Коллекционер безумия
– Ты чувствуешь это тепло? Моё тело горит. Горит огнем. Ты видишь золотое пламя небес, что сжигает меня? Черные руки тянутся, пытаюсь схватить меня, утащить меня. Я им не дамся. Глаза, глаза катятся градом пота по коже. Наша кровать – горящий корабль в черном ночном море. Корабль уже не спасти. Но я построю новый ковчег, что спасет наши души. Но ты почувствуй тепло перед тем, как мы начнем спасение.
“Боги! Псих, маньяк! Не нужно было с ним ехать. Нужно было идти домой. Кто-нибудь, помогите! Помогите!”
Но мысли её не могли быть услышаны. Ровно, как и крики, приглушенные кляпом и похороненные под музыкой. Слезы покатились по её щекам, заливали глаза. Она пыталась брыкаться, но веревки удерживали её на месте, а весь мужчины вдавливал её в могильную мягкость кровати.
“Помогите, прошу! Глазки. Стоп-слово глазки! Прекрати”
– Пмфгте, пфшу! Глс! Глск!
– Я пошутил. Это не стоп слово. Можешь не стараться, милая моя. Лучше не будет медлить с этим, давай начнем.
Он встал с неё и подошел к рабочему столу. Открыв ящик, маньяк достал небольшую стеклянную баночку, заполненную прозрачной жидкостью. Он поставил её на небольшую резную тумбочку рядом с кроватью. Потом мужчина внезапно остановился.
– Да где же она? – говорил он, шаря по карманам брюк.
Пленитель на какое-то время спустился вниз. Вивианна поняла, что верёвка, связывающая правую её руку, ослабла. Она подергала рукой так, чтобы следующим движением она могла сбросить веревку. В то же время мужчина вернулся.
– Надо же, в пальто забыл, – сказал он и с улыбкой показал девушке ложку, – не волнуйся, милая, я тебя не есть собираюсь.
“Не надо был идти с ним. Не надо было бросать школу. Мама, где ты, помоги, пожалуйста”. Она звала свою мать, хоть и не знала её. Вивианна росла в детдоме после того, как её родители оставили её на пороге. Она пошла в школу, а потом, в возрасте десяти лет впервые попробовала наркотики. В двенадцать он лишилась девственности. Тогда же Вивианна бросила школу. Но как бы сильно она ни зачерствела, как бы сильно ни оградилась пренебрежением и корыстью от остального мира, внутри она все еще была той маленькой девочкой, брошенной на пороге незнакомого дома.
Мужчина сел на колени над её грудью. Он навис над неё с ложкой в одной руке и с баночкой в другой.
– Увидь небеса в моих глазах и прими их. Ибо больше ничего не увидишь.
Он занес ложку вверх. Вивианна вложила все свои силы, чтобы нанести отчаянный удар. Она вырвала свою правую руку и запустила свои длинные лакированные ногти прямо в шею маньяку. Теплая жидкость под ногтями, ручеек по руке. Мужской крик. Женский стон. Такая красивая классическая музыка превратилась в адский марш.
– Вот дрянь!
Как только ногти проститутки пробили ему кожу, от боли мужчина сразу же нанес удар, не раздумывая. Металл вошел в глазницу. Пол мира в огне, пол вселенной во тьме. Взрыв, шрапнель. Гвозди, растекающиеся по голове. Битое стекло, оголенные провода – все это в секунду оказалось в глазнице Вивианны. Адская, неумолимая боль. Боль, от которой не спрячешься. Так рядом с мозгом. Словно кусок головы оторвали. По лицу потекло что-то теплое, липкое.
– Дура! Как ты посмела? Я же спасал тебя. И вот, пол души насмарку. Глаз же лопнул.
Он поставил баночку на место, упал с кровати, прижимая руку к шее.
– Чуть артерию не пробила. Повезло мне, рядом прошлась.
Он перевязал себе шею бинтами, а потом заново привязал правую руку девушки к кровати. Это было лишнее, она и так уже ничего не могла сделать. Все её нутро было охвачено агонией и болью. Единственный глаз отчаянно бегал по комнате. Слезы заливали его. Выбитый глаз адски болел. Пульсировал, впивался змеёй. Все тело её словно объяло пламя. Так вот о чём он говорил, что за пламя.
– Будем надеяться, что со вторым глазом всё получится.
В этот раз он сел так, что зажимал её голову между колен. Так, чтобы и дернуться не могла. Последнее, что она видела в своей жизни, была ложка. Второй взрыв, второй потоп огня ворвался в её голову, выжигая всё внутри. Она уже не могла мыслить, не могла думать.
– Болевой шок. Мне жаль тебя. Это было очень больно, я знаю. Но такова цена, – сказал мужчина, помещая вынутый глаз в банку.
Плотно завернув крышку, он еще несколько минут любовался красивым глазом с зеленой радужкой. После он вернулся к телу девушки. Он прислонился ухом к её груди.
– Какое хаотично, какое бешенное. Не слушается.
Пальцем он провел по синюшным губам, а потом им же стер слезы со щеки. Рукой он гладил её руку цвета мрамора.
– Не думай, что мне не больно. Не больно смотреть в твои пустые глазницы. Но лучше так. Поверь мне. Лучше так, – с этими словами он крепко обнял тело.
Развязав девушку, он уложил её на кровать так, как если бы она просто спала. Он уже собирался уходить мыть руки, как вдруг заметил кое-что. Её футболка оказалась приспущена, и оттуда что-то выглядывала. Мужчина в одно мгновение снова оказался у кровати. Стащив футболку, он узрел, что на животе изувеченной им девушки красовалась татуировка в виде нескольких разноцветных глаз.
– Ты. Да как ты могла? – маньяк мгновенно пал в истерику, – это же предательство. Я сохраняю твои глаза. А ты!
Он схватил с рабочего стола перьевую ручку и вонзил её прямо в зрачок. И так в каждый нарисованный на теле глаз. Кровь бурным потоком растеклась по кровати.
– Задел почку кажется. Но ты и так не жилец.
Он остановился у двери, встал в проеме. Потом резко повернулся.
– Это была расплата! Ты сама виновата! – кричал он, а потом смягчился, – в любом случае, грех твой искуплен.
Он откинул светлые волосы, что закрыли лицо покойника, а после поцеловал в щечку. Пора было прибираться.
5. Гонка до зеркал
Проснулся Пауль в хорошем настроении. Его ждала сегодня только лишь встреча с Йенсем Шнайдером в кафе у больницы. После неё он был свободен. Когда психолог поднялся с кровати, он почувствовал странное головокружение, которое, однако, очень быстро прошло. Одевшись, Пауль Ларкин встал перед зеркалом, долго выбирая галстук. Он остановился на одном из самых любимых. На нем было в ряд несколько глаз разного цвета. Как только Пауль завязал свой галстук, он остановился. Что-то ему не понравилось. Присмотревшись, он увидел волос на своей рубашке. После того, как волос был убран, он заметил еще один. Так продолжалось долгое время. Пауль как-то и не замечал столько грязи на своей одежде. Оглядев комнату, он понял, что пора бы и уборку провести. Этим он и занимался остаток утра.
Кафе, в котором состоялась встреча, была весьма популярным местом. Больница имени Герберта Ньюмана расположилась на границе между так называемым “кольцом благополучия” и северным районом. В послевоенные годы, когда инфляция увеличивалась по нескольку раз за день, можно было успеть поесть по старым ценам, пока хозяева кафе не успели их поменять. Ходили правда слухи, что наценка в кафе всегда была сделана с учетом возможного повышения инфляции на ближайшую неделю. Кафе несколько раз оказывалось на грани закрытия. Каждый такой раз очень сильно менялось меню, цены, оформление кафе. Тем не менее, до сих пор оно стоит рядом с больницей и пользуется спросом у медицинских работников, пациентов и обычных людей.
Пауль и Йенс заняли столик в углу кафе, который стоял между двумя диванами. Внутренние стены кафе были выложены темно-красным кирпичом, на них висело много портретов и фотографий. Отличительной особенностью было множество газетных вырезок, свисающих с потолка. Их были сотни, если не тысячи. Они образовывали настоящий лабиринт из статей и заголовков, между которыми светились желтые лампочки. Пауль приметил, что вокруг них располагались странные конструкции из проволоки и деталей электроники. Однако, герр Ларкин был психологом, а не электриком, поэтому не мог оценить адекватность этих нагромождений, а также их предназначение. Но он четко решил, что спросит у кого-нибудь на этот счет.
Пауль рассказал Йенсу все, что узнал в желтом городке. Как только он сообщил про люк в полу и возможное местонахождение потерянной девушки, детектив отошел к телефонной будке, чтобы позвонить в участок и сообщить об этом. Как раз в это время к столу подошел и доктор Ланге. Он поприветствовал Пауля, а тот внезапно задал ему мучающий психолога вопрос.
– Герр Ланге, вы видите эти шутки наверху, вокруг лампочек? Вы случайно не знаете их предназначение?
– Хм. Я уже видел нечто подобное. У бывшего главврача, чье имя сейчас носит больница. Герр Ньюман был моим наставником, это был великий доктор. Но получается, и в великих умах есть место суевериям. Это поделки электрооккультистов, так называют этих странных личностей. Конкретно это, насколько я понимаю, амулет от перегорания. Чтобы лампочки служили дольше.
“И тут эти оккультисты, – подумал Пауль, – то их Шольц вчера упоминал, то сейчас амулеты их увидел. Как я о них раньше ничего не знал?”. Тем временем Хорст уже присел напротив и с интересом рассматривал меню.
– Надо же. Широкие у вас, однако, познания, – удивился Пауль.
– Это не познание, это всего лишь насмотренность. Но вот что мне интересно, как прошло ваше восхождение к Желтому городку? И как Шольц?
– Появилась у меня мысль, что на него влияние оказывали. То есть нет. Он и так был на начало его истории в истощенном состоянии, но триггером к преступлению мог быть не он сам. Совпадение ли? Он упомянул тех, кого вы мне только что назвали. Оккультистов.
– Хм, возможно, вам предстоит встреча и судьба ведет вас к ним.
– Один из лучших докторов Города говорит про судьбу, – сказал подошедший в это время Йенс Шнайдер, – я крайне удивлен.
– Действительно неожиданно, доктор, – заметил Пауль, – ведь буквально несколько минут назад вы мне говорили про суеверия.
– Вы это не сравнивайте, господа. Крепить на розетки и лампочки амулеты, пытаясь защититься от перебоев электричества – это одно. А медицина сама ведет нас к фатализму.
Хорст заметно напрягся, Пауль заметил это. Что-то явно выбило его из колеи. Врач пристально смотрел на психолога и детектива.
– Представьте. Третий или четвертый раз нам привозят алкоголика с отравлением самогоном. Он уже и ослеп, и не говорит ничего. А мрачный жнец все не приходит за ним. И привозят здорового человека с, казалось бы, легким ранением. Прогнозы отличные. Но внезапно на пороге клиники уже появляется герр Теодор Ольгерд Даврон, который со смертью и ассоциируется. Через пять минут у пациента резкое ухудшение состояния. Врачи бьются, буквально перетягивая канат жизни со смертью. Но ничего не помогает. Будто у пациента исчезла всякая воля к жизни. И вот он мёртв. Один два раза это еще можно списать на случай. А потом понимаешь, что, если нам уготовано умереть, никто на свете уже не в силах нам помочь. Не смотрите на меня так, это не значит, что мы не должны бороться за каждую жизнь.
– Но ведь, если человеку предначертано умереть.
– Судьба не терпит бездействия! Мы не знаем, уготована ли нам смерть, пока еще есть силы сражаться.
– Сильный слова, доктор Ланге, – отметил Йенс.
– Детектив, а у вас как обстоят дела? – поинтересовался Хорст.
– Могло быть лучше. Только что в участок звонил. Из залива утром труп вытащили. Женщина. Вырезаны глаза.
– Очередная жертва? – заметил Пауль, – детектив, разве вы в праве сообщать такое гражданским?
– Доктор Ланге в курсе ситуации, ему в свое время доставили одну из первых жертв.
– Да. Мужчина был еще жив, когда прибыл в больницу, но бился в агонии. Нам не удалось у него ничего узнать. Несмотря на все наши усилия, он скончался.
– Видимо судьба, – сказал Ларкин, – а жалко, если бы смогли спасти, быть может, и новых жертв не было бы.
– Нам не зачем думать “а что было бы если”, – прервал его детектив, – если мы будем постоянно предаваться таким размышлениям, то быстро сойдем с ума. Работать нужно с тем, что есть сейчас.
– Вы правы, – согласился с ним доктор, – а кем была убитая?
– Личность еще выясняется. Предположительно это была проститутка. Этот монстр снял её, а затем убил. На данным момент тело у патологоанатома, она выясняет причину смерти.
– Разве она не очевидна? – спросил Пауль.
– Не совсем. В нашем деле главное – не упустить ни одну деталь.
– А если вообще какие-то закономерности. Ну, по какому признаку он убивает? – спросил доктор.
– Нет, такого обнаружено не было. Все люди совершенно не связаны. Разный пол, возраст, профессия, внешность.
– Йенс, я слышал ты с собой материалы дела носишь, – сказал Ларкин, – можно мне посмотреть на фотографии погибших до их смерти?
Детектив поставил на колени свою сумку, из которой затем достал большую папку, которую протянул Паулю. Психолог начал внимательно разглядывать лица убитых людей. Что-то же должно было связывать их, что-то такое, что ускользнуло от глаз закона. Деталь, на которую обращает внимание только сам убийца.
– Нет это явно не сексуальный маньяк. Слишком разная внешность, ты сам это сказал, – рассуждал в слух Пауль.
И что-то у них было общее. Психолог как мог всматривался в лица на фотографиях. Вдруг в его голове что-то сверкнуло. Мысль готова была вот-вот родиться. Еще секунда и…
Крик раздался в кафе, заполненном людьми. Мысль, почти что оформившаяся, ускользнула от Пауля. Вся троица обернулась. Недалеко от прилавка началась драка. Толпа столпилась вокруг двух сцепившихся мужчин. Йенс и Хорст встали и подошли посмотреть. Пауль же какое-то время со скучающим видом сидел дальше не диване. Он пытался поймать ту мысль, что сверкнула перед ним, а потом исчезла во тьме. Но в итоге это ему наскучило, и он пошел к остальным. Встав в толпу, он начал наблюдать. А вот кто терпеть драку не стал, так это Йенс. Он начал пробираться сквозь толпу.
– Я тебя прирежу, сволочь! – кричал один.
– Да. А ты попробуй.
Через секунду раздался вопль. К этому моменту Йенс уже пробился через толпу. Он смог схватить того парня, который орудовал ножом.
– Вот черт, – кричал он, – я реально это сделал. Я не хотел. Ты зачем на нож прыгнул, дебил?!
Второй мужчина лежал на полу, от него растекалась лужа крови. В кафе стоял гам. Люди кричали и перешёптывались. Шум заполнил всё пространство и стал почти осязаемым. Йенс заломил руки парню с ножом и усадил того на колени. Через толпу к тому времени прошел и Хорст Ланге, чтобы оказать первую помощь пострадавшему. Пауль с безразличием наблюдал за всей этой обстановкой. Да, ему скорее всего придется говорить с двумя этими придурками, устроившими дебош. От множества ореолов над головами людей, в глазах уже рябить начало. Да еще и в воздухе запах стоит какой-то горелый. Ужас, одним словом. Вдруг Пауля кто-то дернул за рукав рубашки. Он повернулся, это был ребенок.
– Дяденька, ваш галстук! – сказал явно удивленный пацан.
– Мой что? – недоуменно спросил Пауль, а затем опустил взгляд и обомлел.
Крик Ларкина перебил шум толпы. Он был в панике. Ибо его любимый галстук, с которым он пришел сюда, сейчас горел. Пламя поднималось всё ближе к шее Пауля. Совершенно не понимая, что делать, он сначала пытался развязать и снять с себя горящий галстук. Лишь спустя пару неудачных попыток, когда затлела и рубашка, он решил потушить его. Схватив с ближайшего стола стакана воды, он резко плеснул его в себя. Никогда еще Пауль не был так рад воде, пролитой на себя. После того, как опасность была залита водой, Ларкин помчался сквозь толпу к Шнайдеру. Он подметил, как любопытно распределены цвета ореолов в ней. Дальше всех стояли синие с зеленым, а потом шли в основном желтые. Самые наглые твердолобые красные заняли первый ряд в этом дурацком шоу. Через них Пауль еле-еле протолкнулся, буквально выпав во внутрь “цирка” для зевак.
– Йенс, нужно действовать быстро! – кричал Пауль, – он тут. Он тут.
– Пауль, что случилось? Что с тобой, – Йенс все так же удерживал парня, к которому прыгнули на нож.
– Убийца. Он был тут, это точно. Мне кто-то поджег галстук. Это точно сделал маньяк, вырезающий глаза.
– С чего ты взял?
– А ты мой галстук вообще видел, детектив?! У меня глаза были нарисованы. Это же очевидно связано. Он не любит глаза, у него психоз на них. Вот и вырезает, а также уничтожает. Я недавно видел газету на улице. Там на всех фото были выколоты глаза!
– Есть предположения, кто это мог быть?
Пауль осматривал каждого человека в кафе. У всех был нормальный цвет ореола. Если бы он только увидел, какой цвет у подонка, что поджег его галстук, он бы смог его выследить. Пауль выбежал на улицу, попав при этом под ливень и стал озираться по сторонам. Быть может, еще есть шанс увидеть его. Но нет, все прохожие были четырех обычных цветов. Сердце бешено стучало в груди, грохотало подобно поезду на рельсах. Там он увидел Йенса и сидящего рядом с ним парня. Пауль подошел к ним.
– Нет. Упущен, – сказал он.
– Возможно, что это и не он был. В любом случае, не расстраивайся и не вини себя.
– Разумно. Как у вас тут? – спросил он, глядя на парня, который еще недавно грозил убийством, а теперь сидел, опустив голову.
– Как видишь, сижу, жду наших, которые примут парня. Ты наверно уже понял, что придется с ним поговорить?
– Куда я денусь?
– Ну а доктор с раненым до больницы отправились. Все-таки герр Ланге не растерял навыков первой помощи, проводя сложные операции. Повезло еще что больница рядом.
– Это точно. Если ты не хочешь, чтобы я поговорил с парнем сейчас, тогда я, пожалуй, пойду домой. Вроде бы, всё, что нужно, я рассказал. Сейчас мне, если честно, не по себе. Тревожно.
– Можешь идти, – ответил ему Йенс, – удачной дороги.
Пауль взял свой зонт и вышел на улицу. Дождь тем временем усилился настолько, что представлял собой практически сплошную стену из воды. Вода достаточно быстро просочилась в его обувь, и Пауль уже мысленно проклинал погоду. Он свернул с главной улицы, чтобы побыстрее добраться до дома. Но даже так, идти еще минут двадцать, не меньше.
– Не заболеть бы. Приду домой, прижмусь к батарее. И стаканчик виски не помешает, – рассуждал Пауль, – кажется у меня еще на парочку хватит бутылки.
По шее Пауля пробежала дрожь. Сердце словно не в грудную клетку ударило, а ушло вниз, начиная стучать по желудку. Он захотел повернуться, но вдруг его объял первобытный страх. Пауль внезапно осознал, что, если он обернется, случиться что-то очень страшное.
Он прислушался. Точно. Сзади кто-то шел. Уверенные размерные шаги по лужам. Краем зрения он увидел человека, чье лицо скрывалось под зонтом. Мужчина шел позади психолога, выдерживая дистанцию.
Пауль не видел его, не мог рассмотреть, но чувствовал, будто за его спиной разверзлась пропасть. Странная темная энергия окутала все вокруг. Еще темные щупальца струились потоками воды и омывали ноги Пауля. Психолог чувствовал невиданную тьму и ненависть, направленную в его сторону. Ему было страшно, ибо еще никогда он не знал такой злобы в свой адрес. Нет сомнений, за ним идет человек, что поджег галстук. А значит, это и есть тот маньяк.
И он с ним один на один. Лучи ненависти врезались иглами в спину содрогнувшегося психолога. “Интересно, он понял, что я заметил его? – мысли Пауля хаотично роились в его голове, – при всем желании, я не смогу ему противостоять. Если я обернусь, он наверняка тут же нападет и прирежет, ибо будет раскрыт. Почему же он сейчас этого не делает? Сомневается, мечется, ищет место получше?”
Паулю срочно надо было решать, что делать, пока преследователь его не начал действовать. Равномерное хлюпанье шагов преступника било по ушам Пауля и забивало гвозди страха в его голову. Как размерено, как спокойно он идет за ним.
“Через пятьдесят шагов я смогу свернуть на людную улицу, тогда он перестанет меня преследовать. Он не нападет на людном месте. Да, если доберусь, я спасен”
Пятьдесят. Сорок девять. Сорок восемь. Наступил в глубокую лужу, вода почти по колено. Холодные потоки стекают по ногам. Барабанная дробь дождя по зонту. Сорок. Тридцать девять. Ветер тысячей заточек бьет под ребрами. Тридцать восемь. Темная пасть почти поглотила его. Тридцать пять. Тридцать четыре. Застройки домов как стенки гроба. Тридцать три. Нет.
Мысль словно молнией прошла сквозь громоотвод зонта и пробила Паулю голову. Тридцать. У него есть возможность установить, кто это. Если он просто сбежит, то упустит возможность узнать, кто это. Двадцать пять. Точно. Если он повернется за пару шагов до поворота, то успеет и убежать, и рассмотреть лицо. Двадцать.
В этот момент Пауль осознал, что расстояние между ними сократилось. Из условных десяти шагов оно превратилось в семь. Преследователь подступал всё ближе. Но и шагов до спасения осталось совсем немного. Пятнадцать. И в этот момент нога Пауля предательски проскользнула. Психолог чуть не свалился, но, к счастью для него, смог удержаться. Он бросил взгляд на землю: он шел по луже, на дне которой был еще не растаявший лёд. Пауль хорошо помнил сказки начала века про то, что через каких-то двадцать лет у них в Городе будут улицы с подогревом, что одолеют проблему гололеда. Как бы он хотел сейчас, чтобы сказки эти стали былью. Вместе с этим он понимал, что, хотя ему придется идти медленно и аккуратнее, преследователю придется так же. Гололед не позволит ему сократить дистанцию из-за риска поскользнуться.
И вот. Пять. Четыре. Поворот начал открываться слева от Пауля. Будучи готовым бежать, он начал поворачивать голову. Три. Два. Один.
“Не может быть, да вы шутите!”. Когда психолог начал поворачивать голову, он увидел, что переход закрыт на ремонт. Ему тут не пройти. Сердце остановилось. Тьма за спиной нависла волной цунами. Холод лавиной покатился по позвоночнику. По телу словно забегали букашки.
Идти дальше. Остается только идти дальше. Быть может так даже лучше. Если Паулю не изменяла память, если сейчас ему пойти по диагонали через дворы, то он может выйти в небольшую улочку, что сейчас почти что опустела. Раньше там был небольшой рынок. Иногда Пауль проходил мимо него. Там остались старые витрины с зеркалами. Если он пройдет мимо них, то в отражении ему удастся увидеть лицо преследователя, и продолжить путь. Оттуда уже можно не менее быстро выйти на главную улицу.
Свернуть сейчас, пойти по грязи и прошлогодней траве. Можно ускорить шаг. Тот, кто сзади его, конечно, тоже ускорит, но это ничего. В таком темпе двигаешься уверенно. Это уже не похоже на пытку перед казнью. Теперь это гонка. Соревнование за выживание. Победит Пауль и сможет раскрыть дело. Победит преследователь, и Пауль уже никогда не закончит свое исследование.
В этой гонке главное не бежать, не спешить. Идти уверенно, но не срываться на бег. Кипящая злоба позади только этого и ждет, чтобы добыча начала бежать. Если попытаться бежать на дальнюю дистанцию, то в один момент на каком-то метре ты совершишь ошибку. Споткнешься, поскользнёшься. А это – смерть.
Вот, вдали уже виднеется тот самый двор. Ни одного человека. “Почему за все время ни одного человека. Любой свидетель был бы спасением. Но сейчас все закончится”. Вопрос, как быстро сможет он бежать после того, как увидит лицо?
Старый рынок. Почему он закрылся? Может быть, здешним торгашам запретили заниматься их работой? Или никто не приходил покупать самые разнообразные товары, что здесь были. Еще в довоенные времена Пауль приходил сюда с родителями покупать одежду. Процесс этот никогда не нравился будущему психологу. Однако цены здесь были хорошие, а поэтому родители всегда приводили его именно сюда.
Пауль остановился. Ливень стих. Шаги за ним тоже. Психолог стоял перед старой витриной с приставленным к нему треснутым зеркалом, по которому стекали дождевые капли. Он смотрел на отражение позади себя, а потом резко развернулся. Человек, преследовавший его стоял спиной к психологу. Голову он полностью закрыл зонтом, даже ореола не было видно. Это был мужчина высокого роста. Большую часть тело его закрывало длинное пальто. В левой руке мужчина держал свой обширный зонт трость. А в правой руке у него была ложка. Пауль широко раскрыл глаза, увидев этот предмет.
– Так это всё-таки ты? – спросил он, – это ты поджег мой галстук, преследовал меня. Ты и есть тот убийцы.
В ответ Пауль услышал свит. Человек, стоящий в двадцати шагах от него насвистывал какую-то мелодию. Мужчина стал медленным спокойным шагом идти уходить прочь.
– Ты же понимаешь, что я не дам тебе уйти, не увидя твое лицо.
Свист на секунду прекратился. Мужчина положил ложку в карман, после чего достал из этого же кармана нож. Все ясно. Либо Пауль дает ему сейчас уйти, либо не уйдет уже сам Пауль. Как ловко они поменялись местами. Свист возобновился. Пауль Ларкин так и стоял с зонтом в руках под барабанящим дождем, что бил словно в аккомпанемент свисту убийцы. Лишь когда вооруженный ножом мужчина скрылся за углом, Пауль понял, что за музыку тот насвистывал. Это был фрагмент из одной старой оперы. Сюжета Пауль не помнил, но знал, что он весьма необычный и странный. Как же она называлась? У подъезда своего дома Пауль вспомнил. “Выкованный небесами”.