Капли ноотропа из пипетки обожгли носоглотку. Кирилл положил руки на колени, закрыл глаза и нормализовал дыхание. Хаотичные мысли приобрели форму и разбились в столбик, как строчки программного кода. Как бы то ни было, решить проблему прежними методами невозможно. Он не успеет дописать код, даже если будет работать двадцать четыре часа в сутки, а помочь в этом деле никто не в способен. Оставалось только идти ва-банк. Кирилл открыл глаза.
Он вошел в палату и направился к дальней стене, где белая ткань скрывала ждущее своего часа оборудование, оставляя только возвышающиеся на полтора метра контуры. Кирилл взялся за край накидки и застыл, впитывая всем своим существом напряжение момента. Заметив, что не дышит уже полминуты, он резко выдохнул и сорвал ткань с аппаратуры для генерации Психикона.
Глава 4. Спящая
TimeVideoGame: То есть, в вашем понимании, нет принципиальных границ между реальным миром и виртуальным, между игроком и его персонажем?
Сергей Дедалов: Более того. Еще Юнг говорил, что человек никогда не воспринимает объекты внешнего мира непосредственно. Человек автоматически формирует свое субъективное впечатление, и воспринимает не сам объект, а только свое представление о нем. Все мы живем в персональных субъективных реальностях, пузырях, за границы которых никогда не вырвемся. В этом смысле, и реальный и виртуальный миры являются для нас одинаково иллюзорными. Существует только мир внутри человека, наполненный его же личными психическими содержаниями. По-настоящему реальны только наши убеждения, принципы, поступки и личностное развитие.
Интервью с Сергеем Дедаловым, ведущим геймдизайнером FVR-MMORPG "Сандарум Онлайн", часть 4/7
Все отлично.
Стрим идет.
Вспоминая то состояние сознания, в котором я пребывал, я затрудняюсь логически его объяснить. Я тогда искренне верил, что продолжаю играть, чувствовал, что стримлю и на меня смотрят мои подписчики. Интуитивно я ощущал интерфейс игры, хотя мои действия то и дело выходили за рамки условностей геймплея. Игра мне как будто снилась, но не урывками, как бывает после долгого сидения за компом, а последовательно и реалистично. Мой мозг стал колесом, а я – хомяком, радостно бегущим внутри, и только тягостное дежавю иногда настораживало меня.
Я сел на поезд до Валь-де-Флеха, туманного городка, где давным-давно встал на скользкую дорожку темных искусств.
Расположившись в уютном купе без попутчиков, я смотрел в окно на летящие мимо пейзажи Луарции. Изумрудными спинами выгибались холмы, опушки лесов пестрели цветами, полуденное солнце до боли в глазах плясало на каменистых кряжах. Колеса поезда мирно отстукивали ритм поездки, вагон раскачивался, и я вместе с ним. В такие минуты мне всегда кажется, что так я могу ехать вечность.
Чем ближе я становился к месту назначения, тем явственней проступали воспоминания. В этом городе я однажды проник в дом чернокнижника Мишеля де Колы, которого вероломно убил в одном из сражений, и нашел гримуар с заклинаниями для гоэтии.
Здесь же я выполнил квест на получение зеленого перстня, для чего мне пришлось выпить эликсир и погрузиться в живой сон – параллельную реальность Зеленого баала. Компанию мне тогда составила министрантка Розет, но ей вернуться не удалось, а я не стал ее вызволять. С тех пор прошло немало времени, думаю, она будет чертовски мне благодарна, если я вытащу ее сейчас, и станет преданным союзником. Разумеется, если она еще жива, ведь ее летаргический сон населяют безумные и агрессивные человекоподобные свиньи – рабы Зеленого баала.
Железнодорожная станция находилась на возвышенности, и уже с перрона я увидел улицы Валь-де-Флеха, огибающие круглое водохранилище. В полдень тумана не было, водная гладь искрилась. По реке двигались баржи и лодки, нагруженный товарами пароход важно выдвигался с пристани, над ним носились крикливые чайки.
Блестящий черной краской паровоз подал прощальный гудок и заспешил вдаль, увлекая за собой вереницу вагонов. Клубы дыма из трубы растянулись над ними белым облаком. Немногочисленные пассажиры расходились по своим делам, переваливаясь под тяжестью чемоданов.
В первую очередь я навестил дом де Колы, точнее свой дом, который использовал как секретную базу для занятий гоэтией. Заниматься подобными вещами в казармах ордена было рискованно. Дом находился на улице обеспеченных горожан, но выделялся среди прочих коттеджей ветхостью и заброшенным видом. Не я тому виной, он всегда был таким.
Фундамент из коричневого кирпича порос мхом, деревянная обшивка посерела от солнца и рассохлась. Пожухлый газон казался вечно осенним, лишь на одной клумбе распустились цветы, но как! Она едва не раскалывалась от буйных растений, кричащих яркими цветами. Чует мое сердце, в свое время де Кола кого-то в ней закопал.
Как всегда, рядом с домом пропала фоновая музыка, звуки птиц и насекомых. В зловещей тишине я отпер дверь со стеклянными вставками и устремился в подвал. Там я хранил серебряный порошок, необходимый для ритуалов призывания, неудачно зачарованное оружие, которое никому не мог продать даже на черном рынке, некоторые энигмы сомнительного назначения и, конечно, эфирные петли – глиняные горшочки величиной с баночку для крема.
В подвале я зажег канделябр. Линии замысловатого знака на полу замерцали серебром. Со стороны и не скажешь, что знак удерживает в себе хищного духа рапинай, способного навести страху на целый город. Рядом на столе стоял ряд эфирных петель для вызова духа. Несколько этих запечатанных воском горшочков я взял с собой – до сих пор это мое главное оружие. Сразу почувствовал себя сильнее и увереннее. Впрочем, для вызволения Розет мне в первую очередь пригодятся социальные навыки.
Пролистав дневник заданий за прошлый год, я нашел имя пресвитера местного прихода Зеленого баала. Фламин Онезим, помимо прочего, талантливый доктор и экспериментатор. Приход я нашел не столько по карте, сколько ориентируясь на звучание флейт и гитар. В сквере гуляли и резвились парни в зеленых галстуках и девушки с такими же ленточками на шее – министранты Зеленого баала. От всех пахло спиртным и сладким дымом.
Из ворот высыпала шумная толпа, видимо, только что закончилась проповедь. Я протиснулся сквозь потные тела и вошел внутрь. Несмотря на величину зала, воздух здесь был спертый, кисло пахло испарениями. Из соседних комнат доносились хохот и женские стоны. Пресвитер, узнаваемый по зеленому самоцвету на груди, все еще стоял за кафедрой рядом с изваянием баала – изящным счастливым юношей с фужером и курительной трубкой. Из трубки статуи струился сладкий дым, благовония кружили голову и путали мысли.
– Пресвитер Онезим? – спросил я, смутно припоминая, что тот выглядел иначе.
– Леруа Нарсис, – улыбнулся сухощавый мужчина с ослепительно белыми зубами. – Приходом руковожу я. Давно не были в наших краях, сэр рыцарь?
– Давненько.
– Блудный сын вернулся! – воскликнул Леруа и радостно хлопнул в ладоши. – Каких удовольствий желает ваша душа? Или вы по делу?
– Мне нужен фламин Онезим.
– К сожалению, его здесь нет и никогда не будет. Может быть, я смогу вам помочь?
Я нахмурился.
– Вообще-то, мне нужен не сам Онезим, а его лаборатория. Знаете, здесь, под приходом, он проводил некие… эксперименты. Научные, можно сказать. Вызывал священные сны и хотел доказать существование баалов…
Пресвитер замахал руками.
– Ни слова больше, сэр рыцарь! Это же ересь, мракобесие! Баалы не существуют, они суть метафора. Именно поэтому Онезима и лишили должности. Его псевдонаучные эксперименты остановлены, лаборатории больше нет, хвала баалу.
– А что стало с людьми, которые лежат там, внизу? – спросил я и махнул рукой в сторону подвала.
– Теперь там огро-о-омный винный погреб, – улыбнулся Леруа, – больше я ничего не знаю.
– Дерьмо! – воскликнул я.
– Нет, вино, – сказал Леруа и расхохотался.
Я молча развернулся и вышел из храма.
Выходит, Розет так и останется блуждать в бесконечных видениях, пребывая в летаргическом сне, и никто ее не спасет. Вдоль позвоночника пробежал холод, словно кто-то сунул мне за шиворот кусок льда, руки покрылись мурашками. Не хотел бы я сам оказаться в такой ситуации!
Размышляя, что же теперь делать, я рассеянно разглядывал местных гуляк, пока взгляд не зацепился за валяющееся в траве тело. Тело ворочалось, ругалось и хваталось за основание дерева в попытке подняться. Я подошел ближе. Борясь с крайней степенью опьянения, мужчина вцепился пальцами в кору и все-таки поднялся, тяжело навалился спиной на ствол, откинул голову, хватая ртом воздух. Лицо с широкой челюстью опухло, кудрявая шевелюра сбилась в неопрятный ком, украшенный листьями и репьями, но пьяницу я узнал.
– Празднуете понижение в должности, фламин Онезим? – спросил я.
Онезим коротко хохотнул и тут же фыркнул, уголки губ опустились.
– Я тебя помню, шутник, – сказал он охрипшим голосом. – Хорошие были времена. Чего надо?
– Я пришел за Розет.
Бывший пресвитер попробовал снова рассмеяться, но зажмурился от приступа мигрени и сжал виски. Проморгавшись, он сказал:
– Да уж, вовремя ты. Меня выгнали, исследования запретили. Странно… никак не возьму в толк, почему. Ведь я почти доказал, что баалы существуют, это ведь хорошо! Ведь это на благо культа! Почему так?
– Розет, – повторил я.
– Как ты думаешь, что эти идиоты сделали со всеми спящими летаргическим сном?
– Ну?
Онезим развел руками, лицо было злым и обиженным одновременно. Он проговорил медленно, будто вслушиваясь в свои слова и удивляясь сказанному:
– Они же идиоты! Бесталанные бюрократы. Взяли и похоронили!
Я вытаращил на него глаза. Внутри словно лопнула струна. Не то чтобы я шибко переживал за Розет, но рассчитывал обрести союзника и даже в какой-то мере исправить свои прошлые деяния, из-за которых пострадало немало людей.
