– Да нет, пока что не довелось, – искренне отвечал собеседник, невольно и чуть заметно сморщив лицо.
– Что, – поинтересовался «опер», придав своей физиономии «сострадальческий» вид, – неразделенная когда-то посетила любовь?
– Типа того, – нехотя признался ему Бирюков, говоря сейчас чуть более жестко, чем разговаривал ранее; по-видимому, он давал достаточно оснований предполагать, что душа его от жгучих страданий еще до конца не избавилась (по крайней мере, эта злободневная тема для него в настоящее время являлась закрытой).
– Ладно, понял, – уловил Киров неприятную интонацию, переданную ему напарником, и мгновенно сменил направление их дальнейшего разговора: – Больше эта часть твоей жизни лично мной подниматься не будет… но продолжим дальше, и ответь мне, пожалуйста, на вполне обычный вопрос: где ты, Никита, живешь – далеко ли от основной работы? Я к тому – вдруг срочно понадобишься? – чтобы можно было, зная адрес, вот так взять и запросто за тобою заехать.
– Живу я за городом, – придав своему лицу беспристрастное выражение, спокойно разъяснил новобранец, – совершенно один, снимаю небольшом каменный домик, всегда нахожусь на мобильной связи – это я говорю затем, что, чем за мной зря мотаться, звоните в любое время, а я со своей стороны обещаю приехать, куда только не скажете, и сделаю это по первому вызову.
Тут полицейские подъехали к интересующему их месту, вследствие чего им пришлось частный разговор прекратить, а сразу включиться в сыскную работу; по ориентировке, полученной от дежурного, они прибыли в Царицынский заповедник, расположенный в южной черте огромного мегаполиса, где на месте происшествия уже работала оперативно-следственная группа, направленная (говоря профессиональным сленгом) «земельным» отделом полиции. Выбравшись из машины, напарники молча направились к скоплению людей, находившихся в форменной амуниции; еще издалека узрев эксперта-криминалиста (которым, к слову сказать, оказалась молодая симпатичная девушка), Роман сразу же направился к ней; она в тот момент была занята упаковкой обнаруженных следов преступления, изъятых ею в ходе внимательнейшего осмотра.
Поравнявшись с ней, оперативник представился, а затем задал свой обычный вопрос:
– Что тут у нас?
– Труп до неузнаваемости изуродованной женщины… сами подойдите да воочию все рассмотрите.
Махнув рукой, как бы приглашая следовать за собой, Киров подозвал к себе молодого напарника, и они вдвоем направились к небольшому возвышению, видневшемуся среди примятой травы и расположенному от так называемого полицейского штаба на расстоянии не меньшем, чем равным пятнадцати метрам. Как только они смогли различить очертания жертвы, их взорам представился ужасающий вид, не поддающийся никакому нормальному восприятию; здесь стоит отметить, что Бирюков, еще даже не достигнув тела самой убиенной, почувствовал себя нехорошо и отбежал от трупа подальше в сторону, немедленно намереваясь вычистить неокрепший желудок, еще не привычный к подобному виду. «Молокосос», – подумал про себя его старший товарищ.
Справившись со своими эмоциями, Никита, более или менее приведя себя в надлежащую форму, подошел к опытному оперуполномоченному, после чего они вместе стали изучать мертвую девушку, найденную в заповеднике и кем-то чудовищно изуродованную. Ею оказалась довольно-таки молодая особа, едва ли достигшая тридцатилетнего возраста; при своей жизни она, по всей видимости, любила много и сытно покушать, потому как имела чрезмерно избыточный вес, – для невысокого роста ее общая масса едва-едва не доходила до центнера; сейчас же все ее и без того непривлекательное тело (не исключая в том числе и лица) было безжалостно изрезано остроконечным предметом, превратившим туловище в одну, сплошную, страшную рану; но и это еще не все – для того чтобы она не кричала, ее рот был зашит тоненькой медной проволокой, а действенное сопротивление исключалось с помощью клеящей ленты, плотно скрепляющей между собой ее руки… в этом случае свободными оставались только лишь ноги, тем не менее точно так же отмеченные обрезками непрозрачного «скотча».
Они еще не закончили, а к ним уже подошла девушка-эксперт и поделилась своими мыслями и профессиональными наблюдениями, попытавшись наиболее ясно выстроить произошедшую в парке картину.
– Труп неизвестной женщины, – начала она свой монолог, – смерть наступила предположительно между одиннадцатью и одним часом ночи; судя по ранам, ее пытали не менее часа – хотя, может, и больше? – все эти порезы причиняли ей только сильные физические мучения, не провоцируя наступление более тяжких последствий и, как окончательное следствие, неминуемой смерти; основываясь на уже изъятых и изученных доказательствах, скажу объективно, что все нечеловеческие страдания ей пришлось вытерпеть, находясь в полном сознании.
– Почему такая уверенность? – подняв кверху брови, удивился Роман.
– Потому что за последние пять лет это уже третье подобное преступление, совершенное в пределах вверенной нам территории; так вот, в первых двух случаях преступник вводил ей в кровь медицинский препарат, а именно гормон адреналина, не позволявший ей «отключаться» и подразумевающий, чтобы во все время пытки жертва находилась в полном сознании, – кино насмотрелся «мерзкий ублюдок»! – и провел здесь точно такую же процедуру, какой безответственно учат именитые американские режиссеры.
– Третий случай?! – воскликнул с удивлением Киров. – Но почему же в таком случае нас в известность ставят только сегодня?
– Наверное, потому, – не без ехидства предположила криминалист, – что наше любимое руководство привыкло тянуть до последнего и не объединяло те два убийства в единое дело, дабы не обозначать перед вышестоящим начальством особо тяжкую серию; сейчас же этот факт утаить не удастся, а потому я абсолютно уверена – мы будем соединять все три уголовных дела в одно и передавать его на «Петровку».
– Ясно, – недовольно оскалился старший оперативник, предполагая, что на МУР снова «ляжет» неприятная череда нераскрытых серийных убийств, жестоких и тяжких, но самое для него неприятное, опускающих общую раскрываемость к самому низу.
Специалистка между тем продолжала:
– Маньяк наслаждался страданиями жертвы вплоть до тех самых пор, пока она все-таки не осталась без чувств, – и вот именно тогда он нанес ей свой смертельный удар, резко полоснув острым ножом по мягкому горлу и разрезав его, как принято говорить, «от уха до уха»; но и на этом он не остановил своих страшных, изощренных глумлений…
– Как? – не понял опытный сыщик. – Он что, продолжал тиранить «толстуху» и после того как она умерла?
– Да, – убежденно заявила эксперт, не выражая никаких эмоциональных волнений (что после третьего похожего случая в общем-то было неудивительно), – он, как только она скончалась, в своем садизме дошел до самой отвратительной точки… вступил с трупом в половое сношение.
Тут молодой Никита снова не выдержал и в очередной раз отбежал от собравшихся чуть в сторонку, чтобы продолжить опустошать содержимое молодого желудка, оказавшегося для «опера» не таким уж и крепким.
– «Зеленый» еще, – попытался оправдать поведение напарника более старший товарищ.
– Бывает, – кивнула головой не менее опытная представительница смежной службы. – Кстати, в новом деле есть еще одно немаловажное обстоятельство.
– Какое? – заторопил ее Киров.
– Во время убийства из ее сумочки были извлечены все предметы, тем или иным образом способные указать на ее личность; по моему мнению – хотя я, конечно, могу ошибаться? – убийца отлично знал свою жертву и всячески старался удалить любые факторы и предметы, хоть как-нибудь указывающие на их прежнюю связь и могу?щие вывести на след омерзительного преступника.
– Может быть, может быть? – пробормотал Киров, жестом руки показывая, что эксперт-криминалист более не нужна; но вдруг, как будто вспомнив что-то определенно важное, крикнул ей в спину: – А изъять? Что-нибудь изъяли?
– Только отпечаток ботинка… размер сорок третий, – отвечала та, даже не повернув головы, – сегодня вышлю вместе с другими материалами дела – а еще! – для изучения более опытных криминалистов, предоставлю снятые с трупа «биологические мазки».
Киров еще какое-то время внимательно осматривал мертвое тело, не позабыв и про прилегавшую рядом окружность. Бирюков от вида этой ужасной картины старался держаться как можно дальше; по-видимому, в патрульно-постовой службе, где основное направление деятельности – предупреждение и пресечение преступлений, ему не приходилось сталкиваться с подобными, чрезвычайно жуткими, зрелищами. В результате они пробыли на месте происшествия еще минут десять, но даже и такому опытному полицейскому, каким слыл старший оперуполномоченный, ничего значимого обнаружить не удалось: всё, что было возможно, сделала оперативная группа.
– Поехали, – с недовольством заявил Киров, направляясь в сторону служебной автомашины, – ничего интересного нам больше здесь не представится.
Достигнув места стоянки, они сели в авто и продолжили прерванный ранее разговор; оно и неудивительно, ведь опытному оперативнику непременно хотелось выяснить, можно ли доверять навязанному ему начальством напарнику; первым делом он отметил его слабый желудок:
– Ты что, Никита, никогда раньше трупов не видел – эк, тебя выворачивало?
– Почему? – произнес новобранец, потупив взор и вспоминая неприятные моменты, нисколько его не славящие, – приходилось раньше видать, но таки-и-е… честно скажу, первый раз во всей моей жизни; видимо, кто-то очень и очень старался.
– Да, – мрачно согласился майор, одновременно подумав, что, как только к ним поступит уголовное дело, начальство с него «с живого не слезет», пока в конце концов не будет установлен виновный, – и чересчур как-то перестарался; поверь мне на слово, теперь нам ни есть, ни пить, ни спать нельзя будет до того самого знакового момента, пока мы гнусного гада не вычислим. Кстати, – резко переменил он тему всего разговора, – давай заедем чего-нибудь перекусим, а потом навестим одного моего знакомого «стукача», официально оформленного агентом и проживающего в этом районе, – может быть, хоть он нам о сложившейся ситуации поведает чего интересного?
Бирюков кивнул, молча соглашаясь с предложением опытного напарника, тем более что сам ничего более дельного «озвучить» все равно бы не смог. Они остановились перед небольшим кафе, указывающим на явную принадлежность к системе «Макдональдс», и уверенным шагом направились внутрь; оказавшись во внутренних помещениях, проголодавшиеся «опера» заказали себе по сытному гамбургеру, не позабыв про картошку фри и ароматный, горячий кофе. В ожидании приготовления затребованных ими продуктов, два сотрудника правоохранительных органов продолжили устанавливать между собой словестный контакт; в этот раз первым заговорил молодой новобранец:
– Товарищ майор, разрешите к Вам обратиться?
На подобное обращение бывалый полицейский сморщил лицо, как будто только что съел кислый лимончик; становилось очевидно, что похожее отношение ему приходится не по вкусу, и ровно через пару секунд он уже просвещал своего нового подопечного по части еще одной составляющей, входящей в состав всей сложной полицейской работы:
– Понимаешь, Никита… я не знаю, как было принято у вас там в ППС-е, но у нас в «розыске» к сослуживцам, равным по должности либо превышающим на одну ступень, принято обращаться запросто – только по имени и сразу на «Ты», не допуская никакого раболепства перед ближайшим товарищем; сверх прочего, у некоторых сотрудников имеются прозвища – если таковые, конечно же, им удалось заслужить – и при желании можно обращаться по ним; меня вот, к примеру, в определенных кругах знают как Костолома – а у тебя, молодой, существует ли какой заслуженный псевдоним?
– Пока еще нет, – искренне отвечал полицейский, имевший намного меньшую выслугу, – ничего определенного заиметь покамест не удалось – работаю, наверное, недостаточно долго? Но я сейчас не об этом… мне вот, к примеру, интересно было бы, Рома… знать: а с чего мы все же начнем раскрывать это страшное преступление?
В этот момент принесли заказанные ими яства, и Киров, не отвечая на поставленный перед ним вопрос, с энтузиазмом погрузился в процесс насыщения своего могучего организма; между прочим, он поглощал пищу со столь завидным аппетитом, что невольно заразил и своего чувствительного напарника, в результате чего, невзирая на сильное нервное потрясение, недавно им пережитое и вызвавшее у него немалое отвращение, тот, как и его наставник, активно принялся за еду.
– Гляди-ка, а ты вроде бы ничего, – заметил опытный полицейский, когда уже доедал взятую себе порцию, – быстро справился со слабостью своего желудка; поверь, некоторые после лицезрения таких, и подобных им, зрелищ, «по перву», впоследствии нормально по нескольку дней кушать не могут.
– Я быстро ко всему привыкаю, – объяснился Бирюков, не торопясь уничтожая приготовленное ему аппетитное блюдо, – такая моя особенность… в армии служил в десанте, а там научили проводить над собой всяческие успокаивающие упражнения и психологические тренинги, быстро восстанавливающие утраченную боеспособность.
– Вот это замечательно, – отшутился Роман, – будет на кого оставить преступность, когда вдруг соберусь отойти от дел и выйду на пенсию, – усмехнулся и, мгновенно став серьезным, продолжил: – Но пока стоит «вернуться к нашим баранам» – что я имею в виду? – да только то неотъемлемое условие, что раскрывать любое маломальское преступление следует начинать с получения информации; она может быть разной: от изучения следов, оставленных на месте убийства, до работы с завербованной агентурой, причем второе всегда считалось наиболее эффективным – вот поэтому мы сейчас и заедем к одному моему давнему знакомому, мне хотя и неприятному, но, вопреки моему отвращению, не раз уже успевшему помочь изобличить опасных преступников; сам при этом он всегда оставался в тени.
– Интересно?! – восторженно воскликнул молодой новобранец. – Кто же он такой, если так много знает?!
Майор внимательно оглядел своего напарника, как бы размышляя, можно ли ему доверить необычайно секретные сведения; в итоге, вероятно не найдя в его облике ничего подозрительного, офицер решился раскрыть перед юнцом важные служебные тайны:
– Он такой же преступник, как и они, больше сказать, «барыга-наркоторговец», причем достаточно крупный; работает он один, но зато его товар пользуется довольно обширным спросом, в связи с чем – как ты, наверное, должен понимать? – к нему заходит всякая порочная шваль; таким образом, волей-неволей ему приходится общаться с самой «отборной нечистью», но далеко не впустую – эти «бедолаги» в откровенной беседе, проводимой, по их мнению, с – таким! – «авторитетным человеком», каковым считается мой завербованный парень, много рассказывают из того, что происходит в округе, да и само?м городе в целом; он же со своей стороны, чтобы его не сильно трогали в осуществляемом им «грязном и черном деле», в благодарность сливает мне всю наиболее ценную информацию, что, так или иначе, становится его достоянием.
– Если всё, что ты сейчас говоришь, Рома, правда, – искренне возмутился Никита, – то этого человека, согласно нашего строгого, но правильного законодательства, следует сразу арестовать: он же губит здоровье несовершеннолетних детей, а в некоторых случаях своей поганой наркотой убивает их несформировавшиеся и все еще растущие организмы.
– То есть, «мой меньшой брат», ты хочешь действовать по закону? – усмехнулся оперативник, прекрасно понимая естественное негодование еще неопытного в оперативной работе сотрудника. – Тогда объясни-ка мне, «старому остолопу», такую неопровержимую истину: как ты собираешься ловить убийц, насильников и маньяков, если не станет либо таких, либо похожих на них людей? Может, у тебя есть какая-то своя теория розыска и поимки опасных преступников, никому пока еще не известная?
– Вроде бы нет, – виновато отвечал Бирюков, понимая, что своим замечанием вызвал к себе негативное отношение более сведущего напарника, – просто я считал, что закон должен быть единым для всех его исполнителей.
