Тэсса на краю земли

Глава 14

Сварливый Джон изо всех сил колотил в садовую калитку невыносимой Бренды, но открывать ему никто не спешил.

По правде сказать, Джон еще с ночи был просто вне себя от ярости: его отвратительная соседка где-то раздобыла или кошку, или другую божью тварь, которая издавала громкие пищащие звуки. Ради всего святого, Бренда готова на все, чтобы лишить Джона душевного покоя.

Ему с раннего утра не терпелось ворваться в этот дом и устроить знатную головомойку его хозяйке, но ведь у каждого человека должно быть чувство собственного достоинства, не так ли? Джон полагал, что порядочному пенсионеру не стоит покидать кровать на рассвете, как это делают некоторые недалекие старушки, которым зачем-то понадобилось заводить корову.

Нет, порядочный пенсионер имеет право спать вволю, а потом долго пить кофе, прислушиваясь к шуму моря и своим воспоминаниям, гладить кошек, любоваться идеально подстриженной лужайкой, не обезображенной грядками и плодовыми деревьями, как у некоторых.

И только потом, сменив халат на брюки со стрелками и хрустящую от крахмала рубашку, отправиться наносить визиты.

Шарахнув ногой по калитке еще раз, Джон вдруг услышал за спиной топот, едва успел оглянуться и без всякого изящества отпрыгнуть в сторону, как эта странная девчонка, Одри, пронеслась мимо, толкнула на бегу калитку и влетела внутрь с такой скоростью, будто за ней черти гнались.

Осудив про себя манеры современной молодежи, Джон решил последовать примеру Одри и войти без приглашения.

К дому Бренды вела непростительно узкая дорожка из красного камня. Все вокруг цвело и благоухало: клубничные поляны, персиковые деревья с еще зелеными плодами, груши и яблони. Набирали цвет крохотные толстые томаты, стелились по земле огурцы, арахис, фасоль и бобы прижимались к ограде.

Джон знал, что за домом есть курятник и коровник, а еще дальше, на полях, – ульи. Как можно тратить оставшиеся годы жизни на подобные хлопоты, было выше его понимания. Разве старость дана не для отдыха?

Бренда нашлась в тени огромного инжира, она подстригала лаванду, а возле ее ног стояла плетеная корзинка.

– Это ты напугал Одри? – буркнула Бренда, не потрудившись поздороваться. – Девчонка влетела в дом на всех парах.

– Доброе утро, – подавая пример отличного воспитания, произнес Джон. – Я не отвечаю за безобразное поведение нынешних подростков. Но скажи мне…

– Бренда! – прерывая его, крикнула Одри из окна. – Можно я приму у вас душ? Вот-вот придет Фанни и принесет мне одежду.

Еще и Фанни!

Джон не одобрял ее манеры одеваться, кричащих цветов и слишком навязчивого дружелюбия.

Не говоря уж о том, что в его время люди не выли на всю округу.

Бренда же вдруг с несвойственной ей проворностью преодолела расстояние между лавандой и домом и прошипела:

– Поступай как знаешь, но тихо. Еще раз закричишь – я оборву тебе уши.

– Ладно-ладно, – проворчала Одри, и ее голова исчезла из окна.

– Так для чего ты приперся? – повернулась к Джону Бренда.

– Ты снова нарушаешь мой покой, – процедил он. – Мало того что твоя корова мычит и время от времени до меня долетает запах навоза. Мало мне пчел, которые то и дело летают туда-сюда. Мало того что ты тайком двигаешь забор между нашими участками…

– Это ты двигаешь забор!

– Так теперь ты еще решила не давать мне спать! Это омерзительно, Бренда! Что за мяуканье раздается из твоего дома? Теперь ты мучаешь по ночам кошек?

– В корзинке, – невозмутимо ответила Бренда и вернулась к лаванде.

– Что – в корзинке? – не понял Джон.

– Ответ на твой вопрос.

Тогда он осторожно приблизился к указанному предмету, опасаясь той страшной твари, которая могла выпрыгнуть на него.

Но внутри лежал младенец.

Джон моргнул, не веря своим глазам, а потом опустился на колени – в своих дорогих светлых брюках прямо на траву, в суставах заскрипело и заныло – и заглянул в корзинку снова.

Младенец не спал, расфокусированно хлопал пронзительными голубыми глазками. Он был еще совсем крохотным, новорожденным, щекастым, губастым, бровастым.

И Джон подумал, что ничего прекраснее в жизни не видел.

– Где ты его взяла? – задыхаясь от зависти, восторга и грусти от растраченной впустую жизни, спросил Джон.

– Нашла, – ответила Бренда и тоже склонилась над корзинкой. – Ее зовут Жасмин. Это девочка.

– Тэсса назначила меня ее няней! – снова закричала Одри из дома, теперь уже из окна второго этажа. – Я буду жить теперь здесь. Так мэр велела!

– Господи помилуй, – вырвалось у Бренды, но Джон ее больше не слушал.

Все его внимание было приковано к крошечному личику. Как будто яркий свет озарил печальное существование Джона, и теперь появился давно потерянный смысл.

И он понял, что отдаст все на свете, лишь бы забрать это чудо себе.

После дождей воздух был теплым и влажным, как в парилке. От моря пахло водорослями и солью. Несколько острых камней ощутимо впивались в спину.

Фрэнк Райт был счастлив.

Однажды он был влюблен в девушку, в далекие, еще школьные времена. Он смотрел на нее издалека, не смея подойти ближе, оказаться лицом к лицу, увидеть страх и ненависть в ее взгляде. Как всегда, как у всех.

Но вот – дикий пляж, облака, гранитные скалы. Вот Тэсса Тарлтон, которая не опускала ресниц, которая смотрела прямо на Фрэнка все то время, пока он неудержимо кончал, и от этого оргазм получился особенно бесстыдно-острым.

Фрэнк уже совсем забыл, как это – когда не надо опасаться удара, подвоха, злобы, отторжения. Если бы не его брат Алан, он бы и вовсе не знал, что так бывает.

И теперь его разрывало на части от какой-то щенячьей благодарности Тэссе, от горячего желания понравиться ей, сделать для нее что-то классное. Такое, чтобы она захотела и дальше смотреть прямо на него, трогать его и целовать.

Она инквизитор, напоминал он себе строго, и привыкла иметь дело с монстрами. По сравнению с теми, кого ей приходилось истреблять, он жалкий цыпленок.

Не надо так восторгаться тем, что она тебя не боится.

Но он не мог перестать.

Так бывает, когда из тюремного ада ты попадаешь в место, где тебя принимают.

Рушится броня.

Ты становишься беззащитным.

Потому что не от кого защищаться.

Тэсса пошевелилась, вытянула руку из его джинсов, поднесла ее к своему рту и лизнула пальцы, самодовольно улыбаясь.

– Господи, – простонал Фрэнк.

– Тебе пора к Сэму Вуттону, – легко произнесла она, проворно поднимаясь. – Скажи ему, что ты готов работать на устричной ферме. А я, пожалуй, снова искупаюсь и потом пойду в управление.

И она с разбега ворвалась в море.

А Фрэнк смотрел на нее и совершенно не хотел шевелиться, как пригревшаяся на солнце ящерица.

В управлении Тэссу уже ждала Камила Фрост – в темных очках и без обычной вычурной прически. Она полулежала на диване, и добрейшая Фанни массировала ей виски.

Кажется, вчерашние поминки по несостоявшемуся покойнику прошли куда более бурно, чем Тэсса предполагала.

Иногда она мечтала стать алкоголиком – но инквизиторский организм перемалывал отраву, и опьянеть ни в какую не получалось. Однако теперь у нее был Холли Лонгли и его рисунки, и это было куда больше, чем то, на что Тэсса когда-либо рассчитывала.

– Общественность, – слабым голосом произнесла Камила Фрост, – требует объяснений. По какой причине были отменены похороны?

– По причине несанкционированного воскресения покойника, – сообщила Тэсса, смирившись с неизбежным. Камила была естественным злом Нью-Ньюлина.

– Что за чушь, – простонала редактор «Расследований». – Этой истории более двух тысяч лет, и она давно потеряла свою оригинальность.

– И тем не менее, – весело возразила Фанни, – у нас два библейских чуда: воскресение и ребенок от святого духа.

Камила выпрямилась и внимательно посмотрела на них.

– Да вы издеваетесь, – произнесла она ледяным голосом.

Новую корову для Бренды Тэсса нашла на ферме всего в шестидесяти милях от Нью-Ньюлина. По телефону ее заверили, что это отличная молодая телочка с кротким нравом, а в довесок можно забрать чудную породистую козу – по специальной цене.

Выслушав это заманчивое предложение, Тэсса позвонила Бренде.

– А коза вам нужна? – спросила она.

– Коза, – едко ответила Бренда, – в данный момент уничтожает мою лазанью. Как это вам в голову пришло прислать мне в помощницы эту бестолковую девчонку? Вы решили, что у меня тут приют? Сиротский дом? Богадельня?

– В интернете пишут, что козье молоко очень полезно для детей, – пропустив эту тираду мимо ушей, невозмутимо заметила Тэсса.

– Еще и коза! – сердито воскликнула Бренда. – По-вашему, мне делать больше нечего?

– Значит, козу вычеркиваем, – легко согласилась Тэсса.

– Только посмейте, – окончательно рассвирепела старуха.

– Значит, завтра поедем на ферму?

Тут Бренда замялась.

– Послушайте, – сказала она, – я не думаю, что смогу оставить Жасмин одну на несколько часов кряду. А тащить ее за границы Нью-Ньюлина кажется неразумным. Вы не могли бы съездить на ферму сами?

– Сама, – повторила Тэсса, – чтобы потом вы мне всю плешь проели: корова не так мычит, не так доится.

– Просто проследите, чтобы она не превращалась в невидимку, не завывала на всю округу, не воскресала из мертвых и не предсказывала будущее. Это ведь не так уж и сложно?

– Как знать, – иронично откликнулась Тэсса, – Джеймс ведь тоже выглядел обычным жмуриком, а теперь что?

– Что? – заинтересовалась Бренда.

– Никому нельзя верить, – вздохнула Тэсса, – вот что.

Холли Лонгли, казалось, даже не пошевелился за весь день. Он все так же сидел на веранде и увлеченно, скрупулезно прорисовывал крохотные линии.

Тэсса остановилась рядом, глядя вовсе не на рисунок, а на сосредоточенное, отрешенное лицо.

Выразительный нос с небольшой горбинкой, изящные капризные губы, точеные скулы.

– Как долго, – спросила Тэсса, – ты сможешь прожить на одном месте?

– Месяц? – предположил Холли. – Ну, может, два. Не знаю. Я не люблю однообразия.

Он отложил карандаш и с наслаждением потянулся.

– Я назначила тебе арест на три месяца, – напомнила Тэсса.

Холли повернул к ней безмятежное лицо с лукавой улыбкой:

– Значит, тебе придется позаботиться о том, чтобы я не заскучал.

– Этим утром тебе определенно было не скучно.

– Определенно.

И Тэсса поняла, что улыбается тоже.

Это был удивительно интимный момент, куда интимнее возни с Фрэнком на пляже, потому что сейчас речь шла о более тонких материях. Фантазиях, может быть, желаниях, которым не суждено сбыться, а только такие и имеют значение.

Тэсса потянулась и положила ладонь на залитую солнцем щеку Холли, вглядываясь в обращенные к ней глаза, в золотистые переливы на ресницах.

– Тебе нравится проживать чужие жизни, оставляя свою только на творчество, да? – прошептала Тэсса, склоняясь еще ниже. – Смотреть, но не делать. Живопись – вот что важно, правда? Но нельзя быть хорошим художником, не познав весь спектр человеческих эмоций – от ненависти до любви. И ты берешь взаймы, не расплескивая себя понапрасну. Хитрая тактика.

– Считаешь меня шарлатаном? – спросил Холли.

– Ты сказал, а не я, – Тэсса вздохнула, отстраняясь, – не мне размахивать ярлыками.

Холли качнулся вперед, будто следуя за ее ладонью, а потом моргнул и посмотрел на небо.

– Уже вечер, – удивился он.

Холли объявил, что приготовит невиданный ужин, пусть Тэсса зовет соседей, он поразит их своей изысканной кулинарией.

– Спятил? – спросила она с опаской, поскольку до этого вечера никто в Нью-Ньюлине не устраивал званых ужинов на пустом месте. Иногда они чинно собирались в «Кудрявой овечке», чтобы разрезать торт и задуть свечи, но не более того.

– А может, нам устроить бал-маскарад? – вдохновенно задумался Холли, уже успев с ног до головы перемазаться мукой.

– На кладбище, – ехидно подсказала Тэсса и, к своему ужасу, увидела, как его глаза зажглись инфернальным огнем.

– Да, – закричал Холли, размахивая венчиком, как волшебной палочкой, – поднимем всех мертвецов из могил! Это будет ночь единения двух миров. Фантастически!

Опешив от столь дикой задумки, Тэсса замешкалась с ответом – что за чушь, хотела сказать она, прекрати немедленно, я запрещаю как шериф, мэр и смотритель кладбища.

Но в последнее мгновение она удержала эти слова на кончике языка.

Ей нужно было, чтобы этот чокнутый гений не заскучал в Нью-Ньюлине, и если для этого потребуется поднять из могил всех обитателей кладбища Вечного утешения, то так тому и быть.

Сто пятьдесят покойников против сорока шести живых.

О, это будет весьма специфическое мероприятие.

– Тэсса, – прервал ее размышления голос Фрэнка от порога, – ты дома?

– Мы на кухне! – закричала она в ответ.

Холли покачал головой.

– В доме, где я жил до этого, была система охраны и два дворецких, – прокомментировал он восторженно, – а вы ведете себя как неандертальцы. Тук-тук, есть кто в пещере? Да, мы жарим вепря над огнем.

– О чем он толкует? – недоуменно спросил Фрэнк, заходя на кухню. Он задержался взглядом на Тэссе, которая босая сидела на столе и болтала ногами, посмотрел на Холли в фартуке и тут же отвернулся от него, как от весьма неприятного зрелища.

– Как ты поговорил со стариком Сэмом? – спросила Тэсса. – Устричной ферме быть?

– Или не быть, – буркнул Фрэнк. – Этот старик объявил, что мы вдвоем должны уйти на три дня в море, где он примет правильное решение.

– О, как это мудро с его стороны, – одобрил Холли, макая филе индейки в кляр. – Один на один со стихией. Возможно, мне тоже следует устраивать турниры на выживание среди моих учеников.

Фрэнк злобно прищурился, явно намереваясь нагрубить в ответ, но Тэсса положила ладонь на его локоть.

– Когда вы выходите в море? – спросила она. – Я хотела, чтобы ты завтра съездил со мной на ферму за коровой.

Глаза Фрэнка снова обрели ту маслянистость, которая предшествовала возбуждению. Он уставился на Тэссу, на ее губы, на ее грудь. Ты и я, тесный салон автомобиля, бескрайние луга, стога и чащи, говорил этот взгляд. О да, детка.

Потребовалось некоторое усилие, чтобы не выгнуться навстречу этому взгляду, как кошка.

Фрэнк действовал на Тэссу как магнит.

Он был огромным, переломанным, сильным и неприкаянным.

И это резонировало с тьмой внутри Тэссы.

– Конечно, – медленно сказал он, перекатывая звуки во рту, как камешки, – я поеду с тобой. С Сэмом мы сговорились встретиться лишь на закате.

– Я тоже хочу на ферму, – объявил Холли, разбивая взаимное притяжение, – никогда там не был.

– Нет, – сказал Фрэнк.

– Да, – сказала Тэсса.

Ей нравилось это ощущение – до того, как все случилось. Нравилось предвкушение.

Уголок губ Фрэнка раздраженно дернулся.

– Это обязательно – чтобы этот чокнутый жил здесь? – спросил он с неприязнью.

– Обязательно, – серьезно ответила Тэсса.

Холли глядел на них с тем же выражением, с каким утром взирал на чистый холст.

Он еще только прикидывал, что получится создать из пустоты.

Отшельник Эрл так ничего и не понял, что там случилось с похоронами. Почему их назначили? Почему их отменили? Поэтому он с нетерпением ждал свежий выпуск «Расследований».

Конечно, у него не было аллергии на сотовую связь, и он запросто мог бы позвонить хоть Камиле, хоть Мери Лу, а может, даже самой Тэссе Тарлтон.

Но это было бы… как-то не по-отшельнически?

Иногда ему казалось, что он довел свой образ жизни до абсурда – может, из-за своей гордыни, а может – из-за упрямства.

Но было еще кое-что.

Получая по утрам газету (Эллиот всегда оставлял ее в почтовом ящике и никогда не приближался к дому), Эрл чувствовал, что совершает некий тайный ритуал.

Вот он забирает «Расследования» и несет в дом. Потом долго, замедляя время, заваривает себе чай, делает сэндвичи, сервирует стол. И, наконец, разворачивает издание – и чувствует, как между ним и Камилой Фрост натягивается невидимая теплая нить.

Глава 15

Запирать свой магазин Кевин Бенгли начал совсем недавно – после того, как Эллиот Новелл вломился сюда посреди ночи в поисках чего-нибудь сладенького и перепутал в потемках кондиционер с сиропом.

Но он никогда не забывал оставить запасной ключ под ковриком – если Одри вдруг захочет украсть у него пару батончиков или пачку печенья.

Уже смеркалось, и Кенни задумчиво застыл, вдыхая сладкий запах цветущих магнолий. В прежние времена он бы без всяких сомнений пересек неширокую улицу и вошел в «Кудрявую овечку», где провел бы остаток вечера с Мэри Лу. Но теперь между ними было все сложно, а идти в свою комнатку над магазином совершенно не хотелось.

Возможно, Кевин мог бы пойти к морю, туда, где стоял замок на скале, а рядом – пансионат, в котором жила Фанни.

Наверняка он будет смотреться глупо, слоняясь без всякого дела вокруг, а приличной причины, чтобы навестить Фанни, как назло, не находилось.

Хотя, сказать по секрету, одна маленькая причина все же была и теперь жгла Кенни карман. Там в бархатной коробочке лежали длинные сережки с крохотными изумрудами, которые Кенни купил будто в бессознательном состоянии. Оно случилось само собой: вот он выбирал детскую кроватку, ванночку, памперсы и боди – все четко по списку невыносимой Бренды, а вот он завис перед ювелирной витриной, и тут его мозг превратился в сладкую вату.

Короткий приступ умопомрачения.

И сейчас эта бархатная коробочка вызывала маету и волнение, а еще делала Кенни самую чуточку прозрачным.

Вздохнув, он побрел в противоположную от пансионата сторону, туда, где у подножия горы прятался в заросшем саду дом доктора Картера. Там можно будет провести тихий вечер за шахматами и не думать о столь пугающих вещах, как подарки.

На скамейке возле невысокого штакетника сидел незнакомый Кенни миловидный юноша, который потрясенно читал «Расследования Нью-Ньюлина».

Сегодня Камила выпустила свое издание только ближе к вечеру и была еще более ядовитой, чем обычно. Ее ужасно разозлило, что произошло столько событий – и все без ее участия, и никто не уведомил ее о том, что происходит. Камила всегда стремилась первой рассказать нью-ньюлинцам о новостях их деревни, но частенько не успевала за ними.

Поэтому ей только и осталось, что разить вдогонку – и вот уже чудесное воскресение превратилось в «явление очередного зомби, который к тому же умеет ходить средь бела дня», а младенец – «в безобразного подкидыша, от которого добра не приходится ждать».

Это было чересчур даже для Камилы, и Кенни сегодняшний номер «Расследований» сжег с превеликим удовольствием. Но он совсем не подумал, какое впечатление могут произвести злобные опусы на неподготовленного читателя, который к тому же только-только вернулся с того света.

– Привет, Джеймс, – сказал Кенни, присаживаясь рядом. – Не обращай внимания на эту гадость. Таковы особенности местных средств массовой информации. Считай это своеобразным приветствием, мы все через это проходили. Когда я появился в Нью-Ньюлине, Камила Фрост предрекала, что человек-невидимка будет воровать и творить всякие безобразия и что всем придется вешать замки на свои двери и сундуки.

– Невидимка? – спросил Джеймс, встрепенувшись.

– Это я. Кевин Бенгли. Становлюсь прозрачным, когда пугаюсь или слишком нервничаю.

– Вот бы посмотреть, – прошептал Джеймс с таким детским восторгом, будто это не он воскрес из мертвых.

– Еще у нас есть баньши, очень милая, между прочим. Когда она воет, у нас у всех головы взрываются. Даже в аэропорту Лендс-Энд слышно, а это в нескольких милях отсюда. А доктор Картер умеет лечить прикосновениями. Милны раз в месяц покрываются шерстью. Кимберли Вайон – ясновидящая, правда, времена в ее голове перепутаны, никогда не знаешь, говорит она о прошлом или о будущем. Мэри Лу умеет дышать под водой, отшельник Эрл Дауни покрывается пятнами, стоит ему кого-нибудь коснуться. От нашего почтальона Эллиота Новелла совершенно невозможно отвязаться. У Фрэнка Райта взгляд, как детектор лжи. Так что, братец, ты прибыл прямо по назначению, добро пожаловать домой. А это, – и Кенни забрал у Джеймса «Расследования», – просто выброси.

Ирэн бежала так быстро, как только позволяли ее коротенькие ножки. Тэсса ощущала ужас этой маленькой девочки, который гнал ее спрятаться в самом темном углу, в шкафу, под ворохом одежды. Она слышала, как сотрясается под ударами дверь в детскую, как громко стучит крохотное сердечко, чувствовала, как Ирэн закрывает себе ладошками рот, заглушая пронзительный детский крик…

– Т-с-с-с, ты кричишь, – раздался рядом успокаивающий голос, и Тэсса, крупно вздрогнув, проснулась.

Из открытого окна шумело море.

Крупные звезды с любопытством заглядывали в спальню.

Серебристый свет полной луны освещал переплетения узоров на потолке.

Холли Лонгли лежал совсем рядом и гладил Тэссу по волосам.

– Кошмары? Опять? – спросил он тихо.

– Хуже, – прошептала она в ответ, – скорбь.

Холли вздохнул, уютно обнял ее, пристроив голову на своем плече. От него пахло клубникой.

– В ту ночь, – сдавленно проговорила Тэсса, любуясь на звезды, – когда безумие накрыло Лондон, я чувствовала каждого из них. Взрослых захлестывала ненависть – они бросались друг на друга и хватались за ножи. Дети испытывали ужас и забивались в самые темные углы, которые могли найти. Это их и спасало. Сто пятьдесят человек получили ранения, и трое погибли. Вот что бывает, когда инквизиторы сходят с ума.