II THE HORROR. Когда я поняла, что должна тебя бояться
Беру ключи от машины и спускаюсь на парковку, по дороге выкидываю пакет с его прошлым. Символично закинув в контейнер остатки других женщин и привычно перестав дышать, когда крышка контейнера захлопывается, чтобы не почувствовать запах, в моей голове появляется мысль: «Интересно, а он пишет только мне?». Сажусь в машину. Закуриваю. Пускаю дым в лобовое стекло. Смотрю на пассажирское сиденье. Я была на нём несчастна. Я была на нём счастлива. Подвергалась огранке. И стала кольцом от Тиффани, в котором навечно запечатлён красно-синий свет.
Покупаю в супермаркете резиновые перчатки, тряпки, порошки, чистящие средства. Кидаю в тележку всё, что поможет мне смыть с этой квартиры все отпечатки пальцев, запахи и мои знания о том, что в ней происходило. В соседнем отделе я взяла три белые фоторамки с широкими паспарту и две стеклянные, полностью прозрачные. Две бутылки вина.
Плотную строительную плёнку и скотч. Набор маньяка. На парковке заклеиваю выбитое клоном заднее окно.
Под громкую музыку из чёрной колонки, я отмываю квартиру до самого утра, будто своё сознание. Отмываюсь от прошлого. Захожу на кухню, слабо освещённую мартовским рассветом, и достаю чашку, чтобы налить воды. Случайно роняю её на кафельный пол, и она разлетается на маленькие кусочки. Смотрю на осколки. Смотрю. Смотрю. Достаю ещё одну чашку и кидаю её на пол. Потом делаю это ещё раз. И ещё. Я остановилась, когда разбила всю посуду, кроме бокалов для вина, они мне ещё пригодятся.
Задёргиваю шторы в спальне и ложусь на свежее бельё. Подушки пахнут кондиционером для белья. Альпийский луг или морозная свежесть. Так не пойдёт. Встаю, иду в коридор, достаю из ящика эйфорию, возвращаюсь в спальню и брызгаю на подушку. Глубокий вдох. Закрываю глаза.
И открываю их в прошлом. В коридоре квартиры своих родителей. Сейчас семь утра. Я ничего не ела со вчерашнего дня и не спала ни минуты этой ночью. Я только что пришла домой, как раз вовремя, мама только что проснулась. Она вышла из своей спальни, поймав меня на пути к ванной, и сказала:
– О! Ты сегодня рано встала, молодец! Во сколько вчера вернулась?
Мама думает, что я была с Кристиной на бьюти-шоу Зверева в Ледовом Дворце на Большевиков. У меня правда были билеты, но я не пошла. Я застыла на пару мгновений, пытаясь угадать, во сколько мама легла спать накануне.
– Эмм, я не помню точно, наверное, около двух часов ночи, – отвечаю я.
Маму устроил этот ответ. Я облегчённо вздохнула и пошла в ванну. Постояв под прохладным душем минут семь, который, к слову сказать, не добавил мне ни капли бодрости, я вышла и поймала недовольный взгляд мамы, которая из-за меня опаздывает на работу.
– Вместе выйдем, да? – Говорит она, забегая в ванну.
Я планировала сегодня прогулять колледж, но в последнее время я слишком много вру маме и поэтому молча киваю. Не то чтобы я переживаю по поводу своих моральных качеств, но чисто статистически вероятность моего прокола увеличивается с каждым новым вихрем вранья, который я наматываю вокруг своей персоны перед родителями. Рано или поздно я сама запутаюсь. Поэтому съезжу в колледж. Напомню о своём существовании преподавателям и одногруппникам.
Пока мама сушит волосы, я залпом выпиваю её кофе и иду в свою комнату переодеться. Затем выхожу в коридор и надеваю короткую дутую куртку цвета маджента. Мама поспешно выбегает вместе со мной.
– Ой, заморозишь свою жопу когда-нибудь! – Говорит мама, пока мы идём к автобусной остановке. Я молча улыбаюсь, спрятав рот под высоким воротом куртки, обрекающей меня на замороженную жопу.
Я прячу руки в карманах, в одном из которых крепко сжимаю телефон. Не буду врать, что не жду смс или звонка. Но заранее знаю, что если он позвонит, то я не возьму. А если напишет, то я постараюсь не отвечать, как можно дольше. Это такая игра.
Мы спускаемся в метро на станции Финляндский вокзал. Мама работает на Балтийской, а я учусь на Нарвской. Совсем рядом, всего одна станция. Когда мы проезжаем площадь Александра Невского, телефон в руке начинает вибрировать, и я опускаю плечи, расслабившись и обрадовавшись тому, что он написал. Я переживала, что вчерашний вечер мог стать последним в наших отношениях из-за того, что Дима разочаруется во мне окончательно.
Так я и проехала все станции до Балтийской, сжимая телефон в руке в кармане. Только когда я попрощалась с мамой, и она вышла из поезда, я достаю телефон из кармана и читаю: «Я у твоего дома. Выходи». Смотрю на время получения сообщения и решаю, что достойная пауза уже выдержана. Отвечаю: «Я не дома». И поезд уносит меня из зоны доступа на две минуты. И возвращает в неё.
«Твою мать, ну и где ты?!»
Я расстроенно выдыхаю и зажмуриваю опухшие от недосыпа глаза. Я надеялась, что он перестал злиться. Не хочу продолжать эту ссору. Начинаю медленно набирать ответ, держась левой рукой за поручень сверху: «Я не хочу продолжать», и в это мгновение двери открываются, и толпа людей, подхватив меня и сжав, как в тисках, выносит из поезда и тащит к эскалатору.
Я прикладываю телефон к своему животу и крепко сжимаю его, а потом и вовсе прячу в карман, чтобы не потерять в толпе. Выйдя на улицу и вдохнув свежего воздуха, я чувствую, как телефон снова вибрирует, но уже от звонка. Я не поднимаю трубку. Он звонит снова. Такая игра. Так продолжается всё время, пока я иду от метро к колледжу. Минут десять. Его ярость надо переждать. Я останавливаюсь и закуриваю сигарету, достаю телефон, чтобы продолжить сообщение. Я хотела написать, что не хочу продолжать ссориться, что я очень люблю его и не хочу, чтобы он злился. Но получилось так, что я отправила только «Я не хочу продолжать». Случайно нажала, пока боролась с бурной рекой рабочего класса, вытекающей из метро к фабрикам на Нарвской.
Я закрываю глаза и выдыхаю дым в серое небо. Стою так секунд пять. Пишу новое сообщение.
«Дима, я прошу тебя, успокойся. Я не дописала сообщение и случайно отправила его, пока выходила из метро. Я писала тебе, что не хочу продолжать ссору. Я устала, мы не спали ни минуты. У меня ещё четыре пары в колледже. Давай созвонимся вечером и спокойно поговорим. Пожалуйста, умоляю…»
Пока я пишу этот успокоительный текст, мне приходит новое сообщение от Димы. Я отправляю своё сообщение и не без тревоги открываю его.
«Лиза, пожалуйста, возьми тел.»
Я читаю это сообщение тысячу раз, даже забыла о сигарете, которая уже дотлела у меня в руке до фильтра. Отвожу взгляд от экрана в сторону, немного прищурившись. Что с ним происходит? Кидаю телефон в сумку и, скрючившись от холода, который только сейчас почувствовала, быстрым шагом иду в колледж.
На последней парте и под прикрытием Кристины, я засыпаю, как только моя голова касается импровизированной подушки из рук.
Через полтора часа Кристина будит меня толчком в бок. Я резко поднимаю голову, оглядываясь по сторонам. Тру опухшие глаза и недовольно смотрю на неё. Она говорит издевающимся тоном:
– Да уж, Лиза! Ты не похожа на девушку, которая вчера была на бьюти-шоу, – она приглаживает мои растрепавшиеся волосы и хихикает. – Ты что делала вчера ночью?!
Я утыкаюсь лицом в ладони и закрываю глаза:
– Я была на шоу, но к бьюти оно не имеет никакого отношения.
– Ладно, потом расскажешь. «Пойдём купим кофе в столовке и покурим», – говорит Кристина, смахивая себе в сумку тетрадки и ручки.
Я смиренно иду за ней.
В очереди за кофе я стою за каким-то очкастым парнем, а Кристина стоит сразу за мной.
Она просовывает руку вперёд и щипает парня за задницу, он оборачивается и удивлённо таращится на меня через свои окуляры. Я секунду молчу и смотрю ему прямо в глаза, но, когда Кристина начинает хохотать за моей спиной, я тоже не сдерживаюсь и заливаюсь смехом, скрючившись на глазах у ошарашенной жертвы нашего стандартного прикола. Я даже прослезилась и заодно проснулась. Не знаю почему, но это смешно каждый раз. Дождавшись свои капучино с сиропом, мы накидываем куртки и идём на улицу, чтобы подышать свежим воздухом и покурить. Кристина идёт первой, я за ней, а сбоку подходит наша очкастая жертва сексуального буллинга, и я пропускаю его вперёд дружелюбным жестом. Как только он встаёт между мной и Кристиной, я просовываю руку и сильно щипаю её за задницу и сразу же отхожу в сторону, пропуская ещё несколько студентов перед собой. Кристина оборачивается и кричит на жертву:
– Ты, что, по морде давно не получал?!
Я выхожу, стараясь не расплескать кофе, но не могу сдерживать хохот. Кристина уже прикурила сигарету и ждёт меня, а я продолжаю смеяться. Она поворачивается ко мне и наигранно меня передразнивает, подносит зажигалку к моей сигарете и говорит:
– Да успокойся ты уже. У тебя истерика?
Это действительно истерика.
– Ага, – говорю я, затягиваясь и растирая глаза. Я расправляюсь и движением головы закидываю волосы назад, встретившись взглядом с довольно наблюдающим за нами парнем, присевшим на капот своей синей BMW.
Я тут же перестала смеяться, повернувшись на Кристину, взглядом показав ей Диму. Она радостно поднимает руку и машет ему. Он машет ей в ответ. Потом он снова смотрит на меня, а я на него. Это такая игра: кто первым позвонит, кто первым подойдёт, кто первым уйдёт. Кто первым умрёт. Если он делает шаг назад, то я делаю два.
Я могу побежать в обратном направлении, но я знаю, что он меня догонит. Возможно, я убегаю в обратном направлении только потому, что знаю, что он догонит. Я стою на месте, втягивая дым и кофе, кажется, что весь мир заморозился в ожидании развязки этого напряжения. Дима улыбается и идёт в нашу сторону.
– Ну всё, до свидания, – еле слышно произносит Кристина.
– Привет, девчонки, как дела? – говорит Дима, подходя к нам.
С такой открытой улыбкой. Светлыми глазами. Да, да, они кажутся светлыми в такие моменты. Именно этого Диму я люблю. Но у такого Димы есть цена. Его надо заслужить. Предварительно выстрадать. Я ещё окончательно не поняла, как это работает.
Кристина приветливо улыбается:
– Всё супер. Ну что, ты её забираешь? Она всё равно спит на задней парте. Бесполезная единица общества, – Кристина затягивается, а я молча улыбаюсь.
Мы все улыбаемся. Время, остановись пожалуйста. Почему так не может быть всегда?
Дима протягивает руку и ждёт. Я закатываю глаза и улыбаюсь Кристине, вкладывая руку в его. Он тянет меня к машине и открывает пассажирскую дверь. Я сажусь своей «замороженной жопой» на кресло и чувствую включённый подогрев. Дима обходит машину и садится за руль.
– Ты знал, что я поеду с тобой, да?
– Да, – он самодовольно смотрит на меня, потом говорит:
– Я сейчас смотрел, как ты выходишь из колледжа и смеёшься и вспомнил, как увидел тебя в первый раз. Ты так же хохотала с Кристиной и встала прямо у моей машины, схватившись за живот. Я смотрел на тебя и даже позавидовал этой лёгкости. Люблю, когда ты такая, – он перевёл взгляд на дорогу, – не такая, как вчера.
– И я люблю, когда ты такой, как сейчас. Не такой, как вчера.
Для того чтобы летать в облаках, как сейчас, нам обязательно предварительно спускаться в подземелье как вчера? Обязательно отталкиваться от дна, чтобы возвыситься? Обязательно уходить в минус, чтобы на следующий день выйти в плюс?
Нам обязательно периодически ненавидеть друг друга, чтобы любить?
– Прости меня, малышка, – он переваливается через слот между сиденьями и целует меня, не дожидаясь моего очевидного ответа.
Затем он достаёт ключ и протягивает мне. Я смотрю на него с недоумением.
– Это ключ от моей квартиры.
– Я поняла. Зачем он мне?
– Ну, – он немного замялся, возможно, он сам не совсем понимает, зачем мне ключ от его квартиры, – во избежание ситуаций, как сегодня ночью.
Я мотаю головой. Не хочу обсуждать вчерашнюю ночь. Я забыла её, как только посмотрела в его светлые, чёрные глаза. Когда я поднимаюсь в облака, мне не хочется вспоминать подземелье. Мне начинает казаться, что подземелья и вовсе не существует.
– Дим, ключ не поможет избежать ситуаций, как вчера.
Он вздыхает. Я машу рукой и кидаю ключ в сумку:
– В любом случае, я как вампир. Меня надо пригласить, чтобы я пришла, – я смеюсь.
– Окей. Я приглашаю тебя сейчас. Поехали домой?
Я довольно киваю.
Дома я лежу в его объятиях, вдыхая запах эйфории на кровати с коричневым изголовьем. Дневной свет пробивается сквозь щель между шторами блэкаут тонкой яркой полоской. Смотрю на эту полоску. Потом смотрю на него. Он уже спит. Я тихонько провожу пальцами по его щеке и губам. Я так сильно люблю его. Снова смотрю на полоску. Закрываю глаза, проваливаясь в сон…
Открываю глаза и опять смотрю на эту полоску. Вдыхаю запах эйфории с подушки на кровати с коричневым изголовьем. Закрываю глаза, пытаясь снова уснуть, чтобы видеть сны. Я представляю, что он сейчас в душе и вот-вот вернётся ко мне. Он будет пахнуть персиковым гелем для душа Le Petit Marseillais. Обнимет сзади, уткнётся носом в мои волосы и сделает глубокий вдох. Я буду улыбаться, не открывая глаз. Его рука будет медленно подниматься от моей ноги к животу под его же футболкой.
Резко открываю глаза и вскакиваю, чтобы прекратить эту добровольную галлюцинацию, потому что чем дальше я в неё зайду, тем тяжелее мне будет из неё возвращаться в мерзкое настоящее. Снова смотрю на полоску между шторами. Я одна в этой постели. Одна. Его нет ни здесь, ни в душе, ни на кухне. Это твоя реальность, Лиза. Можно обезболить, если невыносимо.
Не могу описать словами, насколько невыносимо. Ни одно подземелье не напугало бы меня так сильно, чтобы я отказалась от последующего полёта в облаках с ним. Я сейчас в подземелье, в котором мне нужно будет просидеть одиннадцать лет, чтобы потом всю оставшуюся жизнь летать в облаках. Я так сильно по нему скучаю. Я будто влюбилась в него снова, по-другому, открыто. Вторая волна цунами, которая беспрепятственно накрывает прибрежный город, потому что все ограничения и преграды хладнокровно уничтожила первая. Вспоминая наше прошлое, вспоминая даже самые худшие моменты, самое тёмное подземелье, в котором я с ним бывала – по сравнению с разлукой с ним, кажется пятизвездочным отелем на берегу Средиземного моря.
Привет, любимый. Я так скучаю по тебе. Невыносимо. Так странно писать тебе это так открыто… Раньше я это чувствовала, но не могла сказать из-за обиды. Ты прав, мы будто играли с тобой какой-то спектакль. И я тоже больше не хочу играть, хочу говорить, как есть.
Ты мне снился. Помнишь, когда ты забрал меня из колледжа и мы проспали весь день, а потом я звонила маме и врала, что останусь у Кристины, чтобы сделать какой-то совместный доклад, и поеду в колледж от неё на следующий день. А мы с тобой потом всю ночь валялись и смотрели фильмы. Я даже не помню, какие конкретно, потому что на самом деле мы их не смотрели :)
Очень скучаю по тем временам. Всё бы отдала, чтобы вернуться туда.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Стадия №1. Любовь.
Помню, как увидел тебя у барной стойки, ты была так растеряна и невинна. И эта странная толстовка белая с розовым… На тебя нельзя было не посмотреть. Потом через месяц, помнишь? Наверное, нет, но я помню эту встречу пятисекундную. Я уезжал из клуба, и ты вышла в своём длинном голубом платье тоже, кстати, странном очень.
Я смеюсь. Не знала, что он так внимателен. Не знала, что он помнит всё это. Он пишет «я», вместо «мы», но я прекрасно помню, что он уезжал тогда с Аней. Мы пишем свою историю заново, без неё?
Я обрадовался тебе как родной. Не знаю почему. Просто почувствовал что-то, что давно или даже, может, никогда не чувствовал. Может, существуют какие-то силы потусторонние всё-таки. Родство душ. Хотелось бы верить. Я вернулся в следующую субботу один, в надежде тебя найти.
Я тоже пришла тогда, чтобы увидеть его. Я улыбаюсь. Эта стадия заключения предполагает чувствование безграничной любви куда более яркой, чем была на самом деле.
Ты еле стояла на ногах. Была очень красивая и пьяная. Прости, я не мог не воспользоваться этим.
Мы никогда не обсуждали с ним происходившие события. Никогда не делились видением этих событий с каждой стороны. У меня немного вспотели ладони от волнения, потому что мы приближаемся к болезненным событиям. Хотя все наши отношения пронизаны этими событиями.
Точнее, я, как истиный джентльмен, довёз тебя до дома, который оказался домом твоей бабушки. Смешно сейчас вспоминать. Потом поймал тебя на обратном пути. И мы поехали ко мне. К нам.
Я уже сильно напряжена. Он написал «истиный» с одной буквой «н». И он подходит к травмирующим моментам. Не знаю, как он выкрутится. Я потёрла своё «истиное лицо» руками, взяла письмо и пошла на кухню, чтобы налить вина. Можно просто чувствовать боль. Видеть её. Это мой уникальный узор. Шрамирование психики. Это я. Другой не будет. Придётся жить. Если станет невыносимо, можно обезболить. Делаю глубокий вдох, хороший глоток и продолжаю читать.
Прекрасная ночь получилась тогда. Много раз вспоминал её и сейчас. Вернуться бы сейчас в ту ночь.
Я люблю тебя.
А вы хотите вернуться в ту ночь? Я уверена, что да.
Он выпил розовую таблетку со стола в гостиной, и я сказала, что тоже хочу попробовать. Он сказал, что в таком случае мы больше не увидимся. Спустя полчаса мы сидели на кухне, он на стуле, а я на столе, и у меня в руках был стеклянный стакан с водой. Дима значительно повеселел к тому времени и казался таким мягким и добрым, его глаза блестели. Я была так счастлива! Моя цель была достигнута, я не могла поверить, что нахожусь с ним в его квартире. Что он со мной. Я спросила его ещё раз, несерьёзно. Думаю, я тогда хотела, чтобы он снова так пристально посмотрел мне в глаза и сказал, что мне нельзя этого делать. Я тогда хотела ещё раз окунуться в свои фантастические интерпретации его агрессивного поведения. Почувствовать его страх за меня. Свою важность для него.
Но он неожиданно вскочил со стула и больно схватил меня за руку, резко сдёрнув со стола. Я еле устояла на ногах, и сильно испугавшись, ударила его стаканом. Сама до сих пор не понимаю, как так вышло, а тогда я обомлела от ужаса. Стакан вылетел из моей руки и разбился об этот кафельный пол, но каждому из нас было не до него. Я рассекла Диме бровь, и тонкой струйкой кровь потекла по его лицу. Я сейчас отчётливо помню, как испугалась тогда. Я боялась, что всё испортила. Совершила непоправимую ошибку. Одно неверное движение, и я теряю его. Знаю, что изведу себя чувством вины за это. Боюсь сама себя, если буду виновата. В моих глазах был жуткий страх. А в его – ярость. И я была готова на любой исход, лишь бы он не выгнал меня отсюда.
Он бросился ко мне, я сейчас вижу это как в замедленной съёмке. Делаю глоток вина. Раньше у нас было только настоящее, и мы никогда не обсуждали прошлое. Теперь у нас нет настоящего, и нам приходится копаться в прошлом.
Он крепко схватил меня, это было и объятие, и захват. Это была любовь и ненависть. Страх и страсть. Забота и агрессия. Одновременно. В этом весь он. Всегда на грани добра и зла. Он поцеловал меня, а я чувствовала его кровь. Это был наш первый поцелуй и бой. Одновременно. Добро и зло.
Я начала мямлить что-то:
– Я… Я… Я не…
А он ответил твёрдо, возможно даже грубо, но шёпотом:
– Я знаю. Тихо.
Это была любовь со знаком «минус». Или ненависть со знаком «плюс».
Делаю ещё глоток и смотрю на пустой бокал. Наливаю ещё.
Не стоит винить его во всём. Я тогда посчитала этот момент первым днём нашей любви. Так оно и было. Потому что мы оба оказались больными. На этом и сошлись. На следующее утро он просил у меня прощения, целуя моё запястье с красно-синим пятном. Сказал, что таблетка оказалась какой-то излишне стимулирующей. И в тот самый момент, когда я гладила его по чёрным волосам и смотрела в его чёрные, но светлые, извиняющиеся глаза, я подсела на что-то покрепче его грёбаных таблеток.
Да, абсолютно точно, я бы тоже хотела вернуться в ту ночь сейчас. Я сейчас стою на кухне, в том самом месте, где всё это происходило, закрываю глаза и представляю. Его руки. В них такая сила, но они мягки со мной. В нём такая холодность, но он горит рядом со мной. По его лицу стекает кровь, но он не чувствует боли, целуя меня. В нём кипит ярость, но он нежен со мной. Он такой сильный, но слабый рядом со мной.
Я выпускаю бокал из руки, и он летит на кафельный пол, разлетается на мелкие кусочки, как тот стакан из прошлого, и вино брызгает в разные стороны, как кровь на его лице. В этих отношениях каждый получал то, что ему было нужно. Любовь. Привязанность. Принятие. Непринятие. Зависимость. Контрзависимость. Боль. Кровь.
«Исследования показывают, что социальная изоляция вызывает существенные изменения личности осужденного. При этом в первый период после прибытия в исправительное учреждение осужденный ещё не осознаёт коренного изменения своего социального статуса и продолжает мыслить категориями обычного человека. У осужденного доминируют мысли о прошлом».
(с) Учебное пособие по пенитенциарной психологии.
Автор: О.В. Липунова.
Доминируют мысли о прошлом. Доминирует прошлое. Я не сижу в тюрьме физически, но абсолютно точно нахожусь в заточении. Психологи говорят, что свобода всегда внутри. Для меня эта фраза сейчас не несёт никакой смысловой нагрузки. Я не понимаю, что это значит. А в саундтреке к «Бумеру» Шнур поёт, что свобода никому не даётся просто так, и что из неё нет выхода и в неё нет входа.
Никаких инсайтов.
Аккуратно перешагиваю осколки своей инсталляции прошлого и собираюсь к родителям на ужин. Даже реальным заключённым положены длительные свидания с родственниками и прогулки на свежем воздухе. Мне надо проветриться. И поесть.
Я еле заехала в неочищенный от снега двор родителей. Что за жуткий апрель? Коммунальные службы не видят смысла в уборке снега в апреле, ведь уже весна, он скоро и сам растает. Наверно у них такая логика, хотя этот снег может пролежать здесь до мая и, более того, вполне возможно выпадет новый. Мы же в Питере, здесь зима длится с ноября по июнь.
Не знаю, как точно надо вести себя в таких ситуациях, но я давила на газ, пока задние колёса прокручивались в снегу с бешеной скоростью, а проходящие мимо люди недоумённо поглядывали в мою сторону. Моя тактика сработала и либо от силы бешеного трения снег нагревался и таял, либо колёса дорыли до асфальта, но машина резко дёрнулась вперёд, и я припарковалась. Будем так считать.
Я открываю дверь своим ключом. Дома никого нет, кроме кошки Алисы, которая всегда встречает вновь прибывших своим урчанием и трётся о ноги до тех пор, пока её не накормят. Она такая настойчивая, что её кормят все, кто заходит к родителям в квартиру. Она постоянно жрёт. Я сразу иду на кухню, отсыпаю Алисе корма и достаю бокал из посудомойки. Затем иду в свою комнату, в которой теперь есть бар с алкоголем. Открываю стеклянную дверцу и достаю бутылку вина. И когда я отхожу от бара, мой взгляд натыкается на маленький синий ноутбук. На минуту я застыла, вспоминая все события, связанные с ним. Если бы он тогда не разрядился, я бы успела удалить переписку с боссом. Качаю головой, представив, что я всё-таки вышла замуж за Сашу. Думаю, что даже нынешнее моё положение лучше, чем отмеченное семейное положение во ВКонтакте. Замужем за… Облегчённо вздыхаю и наливаю вино. В любой ситуации можно найти плюсы!
Открываю нетбук и скачиваю на телефон пять совместных фотографий с Димой, которые хранятся у меня в почте. Заеду распечатать по дороге домой. Я привыкла отправлять классные кадры себе на почту сразу же. Чтобы не случилось с телефоном, даже если он утоплен в Неве, то мои дорогие фотографии остаются.
Просидев у родителей часа два перед телевизором и с кошкой на коленях и так их и не дождавшись, я уезжаю. На выезде из двора я, что было вполне предсказуемо, снова закапываю заднеприводную BMW в весеннем сугробе и не могу выехать. В этот раз она плотно «легла на пузо». Уверена, что Дима бы смог вырулить, но я – нет. Моя авторская стратегия в этот раз оказалась проигрышной. С каждым нажатием на педаль, машина зарывается всё глубже и глубже. Придётся откапывать. Выхожу, закрываю машину, оставив её прямо на выезде из двора, и иду за лопатой.
Слышу непрекращающееся гудение, останавливаюсь, закатываю глаза и мгновение сомневаюсь, затем всё-таки возвращаюсь, чтобы объяснить ситуацию. На повороте во двор стоит Honda CRV, окно открывает мой бывший сосед, который так же, как и я, жил в этом доме с родителями в детстве, а сейчас периодически их навещает.
– Привет, Лиз! Не знаешь, что за дебил тут машину оставил?
– Привет, Рома. Это я.
Я пожимаю плечами и игриво улыбаюсь, чтобы сгладить неловкий момент. Ему, наверное, стыдно, что он назвал меня дебилом. Хотя сейчас он смотрит на меня без капли сожаления во взгляде.