–Они все перепутали. Они термос у «ветрянщиков» оставили! – истерит жирная сестра-хозяйка, та, что отказала мне в помывке при заезде в отделение.
Жму плечами, показывая что не понимаю зачем мне эта информация.
Смотрит на меня, как на лишнехромосомного.
-Иди в отделение ветрянщиков, забери у них термос с супом и сюда тащи, иначе без обеда останемся.
-Эмм.. А они точно мне отдадут его?
-Да! Я позвонила, сказала, отправлю кого-нибудь. Иди быстрей!
Делать нечего, есть охота. Сипую за нашим супом к «кожникам», куда горе-нарядчики по ошибке отгрузили термос.
Захожу в отделение.
Оно изнутри выглядит ещё уебищнее нашего.
Меня встречает кодла одетых как бичи зелено-пегих пацанов.
-Тебе чего? – с тоном визгливого-начальника спрашивает длинный пятнистый тип.
-Я за супом, у вас тут попутали, наш термос оставили.
-Это ты попутал. У нас всё верняк.
-Нет, погоди. Сестра с моего отделения звонила вашим, все оговорено.
-Я хуй знает кому она там звонила, мне никто не звонил.
-Где ваша дежурная?
-Съебалась куда-то. Я за ней не слежу.
Смотрю на стоящий рядом с типом армейский открытый термос, откуда дымится суп.
-Слушай, ну там пацаны жрать хотят.
-Жрать хотят? Пусть жрут котят! – длинный загоготал, довольный своей комедийной рифмой.
По-моему в этот момент на его лице лопнул один прыщ.
Сзади него с интересом столпились измазанные зеленкой пацаны и просто типы покрытые какими-то язвами. Резко стало страшно здесь дышать.
-Слушай, остряк, давай, я возьму бачок, а ты пока насочиняешь шутеечки по-лучше, базар?
Я закрываю термос, не слушая причитания длинного и спокойно уношу его.
-Стой пидор! -хватает меня за плечо и разворачивает.
Тыкаю коротко двумя пальцами ему в глаза свободной рукой и добавляю пинок ногой ему в печень. Тип охает и складывается.
-Э, бля! – толпа пегих напирает на меня, яростно моргая из-под зеленых пятен.
-Ебануться. – говорю вслух и со всех ног бегу с тяжёлым термосом в руке.
За спиной вопли ярости. На бегу оборачиваюсь и вижу толпу пятнистых уродов, несущихся за мной. Из хуёво закрытого термоса вылетают капли супа и пачкают мне штаны.
Ощущая себя героем фильма про живых мертвецов, со всех ног выскакиваю из отделения, несусь по лестнице вверх.
Они не стали преследовать дальше.
Влетаю в своё отделение, весь засранный в каплях жира и с важным видом добытчика, ставлю термос в обеденном зале на глазах у изголодавшихся пацанов.
Жирная сестра-хозяйка:
-Отнеси это обратно. У «гастриков» наш суп, а не «кожных». Ошибочка вышла.
Близится дата выписки.
Дабы дать себе отдохнуть ещё, я всё чаще прижимаю градусник к батарее и слегка завышаю себе температуру (не борщу, выше 37 не делаю).
В какой-то момент вызывает главный военный врач-женщина к себе и сообщает, что из-за температуры у неё подозрения на проблемы с моей щитовидкой, но в этом госпитале нет оборудования для обследования (чего уж сказать, если в этом бомжатнике нет своей столовой). Она выписывает направление на какую-то диагностическую процедуру в госпиталь в Городе, сообщив, что когда появится «номерок» и машина из моей части, тогда меня туда свозят на обследование. В конце сообщает, что меня выписывает.
Что-ж, задержаться не получилось, но хоть выбил себе в будущем лишнюю поездку в большой Город, где я был один раз. Конечно, если доживу до неё.
Оставшиеся дни провожу в написании писем близким.
Накидываю короткий мистический рассказ, основанный на местных байках о потустороннем.
За два дня до моей выписки в отделение заехал Эседов. Дагестанец, моего призыва с моей части, один из немногих, кого не приняли свои и получает пиздюлей почти наравне со всеми русскими.
Эседов сразу принялся рассказывать байки, как достойно вел себя, пока меня не было, как сопротивлялся давлению, рассказал о близких родственниках-генералах и о том, что после срочки его ждёт блестящая и проёбная работа в спец.службах по блату.
-Тэба тама ждут. – в конце беседы сказал он.
-Знаю.-говорю и отворачиваюсь к окну.
-Слышэ. Ест вопрос, всо у тыба спросит хотэл. – сделав голос очень тихим, серьёзно спрашивает Эседов.
-М?-поворачиваюсь к нему.
-Ест тонкая зарадка для Нокиаэ?
Меня выписывают.
Стою в форме. Надеваю ремень, который по краям покрылся трещинами после инцидента с Бурым.
Ни с кем не попрощался, да и никто не хотел.