На перепутье

– Вы там хоть едите нормально? – Лидия наливает нам полные тарелки супа, – Алек, по-моему, с каждым разом выглядит все более худым.

– Не волнуйся, с аппетитом у него все в порядке, – смеется Август.

– Я просто загорел, – неловко оправдываюсь я.

– Когда ты только успеваешь готовить? – Август с удовольствием намазывает бутерброд. Хлеб домашний, свежий, пышный, – Дел-то в деревне всегда невпроворот.

– Как-то успеваю, – улыбается Лидия, – Я просто переложила часть обязанностей на плечи главы – у него там целый штат людей, пусть занимаются делом.

– Вы с ним сработались?

– Да, он прекрасный специалист, Айзек зря пытался его оттеснить. Он всегда стремился единолично принимать решения и контролировать вся и всех, а я за продуктивное сотрудничество. И это дает свои плоды.

– Авторитаризм вполне в духе моего брата, – Август невесело усмехнулся.

– А почему ты не стал вожаком? Ты ведь старший из братьев, – мне показалось уместным заговорить об этом именно сейчас.

– Я добровольно отказался от этого. Ты же слышал слова Акима, я не лидер. Как и ты.

– Я до сих пор не могу понять, почему Айзек именно меня видел своим преемником. Почему не Кирилл? Или Марк? Он же знал, что я не его сын, тем не менее, все эти годы пытался заставить меня занять свое место.

Август откидывается на спинку стула:

– У меня есть теория на этот счет, только я не уверен в ее состоятельности. Он чувствовал себя виноватым. Мы ведь были очень близки, всегда держались вместе и защищали друг друга, вот как ты со своими братьями. Но потом я выбрал другой путь, и он с удовольствием занял место, которое по праву принадлежало мне, женился на девушке, которую я любил, забрал ребенка. И решил это по-своему компенсировать. У него было странное представление о справедливости. Может, поэтому он так настаивал, чтобы именно ты стал его наследником – так он надеялся вернуть свой долг. Увы, ты оказался тем еще упрямцем, и немало его разозлил. Подумай сам – что чувствует человек, который, с его точки зрения, поступает по-доброму, но никто этого не ценит?

– Вероятно, ты прав, твоя версия вполне обоснована, – я ловлю себя на том, что рву салфетку на мелкие клочки.

– Прислушайся к Августу, он близок к истине. Айзек ведь неплохой человек и талантливый лидер. Конечно, он часто перегибал палку, но всегда старался ради общего блага. Это ни в коей мере не оправдывает того, что он стрелял в тебя, и он должен понести за это наказание, – Лидия, как всегда, улавливает мое беспокойство, и кладет свою прохладную ладонь на мои руки, продолжающие нервно теребить несчастную салфетку.

Я осознаю, почему мне нужно найти его – чтобы разобраться со всем этим. Просто откровенно поговорить, чтобы отпустить то, что преследовало меня все эти годы. Понять мотивы человека, который называл себя моим отцом. Может, тогда я смогу двигаться дальше. А пока я нахожусь в подвешенном состоянии и не понимаю, что делать, в каком направлении идти.

***

Ранним утром я выхожу на пробежку. За спиной – рюкзак с водой и перекусом, я планирую удалиться от деревни на двадцать километров. Солнце только поднимается над горизонтом, а я уже на противоположном берегу и начинаю углубляться в лес. Подтаявший наст за ночь окреп, приятно ощущать под ногами твердую поверхность. Бегу в ровном темпе, неторопливо, чтобы сил хватило и на обратный путь. Изо рта вырывается пар, воздух все еще морозный, но в нем уже витает предчувствие весны – я улавливаю терпкие ароматы березовых веток и хвои. Через несколько минут, разогревшись, сдвигаю шапку на затылок, закатываю рукава ветровки, снимаю перчатки и прячу их в карман рюкзака. Вначале бегу под музыку, но потом отключаю ее – я в тайге, и нет необходимости заглушать звуки города или деревни. В эти минуты и я, и Охотник – одно целое. Нам как никогда спокойно и хорошо.

Лес постепенно оживает. Птичьи голоса стали громче, они звучат все смелее. Возле кустарников вьются следы куропаток, в лесу – тропы, проложенные зайцами, под лиственницами виднеются отпечатки беличьих лапок, поразительно похожих на человеческие ладони. То и дело встречаются лисьи следы. Крупное зверье держится подальше от деревни, кроме тех, кого подкармливают егеря, но все они остались позади, на другом берегу. Сейчас на многие километры вокруг я единственный хищник, представляющий реальную угрозу.

Солнце светит все ярче, я надеваю темные очки. Снежная слепота – не самая приятная вещь, уже не раз через это проходил. Наши предки знали толк в защите от весеннего солнца – у них были замшевые повязки для глаз с очень узкими прорезями.

Я бегу по безлюдному простору тайги и пытаюсь представить, как они жили здесь сотни лет назад, кочевали в поисках добычи, как мои предшественники, такие же Охотники, отправлялись на разведку, чтобы обнаружить новые, богатые дичью и рыбой, местности. Им предстояло не только найти благодатный край, но и при необходимости силой отбить его у местных жителей. Очевидно, что при таком образе жизни Охотников в роду появлялось гораздо больше, чем сейчас, ведь их способности были востребованы. Перед ними не стоял вопрос, который терзает меня. Они с рождения знали, зачем пришли в этот мир – отвоевать право своего рода на лучшую жизнь. Наше племя всегда было захватчиком, агрессором, посягающим на чужие земли. Долгое время оно держало в страхе огромную территорию, многие предпочитали тихо уйти, чем открыто противостоять – мудрое решение, если учесть, что торгоны были так же безжалостны, как и хитры. Еще одной их особенностью была железная дисциплина – даже после удачных набегов ни один член рода не терял бдительности. Победы их не расхолаживали, наоборот, заставляли плотнее смыкать ряды – они справедливо полагали, что количество врагов прямо пропорционально количеству побед. Торгоны всегда пребывали в полной боевой готовности, не только взрослые, но и дети, которых с малых лет обучали искусству войны. В любой момент они могли не только сорваться с места, но и атаковать или защищаться.

Я также знаю, что старейшины руководствовались не эмоциями, а доводами рассудка, всегда делая выбор в пользу реальных перспектив, а не сомнительной сиюминутной выгоды. Только благодаря их всесторонне взвешенным решениям наш род не только выживал, но и рос. Слава об Охотниках распространилась далеко за пределы территории, по которой кочевали торгоны. Часть их становилась наемниками – за определенную плату они брались выполнить практически любую грязную работу. В племени был отряд, который большую часть времени проводил в разъездах – настоящая военная элита, лучшие из лучших, люди, специально обученные искать, находить и устранять. Их услуги стоили очень дорого – это могли позволить себе немногие. Но все заработанное их кровью и потом поступало старейшинам, которые и распоряжались добычей. Это значительно расширило торговые и культурные связи торгонов – неудивительно, что среди артефактов, которые до сих пор передаются из поколения в поколение, встречаются удивительные вещи, происходящие из самых разных стран. В нашей семье сохранилось несколько таких, включая серебряный перстень вожака.

При всей своей значимости Охотники во все времена оставались едва ли не самыми бесправными. Они не могли завести семью, это позволялось лишь в исключительных случаях. Не владели собственностью. Не имели права голоса. По сути, они исполняли роль ручных хищников, и служили за еду и кров. С самого детства им прививали мысль, что раз род вкладывается в их обучение, обеспечивает снаряжением и оружием, дает возможность проявить себя в настоящей схватке, то они обязаны вернуть этот долг сторицей. Не знаю, почему Охотники так ни разу и не восстали, с их навыками они бы даже с соплеменниками справились без труда. Может, и были подобные прецеденты, просто сведения об этом до нас не дошли.

Хотя я иногда думаю, что Охотники слишком сильно потакали своим инстинктам, и у них просто не было возможности задумываться о том, какую ступень на социальной лестнице они занимают.

Честно говоря, меня всегда интересовало, как именно моя семья в таких условиях заняла главенствующее положение, ведь они тоже были изгоями.

Я бегу через тайгу, и мне кажется, что я вот-вот столкнусь с кем-то из них. Окружающие деревню леса с тех пор мало изменились – конечно, появились дороги, следы деятельности человека можно заметить практически везде, кое-где протянулись линии электропередач, но большей частью это та же тайга, какой она была и сто, и двести, и триста лет назад. Время здесь словно замерло. И когда я один, мне легко представить себе такую встречу. Я словно вливаюсь в поток, в котором воедино сплелись прошлое, настоящее и будущее.

Я добегаю до крупного озера – по сути, это три водоема, которые слились в один. Останавливаюсь, чтобы глотнуть немного воды. По пути меня несколько накрывало снегопадом, плотные серые тучи проносятся так низко, что кажется, они вот-вот повиснут на верхушках деревьев. Я с трудом добрался до другого берега – дорогу замело, пришлось бежать по колено в снегу. В кроссовки набился снег, ноги промокли, но меня это не волнует – главное, все время быть в движении, тогда не успеваешь замерзнуть. Несколько раз я порывался вернуться, но что-то – упрямство? желание достичь намеченной цели? – гнало меня вперед. Оглядываюсь и вижу, что позади снова беснуется метель, а там, где я стою, светит солнце. По белоснежному простору бегут стремительные тени. Ветер то норовит меня опрокинуть, то вдруг дает короткую передышку. Я прячу бутылку в рюкзак и вновь устремляюсь вперед. Дорога, к счастью, ныряет в лесок, там почти не замело, и я немного ускоряюсь. Спустя несколько минут вновь выбираюсь на открытое место и замираю – серые тучи сменились легкими облаками, они парят в нежной синеве, солнце то и дело оказывается в их пуховых объятьях. Вдали едва виднеются сопки, сегодня из-за странного света они кажутся ближе, чем есть на самом деле. Я стою, запрокинув голову и, как в детстве, увлеченно слежу за тем, как величественно проплывает огромное невесомое облако. Воспользовавшись моментом, решаю перекусить, попить и немного отдохнуть. Возвращаться решаю другим путем. Дорога уводит прочь от озера, ныряет в сосновый бор. Воздух прогревается, наст немного подтаял и стал мягче. В нескольких километрах от дома одна нога уходит в снег почти по колено, я падаю и влетаю в ближайший сугроб. Тут же вскакиваю, проверяю, нет ли ушибов – вроде все в порядке. Протираю лицо снегом, это придает сил. Как ни странно, падение перезагрузило уставшие ноги, и мне становится легче бежать. Воду я уже допил, и теперь на ходу ладонью подхватываю снег и отправляю его в рот небольшими порциями. Сверху он покрыт тонкой корочкой льда, она неприятно хрустит на зубах, словно песок, и лишь потом тает. Делаю еще одну остановку, пытаюсь съесть кусочек хлебца, но во рту пересохло, и я выплевываю его. Приходится довольствоваться сухофруктами, в них много сахара, и они придают достаточно сил, чтобы добежать до дома.

Я с трудом забираюсь на свой берег, и медленно бегу по узкой тропке, петляющей среди сосен. То и дело оступаюсь и чуть не падаю, ноги проваливаются в глубокий снег. Кажется, я устал больше, чем ожидал, и сейчас мечтаю только об одном – попить, немного поесть и растянуться на кровати.

Август говорит с кем-то по телефону. Он кидает в мою сторону обеспокоенный взгляд, но я чувствую, что в этот раз его тревога вызвана не моим длительным отсутствием. Быстро выпиваю стакан воды, переодеваюсь, возвращаюсь на кухню.

– Что случилось? – я заглядываю в холодильник, вытаскиваю тарелку с остатками вчерашнего ужина и ставлю в микроволновку.

– Лидия звонила, говорит, у Марка неприятности. Просила тебя как можно скорее заглянуть к ней.

– Они разве не должны ехать обратно? – успеваю нарезать хлеб и приготовить пару бутербродов.

– В том-то и дело – Марк со вчерашнего дня не объявлялся. Где он – никто не знает.

– Ты говорил с Денисом? – до меня начинает доходить, что ситуация действительно серьезная.

– Да. У них вчера был свободный день, большинство, как я понял, пошли по магазинам. Только вот Марка явно не интересовал шопинг, – Август дожидается, пока закипит вода, и наливает нам обоим чай, – Другие ребята не в курсе, куда он мог пойти. Кирилл спохватился только вечером, когда младший не вернулся домой.

– Когда время было упущено, – я медленно выдыхаю, стараясь успокоиться, – Ладно, давай быстро поедим и сходим в дом на окраине.

Август согласно кивает. Я набираю Дениса, слушаю долгие гудки, и когда уже собираюсь нажать отбой, он отвечает. Его голос звучит виновато. Я включаю громкую связь, чтобы и Август поучаствовал в разговоре – все-таки он знает Марка лучше меня.

– Я в курсе. Скажи, ты не замечал чего-то необычного в его поведении? – у меня нет времени выслушивать его извинения, поэтому сразу приступаю к делу.

– Нет, ничего. Держался как обычно.

– Не упоминал каких-то знакомых в городе? Не звонил кому-то?

– Вроде бы нет. Я заметил лишь, что он с кем-то активно переписывался. Но звонков не было.

– Если что-то вспомнишь, сразу сообщи. Когда вы обратно?

– Остальные уехали, я один тут.

– Хорошо, тогда будь на связи. Кирилл в ближайшие дни свободен?

– Говорит, что да.

– Он может найти водителя с машиной?

– Могу, Павел хочет нам помочь, ты ведь помнишь его? – брат подключается к разговору, они тоже на громкой связи.

– Да, помню. Я выеду сегодня, и максимум через сутки буду у вас.

– Хорошо, мы тут пока сами поищем.

Я нажимаю отбой.

– Я тоже еду. Ты не справишься один, – Август категоричен, я вижу, что нет смысла тратить время на споры, но все же возражаю:

– Справлюсь. Я прожил в этом городе семь лет и отлично его изучил. Ты разве забыл, чем я занимался?

– Не в этом дело. У меня там связи, это ускорит процесс.

– Связи? Разве ты бывал в столице? – мы одеваемся, выходим из дома и быстро шагаем в сторону деревни.

– Да, конечно, и гораздо чаще, чем ты можешь себе представить.

– А почему ты ни разу… – я осекся, не желая поднимать эту тему именно сейчас, но Август меня прекрасно понял:

– Не встретился с тобой? Так уж вышло. Я всегда ездил туда по делам. Лишь изредка находилось время, чтобы поговорить с Олегом и убедиться, что с тобой все в порядке.

Я киваю, принимая его объяснение, хотя оно звучит неубедительно. Насколько я успел изучить Августа, он не из тех, кто вечно опаздывает, он умеет распоряжаться временем, и жалобы на его нехватку совсем не в его духе.

Лидия встречает нас в большой комнате. Лиана жмется к матери, но та решительно отстраняет ее и приглашает нас сесть.

– Мне нужно заглянуть в комнату Марка. Он оставил ноутбук?

– Да, на столе.

Сразу направляюсь туда, раздвигаю шторы и поднимаю жалюзи, чтобы впустить свет. Включаю ноутбук, пока он загружается, окидываю взглядом стол и стену над ним, увешанную фотографиями и рисунками. За мной в комнату проскальзывает Лиана, на ее личике – страх. Меньше всего мне хочется, чтобы сестренка чего-то боялась. Я осторожно обнимаю ее, чувствуя, какая же она тоненькая и хрупкая:

– Все будет хорошо, мы найдем Марка.

Ее страх постепенно отступает. Охотник неплохо справился.

Система требует ввода пароля. Это похоже на Марка. Ему никогда не нравилось, когда посторонние лезли в его дела. Я внимательнее присматриваюсь к окружающей обстановке в надежде обнаружить подсказку. На всякий случай по очереди ввожу дату рождения брата, его полное имя, детскую кличку, но все не то.

– Попробуй имя мамы, – советует Лиана.

Я ввожу «Лидия», пробую в обеих раскладках, но безуспешно.

– Не моей мамы, а вашей, – сестренка одним пальчиком набирает имя – и доступ открыт.

Я целую ее в макушку:

– Из тебя вырастет отличный хакер!

Она расплывается в довольной улыбке.

Запускаю браузер, заглядываю в журнал, нахожу страничку брата в социальных сетях. Я боялся, что перед отъездом Марк вышел из своего аккаунта, но, к счастью, все загружается. Бегло просматриваю список групп, в которых он состоял, одна из которых сразу привлекает мое внимание.

– Можешь позвать дядю? – прошу я Лиану, она тут же уносится в большую комнату.

– Что-то нашел?

– Смотри, тебе знакомо это название?

Август сразу мрачнеет:

– Да. Ты думаешь, Марк примкнул к ним?

– Он не только состоял в этой группе, но и был активистом, это видно из его переписки, – я открываю список сообщений, последнее из которых датировано вчерашним днем, – Здесь указано место и время сбора. Вот с этими мальчишками он переписывался чаще всего, – я показываю странички других ребят из той же группы.

– Похоже, наш дурачок всерьез решил участвовать в этой акции протеста.

– У нас меньше суток, чтобы доехать до столицы, найти его и вытащить оттуда, пока с ним что-то не случилось, – я захлопываю ноутбук, – Возьмем его с собой, на случай, если вдруг произойдут какие-то изменения.

***

Спустя полчаса мы уже укладываем сумки. Август попросил разрешения взять машину Айзека, чтобы доехать до райцентра, и теперь внедорожник с поцарапанными бортами урчит рядом с домом. Я быстро собираю свои вещи, беру необходимый минимум, все помещается в старом рюкзаке, с которым я сюда приехал.

Заглядываю к Августу и застываю на пороге – у него на кровати разложен целый арсенал. В нос бьют запахи пороха, масла и стали, Охотник недовольно ворчит – его неприязнь к огнестрельному оружию вполне понятна.

– Откуда это? Разве летом все не сгорело?

– Я хранил их в другом месте. К тому же, большая часть этого добра принадлежит Айзеку. Я решил забрать все, на случай, если он вдруг вернется. А ты разве не чуял оружие?

– Конечно, я знал, что в сейфе кое-что есть, но не думал, что так много, – я невольно тянусь к ружью, приклад которого украшен серебром. Беру его в руки. Металл приятно холодит ладони. Поднимаю ружье к плечу, оно отлично сбалансировано; смотрю в глазок прицела – и мне не верится, что Айзек мог промахнуться, – Ты брал его после…? – я не договариваю, все и так понятно.

Август качает головой:

– Нет. Честно говоря, мне хотелось утопить его в озере или реке.

– Хорошо, что ты этого не сделал. Оно слишком дорогое и красивое, чтобы просто так его выбросить, – я любуюсь игрой света на серебряных вставках, потом кладу ружье обратно на кровать, – Не надо с собой ничего брать. Мы справимся и так.

– Ты уверен? – в глазах Августа сомнение.

– Да.

– Ладно, как скажешь.

Я почему-то не уверен, что он последует моему совету. Наверняка возьмет что-то небольшое, то, что можно незаметно носить с собой.

– Жду тебя в машине, я за рулем.

Август не откликается, он складывает арсенал в сейф.

Выхожу из дома, забрасываю рюкзак на заднее сиденье, сажусь за руль. До райцентра доедем за пару часов, дороги сейчас в неплохом состоянии. Потом пересядем на попутку, Август с кем-то договорился. Днем, если ничего не помешает, будем в столице. Я устало опускаю голову на руль – так и не успел отдохнуть после пробежки. Смеркается, скоро зажгутся первые звезды, и я снова буду ехать прочь от неотвратимо настигающей ночи. Прямо как в старые добрые времена. Я еще даже не успел выехать, но мои преследователи уже встрепенулись, они ждут где-то там, у самого города, ждут, чтобы вновь на меня наброситься. Наверное, за эти полгода они успели изголодаться. Меня ждет незабываемая встреча.

– Ну что, готов? – Август садится рядом, – Парень, на машине которого мы поедем, поставил одно условие – чтобы ночью за рулем был кто-то из нас. Если ты устал, я сменю.

– Ничего, все в порядке. Я сам поведу.

Мы едем в тишине, погрузившись каждый в свои мысли, потом я не выдерживаю и включаю музыку. Август морщится – он не разделяет мою страсть к хардкору, но терпит. Только эти песни могут заглушить тревогу, которая медленно и неотвратимо поднимается во мне. Дорога вьется прямо по реке, она отлично укатана, и я гоню на предельно возможной скорости. Понимаю, что это глупо, что ночью на трассе смогу ехать быстрее и наверстаю упущенное, но иначе не получается. Как только я оказываюсь за рулем в темное время суток, начинается гонка – и тут уж кто кого, или я, или ночь. Я не знаю, с чем это связано. Может, еще один инстинкт Охотника, которому я подсознательно подчиняюсь, или бежать прочь стало привычкой, почти рефлексом. Есть и другой вариант, попроще – мне просто нравится скорость.

В свете фар мелькают торосы – река изо всех сил сопротивлялась морозным оковам. Волны неистово бились, пытаясь вырваться на простор, течение неутомимо неслось вперед, но даже оно не смогло выстоять перед властью зимы. Я чувствую, что под бешено крутящимися колесами, под многометровой толщей льда река продолжает жить, она просто затаилась на время, чтобы через два месяца взломать крепкий панцирь и с ликованием подставить свое гибкое упругое тело солнцу, чтобы оно заиграло тысячами бликов.

Я кидаю взгляд в сторону Августа – его голова опущена. Странно, но я не раз замечал за ним такое – он умудряется засыпать при самых неблагоприятных обстоятельствах, но в собственной кровати сон к нему не идет. Делаю музыку потише, немного сбавляю скорость. Постепенно река исчезает во тьме, свет фар выхватывает только небольшой участок. Кажется, что мы стоим на месте, а колеса просто прокручивают ленту дороги.

Темнота диктует свои правила. Все то, что казалось днем незыблемым, тает в ней, утрачивает свою осязаемость. Темнота меняет и мир, и его отражение в тебе, и тебя самого. Она вливается в глаза, захватывает твой разум, разбегается по всему телу с кровью, и ты даже не успеваешь понять, что перевоплотился в другое существо. Дневное «я» засыпает, ночное пробуждается. Оно более чувствительное, восприимчивое, чуткое; ночь заставляет мобилизовать все ресурсы твоего организма, которые за тысячелетия существования цивилизации отошли на второй план, но не исчезли. Они просто дремали все это время, выжидая подходящий момент, и когда он наступает, тебя отбрасывает далеко назад во времени, туда, где твои предки в неверном свете факелов с опаской шли через лес, готовые в любую минуту отразить нападение врагов или хищников. На этот древний зов невозможно не откликнуться – он доносится из тьмы веков, заставляя Охотника встрепенуться. В такие минуты он готов взломать любой лед, перед ним не устоит ни одно препятствие, он стремится вырваться на волю, захватить тебя целиком. Но ты, наученный горьким опытом, упорно продолжаешь держать его взаперти, с мрачной решимостью загоняя его глубоко на дно, где холодное течение остужает его жаркую первобытную кровь.

Впереди – длинный прямой участок. Я плавно нажимаю на педаль газа, какая-то кипучая радость наполняет мое существо, когда машина, покорная моей воле, стремительно несется вперед. Мотор натужно ревет, снежные накаты по краям дороги сливаются в неразличимую полосу, и вдруг в нескольких десятках метров, на границе освещенного фарами участка я замечаю силуэт оленя. Он стоит прямо на нашем пути. Я резко бью по тормозам, одновременно выкручиваю руль, чувствуя, что машину заносит. Нас разворачивает, и мы останавливаемся. Я выскакиваю наружу, оглядываюсь – олень скакнул в сторону и теперь замер на самом краю дороги. В его больших раскосых глазах светится спокойное любопытство. Он наклоняет голову и изучающе рассматривает меня, словно я не представляю никакой опасности. Я вдруг вспоминаю встречу на опушке горящего леса – может, это то же животное? Нет, вряд ли возможно такое совпадение, да и произошло это слишком далеко отсюда. Тем не менее, меня не отпускает ощущение, будто я встретил старого знакомого. Медленно иду к нему, но он стремительно отскакивает назад, во тьму, и мгновенно в ней исчезает. Я стою, вглядываясь в ночь, пока не слышу пронзительный сигнал – Август меня торопит.

– Алек, какого черта ты так гнал! – он в ярости. Я вижу, что он не прочь приложить меня покрепче, но сдерживается, – Что произошло?

– Там был олень, я едва его не сбил, – я вновь сажусь за руль, захлопываю дверь и делаю глубокий вдох, чтобы унять дрожь в руках.

– Не было там никого, – голос Августа звучит раздраженно, – Тебе просто показалось.

– Откуда ты знаешь? Ты же спал!

– Я проснулся сразу, как только ты погнал вперед. Хотел уже крикнуть, чтобы притормозил, как ты вдруг выкрутил руль. Что с тобой происходит?

Я опускаю голову на руль, сижу с минуту, чувствуя равномерное гудение двигателя.

– Ты уверен, что там никого не было? – мой голос звучит глухо.

– Да, абсолютно. Ладно, поехали, считай, что это было предупреждение от духов реки, – Август уже успокоился, – И, пожалуйста, больше не включай свою музыку, я не знаю, как ты слушаешь это целыми днями и до сих пор не оглох, но она явно плохо влияет, когда ты за рулем.

Я покорно разворачиваю машину и еду вперед, уже гораздо медленнее. Через полтора часа тишины мы доезжаем до райцентра. С переправы виднеется узкая полоска огней, протянувшаяся вдоль берега на несколько километров. По сравнению с огромным куполом ночного неба это всего лишь тоненькая ниточка, на которую нанизаны крошечные бусины уличных фонарей.