– Нет, Шмуэль, твой тезка здесь. Он пришел в пустыню умирать, я уже говорил. Бубри не мог уйти далеко. Теперь помолчи пожалуйста, я буду слушать.
– Слушать? – переспросил ученый. – Ах, да, улучшенный слух входит в модификацию. Что ж, слушай, а я посмотрю.
Я пожал плечами. Прислушивающийся мод – зрелище малоинтересное. Но Шмуэль глядел на меня с любопытством, хорошо заметном даже сквозь защитную маску. Я нашел удобный бархан и сел на горячий песок. Мозг заработал с неуловимой быстротой, определяя поступающие в нос молекулы запахов, а в уши – вибрации звуков, и давал им знакомые названия.
Звенящий зной и нагретый песок забивали все, но вскоре я стал различать малейшие нюансы: прошмыгнувшая ящерица, медленно ползущий по своим делам жук, оса с остро пахнущим кофейным зерном в жвалах – я мог читать пустыню как книгу. Но где же Шмулька? Маленькое испуганное животное, решившее погибнуть, но не пойти к хозяину с испорченным телом. И вскоре я почуял его! Молекулы страха проникли в нос, и я пошел на источник запаха, как собака-ищейка. Шмуэль поплелся за мной. Идти оказалось нелегко, ноги вязли в песке, ветер гнал в лицо жар и, усиливая запах, сигналил, что мы идем в верном направлении.
Большой колючий шар желтого цвета недовольно восседал на небольшом холмике и злобно похрюкивал.
– Шмулька здесь, – сказал я. – Сильный запах и колючник, ожидающий смерти бубри.
– Наверное, ты прав, – ответил ученый. – Негевский янтак всеяден, но больше всего он любит органику, нужную ему для размножения.
Я достал припасенный бутерброд и подержал его на руке. Колючник унюхал добычу, насторожился, но с холмика не убрался. Тогда, размахнувшись, я бросил бутерброд подальше от дюны. Прожорливый шар шустро слетел с холма и, подпрыгивая, помчался к бесплатной еде. Слопав подачку, янтак отправился восвояси. Если ему повезет, и удастся сожрать еще чего-нибудь, то он приступит к вегетативному размножению, то есть разделится. Конечно, мне хотелось бы посмотреть на это, но сначала – поимка бубри. Я обратился к ученому:
– Шмуэль, а теперь стойте и не двигайтесь. Я надеюсь, вы взяли с собой нано-сетку?
Ученый покачал головой и показал мне шприц со снотворным.
– Надо постараться обойтись без медикаментов, – сказал я. – Наши руки должны приносить животному только добро. Придется доставить Шмульку без подручных средств.
Шмуэль посмотрел на меня с недоверием, а потом с восхищением. Что ж, постараюсь не разочаровать его.
Я прислушался к звенящей тишине пустыни. Время замерло. Уши и нос опять превратились в фильтр, отбирающий среди хаоса звуков и запахов мельчайшие частицы страха, жажды и приближающейся смерти. И я услышал их! Печальная мольба о спасении неслась совсем рядом, из-под холмика. Глубоко в песке пряталось живое существо, оно умирало, запах боли постепенно просачивался ко мне, и пришлось поторопиться.
Я сел на обжигающий ковер пустыни, достал контейнер со свистком царевича, надломил упаковку и замер. Запах смерти сменился запахом неожиданной надежды и отчаянной жаждой спасения.
– Хозяин! Хозяин! – молча звал затаившийся зверек. – Ты нашел меня!
В оранжевом песке образовалась ямка с ручейками-змейками. Кто-то осторожно раскапывался, пытаясь вылезти наверх. Шмуэль смотрел на меня благоговейно, но ничего особенного я не сделал, лишь определил место, где мог спрятаться бубри.
Маленькие оранжевые холмики выплескивались наружу, как будто пустынный крот рыл отнорок и выбрасывал наверх ненужную землю. Шмуэль делал отчаянные пасы руками, призывая помочь бубри, но я приложил палец к губам и покачал головой. Ни в коем случае нельзя мешать животному вылезти самому, испугается чужих людей и зароется снова.
Бубри старательно выкапывался, и вскоре из ямы показались задние лапы, хвост, а затем, постепенно, кряхтя как старик, Шмулька вытащил наверх тощенькое тельце и несчастную мордочку с засыпанными песком глазами и ноздрями. Он слепо полз на запах и остановился возле моих ног. Шмуэль тер заплаканные глаза, и я тоже с жалостью смотрел на зверька. Изможденный скелетик, вот что осталось от энергичного забавного животного, которого я видел на экране. Резкий запах у бубри исчез, рыжие завитки на шкуре посерели. Он лежал возле меня и умирал, жадно принюхиваясь к родному запаху.
– Шмуэль, снотворное быстро! – крикнул я.
Ученый подал шприц, и я быстро ввел бубри лекарство. Я планировал, что Шмулька сам пойдет к выходу из Пустыни, но время шло на минуты. Укола зверек не почувствовал и вскоре мирно уснул.
– Шмуэль, сообщите в клинику, пусть готовят медицинскую капсулу. Я побегу вперед, а вы догоните, проведете отмену модификации и вылечите бубри. Поторопитесь! Сообщите искину, пусть пропустит меня без задержек.
Я осторожно взял в руки обвисшее тельце, накрыл Шмульку своей курткой и побежал к выходу. Ноги застревали в оранжевом песке, горячий воздух обжигал лицо, но я направил все силы на стремительный бег. Позади меня что-то кричал Шмуэль, но я не слышал. Колючник, которому я скормил бутерброд, прилично подрос, покраснел, и противно чмокая, путался под ногами в надежде на поживу. Я отпихнул его ногой, янтак обиженно отпрыгнул, вытащил из себя когтистую лапу и угрожающе пригрозил мне. Возня с колючником отняла драгоценную минуту, и я ускорился. Под ладонью еле слышно бился пульс Шмульки. Значит, жив еще.
Наконец, я добрался до спасительного шлюза. Идентификация – успешно, дезинфекция – успешно. Пульс Шмульки почти остановился, но я уже выскочил наружу и осторожно положил зверька в передвижную медицинскую капсулу, которую прикатил к шлюзу испуганный лаборант. Капсула закрылась, тревожно запикала, заморгала красными огоньками, заволоклась белым туманом, и Шмульку увезли.
Вывалившись из дезинфекционной камеры, Шмуэль вопросительно уставился на меня. Ученый тяжело дышал, глаза покраснели, щеки обвисли, быстрый бег нелегко дался бедняге.
– Все в порядке, – я поторопился успокоить его. – Мы успели!
Шмуэль со свистом выдохнул и рухнул на пол. Как бы не пришлось оживлять и его.
Прибежавшая на помощь Иззи захлопотала вокруг начальника: стакан энергетика внутрь, укол стабилизатора в плечо, ласковое воркованье – и Шмуэль поднялся.
– Станко, – сказал он. – Пока бубри проводят оздоровительные процедуры, я немного полежу. А ты осмотри научную станцию. Иззи проведет тебя.
Я обрадовался. Экскурсия по научной станции – это подарок судьбы. Но я хотел посмотреть, как Шмуэль будет убирать модификации у бубри.
– Нет, – разочаровал меня ученый. – Наблюдать за этой процедурой тебе не разрешено.
Я с сожалением вздохнул и отправился с Иззи.
Молекулярная кухня и рыба с картошкой
Шмульку вынесли через три часа. Выглядел он как новенький. Глазки открылись, на шкурке ярко цвели рыжие завитки. Загогулины, перетекая, передвигались по телу бубри, складываясь в причудливые узоры. Шмулька перестал походить на обтянутый кожей скелетик, его бочка слегка округлились, хвостик задорно торчал, уши забавно шевелились.
Если бы не едкий запах, то бубри вполне могли бы стать домашними любимцами жителей Союза Галактик. Ушлые торговцы мигом наладили бы импорт маленьких смешных зверьков с планеты Негев, ведь многие пожелали бы иметь при себе необычное существо со странной шкуркой, веселым взглядом, маленьким хвостиком и ушами-антеннами.
На планетах Галактики часто возникала мода на разных экзотических животных. Сейчас за всеми модницами летает ручная сурра, вывезенная с планеты Глеор. Симпатичная зверюшка, похожая на котенка, умная и хорошо приручаемая. Конечно, сразу же возникла целая индустрия товаров для сурр: ошейники, цепочки, поводки, парикмахеры и даже брачные агентства. Меня как-то наняли сопровождать сурру жены президента планеты Гермес. Очаровательное животное по кличке Леди Грация путешествовало к жениху по имени Бархат, который жил на планете Арделла. Хозяйки сурр не выносили путешествий на межзвездных кораблях, а животные боялись телепортов. Поэтому полетел я, и моя сурра стала любимицей всего корабля. Я получил десятки заказов на отлов милых животных и при возможности мог бы разбогатеть. Неожиданно мне пришла мысль, что генетики вполне способны лишить бубри запаха и начать торговать животными.
Шмулька рассеял мою тревогу. Несмотря на вполне цветущий вид, зверек грустил. Держа в лапах свисток царевича, он понуро лежал в клетке на куче специально насыпанного для него песка. Видимо, бубри так привязаны к родной пустыне, что вряд ли приживутся в чужом месте.
За то время, пока лечили Шмульку, Иззи успела показать мне почти всю научную станцию. Мы побывали в лабораториях, понаблюдали за опытами, сходили в оранжерею, засаженную сотнями экзотических растений. Чего здесь только не росло! Гибриды, эндемики, опытные сорта, модифицированные образцы. Садовники щедро отсыпали мне семян, и я немедленно захотел домой, на вахт-станцию, чтобы посадить эти семена в грунт.
Но у Иззи были на меня свои планы. Поработав экскурсоводом, она захотела развлечений.
– Станко, пошли в бар! – сказала она. – Я угощу тебя коктейлем «Пустыня Негев».
Я согласился – почему бы и нет.
Скоростной лифт за несколько секунд опустил нас вниз. Никаких непроницаемых стен, никакой охраны – вокруг зелень и вода. Мы попали в большой парк отдыха. Голубые бассейны, имитации моря и пляжа, зонтики, лежаки, бары и… пустота. Шустро бегают роботы-уборщики, собирают видимые только им пылинки, бассейн регулярно создает искусственную волну, но никто не прыгает и не визжит от восторга. Многочисленные бары сверкают хромированными стойками, над чистыми столиками висят мониторы с бегущими строчками меню.
– Садись! – пригласила меня Иззи в симпатичное заведение с неоновой вывеской «Молекула вкуса».
Экран с меню моментально слетел вниз и лег передо мной на столик. Я недоуменно вглядывался в список странных блюд. Икра из сока жакобы – местного фрукта, рыба со вкусом шоколада, лососевый чай, мясной коктейль, мороженое из краба. Что это такое? Я вопросительно уставился на девушку, неужели она привела меня в ГМО-бар?
– Молекулярная кухня, – пояснила Иззи. – Синтез кулинарии и науки. Никаких модификаций, не бойся. Такая технология приготовления блюд была популярна в древности, в двадцать первом веке. Потом секреты молекулярной кулинарии утерялись, а сейчас они снова на пике моды. Ты не знал?
Я не захотел прослыть невеждой и кивнул, хотя понятия не имел о том, что можно так издеваться над продуктами. Но я хотел есть и решил осторожно спросить:
– Иззи, а обычной еды у вас нет? Я бы не отказался от бифштекса с картошкой.
Девушка разочарованно вздохнула, но встала из-за столика. Экраны с меню мгновенно свернулись в конвертики и поднялись в воздух.
Следующее заведение оказалось молодежным баром с залихватским названием «Пьяный колючник». Меню здесь отсутствовало вовсе, на столиках лежали коврики с перечнем незатейливых блюд. Я с облегчением ткнул пальцем в строчку «Fish&Chips»26, пробежал по менюшке взглядом и добавил безалкогольное пиво.
Иззи долго изучала блюда, недовольно хмурилась, потом позвала официанта. Подавальщиком оказался симпатичный робот с кокетливым фартучком в горошек на металлической талии.
– Приветик, я Сандра! – бесцеремонно обратился к нам официант, мигая зелеными светодиодами. – Что ты капризничаешь, дорогуша? Разносолов у нас нет. Бери пасту и пиво.
– Пасту у нас в столовке готовят, надоело, – отвергла Иззи предложение Сандры. – Подай меню из «Молекулы вкуса».
– От конкурентов не принесу, – оскорбилась Сандра. – Топай сама.
– Будешь так разговаривать, выключу и отправлю в мастерскую, – пообещала Иззи. – А там тебя перепрограммируют в уборщицы.
Сандра обиженно засверкала красными лампочками, покачиваясь и поскрипывая, пошла в бар молекулярной кухни, на вытянутых манипуляторах принесла конвертик с меню и подала его девушке.
– Стейк из лосося, оливки и спагетти, – заказала Иззи. – И два фирменных коктейля «Пустыня Негев». Пива не надо.
Сандра сменила гнев на милость, заморгала зелеными огоньками и важно удалилась.
– Устаревшая модель ресторанного робота, – смущенно сказала девушка. – Не хватает средств поменять на более новую.
– Иззи, поверь мне, за все время своей работы я первый раз вижу такую богатую научную станцию. Вот этот комплекс, – я обвел рукой окружающее пространство, – для кого он построен? Почему пустует?
– Все заняты, – пожала плечами девушка. – Мы увлечены своей работой. В будние дни сюда никто не ходит. А вечером здесь развлекаются парочки, вроде нас. Иногда дни рождения отмечают или успешное окончание проекта.
Она смущенно потупилась. В ожидании заказа мы тихонько разглядывали друг друга. Иззи мне нравилась. Она мило краснела, поправляла белый мини-халатик, сдувала с хорошенького личика светлую челку и смешно прикусывала нижнюю губу. Наверное, и я ей понравился. Последнее время обычные девушки почему-то стали увлекаться моди. Я считаю, что это мода на экзотику. Смешно звучит: мода на моди.
Мирослава, командир нашей группы, считает, что такие увлечения опасны для нас. В любой момент человек может дать обратный ход и отправить в Юнимод жалобу на домогательства со стороны мода. И никакие официальные разрешения не спасут. Я всегда помнил об этом. Но после поимки бубри в крови гулял адреналин и мне хотелось развлечься, а на вахт-станции такой возможности не было. Мири никогда не вступает в краткосрочные связи, Оливия – опасна, а Моника…
Моника, наша синеглазая красотка. Я знал, что она давно влюблена в меня. Влюблена, несмотря на негласный запрет Юнимода на близкие отношения между моди. Я старался держаться от нее подальше и не втянуться в воронку чувств и ее притягательного очарования. Ураган смел бы нас обоих. Не знаю, на сколько еще хватит у меня выдержки. Я не хочу, чтобы Монику постигла судьба Венди.
Венди была моей девушкой. Почему была? Венди уже нет, она погибла два года назад. В бойне на Гигасе. Венди направили на эту несчастную планету, ставшую могилой не только нескольким десяткам моди, но и сотне космодесантников, в самый разгар сражений с «Икарами». «Икаров» сотворила команда Франкенштейнов – генетиков-психопатов. Франкенштейны мечтали создать Homo volatitis, или «Икара» – человека летающего. Годы работы, опытов, взлетов и падений привели к успеху: летающий человек совершил свой первый полет на Гигасе – гигантской планете системы Альтаира. Просторы Гигаса позволили разместить огромные научные комплексы с полигонами для испытаний. Места хватило всем. «Икаров» выводили в высокогорном районе материка Сундаланд. Они прыгали со скалистых утесов и парили над долинами, как птицы. Характер у «Икаров» оказался злобный и мстительный. Множество их сородичей разбились в ущельях, и они помнили об этом. И когда ученые решили представить своих Homo volatitis на Всегалактической конференции генетиков, Икар-Х-1000 поднял бунт. Разумные люди-птицы научились пользоваться лучевыми бластерами и легко перебили весь персонал научной станции, не пожалели даже женщин. С особой жестокостью они расправились с Франкенштейнами – выкололи им глаза и скинули в пропасть. Уничтожив научную станцию, Икары отправились резвиться по планете. Гигас запросил помощи. К сожалению, оказалось невозможно применить оружие массового поражения для полной зачистки. Гигас славился термальными источниками с омолаживающей минеральной водой и внутренними соляными морями. Естественно, на планете настроили оздоровительных курортов. Отдыхающие спокойно грелись в источниках и просаливались в морях, ничего не зная о полигонах для модификаций, а вот монстры о туристах проведали быстро. Началась массовая резня. На Гигас срочно прислали отряды моди и даже людей-спасателей. В этой мясорубке и погибла Венди.
Милая, наивная, худенькая девочка с копной каштановых кудрей, с серыми глазами, она стала моей первой женщиной. Мы любили друг друга отчаянно и безнадежно, мечтали пожениться, работать на ферме, завести детей. И она, и я точно знали, что это никогда не случится, но – мечтали. Человек не может жить без мечты. Мы тщательно скрывали наши отношения, никогда не забывали выключать на встречах коммы. Мирослава научила меня стирать все записи с внутреннего искина и подсовывать ему картинки спокойно спящего и мирно похрапывающего мода. При свидетелях нам приходилось держаться ровно-отстраненно. Я помню, как Венди хмурилась, когда я проходил мимо, делала равнодушный вид, а в серых глазах плескалось счастье. Страсть занимала почти все время, которое мы проводили вдвоем. Венди уходила в четыре часа утра, до включения роботов-уборщиков. Наши общие минуты стремительно убегали, огонь сжигал нас, мы обгорали до головешек, но все же находили время для разговоров, делились планами и надеждами. Я хотел купить ферму и разводить редкие растения. Я обещал Венди назвать самый красивый цветок ее именем. А она хорошо рисовала. Мне пришлось уничтожить почти все ее картины, я боялся, что Юнимод узнает о нас. И он узнал. Нас немедленно разлучили, и мы больше никогда не встретились. А вскоре Венди погибла, и у меня осталась только память о тоненькой сероглазой девочке с пышными кудрями и цепочкой выпирающих позвонков на узкой спине. А когда погибну и я, память о Венди навсегда исчезнет.
– Станко, – прервала мои грустные воспоминания Иззи, – о чем ты задумался?
– Когда принесут заказ? – ответил я. – Есть хочу.
– Скоро. Станко… – смущенно мялась девушка.
– Что?
Она решилась:
– А правда, что моди во время секса нагреваются?
Надо же! Люди сплетничают о нас. Я стал замечать, что в последнее время люди стали заводить связи с моди. Недолгие, все же это неприлично, но, видимо, им так хочется попробовать запретного. А потом обсудить с друзьями: «Ах, это просто незабываемо. Он (она), нужное подчеркнуть, так нагрелся (нагрелась), нужное подчеркнуть, как печка. Что такое печка? Не знаю, что-то горячее, может быть, на них лежат?».
– Хочешь выяснить? У тебя есть шанс! – Не подумав, брякнул я.
Иззи кивнула.
Я ругал себя последними словами. Зачем я создаю себе проблемы? Человек в любой момент может откатить назад и написать жалобу в Юнимод. Расследование, конечно, проведут, вину мода не установят, но в личное дело запишут и будут пристально следить.
– Иззи, тебе придется дать официальное разрешение. Ты знаешь об этом? – спросил я.
Девушка кивнула и потянулась к комму.
– Не сейчас! – я поспешно остановил ее. – Сначала обед.
Я не очень понимал, что со мной происходит. Может, прошла боль от потери Венди? Нет, не прошла. Не было и дня, чтобы я не вспоминал о ней. Иззи, конечно, очень мила, но никаких чувств у меня к ней нет. Моника? Да, это она. Моника – не тихая нежная Венди. Если Венди можно сравнить с прозрачной горной речкой, то Моника – это огонь! Языки пламени, не знающие запрета. Она сожжет меня и сгорит сама. А я берегу себя от боли. Боюсь попасть в водоворот новой любви. И сопротивление требует много сил. Поэтому я хочу отвлечься на мимолетные отношения.
Разобравшись в себе, я повеселел и решил, что, если Шмульку не вынесут после обеда, я пойду с Иззи.
Позвякивая и поскрипывая, прикатила Сандра, неся на вытянутых манипуляторах два подноса. Фартучек в горошек сменил кружевной передник, на голове красовалась белая шапочка, залихватски нахлобученная на светодиоды. На металлическом корпусе была примагничена наклейка: «Исполняем любые ваши пожелания за ваши денежки».
– Ну что, ребятки? Поворковали? А сейчас будем кушать, – и она положила передо мной странный промасленный кулек из желтоватой бумаги с напечатанными на нем буквами.
От свертка одуряюще пахло жареной картошкой.
– Чего смотришь так недоверчиво? – проворчала Сандра. – Это fish and chips в газете. Аутентичная подача, по рецепту прошлых веков. Газетка-то съедобная, не бумага со свинцовой краской.
Я осторожно развернул сверток. Внутри и вправду оказалась жареная рыба в корочке и румяные ломтики картошки.
– Кушай, кушай, – умильно говорила Сандра, – сама готовила. Сама рыбу в пруду ловила. Живая рыбочка хвостом била, глаза пучила, а я ее по голове молоточком – тюк! И на сковородку. Соус капни, кетчуп называется. Из томатов делаем, настоящих, не ГМО.
Я съел кусочек рыбы и ломтик картошки, по совету Сандры окунув их в кетчуп, и расплылся в улыбке от удовольствия.
– Вкусно? – тревожно спросил робот.
Я невнятно промычал:
– Очень вкусно.
Иззи смотрела на меня с завистью.
– А теперь для тебя, крошка, – фамильярно обратилась к девушке Сандра и аккуратно поставила на стол три небольшие изящные черные тарелочки. На одной лежали две яблочные зефирки, на другой оказались темно-синие капсулы, а на третьей красовалась горка взбитых сливок.
– Все как заказывала: стейк из лосося, оливки и спагетти.
Я недоуменно уставился на заказ Иззи. Ну, допустим, синие капсулы – это оливки, а точнее, маслины. А где же лосось и спагетти?
Девушка отрезала кусочек зефира, положила в рот и объявила:
– Стейк из лосося.
Она медленно прожевала зефир и предложила мне:
– Хочешь попробовать?
Я не отказался и, сгорая от любопытства, съел маленький кусочек. Это действительно был лосось! Свежий запеченный на гриле лосось, в меру соленый и чуть подкисленный.
– А теперь спагетти! – Иззи протянула мне ложечку взбитых сливок.
Я ожидал почувствовать сладкий приторный вкус лакомства, но это оказались макароны! Настоящие спагетти в хитром остром соусе. Надо будет спросить у Мири, она хорошо готовит, и спагетти мы ели часто.
Темно-синяя капсула завершила дегустацию молекулярной кухни. Настоящие консервированные оливки, с лимоном внутри.
– Чудеса! – воскликнул я.
Иззи искренне радовалась, что смогла удивить меня.
– Да, – согласилась девушка. – Кулинария и молекулярная физика творят чудеса. Заказать для тебя что-нибудь еще?
– Не надо, – отказался я и вернулся к своей рыбе с картошкой. – Молекулярная кухня – это забавно, но я хотел есть.
Некоторое время мы молча ели. Утолив голод, я стал думать о задании, о том, как царевич Крах’Тарм II воспримет подлеченного Шмульку. Мы мало что знали о коккулюсах. Их образ жизни, повадки, привычки, особенности размножения – все это оставалось terra incognita для людей.
Иззи тоже молчала. Может быть, она передумает?
Напряженную обстановку разрядила Сандра. Она принесла маленький поднос с двумя высокими стаканами, оформленными под тропический коктейль.
– «Пустыня Негев», наш фирменный коктейль! – торжественно сказала Сандра, со стуком поставив на стол бокалы.
Я долго разглядывал шедевр барного искусства. В хрустальном прохладном чреве стакана таинственно плескалась пустыня. Разноцветные слои точно воспроизводили пустынный пейзаж: песок – оранжевая прослойка, колючник – желтая, ящерки – коричневая, светило – нежно-розовая. Сверху над бокалом курился дымок, будто нагретый воздух поднимается с горячего песка.
Пока я раздумывал, как же это пить, Иззи втянула жидкость через трубочку, и на ее лице появилась довольная улыбка.
Я поступил также, и… Огненная лава понеслась по горлу, полетела к желудку и закружилась в бешеном танце. А потом стало легко и невесомо. Лава улеглась, сменилась горным ручьем, ручей постепенно превратился в сладкие нежные хлопья с привкусом малины. Голова зашумела, пространство закружилось. Яркие цветные картины сменялись черными ужасными провалами, на дне которых копошились какие-то безглазые белые существа. И снова сияющий мир, живая смеющаяся Венди бежит ко мне по разноцветной дуге. Густые кудри подпрыгивают пружинками, челка закрывает глаза, Венди хохочет и сдувает ее, как недавно делала Иззи. Но радуга резко идет вниз, Венди падает в черную пропасть, белые существа кидаются на нее и тело девушки тонет в белой студенистой массе.
От ужаса я открываю глаза и оглядываюсь. Напротив меня в полной прострации сидит Иззи, почти сползшая со стула. Нас отравили? Но блаженная улыбка Иззи подсказывает мне, что это не яд, а скорее, какой-то психотроп-галлюциноген. Моди устойчивы к ядам и я немедленно принялся за очистку, мысленно направив все силы организма на подавление наркотических веществ.
– Неси воды и льда. Шевелись! – хрипло приказал я Сандре.
Робот, перестав скрипеть и качаться, шустро направился за стойку и принес графин воды, чистые стаканы и колотый лед. Я залпом осушил два стакана воды, в голове прояснилось, модифицированный организм послушно справлялся с наркотиком, залечивал нанесенный вред.
Я принялся за Иззи. Проверив, работает ли запись на комме, я подошел к девушке, усадил ее на стуле ровно, поднес ей стакан воды и заставил выпить. Она стучала зубами о край, но глотала.
– Пей второй! – я без промедления налил ей второй стакан.
Она стала сопротивляться.
– Не хочу, – ныла Иззи, – зачем ты рушишь весь кайф? Пошли займемся любовью. Давай свой комм, я скажу все, что надо.