Обет молчания

В соответствии с древним ритуалом во время этого праздника бог Ра должен был совершить визит в Луксор на священной барке, украшенной знаменами.

– К несчастью для всех нас, – не поворачивая головы, подтвердил великий жрец. – В разговоре с великим визирем Хоремхебом я затронул данную тему, и тот подтвердил мои опасения. Пытливый ум молодого царя, находящегося в поисках истины, не дает ему покоя. А отсутствие у него наследника, несмотря на то, что и царь, и его супруга молятся изо дня в день в храме, и вовсе посеяло сомнения в душе владыки Египта. Одно то, что царь принялся повсеместно возводить храмы в честь бога Атона, а самый крупный и вовсе построил вблизи храма нашего величайшего покровителя, говорит о том, что дело его отца не умерло, как мы считали, а возвращается к жизни. Все принимает серьезный оборот. Поступки нового фараона расшатывают устои нашего государства.

– А вы говорили с советником Эйе? – спросил Нечер-Уаб. – Вероятно, он мог бы каким-то образом повлиять на своего воспитанника.

– Фараон давно не дитя. Раньше с ним не было проблем. Он был покладистым и далеким от своеволия, хотя уже и тогда, по словам наставника и главного писца, в нем ощущался бунтарский дух. Признаться, я не относился к подобным донесениям серьезно, считая их беспочвенными. Но, боюсь, тут я просчитался.

– То есть вы считаете, что царь способен на самоуправство… способен на… реформы???

Лицо Открывающего небесные врата потемнело от досады. Нечер-Уаб произнес вслух точь-в-точь те слова, которые крутились в голове великого жреца. Ур-Сена уже давно задавал себе вопрос: а не ошибся ли он, возведя на трон слабохарактерного (по его мнению) юнца? Не слишком ли верховный жрец понадеялся на мнение Эйе о будущем фараоне, который уверял, что молодой царь находится полностью под контролем наставника?

А тем временем царь Аменхотеп IV и его блистательная красавица-жена Нефертити заняли свои места на барке под платформой, на которой стояла величавая фигура бога солнца Ра. Едва они сели, как статуя Амона начала светиться, наводя на жителей города, столпившихся вдоль реки, священный ужас и трепет и одновременно вызывая восторг, ибо лодка сейчас походила на сверхъестественный корабль-солнце.

Помимо царя на борт взошли и жрецы высшего ранга, возглавляемые задумчивым Ур-Сеной, после чего судно развернулось и пошло к южному району Фив, чтобы далее проследовать к Луксору. Шествие было воистину зрелищным: рядом с баркой шли празднично украшенные лодки, а вдоль берега двигались музыканты и певцы, распевавшие восхваляющие фараона песни и священные гимны, посвященные золотому божеству, жрецы и жрицы, исполняющие ритуальные танцы. Вслед за женщинами следовали храбрейшие воины на блестящих колесницах. Замыкали шествие мирные жители Фив, одетые в яркие наряды.

Само путешествие длиною всего в милю не было продолжительным, но заняло бόльшую половину дня. На протяжении всего времени Ур-Сена и его помощник не проронили ни слова. И тот и другой настолько погрузились в свои мысли, что не замечали ничего вокруг. А может, не хотели замечать. Но если бы жрецы переключили свое внимание на происходящее на барке, то тогда они, вероятно, смогли бы избежать тех бед, которые в скором времени свалились на их головы.

– Почему люди больше славят Амона, а не своего царя? По какому праву он является богом богов? – недовольным голосом задал вопрос Аменхотеп IV, обращаясь к бывшему наставнику. – Разве не Я земное воплощение бога солнца? Разве не МНЕ они обязаны богатством и благополучием?

– Вы, государь, живущий правдою, – слегка склонившись, ответил советник Эйе, – всем, что они имеют и чем владеют, они обязаны своему владыке обеих земель, которого чтут и перед кем благоговеют.

– Тогда к чему столько почитания неживому идолу, который только и может, что безмолвно стоять, – капризным тоном заявил молодой царь. – Не слишком уж высоко они ставят своего царя, поклоняясь мертвому божеству.

– Разве можно так говорить? – вмешалась в разговор Нефертити, которую бросило в жар от глумливых слов мужа. – Берегись, он накажет тебя за кощунство и пошлет вечное проклятие!

– И ты в это веришь, прекрасная из прекрасных? – с насмешкой спросил ее супруг. – Сколько мы молились с тобой могучему Амону, сколько приносили даров ему, сколько обрядов и таинств совершали, прося подарить нам живое воплощение бога на земле? Он глух к нашим молитвам. Справедливо ли это? Я – его живое воплощение, но бог Ра не слышит меня.

– Вероятно, мой владыка, он проверяет нас. Испытывает нравственную и духовную силу.

– А может, просто он не в силах дать того, что мы хотим? А раз так… тогда есть кто-то другой, кто поможет нам обрести высшую добродетель?

Великий визирь и советник переглянулись. Слова юного царя, идущие вразрез с верованиями того времени, не только насторожили их, но и озадачили. Между тем они не посмели возражать своему владыке, понимая, что своим несогласием могут навлечь на себя великий гнев Аменхотепа IV, с виду хилого, больше походившего на женщину, нежели на мужчину (в силу отклонений, вызванных близкородственными связями), но имевшего при этом твердый характер.

– Вероятно, государь, живущий правдою, после окончания праздника вам удастся получить ответы на все ваши вопросы, – низко поклонившись царю, проговорил советник.

– Каким же образом?

– Насколько мне известно, ваш отец часто беседовал с ним после праздника, посвященного нашей любимой богине Опет.

– Беседовал с мертвой статуей? – на вытянутом лице царя, с прикрепленной к подбородку искусственной бородой, заиграла язвительная улыбка. – Эйе, наставляющий меня на путь истинный и научивший всему, что я знаю, как ты можешь говорить мне подобные вещи?

– Мой владыка, я пересказываю вам лишь то, что когда-то сообщил мне ваш отец, великий Аменхотеп III, который жив вековечно вечно. Я не смел и не смею подвергать сомнению его слова. Вы же согласны, мой государь, живущий правдою?

– Хорошо, – коротко заявил фараон, смерив советника, склонившегося перед ним, строгим взглядом. – Я дам вам ответ после… Когда поговорю с Амоном.

– Как будет угодно моему государю, – низко поклонившись фараону, отозвался советник.

Бывший наставник отошел в сторону и занял свое место позади трона, на котором величественно восседали Аменхотеп IV и его блистательная супруга, краше которой не было никогда ни в великом царстве, ни за его пределами.

– Вы допустили непростительную оплошность, дорогой Эйе, не убив на корню мятущийся дух и юношеский максимализм в ученике, – вполголоса произнес великий визирь, исподлобья поглядев на советника. – Бог хаоса Сети по сравнению с ним – само воплощения добра и света. Ваша роковая ошибка дорого обойдется великому царству, которое создавали веками.

– Я делал лишь то, что мне велели, – вспылил бывший наставник. – Таково было желание его отца. Я всего-навсего подчинился воле нашего владыки, Аменхотепа III. Вам и самому было известно, как опасно было спорить с ним.

– И тем не менее, когда вы занимали пост главного писца, а потом великого визиря, вы часто позволяли себе прекословить государю. Разве нет? И, как ни странно, великий владыка прислушивался к вашим советам. Ответьте: какую цель вы преследовали, взрастив в воспитаннике посеянные вами семена? Чего вы добивались, внушая будущему царю безбожие?

– Вы чересчур преувеличиваете, Хоремхеб, мою значимость. Ваш разум ослеплен новой должностью, видимо. Но не забывайте, КТО помог вам ее получить. Вы – моя копия в молодости, именно поэтому вы сейчас здесь. И это Я сделал вас великим визирем. А что касается моих целей… ВАС они не касаются. Вы послушно и… ДОБРОВОЛЬНО «впряглись в золотую колесницу», поэтому настоятельно советую двигаться вместе со мной в одном направлении. И тогда почет, уважение и все, о чем вы даже и не мечтали, будет у вас. В противном случае… Поверьте, у меня хватит сил и влияния не только на фараона, но и на великого жреца, чтобы сжить вас со свету, раздавив, словно гадину. Помните об этом!.. А ученик… В свое время принесет мне то, чего я жажду всей душой! И когда ЭТО произойдет, просто будьте рядом. Это мой НАСТОЯТЕЛЬНЫЙ совет вам.

Праздник богини Опет длился целый месяц. Пресытившиеся пирами, обрядами и празднованиями жители Египта, а также жрецы, верховная знать и Аменхотеп IV в сопровождении жены и матери, на время оставившей супруга, который был уже на полпути в царство Осириса, с почестями проводили бога солнца Амона в его великолепный храм, установив его вновь под каменные своды огромного, богато украшенного зала.

– Я желаю остаться с божественным Амоном наедине, – громогласно заявил царь и повелительным жестом приказал оставить его одного.

Двери с грохотом закрылись за последним жрецом, и в зале воцарилась гробовая тишина. Встав с трона, на котором он восседал на протяжении всего пути из Луксора в Фивы, Аменхотеп IV бросил взгляд на грозную золотую статую. Фараон молча постоял с минуты, внимательно разглядывая ее, затем, величественно вскинув голову, громко спросил:

– Великий Амон-Ра, к тебе обращается государь, живущий правдою, владыка Верхнего и Нижнего Египта. Ответь мне! Дай знак, что ты слышишь меня! Что ты видишь меня! Ответь мне на вопрос: «Как познать истину? Как приходят знания?»

Голос царя затих под сводами, и вновь храм погрузился в мертвое безмолвие. Ни единого шороха, ни звука, ни дуновения ветра. Его не посетили ни видения, как некоторых из его предков, ни игры воображения, ничего, что владыка мог бы счесть знаком. Аменхотеп IV не отрывал взгляда от статуи, пытаясь уловить хоть какое-то движение молчаливого изваяния. Но все было тщетно. Верховный Бог солнца продолжал стоять напротив царя, не удостоив того никаким знаком.

– Ты молчишь? – не выдержал наконец фараон, от досады сжав кулаки. – Не желаешь говорить со мной? Со мной, перед кем трепещут владыки других земель! Перед тем, под взглядом кого падают ниц все подданные великого царства и за его пределами! Кому подчиняются все, даже великий жрец! Ты осмеливаешься игнорировать меня… меня, великого Аменхотепа IV, который будет жив вековечно вечно!

Кровь забурлила в жилах молодого царя, не привыкшего к пренебрежительному отношению к своей особе. С детских лет любое его желание исполнялось молниеносно, ибо оно было законом. Любое требование удовлетворялось в мгновение ока, ибо неповиновение каралось смертной казнью. Он был царь, владыка, властелин, живое воплощение бога, повелитель, вершитель людских судеб!

– Ты не наклонил голову, как перед моим предком Тутмосом IV, не ответил, как моему отцу, Аменхотепу III, видения не посетили меня, как Аменхотепа II… Твои губы безмолвны, твои глаза застыли, твоя душа мертва. А может… они видели то, что ХОТЕЛИ видеть? Слышали то, что ХОТЕЛИ слышать?

Молчание идола чем дальше, тем больше убеждало молодого царя в правдивости его слов, ибо он не смог принять обмана. Для него стало откровением то, как жестоко ошибались его предки, воздавая различные почести богу, который являлся не более чем простым истуканом. «Теперь я знаю, ЧТО я должен делать. Теперь я знаю истинного Бога, дарующего благо и жизнь на земле, – проскочило в его голове. – Только он принесет мир и радость всем живущим в моем царстве, лишь с ним придет благодать в Египет». Суровое лицо Аменхотепа IV смягчилось и просветлело от мелькнувших мыслей. Он с презрением поглядел на статую Амона и, фыркнув, повернулся к ней спиной и уверенным шагом устремился к выходу. Если бы в ту минуту владыка обеих земель знал, что снизошедшее на него великое озарение (как фараон тогда посчитал) впоследствии принесет лишь беды и несчастия не только царству и народу, но и ему самому и его семье, то, вероятно, предпочел бы оставаться в том же иллюзорном мире, в котором жили его предки много веков, принимая желаемое за действительное.

Глава 7

Как ни скор человек на слово, он порою слишком торопится…

Помпеи, осень 1974 года

– Мэд… Мэд, очнись! Ты меня слышишь? – как сквозь дрему доносились до молодой женщины взволнованные слова, сказанные очень знакомым голосом. – Вот черт, Ричард, помогите мне поднять ее!

Мадлен почувствовала, что сильные руки подхватили ее и куда-то понесли. Археолог приоткрыла глаза и устало огляделась вокруг.

– Похоже, она приходит в себя, – сказал Рик, осторожно положив ношу на матрас, служивший ей кроватью вот уже два месяца.

– Мэд, если ты слышишь нас, то подай знак, – попросила ее Софи, склонившись над ней и посветив в лицо фонариком.

Молодая женщина зажмурилась.

– Уф, слава Создателю, ты с нами, – немного успокоившись, произнесла ее коллега. – Ну и напугала ты нас, могу тебе сказать… Я смотрю, тебя все нет и нет. День-то не резиновый. Осень на дворе.

– Ч-что произошло? – еле слышно спросила Мадлен пересохшими губами.

– На, выпей воды, – протягивая флягу, сказал Рик, смерив обеспокоенным взглядом бывшую возлюбленную. – Ты давно начала терять сознание?

– Я? Сознание? Не понимаю, о чем ты. Просто закружилась голова. Что из этого?

– Да, ты. Я говорю о тебе. Давно ли ты стала падать в обмороки?

– Это с ней впервые, – ответила за коллегу и подругу Софи. – По крайней мере, раньше я за ней не замечала подобного. А мы чуть ли не двадцать четыре часа в сутки проводили вместе за последние шесть месяцев.

– Это правда? – задал вопрос мужчина.

– Ну да… хотя нет, в Париже… пару дней назад в метро мне стало душно. Сильно разболелась голова и…

– Что «и»?

– И дальше я ничего не помню. Очнулась уже на улице, сидя на лавке подле метро. Как я там очутилась, не знаю. Когда я пришла в сознание, поблизости никого не было.

– Понятно… а голова часто болит?

– На что ты намекаешь? – уставилась на Рика молодая женщина. – Ты хочешь сказать, что у меня опухоль головного мозга?

– Я не врач и не могу ставить диагнозы, но на твоем месте я бы показался доктору. И чем быстрее, тем лучше.

Молодая женщина отмахнулась от него и попыталась встать с кровати, но Софи запротестовала:

– Так-так-так, дорогуша, лучше бы тебе полежать. Наша фреска никуда не убежит, ног у нее нет, а вот твое здоровье…

– При чем тут мое здоровье? – возмутилась Мэд. – Подумаешь, стало немного нехорошо. Что из этого? Сейчас я чувствую себя гораздо лучше. Просто немного расшатались нервы. Столько всего свалилось на меня в последнее время: развод, находка, ссора с родителями, неожиданная встреча с быв… с мистером Пейджем, отсутствие билетов, дорога, внезапный отъезд профессора. Не железная же я, в самом деле!

– Ты храбрейшая из храбрых! – засмеялась Софи Аллен и, склонившись над молодой женщиной, похлопала ее по руке. – Ладно, убедила. Тогда предлагаю всем подкрепиться, а уж потом заняться делом.

Помахав рукой и сказав, что ждет всех через пятнадцать минут в импровизированной столовой, археолог вышла из палатки Мадлен.

– Мэд, ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? – в голосе Ричарда послышались обеспокоенные нотки.

– Двенадцать лет тебя не особо волновало мое состояние, – осторожно встав с матраса и поправив одежду, проговорила его собеседница, – откуда сейчас такая забота?

– Наверно, потому, что на меня нахлынули воспоминания…

– …которые, будь так добр, оставь при себе. Знаешь, я научилась обходиться без тебя и неплохо справлялась до встречи с тобой в аэропорту. Поэтому, если хочешь и дальше общаться подобно цивилизованным людям, которых судьба, к несчастью, опять свела вместе, то, пожалуйста, не лезь ко мне с любезностями и вниманием. Моя жизнь, мое здоровье не твоего ума дело. Я ясно выразилась?

– Яснее некуда, – набычился Рик и, резким движением откинув полог палатки, вышел наружу.

– Напыщенный индюк! – с ненавистью выпалила Мадлен, глядя ему вслед. – Свалился же на мою голову. Ну спасибо, мсье Журдан, удружили, нечего сказать.

Через четверть часа все участники раскопок, включая трех студентов и инспектора древностей, прибывшего накануне, собрались за общим столом.

– Мадлен, позволь представить тебе Армана дю Белле. Его прислали из министерства культуры… я говорила тебе о нем сегодня. Он будет контролировать наши раскопки и составлять каталог.

– Понятно. У нас появился личный надсмотрщик. Весело, – проворчала Мадлен, но, окинув взором мужчину, от удивления даже приподняла брови.

– Вы француз? – с неприкрытым интересом рассматривая кареглазого шатена лет сорока-сорока пяти с правильными чертами лица, поинтересовалась она. Его спокойствие и невозмутимость поразили женщину сразу, едва она взглянула на него.

– А вас это удивляет? – улыбнувшись краешками губ, отозвался мужчина.

– Признаться, да. Я ожидала увидеть брюнета с кудрявыми волосами, жгучими глазами, очень шумного и сильно жестикулирующего.

– Ну да, ну да, – усмехнулся инспектор, – некоего карлика с кривыми ногами и non avere peli sulla lingua[17]. Простите, что обманул ваши ожидания.

– Да что вы, – смутилась Мэд, которую охватило странное чувство. Она могла поклясться на распятии, что уже где-то слышала этот приятный мелодичный баритон. Но где?

– Наоборот, я рада, что мне на каждом шагу не будут кричать в ухо что-то типа «Mamma Mia» или «Che bello[18]», – продолжила молодая женщина, поборов в себе желание подступиться к новому участнику экспедиции с расспросами.

– Обещаю! – кивнул головой Арман. – Скажу больше: я вообще намереваюсь быть лишь сторонним наблюдателем. Так что не волнуйтесь, мешаться под ногами не буду.

– Договорились, – уже приветливо улыбнулась Мадлен, бросив на дю Белле красноречивый взгляд.

Рик нахмурился. «Странный тип, – исподлобья рассматривая сидевшего напротив мужчину, призадумался он. – Даю голову на отсечение, что из него такой же инспектор древностей, как из меня агроном. Принес его дьявол! Не спутает ли он нам все карты?»

После обеда вся компания переместилась в погребенный город, хранивший еще так много тайн.

– Мы нашли ее в превосходном состоянии, – тараторила Софи на протяжении всего пути, не в силах скрыть своего возбужденного состояния. – Представляешь мой восторг, когда Пьер наткнулся на фреску в одном из домов!

– Странно, мы копали в этом месте в прошлую экспедицию, – сунув руки в карманы, Мэд вошла в дом Эфеба, в котором год назад они наткнулись в триклинии[19] на дорогие бронзовые сосуды, кубки, краснолаковые скифосы, украшенные изображением дубовых ветвей с желудями и другую столовую посуду. – Как такое возможно? И почему, Пьер, ты решил вернуться сюда?

– Не знаю, мадам Дюваль, – застенчиво потупил взор юноша, студент второго курса, ее самый перспективный подопечный. – Вы так много рассказывали на лекциях о находках в этой части Помпей, что мне захотелось воочию поглядеть. Знаете ли, я очень любопытен. Разве это плохо?

– Прекрасно, мой милый Пьер, – похвалила его Мадлен. – С вашим чутьем когда-нибудь вы станете великим археологом, поверьте мне.

Смутившись, студент зарделся от похвалы преподавателя, оценившего по достоинству его любознательность.

– Ну-ну, будет тебе, – засмеялась Софи, весело посмотрев на юношу. – Лучше показывай находку.

Войдя в комнату, вся компания, состоявшая из двух преподавателей, трех студентов, инспектора и Ричарда, собралась у одной из стен большого зала рядом с хорошо сохранившейся фреской, на которой был изображен натюрморт. Она была очищена лишь наполовину, но уже и сейчас можно было сказать, что мозаика неплохо сохранилась, пронеся сквозь века сочность красок.

– Ну вот, смотри! И кто из нас теперь прав? А? – подмигнув Мэд, задала вопрос Софи. – Я всегда говорила, что римляне были превосходными мореплавателями. А найденные недавно золотые монеты в одной из бухт… по-моему, Бразилии… не помню их точного местонахождения, подтверждают мою теорию, что между Новым светом и Римом существовали торговые связи.

– Ой, Софи, не начинай, – отмахнулась от нее Мадлен. – Вечные твои фантазии. Для ученого ты слишком часто витаешь в облаках.

– В облаках, говоришь? – уязвленная недоверием коллеги, повторила за ней мадам Аллен. – Тогда посмотри на стену и скажи мне, что ты видишь?

Молодая женщина подошла поближе и принялась внимательно рассматривать фреску. В вазе среди винограда, инжира и гранатов лежали фрукты, действительно очень похожие на ананасы, но только меньшего размера. В отличие от других изображений, найденных около пяти лет назад, эти плоды, в сущности, были вполне схожи с современными фруктами.

– И что ты теперь на это скажешь?

– Я… признаться… как такое возможно… как мне видится, – пробормотала археолог, пожав плечами. – Рик, взгляни. Что скажешь?

Пейдж подошел поближе и бросил внимательный взгляд на блюдо с фруктами. Не то, чтобы он сильно удивился, обратив внимание на странный предмет на фреске, которого, по логике, не должно было бы там быть. Тем не менее мужчина пребывал в недоумении, о чем прямо и заявил.

– Мэд, черт его знает, я в растерянности. С одной стороны, понимаю, что такое невозможно, ибо я не верю в теорию о путешествиях римлян, греков и египтян в Новый свет… Простите, Софи, – увидев, что та поджала губы, обратился к ней Ричард, – но никто не убедит меня в том, что древние люди могли пересечь Атлантику на своих утлых суденышках.

– И все же, – после минутной паузы возразила Софи, – мои глаза видят то, что видят: передо мной лежит ананас. И отрицать сей факт глупо.

– Ну хорошо, допустим, перед нами плод, произрастающий исключительно в Америке, – упрямо заявила молодая женщина. – Тогда вы должны согласиться со мной, что этот фрукт был редким гостем на столе у римлян. Не так ли?

– И что ты хочешь этим сказать? – решив бороться до последнего, спросила мадам Аллен.

– А то, что тогда он стоял бы в самом центре композиции, а не где-то сбоку.

– Не понимаю…

– Все очень просто. Это психология. Хозяин захотел бы похвастаться перед гостями роскошью, какую он мог себе позволить, купив редкий фрукт. Рик… Арман, разве я не права?

– Хм, – не найдя, что ответить, пробубнил Пейдж. – Наверно, я не силен в психологии.

– А вы что скажете, мсье дю Белле? – поинтересовалась Мадлен.

– Я соглашусь с вами, мадам, – невозмутимо заявил тот. – Тем более, мне кажется, что эти плоды, которые вы называете ананасами, больше напоминают сосновые шишки, которые очень любили римляне, особенно мужчины.

– Это еще почему? – насупилась Софи, не желавшая отказываться от своей теории.

– Они считали орехи афродизиаком.

Студенты густо покраснели и начали подмигивать друг другу, а Ричард бросил на инспектора испепеляющий взгляд.

– Интересная идея, – усмехнулась Мэд. – Хотя… признаться, я и сама думала еще пять лет назад, что теория Софи ничем не подтверждается. При всем при том, меня всегда смущал зеленый хвост. У шишки такого хвоста нет, думаю, вы согласитесь со мной?

– Ты сама себе противоречишь, дорогая, – мадам Аллен решила зацепиться за эту мысль. – Лично я никогда не видела, чтобы шишку изображали на ветке с хвоей. Вспомни хотя бы Ватикан, я права, сеньор дю Белле? Более того, есть точные сведения, что римские корабли бывали на Канарских и Азорских островах.

– И что из этого?

– Я понял, к чему клонит мадам Аллен… Что ж, в этом вопросе я могу поддержать ее, – встрял в разговор Рик.

– Ну так посвяти нас, о всевидящее око, – язвительно заметила молодая женщина. – Мы у ваших ног, наслаждайтесь!

Она отошла в сторону, не удостоив оратора даже взглядом. Ее не отпускала мысль, что доводы коллеги, в сущности, могут оказаться справедливыми. «Кто знает, может, Софи и права, – осторожно проводя по фреске пальцами, размышляла Мадлен. – Но тогда почему ни в одном источнике не упоминается о них? Почему, а точнее, что могло заставить амбициозных римлян забыть про новые земли? И почему плод лежит с краю, как будто это обыденность для простого смертного?.. Слишком много "почему". Нужно подумать. Эх, жаль, что профессор сейчас не с нами. Он бы рассудил нас, на правах старшего».

А тем временем Ричард продолжал развивать мысль:

– Как я уже сказал, я могу допустить, что корабли империи могли достигнуть берегов Нового света. И в этом мадам Аллен права, ибо позже, после римлян, те же самые острова в качестве баз использовали и испанцы, и португальцы при освоении новых земель. Да и в Мексике, лет семь назад, мне посчастливилось при раскопках древнего индейского поселения наткнуться на римскую статуэтку.

– Это точно? – воскликнула мадам Аллен. – Вы на самом деле раскопали там фигурку, сделанную римскими мастерами? Почему я никогда ничего об этом не слышала?

– Ну, – замялся Рик, придя в замешательство.

– Потому, милая Софи, – ехидно ответила за него археолог, смерив бывшего возлюбленного презрительным взглядом, – что мистер Пейдж частенько работает на черных копателей, или я ошибаюсь? Деньги не пахнут, не так ли, Рик? А ты всегда их любил, не правда ли?

Ричард вспыхнул, но промолчал. На его суровом лице заиграли желваки, а в зеленых глазах вспыхнул недобрый огонек. Он походил на свирепого хищника, которого безжалостные охотники загнали в угол. У Софи и студентов перехватило дыхание. Покрывшись холодным потом, они оторопело наблюдали за неожиданной сценой, разыгравшейся у них на глазах. И лишь Мадлен и инспектор сохраняли олимпийское спокойствие.