Ловцы за сцерцепами

Семьи у него не было, Виктор Анатольевич считался убежденным холостяком, хотя что за этим скрывалось, мы не знали. Ведь в молодости был достаточно симпатичным и статным, и многим женщинам нравился, однако никому не предлагал руки и сердца. Но зато он любил нас, школьников и всю душу вкладывал в наше воспитание и образование. В свою очередь, больше всего нравилось нам, старшеклассникам то, что он увлекался приключениями, и часто для нашего класса организовывал двух- или трехдневные походы в горы Чимгана, в долины Ташкентской области на археологические раскопки, в Бухарские степи, чтобы посмотреть на джайранов, в города-музеи Самарканд, Хиву, Бухару, где вместо экскурсоводов посвящал нас в тайны истории Средней Азии. Именно он научил нас собирать палатки, разжигать костры, готовить походную пищу, наблюдать за звездами, ориентироваться по карте и компасу и даже стрелять из лука и метать пращи, сам это он делал профессионально, мы только диву давались, откуда этот старик овладел таким боевым искусством. Сам же любил передвигаться на мотоцикле «Восход», хотя давно очередь на машину «Жигули» у него подошла. И он же был инициатором Клуба таинственных явлений, который собирался раз в две недели у него дома, и там мы обсуждали необъяснимые и поэтому притягательные истории, например, о «летающих тарелках», снежном человеке, Атлантиде, Ноевом ковчеге, экзотерических знаниях древних, календаре майя, пирамидах Мексики и Египта и многое другое. Виктор Анатольевич слушал нас внимательно и в свою очередь приводил те или иные аргументы, делал схемы и рисунки, поясняющие его мысль.

Но две наши старые училки – Наталья Моисеевна по математике и Елена Андреевна по русскому языку и литературе – его не «переваривали», считали, что он трус и человек с нечистой совестью. «Тогда, когда наши братья, отцы и деды воевали на полях Великой Отечественной войны, получали ранения и гибли, этот трус отсиживался в тюрьме, – злобно говорили они в учительской комнате своим коллегам (это я услышал в тот момент, когда зашел забрать классный журнал, и меня они не заметили, так как находились в соседнем кабинете). – Он совершил специально какое-то преступление, наверное, украл что-то из колхоза и схлопотал тюремный срок. А когда началась война, то сидел на Дальнем Востоке в колонии, чтобы не попасть на фронт…» Тогда мы не знали, что такое сталинские репрессии, ибо в брежневскую эпоху говорить об этом не считалось нужным, более того, красный тиран рассматривался как организатор всех социалистических побед, и его ошибки с лихвой покрывались успехами. Не знали, и что такое Холокост, ибо об этом тогда говорилось в СССР мало, однако наши училки, еврейки, думали, что если было бы больше солдат, то и победа над фашистской Германией пришла быстрее и меньше погибло бы советских и зарубежных евреев. То есть Серых мог бы стать героем, но не стал.

И действительно, в праздники 23 февраля и 9 мая он сидел за столом в скромном черном костюме без каких-либо знаков доблестного труда или ратного подвига, ибо не имел отношения к этим значимым датам страны, тогда как военрук Марат Латипов и учитель физкультуры Эркин Махмудов бряцали множеством орденов и медалей на груди – они прошли от Кавказа до Венгрии весь боевой путь танкистами. Даже у учителя труда Сергея Терещенко, который был призван в армию только в марте 1945 года и был на войне пехотинцем всего два месяца, и то у него было две медали, и его чествовали как ветерана Великой Отечественной. Виктора Анатольевича руководство школы и районо как-то игнорировало, даже смотрело как-то косо, недружелюбно, словно в чем-то обвиняло, но не говорило, и его поздравляли только мы, школьники, так как любили, и понимали, что тот все равно военнообязанный и не его вина, что был в те годы «местах не столь отдаленных». Кстати, я однажды его спросил, за что он попал в ГУЛАГ, на что тот, кисло усмехнувшись, ответил: «Посчитали предателем родины…», но подробностей не сообщил. Меня это шокировало, да только я не поверил сказанному.

Но все изменилось весной 1983 года. В один прекрасный день апреля в школу ворвались высокие чиновники, которых ранее никогда не было здесь, что даже директор школы Рано Ибрагимова изумилась и испугалась. Судите сами, это были начальники из Центрального комитета Компартии Узбекистана и Совета министров, министерства народного образования, штаба Туркестанского военного округа, даже из небольшого республиканского министерства иностранных дел, о существовании которого в Ташкенте мало кто знал. Человек сорок – не меньше! Десятки правительственных «Волг» у стен школы. Стояла суматоха, все бегали и кричали, чего-то требовали. Началась срочная уборка территории, вывешивание стендов и плакатов. Отменили уроки и нас всех отправили по домам, правда, мне и еще троим приказали остаться, так как должны были участвовать в музыкальной сценке. Пригнали военный оркестр, на флагштоки повесили флаги. Оказалось, ждали зарубежных гостей.

Действительно, в три часа приехали две машины в сопровождении мотоциклистов ГАИ, и оттуда вышли семеро человек в солидных костюмах. Это были глава миссии Греческой Республики, аккредитованный в Москве, и его трое подчиненных, а также кто-то из МИДа СССР. Под торжественные звуки они прошли в школу и поднялись в просторный актовый зал. Ох, там было полно народа – учителя из ближайших школ, сотрудники райкома партии, исполкома, военкомата и другие. Из школьников только нас несколько человек, которые сжимали гитары и ожидали своего часа. Никто не знал цели визита, но были готовы ко всему.

Посол поприветствовал всех собравшихся, сказал, что он впервые в Узбекистане и видит, какой это красивый край с добрыми и счастливыми людьми. Все хлопали ему и кричали о нерушимой дружбе советского и греческого народов. Ждали какого-то пояснения, почему дипломаты выбрали именно эту ташкентскую школу, а не другую, и какова цель их визита. И вскоре это прояснилось.

– Вы, наверное, интересуетесь, зачем мы прибыли сюда? – начал на ломанном русском языке посол. – Нам нужно выполнить миссию, которая возложена на нас греческим правительством. Это торжественная и весьма почетная миссия… Скажите мне, пожалуйста, здесь присутствует Серых Виктор Анатольевич?

Все замерли. На лицах многих промелькнуло выражение недоумения и страха. Они не знали, почему этот дипломат спрашивает об учителе истории, который мало кому известен даже в Куйбышевском районе Ташкента. Сам же Виктор Анатольевич встал, немного бледный, но внешне спокойный.

– Это я, – произнес он.

Посол и его сотрудники аж засияли от счастья. Они подбежали к нему и стали трясти ему руки, при этом вежливо склоняя головы. Тут посол произнес на греческом:

– Уважаемый господин Серых. Я имею поручение от моего правительства передать вам высшую награду – орден Спасителя – «Тахма ту Сотирос»6. Вы награждены за участие в партизанском движении и подвиги, которые совершили во время Второй Мировой войны на территории нашего государства! Вы один из спасителей нашей страны от фашизма! Ваше имя вчертано в историю Греции, и мы гордимся вами, как гордились бы своими соотечественниками.

Никто не понял этих фраз, потому что даже сопровождающий из союзного МИДа, как оказалось, знал только английский, а греческий был ему непонятен. И тут еще больше поразились все, когда Виктор Анатольевич отвечал им… на греческом:

– Большое спасибо, господа. Я тронут вашим вниманием. Я выполнял свой интернациональный долг! Тогда мы все были солдатами и воевали с «коричневой чумой». Поэтому эта награда – это награда и всем тем, кто был тогда со мной с оружием в руках в те грозные и суровые годы.

У меня аж уши запотели от изумления. Я видел, как вытягивались лица учителей и начальников всех рангов, когда посол стал пояснять все на русском:

– Господин Серых участвовал в подполье и партизанском движении во время Второй Мировой войны на территории Греции. Он был заместителем командира отряда, который воевал у побрежья Средиземноморья, и уничтожал германских и итальянских фашистов. Его подвиги отмечены нашим государством. Этот орден Спасителя ему вручается за те бои, а также за операцию по спасению евреев, которых хотели уничтожить подразделения СС, специально высланные для этой миссии. Тогда благодаря Виктору Анатольевичу и другим партизанам удалось вывести из Греции более двухсот евреев, за что они благодарны. Насколько мне известно, правительство Израиля также наградило господина Серых орденом, однако из-за… гм, некоторых политических проблем между Москвой и Тель-Авивом вручение откладывается на некоторое время. Однако мы не намерены больше тянуть с этим, и сегодня же вручим заслуженную награду герою.

О-о, вы бы видели лица Натальи Моисеевны и Елены Андреевны, которые покрылись красными пятнами и не могли произнести ни слова от стыда. Даже чувствовали себя неловко наши фронтовики, ибо не знали, что их коллега не отсиживался в те годы в хлебных и теплых местах, а вел войну с фашистами, правда, на территории другого государства – но разве это плохо? А тем временем под аплодисменты и восторженные крики посол вручил нашему учителю высшую государственную награду Греции.

– Товарищ Серых, расскажите, как все это было? – вдруг произнес какой-то партийный шеф. – Почему о ваших подвигах вы нам не рассказывали, почему скрывали? Мы не знали, что есть такой герой!..

– Не считал нужным, – пожал плечами тот. – Меня правительство отблагодарило… когда я вернулся в СССР. Меня обвинили в измене родине и отправили на двадцать лет на Дальний Восток, и лишь в 1956 году выпустили, проведя процедуру реабилитации. Но мой фронтовой стаж не засчитали…

Реакция на сталинские застенки была неоднозначной. Некоторые считали, что это было оправдано сложностью тех лет, и нечего обижаться на Советскую власть. Другие же – у которых кто-то в родне был необоснованно репрессирован – тяжело вздохнули и промолчали. Обсуждать тогда эту тему было политически некорректно, особенно в присутствии иностранного посла и сотрудников его миссии.

– А как вы попали в Грецию? – проскрипел неизвестный мне мужчина с настороженными глазами. Неприятный тип. Уже сейчас я думаю, что это был человек из КГБ. – В те года не так-то просто было попасть в Западную Европу…

Видимо, намекал, а ты, братец, не перебежчик, не предатель?

– Я не власовец, не бандеровец, не беспокойтесь! – несколько резко и грубовато произнес наш учитель. Его глаза гневно сверкнули, и тому чекисту стало неудобно аж. – Я был призван в армию шестнадцатого июня 1941 года, и через шесть дней попал страшный «котел». Толком тогда ни стрелять, ни владеть оружием не умел – а что вы хотите от восемнадцатилетнего пацана? – и поэтому серьезного отпора не дал. Меня оглушило миной, и очнулся я тогда, когда фашист, прочесывающий местность у нашей заставы, нашел меня лежащим на траве и ткнул автоматом. Так я попал в плен. Сначала Дахау, потом Аушвиц – страшные концентрационные лагеря, машины смерти… Однако там я познакомился с греческими коммунистами, которые тоже были сосланы в концлагерь. Их друзья из подполья помогли нам бежать весной 1942 года, и вскоре нам, переодевшись в сельских тружеников, удалось через Югославию добраться до Греции, где вступили в партизанский отряд. Там я находился до мая 1945 года. Потом вернулся в СССР, а контрразведка «Смерш», основываясь на директиве Сталина, что все попавшие в плен – предатели родины, вкатила мне уголовное дело, суд приговорил меня к двум десяткам годам колонии…

В тот вечер мы ушли ошеломленными. Серых не отпускали долгое время. Его после того памятного дня таскали в ЦК партии, потом в Совет Министров, в Союз ветеранов, в Узсовпроф и другие органы и организации, заставляли читать доклады и делиться воспоминаниями. Газеты одна за другим публиковали о нем статьи. Короче, своего учителя мы увидели только через месяц, когда его наконец-то отпустили и о интерес к нему немного приутих. Однако это был не зазнавшийся человек, как это могло быть с тем, на кого вдруг обрушилась слава и почет, а все тот же добрый и веселый педагог. Наши училки-еврейки были влюбленны в него по уши, а ветераны первыми жали руку и спрашивали о здоровьице.

Ладно, история не в этом. Мы также собирались у него дома на заседания нашего Клуба и обсуждали разные явления, о которых читали или слышали. И Виктор Анатольевич продолжал высказывать свои гипотезы, основанные на исторических, физических и математических данных. Не скрою, нам приятно было находится в старой квартире, где на этажерках находились тома, стопки журналов, макеты древних кораблей и современных ракет, на стенах висели компасы, секстанты, карты и фотографии. Кстати, там же в стеклянном квадрате были старые мотоциклетные очки с зелеными линзами, видимо, весьма памятным для него, но что бы это значило наш учитель умалчивал, как мы его не упрашивали; с некоторыми своими воспоминаниями Серых делился не всегда охотно.

Однажды мой друг Димка Ананасов принес свежий журнал «Техника – молодежи». Там была статья о таинственных находках в Китае.

– Виктор Анатольевич, вы слышали что-нибудь о терракотовых воинах? – спросил он, листая журнал.

Тот ответил, что впервые об этом слышит. Впрочем, это было понятно, ведь из-за сложности взаимоотношений СССР с Китаем информации о той стране были скудными, отрывочными и чаще всего однобокими. В данной статье говорилось, что в марте 1974 года во время бурения местными крестьянами артезианской скважины к востоку от горы Лишань были обнаружены захоронения сотен полноразмерных терракотовых статуй китайским воинов и их лошадей. Археологи считают, что они были захоронены вместе с первым императором династии Цинь – Цинь Шихуанди.

– Это тот, который объединил Китай и соединил все звенья Великой стены, – задумчиво произнес наш учитель истории. – Это было в 210—209 году до нашей эры…

В статье также отмечалось, что строительство некрополя началось в 247 году до нашей эры и длилось более тридцати восьми лет. На возведении огромного комплекса трудилось более семисот тысяч рабочих и ремесленников. Отмечалось, что со слов великого китайского историка Сыма Цяню, огромное количество драгоценностей и изделий ремесленников было захоронено вместе с императором. Также с ним были заживо погребены сорок восемь его наложниц. Около восьми тысяч скульптур пехотинцев, лучников и конников были спрятаны под землей.

– В статье говорится, что ученые в тупике, ибо не понимают, для чего создавались эти терракотовые воины, каково их назначение, – тем временем излагал суть статьи для всех сидевших в комнате Ананасов. – Более того, они поражены, как изготовлены эти статуи. Четкие детали всего тела, рельефы одежды, даже глаза, веки, пальцы отражают реальность человеческого строения. Такое невозможно и поныне, при современной технике слепить из эластичной массы или выбить из камня. Такое впечатление у ученых, что это – окаменевшие люди…

– Стоп, не торопись, Дмитрий, – вдруг произнес, нахмурившись Серых. Он взял журнал и стал всматриваться в цветные фотографии этих археологических находок. Потом прочитал, что экспертами из всего мира рассматривается множество версий, пересказывать которые нет смысла, да и не упомню я их всех. Впрочем, любой из читателей может поднять архивы журнала и найти ту статью. Только на одном из гипотез внимание учителя заострилось, оно показалось ему правдоподобным.

– Китайский историк Суньян из Пекинского университета считает, что Цинь Шихуанди планировал захват части территории Средней Азии, чтобы расширить империю, и поэтому отправил туда двадцатитысячное войско. Однако где-то на территории Узбекистана армия была разбита. Оставшиеся в живых воины привезли восемь тысяч окаменевших соратников. Они рассказывали о том, что всего лишь один воин одолел всех при помощи волшебного оружия… И великий император приказал статуи похоронить рядом с ним, чтобы те защищали его по пути в загробный мир…

– Да-а, Виктор Анатольевич, интересный миф, – хмыкнула одноклассница Инна Меликсетова. – Окаменевшие воины, волшебное оружие… Получается так, что на территории нашей страны было какое-то сражение, о котором нет никаких данных, нет летописей, свидетельств… Я в учебниках истории Узбекистана ничего подобного не читала!

– Получается и так, что где-то здесь хранится то самое оружие, способное превратить живую плоть в камень, – поддержал я, жуя конфету «Барбариску». – Интересная легенда. Жаль, что нет фактов под нею… Сказка… Скорее всего, этих глиняных воинов испекли в печах где-то недалеко от горы Лишань, а этот историк Суньян сочинил легенду, чтобы привлечь внимание туристов к Китаю…

И тут Серых как-то странно посмотрел на меня. Нет, это не было выражение злости или презрения, наоборот, какое-то недоумение, что я ляпнул то, что внешне является правдой, но в тоже время какая-то глупость. Потом он отложил в сторону журнал, налил себе в пиалу зеленого чаю и стал неторопливо отхлебывать, о чем-то думая. Мы замерли в напряжении, ибо понимали, что наш учитель чего-то знает, скрывает и только думает, следует ли ему посвящать в тайну, о которой знать не должны многие.

– Виктор Анатольевич, не тяните, – произнесла Мумтаза Касымова, наша отличница и первая красавица, по которой вздыхали многие мои товарищи. – Расскажите, что вы знаете… Нам же жутко интересно…

Ее поддержала Дильфуза Юсупова, комсорг класса, невысокого роста девушка:

– Да-да, расскажите… Если это тайна, то мы ее сохраним. Даю честное слово комсомолки! Мои товарищи тоже дадут такое слово…

Виктор Анатольевич рассмеялся:

– Вы меня поймали. Действительно, это тайна, и она не моя… И она имеет отношение к этим терракотовым воинам…

– Но вы полчаса назад сказали, что впервые слышите о них! – воскликнул Сергей Маракаев, веселый парнишка. – Из этого журнала узнали об данном факте!

– Все правильно, – подтвердил учитель. – Я не скрываю, что о терракотовых воинах услышал от вас, из этого журнала. Но могу предположить, что кроется за ними…

– А-а-а, это только ваше предположение, – разочарованно произнес Димка. – Я уж-то думал какая-то история из вашей жизни.

Учитель опять налил себе чаю и сказал:

– А это и есть история из моей жизни. Она произошла за тысячи километров от Китая – в Греции, где я воевал в партизанском отряде. И в них есть одно общее…

– Терракотовые воины?

– Именно. То, что произошло со мной в том далеком 1944 году, имеет косвенное или прямое отношение к археологическим находкам в Китае… У нас не было терракотовых войн, но было то, что похоже на них…

– Ох, расскажите, – попросили мы.

И учитель не стал нам отказывать.

– Как вы знаете, весной 1942 года я очутился в партизанском отряде бывшего майора правительственных войск Папололуса. Служил он в пехотной дивизии в составе армии «Эпир». Это был серьезный мужик, отчаянный, смелый, как и все греки. Любил музыку и танцы, однако это не мешало ему быть твердым и решительным командиром. Он вел нас в атаки, когда мы устраивали засады или боевые операции против фашистских соединений, которые располагались на территории Греции, а также их пособников из числа местных граждан, полицаев. Скажу я вам, Папололус ненавидел итальянцев и немцев, которые захватили его родину, и мечтал освободить Грецию от них…

Как вы знаете, греческая операция немецкого командования носила название «Марита», и началась она шестого апреля 1941 года с территории Болгарии по салоникскому направлению. Группировка немецких войск – а это шесть дивизий, в том числе одна танковая – имела большое превосходство в живой силе и технике над армией «Восточная Македония», которая опиралась на укрепления линии Метаксаса вдоль границы с Болгарией. И все же греческие войска в течение трех дней оказывали противнику упорное сопротивление, используя преимущество горной местности. Только баланс складывался не в пользу защитников – девятого апреля данная армия вынуждена была сдаться. Папололус мне рассказывал, что перед самой войной у его высшего начальства были капитулянтские настроения, они не верили в успех в войне с Германией и Италией, а также их сателлитами. Правительство тогда сменило генералов в армии «Эпир», однако это не сменило общего морального тона. И это сыграло свою негативную роль в поражении всей войны. Было много депатов в правительстве, даже их премьер закончил жизнь самоубийством. Двадцатого апреля генерал Цолакоглу выслал парламентеров к германским войскам и вечером подписал с командиром дивизии СС «Адольф Гитлер» генералом Дитрихом соглашение о перемирии. Только на следующий день оно было заменено на капитуляцию греческих вооруженных сил. В плену оказалось свыше двухсот тысяч греческих солдат. Король Георг Второй покинул страну. Союзнические силы из Великобритании, Австралии, Новой Зеландии вынуждены были отступить к Египту и Криту.

Через пять дней после заключения этих документов немецкие войска заняли Фивы, а на следующий день с помощью воздушного десанта захватили Коринф, двадцать седьмого они вступили в Афины, а к исходу двадцать девятого достигли южной оконечности Пелопоннеса. В мае 1941 года в ходе операции «Меркурий» был захвачен и греческий остров Крит, но народ не был побежден, не сломили фашисты его духа, веры в независимость и свободу. И именно там, у Пелопоннеса, я со своими товарищами – греками, югославами, англичанами, болгарами, кипритианами и палестинцами – вел войну с фашистами, которые привольно чувствовали себя здесь после этой «молниеносной» войны. Но все изменилось после поражения захватчиков у нас, под Москвой, теперь гитлеровцы стали другими, поняли, что не так-то легко победить Советский Союз. И это вселило также уверенность и среди греческих партизан, что победа будет за нами и свобода вновь придет в Грецию7.

Тут наш учитель замолчал, отпил полпиалушки, после чего продолжил, смотря на наши горящие от интереса глаза:

– Ладно, расскажу о том случае… Я быстро научился воевать, ибо была для этого жизненная необходимость. Выучил греческий и итальянский языки, понимал английский. Проявил свои способности как командир, и вскоре был в составе руководства партизанского отряда из семидесяти человек. Мы действовали вдоль побережья Средиземноморья, у порта Аттика и города Паралла. Наносили удары по складам оружия и провианта итальянских и германских войск, уничтожали их дозорные группы, небольшие карательные экспедиции. Меня же посадили… э-э-э… в моторизованную часть, точнее, я передвигался с группой на мотоциклах, и это было эффективно в мобильном и военном смысле. Вот эти очки, – тут Виктор Анатольевич указал на те самые мотоциклетные очки, – именно с тех времен… За нами тоже шла мощная охота со стороны их армий и спецподразделений Гестапо и Абвер.

Но эта история, которая связана как-то с терракотовыми воинами Китая, произошла в июне 1944 года. До ноября, когда страна была освобождена от оккупантов, еще были месяцы. Мне поручили с группой из двадцати человек обеспечить эвакуацию двухста польских евреев, которых чудом вывезли из Варшавы, из региона, контролируемого нами, в Египет. Для этого под покровом ночи подошли три рыбацкие шхуны. Все происходило по плану, без каких-либо помех… но это нам так казалось на тот момент. В реальности наши планы были известны Гестапо, скорее всего, какой-то предатель скинул информацию.

Было около восьми часов вечера. Тепло, от моря шел легкий бриз. Евреи с нехитрым скарбом находились у деревушки, в пятистах метрах, ждали сигнала от нашего дозора, который осматривал местность и готов был ликвидировать тех, кто представлял угрозу – полицаев, местных ультраправых. Мы их получили по цепочке от других партизан, сопровождавших от самой границы Болгарии. Если все нормально, то должны были быстро доставить к шхунам и помочь взобраться на борт. А дальше уже забота рыбаков и тех англичан, которые обязались защищать их на море. В тот момент никто не рассчитывал, что наши планы известны врагу, и что вскоре появятся гитлеровцы, которые в это время находились в других районах страны.

В этот момент Виктор Анатольевич встал, подошел к стене, где висела карта Европы, и стал тыкать в контуры Греции.

– Мы находились здесь… Очень удобная пристань, рядом небольшие поселки, леса. И мы были уверены, что все пройдет быстро, потому что к этому моменту у фашистов мало было ресурсов и гнали их отовсюду: и из Союза, и из Южной и Северной Европы. Сами понимаете, не особенно обременяли себя страховочными мероприятиями, и как оказалось – зря. Двести человек – это масса, которую трудно скрыть. Естественно, нас выследили, да и наводка была от стукачка. Рота эсэсовцев под командованием оберштурмфюрера Ханса Гартенвайнера – иначе называемая как «айнзацгруппа» – уже дожидалась нас неподалеку. У них были три бронемашины, четыре грузовика с солдатами, несколько огнеметов, все вооружены автоматическим оружием и гранатами. И все они – отъявленные негодяи, убийцы, прошедшие школу в карательных миссиях в Югославии и Северной Африке. Сам Гартенвайнер набирался опыта в Бухенвальде и в антипартизанских операциях зондеркоманд в Белоруссии…

– А у вас?