Ловцы за сцерцепами

– А у меня только двадцать человек, и оружие наше – пара автоматов МП-39, пистолеты «вальтер», «парабеллум», пять винтовок, около десятка гранат. Честно говоря, мы не рассчитывали на серьезный бой, на столкновение с таким числом карателей. Думали, что можем наткнуться на пятерых-семерых полицаев – не больше! А тут более сотни профессиональных головорезов! – Серых вздохнул и вернулся к столу. Мы молчали и ждали, что последует дальше.

А дальше складывалось плохо. Дозор из пятерых партизан, ушедший вперед, ничего не обнаружил и световым сигналом сообщил, что можно двигаться, опасности нет. Я дал команду беженцам подниматься и быстро двигаться к деревне. Десять человек шли, прикрывая их со всех сторон, чуть отстали еще пятеро, чтобы в случае чего дать отпор тем, кто может неожиданно ударить в спину. Но мы были все-таки расслаблены, тут я в этом вам, ребята, признаюсь, и не знали, что оберштурмфюрер именно этого момента и ждет, когда мы, успокоенные, ослабим внимание, будем более беспечными.

Так мы прошли четыреста метров. Шли тихо, хотя все равно не заметить нас было сложно. Первым заподозрили неладное сами евреи, один из которых, обладающих особым слухом, вдруг произнес по-польски:

– Я слышу немецкую речь… и звуки моторов…

Его слова были непонятны грекам, но зато смысл уловил я.

– Где? – встревожился я, оглядываясь. Уже смеркалось, ничего не было видно у кромки леса. Я поднял автомат в то направление, куда указывал длинным пальцем еврей, наверное, скрипач по профессии, ибо он нес футляр с музыкальным инструментом.

– Оттуда они идут, – и поляк махнул рукой в сторону опушки. – Я слышу…

У музыкантов особый слух, и доверять им стоит. Я быстро сориентировался. Возвращаться в лес уже бесполезно – не успеем, если враг действительно нас поджидает, то попадем под его огонь. Нужно идти в деревню и там обороняться. Хотя сколько там этих фашистов, и сумеем ли мы защитить подопечных? Стало ясно, что в данный момент мы очень уязвимы, и что это засада, ибо эсэсовцы не разгуливают вечерами по этим местам, опасаясь партизан. Они прибыли специально, по нашу душу, и им было известно о наличии небольшой группы сопровождения.

– Бегом в деревню! – тихо крикнул я, толкая впереди стоящего мужчину. Тот побежал, увлекая за собой женщин, детей. – Никому не звука! Быстро, быстро!

Меня они поняли, и прибавили шаг. Мы уже приблизились к первым домам, когда все началось. Вначале вспыхнули фары приближающегося бронетранспортера. Оттуда ударил по нам крупнокалиберный пулемет. Трататах! Трататахххх! Первой очередью скосило человек пять, остальные попадали на землю, спрятались на камни, кое-кто успел заскочить за кирпичные кладки зданий. Женщины завопили, дети заплакали. Начиналась паника, страх сковывал движение и дыхание у всех. Но не у нас, привыкших воевать, только в этот момент осознавали сложность положения. От пуль в щепки разлетались стволы деревьев, крошился камень. В ответ я стал стрелять из автомата, хотя при такой дистанции это малоэффективно. Да и чего стоит автомат против пулемета? Потом по нам ударил такой массовый огонь, что поднять голову было невозможно. Фашисты патронов не жалели. Гартенвайнер был неплохим стратегом, потому что спланировал операцию так, что лишились преимуществ, которые имели, находясь в горах и лесу. У деревни нас легче было уничтожить.

Мои друзья отвечали выстрелами из винтовок, и, кажется, сумели подстрелить троих фашистов. Когда первый бронетраспортер вылетел на дорогу, то я, размахнувшись, бросил под днище противотанковую гранату. Мощный взрыв подбросил машину, и все сидевшие на нем попадали на землю. Многие из них были ранены и контужены, но пулеметчик точно был убит, так как пулемет больше не произвел ни единого выстрела.

– Шайзе8! – послышались ругательства с противоположной стороны. Враги выражали свое недовольство не просто словами, но и плотным огнем с борта двух других бронетраспортеров. Фашисты попрыгали из машин и теперь бежали в нашу сторону, продолжая стрелять. То там, то сям прочерчивали темноту огненные полосы – это работали огнеметчики, выкуривая спрятавшихся за камни. Несколько человек бежало, горя, и их скашивали прямыми выстрелами догоняющие их эсэсовцы.

Мы старались их удержать короткими очередями, ибо с боеприпасами у нас было не густо. Было ясно, что долго нам не продержаться. Евреи ползком пробирались к домам, жители которых открывали им двери и пытались спасти за стенами. И тут ко мне подполз Иоаннис Катадронис, партизан из числа местных крестьян. Очень грамотный и настойчивый мужик.

– Нам нужна помощь, – хрипло сказал он. Пот градом катился с его лба. – Или нас тут на фарш пустят.

– Это и я понимаю, – произнес я, сильнее вжимаясь к земле – пули так и свистели над нашими головами. – Только откуда? Папололуса нам не вызвать. Наш отряд далеко, и по численности и вооружению нам не сравнится с эсэсовцами. Если только местные жители не возьмутся за ружья. Хотя сколько тут их? Два-три десятка, и у кого есть оружие – пару семей могут им располагать.

Тут Иоаннис тихо прошептал:

– Зато то тут живет рыбак Беранос… Вон в том доме, – и он махнул на полуразвалившуюся хибару, что была в сорока метрах от нас. – Надо идти к нему. Это старик, в нем наше спасение… Только бы уговорить его…

Для меня это имя ничего не значило. Как старик мог помочь от эсэсовцев, если он, конечно, не родственники самого Гитлера? И я об этом сообщил товарищу, одновременно следя, как передвигаются враги среди камней. Тот вначале недоверчиво посмотрел на меня, а потом до него дошло, что я – не грек, не здешний, многого не понимаю. И пояснил:

– Он потомок Персея… Знаешь, кто это?

Об этом человеке я уже слышал. Еще со школьной скамьи. Извиняюсь, что отвлекусь немного от основных событий, но это важно, чтобы понять смысл дальнейшего рассказа. Итак, в мифах Древней Греции сообщалось, что некий оракул сообщил царю Акрисий, который повелевал Аргосом, что он умрет от руки человека, являющийся сыном его дочери Данаи. От страха царь заключил Данаю в медную башню, однако бог-громовержец Зевс проник к ней в виде золотого дождя и там овладел ею. Через некоторое время царская дочь родила Персея, являющегося полубогом, хотя и смертным. Узнав об этом, Акрисий приказал бросить Данаю с сыном в ящик, заколотить и утопить в море. Морской бог Посейдон не принял эту жертву и выбросил ящик на берег острова Серифос. Насколько я помнил, Персей вначале проживал в доме рыбака Диктиса, но тамошний царь Полидект, узнав, что юноша – полубог, отправил за головой Горгоны Медузы. С ее помощи он хотел привлечь к себе внимание Данаи.

Путешествие было смертельно опасным, и тут не обошлось без помощи богов Олимпа. Афина и Гермес подарили Персею меч, шлем, крылатые сандалии и медный щит. По дороге к месту битвы юноша посетил трех ведьм – сестер Грайи, которые на троих имели один глаз и один зуб. Там пришлось ему пустить в ход свою хитрость и изворотливость, благодаря чему стал обладателем ценной информации, волшебного мешка и шапки-невидимки. После он достиг места, где жила Медуза и вступил с ней в бой, который выиграл благодаря наличию крылатых сандалий, а от окаменеющего взгляда горгоны его спас щит, который на полированной части отражал окружающий мир, и Персей знал, где его враг находится в каждую секунду. Он изловчился и отрубил Медузе голову, положил ее в волшебный мешок и скрылся от преследования других чудовищ при помощи шапки-невидимки.

Интересное было дальше: когда Персей возвращался домой, то в Марокко превратил в камень титана Атланта, поддерживающего небесный свод неподалеку от острова горгон (некоторые считают, что это ныне гора Атлас); а где-то на территории Эфиопии спас от кровожадного морского чудовища Кето9 принцессу Андромеду, которую приносили в жертву. Чудовище пало от взгляда той самой головы, которая находилась в волшебном мешке и сохранила все магические свойства взгляда Медузы. После этого Андромеда стала супругой Персея. Затем они вместе отправились в путь, и вскоре достигли Серифа. Там юноша узнал, что его мать скрывается в храме от настойчивых домоганий Полидекта и заступился за нее. Одного взгляда Медузы было достаточно, чтобы царь и его стражники, а также тех, кто оскорблял или унижал Данаю, обратились в камень.

Кстати, через некоторое время Персей и Даная пожелали навести своего деда и отца, однако Акрисий, помня еще предсказания оракула, отказался впускать их в царские палаты. И все же он умер именно от рук Персея, хотя убийство было на самом деле несчастным случаем: во время Олимпийских игр герой швырнул диск, который отклонился от курса и попал в Акрисия, который был среди зрителей. Самого Персея убил Мегапенфен, которому оставил Агрос на царство.

Конечно, это интересно читать в свободное от боев время, в тишине, обдумывая каждую строку. Но сейчас ли мне было до той древней легенды? – об этом я с некоторыми эмоциями сказал партизану. Эсэсовцы уже приближались, стреляя по всему видимому пространству, и на чудо рассчитывать не приходилось.

– Так ты меня не понял! – с отчаянием и с какой-то злостью произнес Иоаннис. – Этот человек может нас спасти! Только нужно его уговорить!..

– Как может нас спасти старик, предком которого ты считаешь мифического человека? Позовет Зевса? Попросит у него молнии, которыми мы разнесем в пух и прав бронемашины и роту фашистов? Не говори мне глупости! Мне людей спасать надо, и мою группу! Сказками займемся в другое время!

Чувствовал, что этот бой может стать последним для нас, и такая злость меня брала, что хоть взрывайся сам. И тут я услышал то, что поразило меня:

– Он является хранителем артефакта… Головы самой… – тут Иоаннис перешел на шепот: – Самой… Медузы Горгоны. Ты слышал что-нибудь о ней?

Слышал ли я что-то об этой женщине? Конечно, разве такое можно не знать? Даже в те минуты тексты из детских книг – помимо моей воли, как-то автоматически – всплыли в моей памяти. Медуза – это имя женщины, а Горгона – это вид чудовища. По приданиям, она была вначале человеком, единственной смертной горгоной из трех сестер, но зато самой красивой, что даже захотела состязаться с самой богиней Афиной. Естественно, той это не понравилось, и богиня науськала на нее собрата – бога морей и океанов Посейдона. Когда Медуза явилась в храм Афины, чтобы бросить ей вызов, то попала в руки Посейдона, который прямо там изнасиловал. Афина превратила волосы горгоны в змей, а вместо стройного тела дала змиеподобную, чешуйчатую. Таким образом, она стала чудовищем. Не удивительно, что потом она помогла Персею расправится с Медузой – вот уж женская ненависть и коварство.

Кстати, во время того поединка горгона была беременной. Когда Персей ее обезглавил и улетел, то с потоком крови из тела Медузы вышли тоже полубоги – великан Хрисаор и крылатый конь Пегас. Я также слышал, что капли крови, попавшие в пески Ливии, превратились в ядовитых змей, уничтоживших все живое вокруг, а то, что попало в океан, стало кораллами. Интересная история… но ничего не имеющая общего с реальностью. Я с таким же успехом мог рассказать греку сказки про Бабу-Ягу и Кощея Бессмертного, Василису Премудрую и Ивана-дурака, а потом заявить, что эти персонажи спасут нас от «коричневой чумы».

– Иоаннис, не городи мне ерунды, – зло прошипел я. – Ты выбрал неудачный момент для изложения древних мифов свой родины. В момент, когда решается наша судьба, ты хочешь, чтобы я поверил в твою сказку? Что существовала Харбида и Сцилла, герой Язон и Геракл, боги Олимпа, циклопы и сатиры?.. Может, про Атлантиду еще мне расскажешь, блин?

Грек не понимал слова «блин», а я ему никогда не пояснял, что это не просто кулинарное изделие – эмоциональное выражение. Рядом разорвалась граната, брошенная эсэсовцем. Она не причинила нам вреда, зато Иоаннис выстрелом из «вальтера» уложил метавшего снаряд. Потом он вплотную подполз ко мне и продолжил:

– Старший сын Персея – Перс стал родоначальником персидского народа, уж в существование персов ты веришь?

– Ну… Про Персию я-то знаю… Ныне это Иран…

– Тогда поверь и в мифы Греции. Знай, что лишь время стерло все в нашем сознании и мировоззрении, но они описывали реальность, которая была здесь много веков назад… Все изменилось, в том числе и вера, и цивилизация, и боги… Для нас мифы – это нечто нереальное, но жившие пять тысяч лет назад думали иначе…

Тут я задал ему вопрос:

– Хорошо, скажем, я поверил тебе… Слушай, а почему, когда итальянцы, а потом немцы напали на Грецию, то Беранос не использовал магическую силу Медузы? Ведь он мог спасти и свой народ, страну, и всю Европу от фашизма! И раньше владелец головы горгоны – предок Бераноса – мог спасти от Османской империи!

На это у Иоанниса не было ответа. Я видел растерянность в его глазах.

– Не знаю, друг, не знаю… Но мне известно, что к Бераносу обращались партизаны, но только он ответил им отказом. Точнее, не совсем отказом, там что-то произошло… Папололус разговаривал с ним, но подробности прошли мимо меня…

– Тогда почему ты думаешь, что сейчас этот старик нам поможет?

– Потому что у нас иного выхода! Мы сможем уйти от врага, скрывшись в лесу и горах, но наши подопечные – эти евреи – не спасутся! Их точно всех уничтожат!

Я посмотрел вперед – там наступали фашисты, используя преимущества наступающей темноты, потом обернулся назад – там прятались от выстрелов две сотни евреев, а также огрызались редкими очередями охранявшие их партизаны. Не нужно быть гением, чтобы спрогнозировать будущее положение. Нас просто раскатают в лепешку. Поэтому даже это несерьезное и невероятное по сути предложение мной было взято в расчет. Когда тонешь, то любая соломинка принимается как средство спасения.

– Веди меня, только быстро! – приказал я, и Иоаннис с удовлетворением кивнул.

Мы где ползком, а где бегом пересекли обстреливаемое пространство и оказались в деревне. Я дал команду партизанам занять оборону и отстреливаться, пока я не предприму другие шаги. Что именно не сообщил, понимая, как это выглядело бы глупо с моей стороны, заяви им я о Медузе Горгоне. Дом, где проживал рыбак Беранос, был старым, одноэтажным, сделанным из белого камня. Зато весь в цветах. Во дворе висела рыбная сеть, дверь оказалась закрытой.

Катадронис постучался, настойчиво, при этом сказав:

– Беранос, это партизаны, мы от Папололуса! Открывай, быстрее!

В деревне все слышали выстрелы и попрятались в домах. Видимо, не был исключением и рыбак. Однако он дверь нам открыл. Это был сгорбленный старик с седыми руками. Морщинистое лицо, седые волосы и такая же борода, греческий нос, подслеповатые глаза. Наверное, сорок лет назад он был красивым мужчиной. Одежда на нем не отличалась особой изысканностью. Бедный человек, что тут сказать. Даже не поверишь, что он – потомок могучего полубога. При этой мысли я непроизвольно улыбнулся, хотя обстоятельства были противоположны веселью.

– Чего вы хотите? – спросил он, пытаясь разглядеть нас при свете еще тусклой луны и вспышек от выстрелов. Старик постоянно вздрагивал от шума боя, видимо, боялся схлопотать пулю. Впрочем, остерегаться ее следовало и нам.

– Мы хотим поговорить, – ответил Иоаннис, без приглашения заходя в дом. Я последовал за ним, держа автомат наготове.

Беранос, посмотрев на наше оружие, только вздохнул, но не протестовал. Он подошел к столу и зажег масляную лампу. Света от нее немного, а нам многого и не требовалось. Я огляделся. Обычная деревенская обстановка: стол, стулья, кровать в углу, шкафчик с посудой, да еще сильно пахнет рыбой. Судя по всему, Беранос жил один, потому что следов женской половины не ощущалось.

– Фашисты насели на вас? – спросил старик, указывая на улицу, где происходила перестрелка. – Вы кого-то сопровождали? Я видел из окна много чужестранцев… Это не греки… Откуда-то из других земель.

– Мы охраняем евреев из Варшавы, – ответил я. – Наша задача – спасти им жизни…

Услышав мою речь, рыбак сразу понял, что и я не грек. Все-таки акцент выдавал во мне чужого.

– Ты кто? – поинтересовался Беранос, делая шаг назад. Меня он опасался.

– Меня зовут Виктор, я из Советского Союза!

– А-а, русский, значит… Коммунист? Хотя мне все равно, я не имею никакого отношения к политике. Так что вам нужно?

Ответил за меня Иоаннис:

– Нам нужна Медуза Горгона…

От этих слов старик вздрогнул:

– Почему вы решили, что голова у меня?

– Потому что я слышал это от твоей дочери Марии, которая была нашей связной в партизанском отряде. И об этом знаю не только я, но и Папололус, так что нечего отнекиваться, Беранос.

Видимо, аргумент был силен, потому что рыбак вздохнул и сел на стул.

– Папалолус был у меня. Он тоже хотел голову горгоны…

– Так почему ты не дал ее? Ведь мы спасаем нашу Грецию от врагов! Разве твой предок Персей не хотел того же – освободить страну?

Старик усмехнулся:

– Вы верите в мифы? Партизаны тоже верят в сказки древней Греции?

Тут Катадронис хлопнул по столу:

– Старик, сейчас не важно, верю я или нет. Нам нужна голова Медузы, и мы не уйдем, пока ее не получим.

– А ты, русский, веришь в Медузу Горгону? – повернулся ко мне Беранос.

Я пожал плечами:

– Я поверю, если это поможет спасти людей. И если мой товарищ не врет насчет этого артефакта, то только она, Медуза, способна это сделать.

Старик не стал больше спорить или отнекиваться.

– По легенде Персей передал голову Медузы самой Афине, которая носила на своих доспехах на груди, – проскрежетал Беранос, гладя свою седую бороду. – Еще есть версия, что головой владел сам Александр Македонский, и его победы – это побед на самом деле Медузы Горгоны… По третьей версии, она находится в земляном холме около площади Аргоса, и великие киклопы10 превратили ее в мрамор и водрузили у храма Кефиса…

– Но это не так, как я понял? – еще не веря в эти слова произнес я. – Головы Медузы там нет, у этого храма? Или иначе мой товарищ не привел бы меня сюда.

Старик метнул взгляд на Катадрониса, который тревожно глядел в окно. Там мелькали фары автомашин и вспышки выстрелов. Эсэсовцы уже входили в деревню. Партизаны продолжали отстреливаться, не имея возможности сдержать врага. Горел один дом, подожженный огнеметчиками.

– Нет, ее там никогда и не было… Там только копия… Ты знаешь, русский, Персей после случайного убийства своего деда не захотел стать царем Аргоса, он испытывал чувство вины, хотя и Акрисий был далеко не добрым, он ведь и дочь свою не пожалел. Герой уехал в Тиринф, где прожил много лет. Он же основал Микены… На горе Апесант близ Немеи впервые принес жертву Зевсу. Только Персей был убит, ибо все-таки был полубогом, смертным человеком, его взяла с собой Афина, разместив среди звезд. Но его дети остались на Земле. С Андромедой Персей родил дочь Горгофону и шестерых детей… Я – потомок Горгофоны, и голову Медузы он отдал ей… Только женщина могла хранить Медузу, таково было наставление Афины…

И тут у меня похолодело внутри. Я боялся лишний раз вздохнуть, словно мог отпугнуть надежду:

– И эта голова у вас?

– Да, она хранится в том самом волшебном мешке больше пяти тысяч лет… У моих родителей не было дочерей, и я не мог быть хранителем. Даже моя покойная жена не могла быть им, поскольку не имела кровного родства со мной. Поэтому я должен был передать голову горгоны своей дочери, а она – передать потом своей дочери, и так до бесконечности… Но моя Мария погибла от рук итальянцев. Она шла по дороге от города, а тут агенты Бенито Муссолини схватили ее, стали пытать, а потом расстреляли… Я нашел тело бедной крошки спустя трое суток…

И тут Беранос заплакал, закрыв морщинистое лицо такими же морщинистыми ладонями. Это было немного неожиданно, но вполне естественно. Лишиться единственной дочери – это трудно пережить. Мне было жаль его. И все же я тронул его за плечо, потому что надеялся использовать это чудо, если оно, естественно, таковым является:

– Старик, а где это голова? Торопись, фашисты уже близко. Нам нужно спасти людей…

Рыбак встал, медленно прошелся к углу комнаты. Потом повернулся к гостям:

– Она у меня здесь, под полом. Только…

– Что только?

Старик помедлил с ответом:

– Ладно, смотрите сами, потом думайте, что и как, – и он опустился на одно колено, откинул коврик, под которым блестело кольцо. Потянув ее на себя, он открыл деревянную крышку на полу, засунул руку в проем и достал бордового цвета мешок.

Я немного оторопел. Если этот тот самый волшебный мешок, о котором говорилось в мифе, то он неплохо сохранился. На нем были вышитые линии и рисунки, что обычно бывает на росписях древних времен. Судя по всему, внутри что-то находилось круглое. Катадронис прошептал молитву, с волнением смотря на предмет.

Беранос привстал, держа в руках мешок и сказал:

– Смотрите… Только все-таки не на ее глаза…

Я понял, почему. Ведь если глядеть в глаза Медузе, то можно окаменеть. Однако в этот момент меня одолевали сомнения, казалось, что я участвую в каком-то саморозыгрыше. Подтачивала мысль, что мы здесь дурака валяем, вместо того чтобы отражать атаку фашистов и спасать людей. И все же… К счастью, у меня были мотоциклетные очки с темными стеклами, которые всегда хранил в сумке с патронами, и на них была одна надежда. Я их надел и повернулся к старику:

– Доставай… эту голову…

Тот не стал спорить, он положил мешок на обеденный стол и развернул концы.

У меня сперло дыхание. Потому что я действительно увидел человеческую голову. Или… Нет, нет, это была голова, женские черты. Вообще-то меня не это удивило – раньше приходилось мне видеть отрубленные головы – эсэсовцы зверствовали по всей Европе и об их изощренных пытках и убийствах знали многие в мире. Мое внимание приковало другое… Я был очарован увиденным. О боже, какое изящное, красивое лицо, думал я, разглядывая Медузу. Тонкие губы, прямой нос, бледная кожа, узкий подбородок, закрытые веки с длинными ресницами. Только вместо волос росли… длинные змеи. Это было невероятно! Голова усеяна змеями. Как такое возможно?

– Это… Это настоящая голова? – прошептал я, чувствуя, как у меня подгибаются колени. Какой-то суеверный страх пробился в груди, хотя я всегда был атеистом. Иоаннис смотрел на Медузу с широко открытыми глазами, его губы беззвучно двигались. Ведь он только слышал об этом мифе, но никогда в реалии не видел горгону.

Старик ответил:

– Да, русский, это голова Медузы Горгоны. Можешь пощупать ее, она настоящая. Не подделка, не из папье-маше… Когда Персей умертвил Медузу, то явилась Афина, собрала ее кровь в два кувшина и дала знаменитому лекарю Асклепию, который потом лечил людей от множества болезней… Сейчас в голове нет крови, так что не бойся испачкаться, русский…

Я, дрожа, приблизился. На крайний случай передернул затвор автомата, словно надеялся противопоставить мощь оружия силе волшебству. Потом протянул руку и прикоснулся. Голова никак не отреагировала. Я чувствовал теплоту кожи, словно горгона была живой или, словно секунду назад лишилась тела и не успела охладиться. Только змеи-волосы оказались холодными и скользкими, тоже не шевелились… Нет, это не было искусственным изделием, как мне вначале показалось, это действительно настоящая голова. Странно, что она не гнила, ведь, судя по всему, не была иссушена. Мне вспомнились уроки истории, когда мой учитель Иван Сергеевич рассказывал, что в Южной Америке индейцы сушили головы свои врагов и потом вывешивали в деревне. Эти головы хранились десятилетиями, не теряя очертаний и казались живыми. Может, такой же трюк?

– Как она сохранилась? – прошептал я.

– Волшебный мешок, что дали Персею сестры-ведьмы Грайи, – пояснил Беранос. – Он позволяет вечно сохранять то, что в него положено. Если, русский, и твою голову отрезать и поместить сюда, она останется в полной сохранности.

Меня такое предложение не обрадовало, и на это я ответил:

– Спасибо, как-нибудь обойдусь без магических вещей, да и голова мне пока нужна… Почему она не реагирует на нас?

– Это спрашивал и ваш командир Папололус, который хотел отобрать голову и применить против врагов. Я не знаю, поскольку эту тайну знала только моя мать, а она должна была передать ее дочери или внучке, а не продолжателю рода по мужской линии. Признаюсь, я раньше часто доставал горгону и любовался ею, не страшась того, что могу окаменеть, если она проснется… Знаю только, что она спит более двух тысяч лет, и никто пока не пытался ее потревожить.

– Почему, Беранос? – спросил партизан, не смея приближаться к магическому артефакту.

– Наверное, ее сила настолько страшна и велика, что вреда будет больше, чем пользы, – подумав, произнес рыбак. – Так что я не знаю, как вам помочь. Медуза спит, и поэтому вам бесполезна.

Минуту назад я не верил в существование горгоны, но сейчас, увидев ее, понял, что она – единственный шанс и только благодаря ее магии мы сумеем одолеть фашистов. Только как? Ведь никто из нас не знал, как ее разбудить. И как это сделать быстрее, ведь время против нас!