раскрыть несколько странных и загадочных преступлений, в результате чего начальство посчитало возможным, что меня следует перевести служить в самое профессиональное отделение розыска.
«Что-то он явно не договаривает? И улыбка у него какая-то не совсем естественная – как бы не очень радостная, что он вот так просто смог получить такое знаковое, престижное место, а наоборот, даже какая-то недовольная? Ну, да ладно, по ходу дела все прояснится», – обнадежил себя старший сотрудник, все еще считая, что юнца к нему подослали специально, чтобы в ближайшее время «слить» его самого; однако Роман был «воробей стрелянный» и на таких мелочах не зацикливался, предпочитая либо вывести провокатора на чистую воду, либо сделать своим вынужденным «подельником», поставив в каком-нибудь совместном деле в зависимое от себя положение. Эти мысли, словно молния, промелькнули в голове майора полиции, и он тут же от них избавился, продолжая допытывать новоиспеченного «друга» и выспрашивая о его личной жизни:
– Ты, Никита, женат?
