Тэсса на краю земли
– Ты не похожа на сумасшедшую.
– Кто знает. В Нью-Ньюлине нет зла, и меня не покидает мысль о том, что, пока я здесь прохлаждаюсь, другие юные инквизиторы работают вместо меня. Чувствую себя дезертиром.
– Это мания величия, – невозмутимо отозвался Холли. – Мир прекрасно проживет и без твоей защиты, Тэсса Тарлтон. Без тебя и твоего безумия. Считай себя капитаном, списанным на берег. Ты не пригодна для дальнейшей службы, так что умерь свою гордыню.
– Не пригодна, – повторила она с горечью. – Но где найти новый смысл? Я завидую тебе – у тебя-то есть дело всей жизни, которое никто не отнимет.
– А вдруг меня разобьет паралич? Или я утрачу вдохновение? Я уже испытывал однажды творческий кризис сроком в целый год. Вот что такое экзистенциальный ужас.
– Год, когда ты был влюблен и занимался сексом? – Тэсса приподнялась на локте, разглядывая его лицо.
– Кошмарный год, – скривился Холли. В лунном свете он был похож на призрака – бестелесного и воздушного. И только прикосновения напоминали о том, что рядом человек из плоти и крови.
– Какой она была?
– Не знаю. Я был ослеплен сиянием ее глаз, и ямочками на щеках, и улыбкой. Я визуал, Тэсса, влюбляюсь глазами. Боюсь, что за весь год я даже не попытался понять характер той женщины. Видишь ли, в чем дело, я изо всех сил избегаю настоящих чувств, потому что обычно это все ведет к драмам. А драмы – не мой конек. Предпочитаю порхать беззаботной бабочкой.
– Тогда что ты делаешь в этой постели? – спросила Тэсса. – Я просто преисполнена драмами.
– И сам не знаю, – ответил Холли, – балансирую на краю пропасти, возможно.
Утром, когда Тэсса спустилась с чердака, куда отнесла миску молока призраку Теренса Уайта, на кухне уже разгорелось настоящее сражение.
Холли завтракал тостами с клубничным джемом и пытался выглядеть непринужденно, но это сложно было сделать с учетом нависающего над ним Фрэнка Райта.
Тот, по обыкновению, выглядел мрачно и угрожающе.
– Я ни за что не полезу в твою микроскопическую микроволновку, которую ты по недоразумению называешь автомобилем, – рычал он.
– Но надо думать об экологии, – опасливо возражал Холли. – Твой ржавый металлолом способен прожечь дыру в озоновом слое.
– Будете спорить – погружу вас в катафалк, – пообещала Тэсса, насыпая себе хлопьев.
Фрэнк, который провел в «Линкольне» несколько очень долгих суток, скрипнул зубами.
– Ты действительно хочешь на ферму? – спросила Тэсса у Холли. – Понимаешь, что обратно придется ехать в фургоне для перевозки скота?
– И он поедет в кузове – в обнимку с коровой, – буркнул Фрэнк. – Кто-нибудь мне объяснит, для чего мы вообще возимся с этим бесполезным маляром?
– Маляром? – возмутился Холли. – Мои картины висят в Национальной галерее. И, если уж мы об этом заговорили, мое предложение нарисовать твой портрет остается в силе. Это, между прочим, великая честь. Ты хоть представляешь, сколько денег мне предлагают за такую работу? К счастью, мой гений не имеет цены. Я делаю только то, о чем шепчет моя муза.
– Меня сейчас стошнит, – предупредил Фрэнк.
– Почему тебе так хочется нарисовать именно Фрэнка? – заинтересовалась Тэсса. – Я как натурщица тебя совершенно не привлекаю?
– Неа, – беззаботно откликнулся Холли. – Ты слишком мелкая и невзрачная. А от этого громилы исходит мощь. Он фактурный.
– Фактурный, – повторила Тэсса, нисколько не обидевшись. Ей и самой не улыбалось проводить часы за позированием. Прищурившись, она одобрительно окинула взглядом трицепсы Фрэнка.
– Мелкая и невзрачная? – рявкнул Фрэнк и схватил Холли за грудки. – Ты издеваешься, что ли?
– Ну прости, – взмахнул он ресницами и уставился прямо в глаза Фрэнку: – Ты же понимаешь, что врать в твоем присутствии – гиблое дело?
– Ударить художника – все равно что пнуть котенка, – заметила Тэсса, преспокойно намазывая тост маслом.
– Почему ты просто не можешь выставить его из дома? – раздраженно спросил Фрэнк, отталкивая Холли от себя.
– Потому что он отгоняет мои плохие сны. Мне нравится спать с Холли.
– В смысле – спать? – прищурился Фрэнк.
– В смысле – в обнимку. Очень умиротворяет. Тебе тоже рекомендую.
Шея Фрэнка налилась алым, и на мгновение показалось, что он вот-вот или прибьет кого-нибудь, или выскочит прочь.
Напряжение буквально зазвенело в воздухе, и Тэссе было интересно, что сейчас случится.
Но Фрэнк Райт слишком много пережил, чтобы позволить себе распсиховаться.
Он опустился на стул, тяжело глядя на Тэссу.
– Он действительно помогает? – хмуро уточнил он.
– Очередное чудо Нью-Ньюлина, – кивнула она. – Это место дает нам то, в чем мы больше всего нуждаемся, – защиту и покой.
– Значит, Холли Лонгли тебя успокаивает. А я?
– А ты меня волнуешь.
Фрэнк помолчал, изучающе разглядывая Тэссу.
– Но на заднее сиденье этой микромашины я не полезу, – уронил он.
– За электромобилями будущее, – тут же вмешался притихший было Холли.
– Заткнись.
Стоило Холли открыть дверцу автомобиля, как он тут же с воплем отскочил назад.
Замельтешило крохотными крылышками, раздался множественный недовольный писк.
– Что за дьявол? – опешил Фрэнк.
– Мои пикси! – радостно воскликнула Тэсса. – Они свили себе новое гнездо!
– Но почему в моей машине? – жалобно спросил Холли.
– Наверное, – улыбнулась Тэсса и взяла его за руку, – для того, чтобы ты не смог сбежать из Нью-Ньюлина.
– Это пугает, – признался Холли, – как будто я действительно попал в тюрьму.
– Пойдем-ка в мой пикап, сынок, – хмыкнул Фрэнк, – и по дороге я тебе расскажу, что такое тюрьма.
– Эй, я старше тебя больше чем на десять лет, – озадачился Холли.
– Ты провел бездарную жизнь, махая кистью. Жизненный опыт складывается из страданий.
– Никогда, – убежденно произнес Холли, – я не соглашусь с такой варварской точкой зрения.
– Думай о том, – посоветовала Тэсса, захлопывая дверь машинки, – что стоит тебе позвонить твоей помощнице – и за тобой пришлют вертолет.
– И всю королевскую рать, – подхватил Холли, взбодрившись. – Послушай, Фрэнк, неужели тебе не хочется, чтобы миллионы людей любовались твоим изображением сквозь века? Вот представь себе, что ты умрешь, а новые и новые поколения продолжат восхищаться твоим обликом? Я предлагаю тебе бессмертие!
– Тэсса, – направляясь в сторону своего пикапа, сказал Фрэнк, – если ты не хочешь, чтобы я отпинал этого котенка, заставь его перестать мяукать.
– Не могу, – призналась она, – мне нравится идея с портретом. Я бы его выкупила и повесила напротив своей кровати.
– Я бы тебе его подарил, – расщедрился Холли.
– Правда повесила бы? – Фрэнк приглашающе распахнул дверцу. Она так устало заскрипела, что Холли застонал.
– Этот раритет точно не развалится посреди дороги? – испугался он.
– Тебя с нами вообще никто не звал, – проворчал Фрэнк.
– Правда повесила бы, – Тэсса проворно забралась на водительское сиденье. – Мне нравишься ты и нравятся картины Холли. Комбо.
– Раздеваться я не буду, – предупредил Фрэнк, плюхаясь на пассажирское сиденье рядом с ней. – Означает ли твое стремление всегда быть за рулем желание доминировать?
– Все инквизиторы доминируют, потому что несут на своих плечах ответственность за целый мир.
– Нет, – подал голос с заднего сиденья Холли, – немного раздеться все же придется. Хотя бы снять футболку.
– Ты извращенец или что?
– Он в жестком целибате, – проговорила Тэсса, заводя пикап. Тот заревел и буквально прыгнул с места. – Позволь ему хотя бы посмотреть на обнаженку.
– Полегче! – завопил Холли. – На заднем сиденье изрядно потряхивает. И мужская обнаженка – не то, что способно возбудить гетеросексуального художника.
– Йохоу, – Тэсса разогналась стремительно, вспарывая колесами комья земли. Деревня полетела мимо.
– Только полный псих добровольно откажется от секса ради каких-то картинок, – перекрывая шум мотора, громко провозгласил Фрэнк.
– Это называется призвание! Где тут у тебя ремень безопасности? – донеслось до них прерывистое.
– Ремень чего? – заржал Фрэнк.
– Если вы меня выроните – то мир искусства понесет невосполнимую потерю!
– Обещаю тебя не ронять. Просто держись за что-нибудь! – и не думая снижать скорость, крикнула Тэсса.
– За что? За воздух?
– За свое призвание, – насмешливо фыркнул Фрэнк.
* * *Ирэн Вудхауз принимала ванну прямо посреди гостиной.
В ее доме не было ни одной внутренней стены – одно помещение просто перетекало в другое, а границами служило цветовое зонирование.
Она ненавидела тесные помещения, ненавидела шкафы, ненавидела инквизиторов.
Кошмары уже не терзали ее – много лет психотерапии и групповых занятий для тех, кто пострадал от безумия Тэссы Тарлтон.
Но она знала совершенно точно: никогда, ни за что Ирэн не поедет в Лондон снова.
Глава 16
Фанни терпеть не могла, когда обижают слабых. Она стоически переносила критику Камилы Фрост в свой адрес, терпела нападки на Тэссу, но крестовый поход против младенца и неожиданно воскресшего юноши Джеймса пробудил в ней свирепую львицу.
Дождавшись, пока ржавый пикап Фрэнка скроется из виду, Фанни вышла из управления и, насвистывая, танцующей походкой пошла по деревне.
Высокие каблуки лакированных туфель, казалось, делали небо ближе.
Красное платье в крупный белый горошек и с рюшечками на подоле помогало чувствовать себя неотразимой.
Фанни любила яркий макияж и ловила отражения своих алых губ в крошечном зеркальце, пуская по изумрудной зелени солнечных зайчиков.
Камила Фрост была не из тех, кто рано просыпается, но Фанни не собиралась ждать. Она толкнула бедром невысокую изящную калитку, скорее обозначение территории, нежели ограждение, прошла по белоснежной дорожке, неодобрительно глядя на идеально ровный газон. Ни цветочка, ни кустика, ни сорняка. Экая скукота.
У Камилы был крохотный домик из стекла и бетона, все здесь просто кричало о тяге к минимализму – ничего лишнего, ничего уютного. Стены, потолки, самая необходимая мебель.
Хоть бы коврик под ноги бросила, стерва ядовитая!
Стучаться Фанни не стала, а просто открыла стеклянную дверь, незапертую, по местному обыкновению. Здесь люди быстро отвыкали пользоваться замками.
На кухне фальшиво распевал незатейливую песенку бездельник Эллиот Новелл. Шумела вода, гудел чайник.
На цыпочках, чтобы не цокать каблуками, Фанни прокралась в спальню и с разбега прыгнула на кровать совсем рядом со спящей Камилой. Матрас спружинил, Камила подпрыгнула, дернулась и заорала, слепая в плотной маске для сна. Фанни зажала ей рот крупной рукой, навалившись всем телом, и прошипела:
– Не перестанешь вопить ты – завоплю я.
Это подействовало. Кожа Камилы моментально покрылась мурашками, а сама она оцепенела.
Родиться баньши – не слишком счастливый жребий, но иногда от этого была и польза. Очень редко.
– Фанни? – испуганно промычала Камила ей в ладонь.
Пришлось чуть-чуть ослабить хватку, чтобы продолжить их милую светскую беседу.
– Чем тебе помешал невинный ребенок? – зашипела Фанни. – Ты теперь воюешь с младенцами? Тебя воспитывали волки?
– Ты решила меня поколотить или что? – извиваясь всем телом и пытаясь отползти в сторону, спросила Камила.
– А и поколочу, если понадобится, – пригрозила Фанни.
– Ну ты и деревенщина! Кому интересно читать приторно-сладкие новости? Людям необходимы острые эмоции, им требуется гнев, им нужен стресс! Несправедливая обида закаляет характер и напоминает об опасностях большого мира, – пыхтя, сообщила Камила. Она наконец отпихнула от себя Фанни и стянула маску с глаз. – Глупая ты, глупая.
Фанни едва не ущипнула ее.
– А я думаю, что ты пишешь эти гадости от зависти, – возразила она. – В тебе-то ничего необыкновенного нет!
– Можно подумать, что вам много радости от ваших особенностей, – фыркнула Камила. – Это не деревня, а приют сирых и убогих.
– Тогда что ты тут делаешь?
– Это совершенно не твое дело.
– Серьезно, дорогуша, откуда ты пришла? Как ты нашла сюда дорогу? Кто тебе рассказал о Нью-Ньюлине?
Камила, как и всегда, отмахнулась от всех этих вопросов. Хотя сама она беззастенчиво совала нос в чужие дела, но собственные секреты цепко хранила при себе.
– Послушай, Фанни, – прошептала Камила, придвигаясь ближе, – забери этого идиота Эллиота себе.
– Что сделать? – поразилась Фанни.
– Он все время ошивается в моем доме и надоел мне до чертиков. А ты девушка одинокая, свободная…
– И редкая красотка к тому же, – перебила ее Фанни. – Какую чепуху ты городишь! Что мне, ради всего святого, делать с Эллиотом? Просто уговори Мэри Лу забрать его себе.
– Она влюблена в Кевина Бенгли.
– Вот как, – пробормотала Фанни, – как это мило. Юные влюбленные и все такое.
Поднявшись с кровати, она поправила смявшийся пышный подол и едва вспомнила о цели своего визита.
– В общем, Камила Фрост, веди себя хорошо, а не то я буду каждое утро нападать на тебя в твоей постели, – уныло пробормотала Фанни без всякого задора.
Лошади не произвели на Холли Лонгли ни малейшего впечатления.
– Ну, они мне надоели еще в детстве, – капризно сказал он, – знали бы вы, как дорого обходится фамильная конюшня.
– Да, целое состояние, – глубокомысленно покивал Фрэнк, – только и знай, как счета подписывать.
– Ты был мальчиком с пони? – спросила Тэсса, лихо паркуясь у небольшого домика, который располагался сразу за загоном.
Хозяева фермы ждали их, попивая чай за столом, расположенным на лужайке под огромным грабом. Чайные розы, высаженные возле крыльца, головокружительно благоухали.
– Пони, частная школа, особняк в Лондоне, усадьба в Дербишире, – без всякой рисовки сказал Холли, выбираясь из пикапа. Он жизнерадостно помахал фермерам, завертел во все стороны головой и с воплем восторга устремился к сухому дереву, разбитому на две части молнией. – Карандаш, – послышался его крик, – срочно! Карандаш и бумагу!
Казалось, он на полном серьезе ожидал, что из-за аккуратно подстриженных кустов выскочит проворный дворецкий и предоставит ему все необходимое.
– Простите, – сказала Тэсса, пожимая руку пухленькой хозяйке, – он у нас художник.
Они с Фрэнком позаимствовали фермерский фургон для перегонки скота и повезли корову с козой в Нью-Ньюлин, а Холли даже, кажется, не заметил их отъезда, торопливо зарисовывая дерево на обратной стороне памятки для раскаявшихся нарушителей – все, что ему удалось раздобыть в бардачке пикапа.
– Может, не будем забирать его обратно? – с надеждой предложил Фрэнк.
– В тебе говорит классовая ненависть, – засмеялась Тэсса. – Собственная конюшня и пони у любого могут вызвать вспышку агрессии.
– Да, – коротко согласился Фрэнк, – в этом все дело.
– Что это за кособокую скотину вы мне притащили? – с упреком спросила Бренда, когда они подъехали к ее дому. – Прежняя телочка у меня была ладная и кроткая, а у этой и взгляд дурной, и морда хамская.
– Значит, вы с ней поладите, – заключила Тэсса, таща на веревке упершуюся на месте козу.
Одри выглядывала из сада, и ее физиономия вся была перемазана вишневым соком. От Фрэнка она старательно загораживалась ладонью. Корзинка с младенцем стояла на веранде в тенечке. Тэсса привязала веревку на колышек забора, прошла по двору и заглянула в корзинку.
Девочка – человек человеком – едва слышно гулила, хлопая крохотными ресничками.
– Надо бы еще парочку младенцев в Нью-Ньюлин завезти, – требовательно велела Бренда. – Как ребенку расти без сверстников?
– Младенцев не продают на базаре, – оторопело ответила Тэсса. – Где я вам должна раздобыть друзей для Жасмин?
– А это уж ваши мэрские заботы, – отрезала Бренда. – Выполняйте свою работу, обеспечивайте деревню всем необходимым!
– Младенцы – это не предмет первой необходимости, – запротестовала Тэсса. – Асфальт – да. Младенцы – нет.
– В таком случае нам нужен новый мэр, – заключила Бренда свирепо.
Корова, которую Фрэнк вел к лужайке за домом, трубно замычала в знак согласия.
– Я же говорила, – обрадовалась Тэсса, – что вы поладите!
На обратной дороге Фрэнк успел занять место за рулем, и Тэсса не стала возражать.
Он был раздражен и угрюм – и ничего не мог с собой поделать.
Холли Лонгли, как яркий и бестолковый попугайчик, все время путался под ногами и вился вокруг Тэссы. Хоть он и утверждал, что ведет образ жизни евнуха, Фрэнк ему ни на йоту не верил. Нельзя жить в одном доме с такой женщиной, как Тэсса, и оставаться верным столь нелепым принципам.
Кровь бродила у Фрэнка в жилах, хмелем разгоняя здравый смысл. Умом он понимал, что Тэсса из тех, кто сама решает, кого пускать в свой дом, свою постель и свою жизнь, но первобытные инстинкты кричали о том, что соперника надо устранить любой ценой.
И это доводило Фрэнка до безумия, потому что единственный вид борьбы, который он знал, – это дикая драка, до крови, до сломанных костей, до выбитых зубов. После такого жители Нью-Ньюлина, вероятно, изгонят его из своего игрушечного рая, но как усмирить свое бешенство?
В тюрьме и на ринге все было просто – или ты, или тебя.
Как сражаться за женщину, не сражаясь? Без кулаков и насилия?
– Останови-ка машину, пока мы не взлетели, – сказала Тэсса, развеяв пары красного тумана, застилавшие Фрэнку глаза. Он посмотрел на спидометр и ужаснулся, а потом так резко утопил тормоз, что фургон содрогнулся и едва не перевернулся.
– С ума сошел? – спокойно спросила Тэсса, поворачиваясь к нему.
– Да, – глухо ответил Фрэнк и положил ладонь на заднюю часть шеи Тэссы.
Шея была тонкая, а ладонь огромная, и это перещелкнуло невидимый рычаг в голове Фрэнка, подняв с глубин совсем другие желания.
Тэсса увидела это в его глазах, и ее зрачки расширились от азарта и возбуждения, обнажая истинную натуру хищника.
И тогда Фрэнк притянул ее к себе, с упоением замечая, как проворно Тэсса движется навстречу, как ее губы сами открываются для поцелуя, и это было совсем не нежно, а откровенно и похотливо. Никто из них не осторожничал, не трепетал и не смущался, на вкус Тэсса была как ягоды – смородина? шелковица? – сладко-острой, с кислинкой, на ощупь тонкой, но вовсе не хрупкой. Фрэнк ощущал мышцы под своими пальцами, теплую кожу под тонкой майкой, на Тэссе не было лифчика, и было легко ловить ртом ее соски через легкую ткань.
Вслепую Фрэнк нащупал регулятор, отодвинул сиденье назад. В кабине было довольно просторно, что позволило Тэссе оседлать его бедра. Они успели съехать с шоссе и сейчас находились на узкой проселочной двухполоске, с обеих сторон окруженной деревьями. Дальше по курсу была только ферма, и маловероятно, чтобы кто-то еще решил проехать этим же путем в это же время, но какой-то риск все-таки оставался, и это отдельно подстегивало возбуждение.
Запрокинув голову назад, Фрэнк целовал Тэссу, ее губы, подбородок, шею, тянул лямки майки вниз, умирая от того, как она ерзает по нему, прижимается прямо к твердому, как камень, члену. Он приподнял ее за талию, так, чтобы Тэсса смогла упереться коленями о сиденье, стащил вниз мягкие пижамные шорты вместе с трусиками, пробежался пальцами по теплому, влажному, не столько лаская, сколько проверяя готовность.
– А правда, что с инквизиторами?.. – хрипло спросил Фрэнк, дергая ремень своих джинсов.
– Можно без резинки, да, – выдохнула Тэсса ему в губы, от нее полыхало, как от открытого огня, и Фрэнк вдруг подумал, а не спалит ли его дотла этот секс, но в это мгновение он был на полном серьезе готов сгореть ради него.
Вся его блеклая никчемная жизнь не шла ни в какое сравнение с искрящей Тэссой Тарлтон, чья ярость схлестывалась с яростью Фрэнка. Они оба, отчетливо понял он, умели только драться и ничего другого, и сейчас открывали для себя нечто новое.
И когда она опустилась, сжимая его своим жаром, Фрэнк стиснул зубы, чтобы сдержать даже не стон – крик освобождения и радости от того, что наконец-то ему повезло.
– Что это такое? – Холли Лонгли уже надоело рисовать дерево, и он ждал их, нетерпеливо слоняясь вокруг пикапа. – Что у тебя за настроение? – он дернул носом, будто пытаясь что-то унюхать, заглянул Тэссе в глаза, сморщил лоб. – Умиротворение? Удовле… Вы занимались сексом! – вдруг завопил он. – Что? Прямо в скотофургоне? Дикари!
– Потише, приятель, – добродушно отозвался Фрэнк, которого сейчас даже этот попугай не мог вывести из себя. – Ни к чему так орать.
Тэсса усмехнулась и направилась к семье фермеров, чтобы попрощаться.
– Не могу поверить, – бормотал себе под нос Холли Лонгли, забираясь на заднее сиденье и обхватывая себя руками, словно пытаясь защитить свою невинность от чужих прикосновений. – Для этого же есть спальня, кровать… шелковые простыни, лепестки роз, свечи…
– Любишь мексиканские сериалы? – Фрэнк пристроился на пассажирское сиденье. Сказать по правде, у него все еще дрожали ноги, и сейчас он не готов был снова вести машину.
Оказывается, секс с инквизитором – необузданный и пожирает много энергии.
А еще он забирает весь твой гнев, всю обиду и всю боль, оставляя лишь тихую эйфорию и чувство легкости.
Как будто он носил на себе гору, а теперь смог сбросить ее.
– Почитываю любовные романы, – с достоинством ответил Холли Лонгли, – так что кое-что понимаю в романтике.
– Ромео-теоретик, – хмыкнул Фрэнк, – жалкое подобие человека.
– Да уж не животное, как некоторые.
– Все цапаетесь? – Тэсса вернулась к ним, широко улыбнулась Фрэнку, задумалась на мгновение, а потом, потянувшись, легко коснулась его губ своими. Не поцелуй, но легкое проявление добрых чувств. – Что, мальчики, пора домой?
– Поехали быстрее, – взмолился Холли, – ненавижу деревню.
– Неужели? – удивилась Тэсса, ловко разворачивая пикап на крошечной полянке. – Должно быть, ты очень страдаешь, что застрял в Нью-Ньюлине.
– Я должен был быть в Токио, меня ждут Нью-Йорк и Париж. Выставки, мастер-классы, интервью, фотосессии. Но знаете, что?
– Что? – спросил Фрэнк.
– На ужин у нас будут патиссоны, фаршированные грибами и сыром, – заявил Холли Лонгли.
* * *– Удивительно, – сказала пухленькая фермерша своему мужу-фермеру спустя два месяца после того. – И почему наши животные начинают так бурно совокупляться, стоит их загнать в фургон? Как будто бешенство на них находит, право слово.
– Понятия не имею, – безмятежно отозвался он, – давай просто радоваться этому чуду. Этак мы с тобой разбогатеем, старушка.
– Хорошо бы так, – мечтательно вздохнула фермерша.
Пара лошадей в фургоне ответила им возбужденным ржанием.
Глава 17
Сложно понять, что к чему, когда ты умер, а потом оказалось, что нет.
Джеймс то и дело трогал свою голову, руки, убеждаясь, что все цело и все на месте.
Он помнил, как его байк вылетел на встречку, помнил фары огромной фуры, помнил боль, а потом – страх, свет и незнакомый гараж. Ласковый голос яркой женщины с очень резким лицом. Лихорадочную ночь, полную обрывочных мыслей. И пришла тишина дома доктора Картера, где никто Джеймса не беспокоил. Потом оказалось, что, пока он прятался, Нью-Ньюлин внимательно наблюдал за его возвращением.
Мерзкая газета вырвала его из анабиоза.
И стало понятно, что пора выбираться из дома и знакомиться с местом, куда привела его судьба.
Но для начала хорошо бы увидеть Одри. Ведь Джеймс ехал именно к ней, девочке, с которой плакало небо.
Она пробыла в приемной семье совсем недолго – полгода, и Джеймс запомнил только ее зареванную мордашку и бесконечный дождь, стеной окутывавший дом.
Одной самой обыкновенной ночью Одри исчезла, и выглянуло солнце, и настроение у всех улучшилось, а Джеймс через неделю получил первое электронное письмо.
Шли годы, но они не потеряли друг друга в завихрениях мучительного взросления и неловкости переходного возраста. Одри регулярно присылала длинные и путаные послания, описывая красоту гранитных скал и бескрайнего моря. Она прикрепляла фотографии, на которых цвели огромные магнолии и полыхала на грядках клубника. Джеймсу казалось, что за эти годы Нью-Ньюлин стал домом и для него – или мечтой о доме, который когда-нибудь у него мог бы появиться.
И вот он впервые шел по заочно знакомой улице, узкой, неасфальтированной, извивающейся, как змея.
Он знал, что в старинном замке на скале жила Тэсса Тарлтон, бывший инквизитор. Что на вершине холма прячется хижина отшельника Эрла. Что магазинчиком «У Кенни» владеет человек, который становится прозрачным от волнения. Что огромным домом владеют оборотни Милны, которые не бегают по лесам в виде волков, но иногда становятся мохнатыми.