11
Завтрак с папой не задался. Он пытался хоть как-то раскачать апатичную дочь, чем заставлял ее чувствовать себя виноватой, что растаивает отца своим видом, но веселиться у девушки не было сил. Хотя, будь ситуация в ее жизни чуть проще, она бы оценила весьма дельные шутки родителя, но сейчас они просто не входили в ее мозг, словно чувство юмора оказалось недоступным для восприятия реальности. Алекса просто упала мутным безжизненным взглядом в свою кружку с коричневым напитком и время от времени кивала, стараясь попадать в паузы между словами папы.
Из всего сказанного она уловила лишь, что на работе у него туго, а у мамы – дело пошло?. Скоро защита ее проекта, мамина «Тойота» неудобная, на дворе весна, в Париже холодно, но солнечно, мама скучает. Словно набор фактов из жизни, не касавшейся ее. Чужой жизни.
– Береги себя, ладно? – Произнес он, обнимая дочь на прощанье. – Мама вернется, и все наладится, вот увидишь.
Алекса лишь еще раз кивнула.
Опостылевшая дипломная работа ждала свою узницу. Словно клыкастый огнедышащий дракон, она извивалась в своем логове тугими чешуйчатыми кольцами, но теперь не вызывала в голове девушки ни единой эмоции. Она просидела полчаса, опустошенно уставившись в монитор, придерживая руками свою неприспособленную к написанию проекта голову.
Но вдруг руки сами открыли на компьютере новый документ, занеслись над клавиатурой и заставили свою хозяйку пропасть из жизни до тех пор, пока за окном не послышался приближающийся шум двигателя маминой «Тойоты». Ее завел в гараж Джозеф, вероятно, высадив отца у парадного входа. Только тогда Алекса очнулась и посмотрела на счетчик листов, показывавший шестьдесят шесть страниц готового текста.
Крылья, выросшие из отчаяния и пучины боли, отливали иссиня-черным, были хмурые и грозные, но при этом заботливые. Одаренная ими, она даже не отходила в уборную, вспомнила Алекса, и сразу же ощутила к этому потребность.
– Одним махом, – проговорила устало девушка, вернувшись за стол, но ответом ей была тишина.
– Эй, ты здесь? – Предприняла она еще одну попытку, напряженно прислушиваясь.
Пусто.
Словно изгнание красок в кладовку навсегда выдворило из головы и друга. Растерянная и понурая Алекса подошла к зеркалу и оценила себя цепким критичным взглядом. Уставшая, одинокая, опустошенная. Ей даже самой с собой стало неинтересно, что и говорить о других людях, которых не смогла удержать в Сан-Франциско дружба с такой девчонкой.
За ужином она попыталась поговорить с отцом. Дочь безмерно скучала по их общению, но совершенно не понимала, с какого конца его начать. За последние пару дней стимулы и мотивы к действиям в ее жизни полностью поменялись местами, сбились, перевернулись и поменялись вновь. Та глобальная бомбежка, которая произошла в голове у девушки, намекала, что после того, как пыль уляжется, прежним ничего больше не будет. Никогда.
– Как дела, пап? – Безынтересно начала она вечерний разговор. – Как мамин водитель?
– Джозеф хорош, но я очень скучаю по Дениэлу, Алекса, – протянул он.
Вот это да! С первого удара – и прямо под дых. Девушка закашлялась, едва справившись с ломом в груди, дробившим ребра.
– И я, – шепнула она, проглотив ком в горле.
– А ты чем занималась? – Поинтересовался он у дочери.
Оливер в который раз удивился, насколько тяжело восстанавливать отношения после ссор, хоть в их процессе и кажется, что ты бесконечно прав. Но счастлив, как оказалось, не тот, кто прав, а прав тот, кто счастлив. Он сейчас собирал всю свою мягкость, любовь и заинтересованность жизнью Алексы, чтобы хоть как-то начать общаться, но дочь была очень расстроенной и болезненной после воскресного скандала в «башне». Как обычно уже не будет. Он это понимал краем своего скупого на внимание родительского сердца.
– Я дописываю проект, завтра уже закончу, – отчиталась Алекса, ковыряя вилкой в тарелке с овощами.
Оливер отложил приборы и посмотрел внимательно на дочь. К ужину она едва прикоснулась. Что творилось в ее детском сердце? Неужели она так сильно переживает из-за мотоцикла? Или скучает по маме?
– Дорогая, у тебя все хорошо? – Не выдержал он, хотя знал, что подобного рода вопросы закрывают Алексу от обратной связи.– Ты очень неважно выглядишь…
– Пап… – Только и протянула она прежде, чем из ее глаз бесконечным потоком хлынули слезы.
Крепкие родные объятия были ей ответом, потому что ничего другого у родителя сейчас не было. Оливер уже много лет не видел слез дочери, он забыл, как это больно.
– Дорогая, все будет хорошо, уверяю тебя, – пробубнил он ей в мягкие каштановые волосы. – В итоге все сложится лучше, чем тебе кажется, даже лучше, чем ты ждешь, вот увидишь!
Похоже, они с дочерью разговаривали сейчас на разных языках, потому что вместо успокоения его слова перевели девушку в состояние легкой истерики. Она рыдала в его руках, горько и безутешно, пока не выдохлась и не опала обессилено.
– Я не чувствую себя частью этого мира, – прохрипела, наконец, девушка совсем не похожим на свой баритон голосом. – Мне кажется, что я никогда не смогу быть счастливой, понимаешь? У меня даже не получается общаться с людьми: с тобой, с мамой, с кем-то из сверстников! Как люди разговаривают? О чем?
Держа в объятиях свою повзрослевшую за неделю дочь, он был рад, что Алекса не видит его побледневшего лица. Оливер прекрасно понимал, что для этого разговора придет время в любом случае, но он оказался не готов к нему сейчас, когда на нем были корпорация, «Фонд», «Ювелирный Дом» и поместье.
А еще он понял, что это только начало. Эмоциональное развитие девочки, наконец-то, сдвинулось с мертвой точки, а значит, будут еще вопросы. Например, почему она почти не выходила из дома все свое детство? Почему не попыталась учиться в университетах как все? Или почему они никуда не ездили семьей? Почему, наконец, она никогда не видела своих бабушек и дедушек, хотя обе пары прародителей жили и здравствовали в пределах одного телефонного звонка от них?
– Детка, я верю, что ты будешь самой счастливой, – разжимая тиски сердечной боли за дочь произнес отец. – Просто твое счастье, видимо, очень большое, поэтому идет к тебе очень маленькими шагами.
Алекса подняла на отца заплаканный взгляд и поверила. Он и в самом деле так считал, хоть и смотрел на нее с огромной вселенской болью. Две пары покрасневших карих глаз долго держали контакт, пока не наполнили сердца своих владельцев любовью и преданностью. Именно тем, что нужно было сегодня этим людям, затерявшимся за стенами непролазно охраняемого особняка на окраине Мегаполиса холодным весенним вечером. Всхлипнув, Алекса вдруг нашла в себе силы двигаться дальше, что бы не ожидало ее впереди.
– Спасибо, пап! За все, – тихо проговорила дочь, почувствовав, что снова обретает в сердце стены безопасности, и ее голос запутался где-то в любящих объятиях родителя.
12
Ближе к вечеру, когда он отошел от утреннего мозгового штурма, Дениэл поехал еще раз навестить Стива и Веллари, готовый попрощаться. Завтра он решил отправиться назад, домой. «Домой» – звучало очень странно. Вообще-то, он сейчас был ближе к этому понятию, чем в Сан-Франциско, но здесь он, наоборот, чувствовал себя пришельцем.
Стивен встретил друга конвертом.
– Что это? – Не понял гость.
– Открывай! – Подначивал его хитрец. – Это приглашение на нашу свадьбу, ты сказал, приедешь!
Он так сказал? Дениэл открыл конверт и прочел: «Стивен Роджерс и Веллари Стоун приглашают своих гостей в четверг двадцать пятого июля на торжество в доме отдыха на озере Саммамиш по адресу, и бла-бла-бла».
Дениэл набрал в грудь побольше воздуха, чтобы любезно отказаться и сообщить другу, что, видимо, был не в себе, когда пообещал, но тут же выдохнул. Он представления не имел, что будет через четыре месяца, какой смысл предсказывать судьбу, он же не гадалка! Получится ли ему вырваться сюда? Да и захочется ли?
– Спасибо, Стив! – Кивнул он учтиво. – Я постараюсь.
– Ты обещал! – Поднажал приятель. – А теперь пойдем в бар, нужно отметить твое посещение нашей деревни!
Дениэл выпивать не собирался и поэтому вызвался отвезти пару на машине. Здание бара находилось вдалеке от центра города и подпирало одной своей стеной лес, начинающийся там, где заканчивался ненавистный городишко. На крыше одноэтажного дома с широким крыльцом возвышалась огромная рюмка мартини, мигающая неоновыми цветами – красным и зеленым. Свет, изливавшийся из нее, окрашивал лица друзей какими-то нереальными цветами, уродуя и искажая привычные черты, смывая различия и заостряя выступы.
Они вошли в душное накуренное помещение, покрытое деревянной доской в полупрозрачной белой краске. По периметру обширный зал обнимали квадратные деревянные столики с простыми, словно из школьной столовой, стульями в коричневой обивке. Пару из них занимали шумные компании младшего возраста, но пьяные вдрызг.
Слева от входа возвышалась барная стойка с колдующим за ней Гейлом Уиллисом. За то время, что молодой человек его не видел, бармен заметно постарел и осунулся. Его уголки губ стекли вниз по щетинистому лицу, делая из Гейла грустную собаку с вечно лезущими в глаза излишне длинными темными с проседью волосами. Неизменно засаленная рубаха с подвернутым рукавом составляла компанию неизменно грязному фартуку, прикрывающему синие джинсы от барных брызг. Дениэла не очень радовала его компания, особенно после визита к матери, но тот, казалось, равнодушно воспринимал его, по крайней мере, обслуживал наравне с другими гостями заведения.
Пришелец остался за стойкой в компании стакана со «Швеппсом», пока друзья веселились на танцполе. Стив с Веллари бурно отплясывали, обнимаясь и бесперебойно целуясь, и пили виски с «Колой». Дениэл до сих пор помнил этот вкус поздних школьных лет, связывающий язык густой липкой слюной, а мозг – туманом и невменяемостью, которые пару раз едва не стоили ему жизни.
Помолвленным было весело. Дениэл терпеливо ждал их, чтобы отвезти домой. После истории Марка ему очень не хотелось оставлять их тут наедине с выпивкой, все-таки свадьба скоро, мало ли что.
А пока он размышлял о поездке. Всего три полных дня в этом месте затянули его обратно в отчаяние, угрюмость и желание бежать. Думать не хотелось, хотелось курить, но всякий раз он спасал свою шкуру мыслями о своей маленькой подруге, сжимая в кармане куртки бархатистую коробочку, ставшую уже его спутницей в путешествии по этому проклятому месту.
За узкими открытыми под потолком окнами, стремительно темнело. Голубые сумерки уступили место синему мраку, и тот сдал вахту черной ночной мгле, когда около десяти вечера друзья были готовы уехать домой. Стив едва держался на ногах, укладываясь на заднее сиденье «Купера», а его невеста стала еще более броской и вызывающей. Дениэл со вздохом облегчения высадил пьяную пару у дверей мастерской и, обменявшись с одноклассником номерами телефонов, порулил к дому Фишеров, надеясь, что ему не придется беспокоить уснувшую пожилую пару.
Марта и Колин еще не спали, но готовы были тоже пожелать ему добрых снов. Он поблагодарил их за предусмотрительно оставленный горячий чайник на плите, налил себе кружку чая и поднялся в комнату. Там, забросив руки под голову, он размышлял обо всем подряд, развалившись на крошечной кровати Марка. Смутно представлялось, как тут может разместиться туша друга, если сам Дениэл едва входил на старенькую постель.
Остро нуждаясь в присутствии Алексы рядом, он удивился до глубины души, потому как не видел подругу всего каких-то пять дней. Ощущение же было, что друзья не виделись уже целую вечность! Мужчина поднялся с кровати и нашел кольцо в кармане куртки. Яркие камни искрились гранями в тусклом свете ночника, притягивая к себе взгляд и руки. Мистическая история, рассказанная утром миссис Фишер, пробирала до костей, особенно если кольцо окажется принадлежащим клану Кентморов по праву. Тогда действительно не стоит дарить девушке его просто так, это кощунство.
