Кинокосмос. Псовые в мифах и легендах народов мира. Популярная энциклопедия
Ещё не успел затихнуть предсмертный визг грейхаунда, как на полу из-под вороха пелёнок раздался детский плач. Рыцарь торопливо подхватил малыша и, осмотрев его, убедился, что он цел и невредим. Волна облегчения и радости окатила счастливого отца, и он, воздав хвалу Господу, начал осыпать сына горячими поцелуями. Вдруг рыцарь увидел у своих ног змею! Крепко прижав к себе притихшего сына, он отпрыгнул в сторону. Когда первый страх прошёл, он внимательно присмотрелся и понял: змея мертва. Её тёмное, покрытое пёстрым узором тело, вытянувшееся в луже крови, было обезображено рваными ранами. «Так вот отчего у пса окровавлена пасть, – мелькнуло в голове рыцаря. – На нём кровь змеи, которую он загрыз, защищая малыша!»
Открывшаяся истина потрясла его до глубины души. По его щекам заструились непрошеные слёзы, к горлу подкатил горячий ком, а в груди бешено застучало сердце. Когда приступ отчаяния прошёл, он, превозмогая боль утраты, прошептал: «Боже милосердный! Прости мне этот тяжкий грех. Я в горячке погубил безвинного пса, смелого и преданного друга, который спас моего сына. Никогда мне не забыть этого страшного часа. Ничем мне не искупить этой вины». Затем он подошёл к мёртвому грейхаунду. Пёс лежал на боку. Из его глубокой раны ещё сочилась кровь – тёмно-красная лужа медленно растекалась по каменному полу. Его ноги были вытянуты, словно он мчался в стремительном беге, в котором ему не было равных. Рыцарь, как в заклятье, замер над телом пса. Затем из его груди вырвался подобный вою стон, и прозвучали горькие слова: «Бедный Гинфорт! Что я натворил! Нет мне теперь покоя ни на земле, ни на небе. Прощай, мой верный друг!»
На следующий день Гинфорта похоронили со всеми почестями. По приказу рыцаря на его могиле установили памятный камень, а вокруг посадили клёны. Рыцарь часто посещал могилу своего друга. Непреходящее чувство вины не покидало его до самой смерти. А погиб он в одном из сражений, пережив Гинфорта всего лишь на несколько лет.
Весть о трагической гибели пса, спасшего жизнь ребёнку, разлетелась по окрестным селениям. Передаваясь из уст в уста, она обрастала фантастическими подробностями, нелепыми измышлениями и суеверными выдумками. Вскоре прошёл слух, что покоящийся под могильным камнем пёс исцеляет недужных детей, утешает скорбящих и страждущих, дарит бездетным женщинам счастье материнства. Молва не уставала твердить о случаях чудесного исцеления людей, давно страдавших тяжкими хворями. И народ потянулся к одинокой могиле, вокруг которой на ветру шумели молодые клёны.
Вопреки запретам церкви, простой люд причислил пса к местночтимым святым, и с тех пор ручеёк почитателей святого Гинфорта не иссякал многие столетия.
Церковники не могли примириться с тем, что католики поклоняются собаке, и всеми силами боролись с новоявленной ересью. Они гневно обличали святотатцев с амвонов и предавали их анафеме. Они распускали чудовищные слухи о том, что уверовавшие в святость пса устраивают на его могиле кровавые оргии и приносят ему в жертву невинных младенцев… В конце концов святоши выкопали труп несчастного пса, сожгли его, а пепел развеяли по ветру.
Справедливости ради следует признать: повод для подобных обвинений давали сами почитатели святого Гинфорта. Обряды, которые они совершали, не всегда были безобидными, а порой – просто опасными. Например, они ставили у собачьей могилы обнажённого ребёнка, зажигали у его ног множество свечей и уходили, оставив испуганного малыша среди языков пламени. Это нередко приводило к тому, что несчастные дети получали ожоги, а иногда и погибали. Впрочем, бывали и случаи выздоровления – вера, как известно, лечит.
Завидное упорство клириков в битве за людские души и кошельки понять можно. Однако, если справедливо утверждение, что в основе святости лежит Любовь, то право на святость у собак, пожалуй, ничуть не меньше, чем у многих людей. Во всяком случае, на святость низшего ранга – местночтимую.
В конце концов церковь пошла на уступки. «Имя Гинефорт было присвоено одному бургундскому святому, и церковь объявила, что на самом деле святой пёс был превращён в человека. Бог, как было сказано, обладает силой одарить животное душой, если оно выкажет доброту и героизм, придав ему человеческое обличье. Но, предостерегала церковь, Господь может так же и превращать людей в животных, если поведение их будет греховным или похотливым. Таким образом, Гинефорт стал известен всей Франции как «собачий святой», блаженный, непосредственно произошедший от собаки»[104].
Народное почитание святого Гинфорта длилось почти восемь веков и угасло лишь в начале XX столетия.
Однако память о собаке-святом продолжает жить и в наши дни.
В 1987 г. на экраны вышла французская кинолента «Монах и колдун», в которой отображены споры вокруг святого Гинфорта, увиденные глазами брата Этьена, доминиканца-инквизитора.
Легенда о святом Гинфорте стала также одним из источников повести Кита Донахью «Похищенное дитя» (2006 г.).
В заключение отметим, что наделение пса Гинфорта человеческой душой – случай редкий, но не исключительный. Подобной благодати, например, удостоились пёс Гелерт и безымянная собака, спасшая от голодной смерти святого Роша из Монпелье (см.: Спасители).
Гифр («шумный, крикун») И Гери («жадный»)
В скандинавской мифологии псы богини смерти Хель.
Гифр и Гери охраняли повелительницу царства мёртвых ужасную Хель. В её царстве обитал ещё один пёс –Гарм. Он, подобно Керберу, сторожил вход в её владения.
У Гери в мире асов проживал тёзка – личный волк Одина (наряду с другим волком – Фреки, см.: Гери и Фреки).
В «Младшей Эдде» Гифр и Гери не упоминаются. О них известно из «Речей Фьёльсвина»[105].
С принятием христианства Хель превратилась в предводительницу Дикой охоты (или в злую колдунью), а её хвостатые охранники – в адских псов (см.: Собаки Дикой охоты). Среди простого народа существовало поверье, что адские гончие преследуют души грешников и загоняют их в преисподнюю. Вид и норов у этих собак тоже были адскими: по ночному небу с громким лаем проносились чёрные злобные псы с острыми клыками и горящими красными глазами.
Гончая Диармайда
В ирландском эпосе любимая собака Диармайда, воина-фения из отряда Финна.
Имя этой собаки затерялось в веках. Но печальная история, в которой её судьба переплелась с судьбами близких ей людей, дошла до наших дней[106].
Однажды, когда подоспело время, гончая Диармайда ощенилась тремя славными щенками. Заботливая сука согревала их своим теплом, кормила молоком, тщательно вылизывала и берегла. Её собачье сердце было полно нежности и любви к своим малышам. Не мог нарадоваться появлению долгожданных щенков и Диармайд – как настоящий охотник он знал истинную цену хорошей гончей. (О Диармайде см. также: Ядовитые собаки, Бран; Собаки.) Но это была не единственная его радость. Совсем недавно он обрёл красавицу-жену и большой уютный дом, красовавшийся на холме среди густых лесов. А случилось это вот как.
Как-то раз, на исходе зимы, когда валил мокрый снег и дул сырой ветер, уставшие фении вернулись с охоты, поужинали и легли спать. Вдруг раздался стук в дверь, и на пороге появилась уродливая старуха. Её давно нечёсаные космы спускались до пят, а из запавшего рта торчал гнилой зуб. Дрожа от холода, она подошла к Финну и прошамкала: «Позволь мне лечь рядом с тобой». Но Финн брезгливо поморщился и отказал ей. Старуха заплакала и подошла к Ойсину. Но и он ей отказал. Опять заплакала старуха и обратилась к Диармайду. Красавец-воин никогда не отказывал жёнам и, тяжко вздохнув, приподнял край медвежьей шкуры, под которой спал холодными ночами. Нырнув под косматое покрывало и немного полежав, старуха со вздохом произнесла: «Ох, Диармайд, семь лет я брожу по белу свету и ни разу не спала у очага. Отнеси меня к нему». Недовольно буркнув, воин отнёс её к очагу, от которого сразу же сбежали гревшиеся там фении. Посидела привередливая старуха у огня и говорит: «А теперь, Диармайд, согрей меня своим телом». Поперхнулся воин от возмущения, но, когда увидел в слезящихся глазах старухи мольбу и отчаяние, не посмел ей отказать и уложил рядом с собой. А перед тем, как смежить веки, ещё раз украдкой на неё поглядел и не поверил своим глазам: рядом с ним безмятежно спала прекраснейшая из жён на земле! И прежде чем забыться коротким сном, потрясённый воин ещё долго любовался её неземной красотой.
Утром красавица его спросила: «О, Диармайд, скажи мне, где бы ты построил дом?» – «На зелёном холме, будь моя воля», – ответил ей Диармайд. Выйдя наружу, воин с изумлением увидел на холме большой красивый дом. «Иди же, – сказала ему ночная гостья, – это твой дом». – «Без тебя я не пойду», – заявил Диармайд. «Хорошо, я пойду с тобой, но обещай, что никогда не напомнишь мне, какой я была прежде». – «Обещаю», – произнёс воин и, крепко обняв деву, сладко её поцеловал. Затем взял её за руку и повёл к своему дому.
И потекли для возлюбленных блаженные ночи и дни, полные неги и любви!
Но всё чаще и чаще вспоминал Диармайд о своих товарищах. И однажды, заметив в его глазах грусть, супруга ему сказала: «Ты, верно, соскучился по своим друзьям. Иди к ним». – «А кто присмотрит за моей гончей с тремя щенками?» – «Ничего с ними не случится». И Диармайд ушёл к фениям.
А его жена, увидав приближавшегося к дому Финна, вышла на порог и приветливо поздоровалась с ним. «Ты, очевидно, гневаешься на меня?» – спросил её Финн. «Нет, – ответила хозяйка дома. – Войди в дом, и я угощу тебя старым вином». – «Я войду, если ты исполнишь мою просьбу». – «Чего же ты хочешь?» – «Щенка от любимой гончей Диармайда». – «Бери любого».
Вечером, когда Диармайд вернулся домой, его у порога встретила взволнованная сука и один раз громко пролаяла. Встревоженный Диармайд пошёл за собакой и увидел, что одного щенка нет. Разгневанный воин крикнул жене: «Зачем ты отдала щенка? Разве ты забыла, какой ты была, когда я тебя приютил?» – «Ах, – воскликнула жена, – ты не должен так говорить!» Остывший Диармайд попросил у неё прощения, и они помирились.
На следующий день Диармайд вновь ушёл к фениям. А к молодой хозяйке пришёл Ойсин. Его она тоже радушно пригласила в дом, чтобы угостить вином. Но он ей сказал, что примет приглашение лишь тогда, когда в подарок получит щенка. Жена Диармайда дала ему щенка.
А вечером Диармайда у порога родного дома встретила гончая и два раза тревожно пролаяла. Проследовавший за нею охотник убедился, что исчез и второй щенок. Обида и злость овладели его сердцем, и он, глядя на поникшую суку, громко произнёс: «Если бы она помнила, какой была прежде, она бы не отдала щенка!»
Утром Диармайд отправился к фениям. А к его жене пришёл Каойлте и отказался пить вино, пока не получит в дар щенка. И он получил его.
На исходе дня вернувшегося Диармайда встретила гончая. Её печальные глаза были полны слёз. Трижды пролаяла она, и в её голосе было столько отчаяния и боли, что не выдержал Диармайд и гневно сказал жене: «Если бы ты помнила, какой ты была, когда я пустил тебя к себе на ложе, ты бы не отдала последнего щенка!» – «Ох, Диармайд, – воскликнула жена, – не надо было тебе так говорить!»
Два шага успел сделать к ней огорчённый воин, чтобы попросить прощения, и застыл поражённый: не было ни любимой жены, ни уютного дома – всё исчезло! И только одинокая гончая понуро стояла на пустом холме.
Проведя ночь на голой земле, утром опечаленный Диармайд решил обойти всю землю, но найти свою возлюбленную, и, быстро собравшись, отправился в путь. Рядом бежала гончая.
Вскоре они вышли к морю и увидели у берега корабль. Долго они плыли на нём, пока не пристали к незнакомому острову. Выйдя на берег, воин и его собака пошли дальше. Долгим и утомительным было их путешествие. Всё больше и больше слабела гончая в тоске по своим щенкам. И однажды её сердце не выдержало горькой разлуки, и она умерла. Диармайд взял остывающее тело гончей на руки и в глубокой печали побрёл дальше. Вдруг он увидел у себя под ногами каплю свежей крови. Это была кровь его умершей собаки. Поднял он каплю и спрятал в тряпицу. Чуть погодя он заметил вторую капельку крови, затем третью. Их он тоже спрятал в тряпицу. Вскоре Диармайд повстречал на своём пути поросший полевыми цветами высокий холм. Оплакав любимую гончую, он похоронил её на вершине холма.
Наконец, дорога привела его к стенам королевского дворца. Здесь он узнал, что совсем недавно вернулась дочь короля, пропадавшая по злой воле колдуна целых семь лет. Вернулась и тяжко захворала. Много перебывало у её постели лекарей, много было перепробовано снадобий и лекарств. Но ничто не помогало – королевна таяла на глазах. Сердцем почуял Диармайд: он у желанной цели! И не ошибся. Пробравшись ночью в опочивальню королевской дочери, он увидел на ложе свою супругу и кинулся к ней.
Никаким пером не описать радость этой встречи: поцелуи и слёзы, вздохи и объятия и снова поцелуи! Наконец, придя в себя и вытерев слёзы счастья, королевская дочь тяжко вздохнула и произнесла: «О мой милый Диармайд! Я никогда не буду здоровой, потому что каждый раз, когда я думала о тебе, я теряла по капельке крови из своего сердца». – «Не беда, – отвечал ей Диармайд. – Я собрал живую кровь моей гончей, и она спасёт тебя». – «Увы, – печально вздохнула королевна, – кровь мне поможет лишь в том случае, если я её разбавлю родниковой водой и выпью из чаши короля Чудесной равнины. Но тебе не достать этой чаши – ни один человек не пил из неё и никогда не будет пить». – «О радость моя, клянусь, я её достану даже из-под земли! Скажи только, как попасть в то королевство?»
И Диармайд отправился на поиски волшебной чаши. Однако прежде чем она оказалась в его руках, ему довелось испытать жестокие битвы с чудовищами и великанами, злые колдовские чары, мучительный холод, испепеляющий зной и многие другие смертельные опасности.
Но вот, преодолев все преграды, Диармайд вернулся к возлюбленной. Он наполнил заветную чашу родниковой водой, добавил в неё три капельки крови гончей и поднёс к губам жены. Испив целебного напитка из волшебной чаши, королевская дочь исцелилась!
По такому случаю во дворце заиграла весёлая музыка и был устроен богатый пир. За пиршественным столом Диармайд и его вновь обретённая супруга сидели возле короля и королевы. Остальные места занимали родовитые бароны, храбрые рыцари, прелестные дамы и прочий люд. А среди многочисленных слуг, музыкантов и шутов то тут, то там мелькали собаки. Им тоже перепало славное угощение!
Но не было среди них гончей Диармайда. И это печалило его сердце.
Горлагон
(От искажённого древневаллийского горгол – «волк-оборотень»). В западноевропейском средневековом фольклоре король, обращённый супругой в волка-оборотня.
Сказочная повесть о приключениях Горлагона относится к популярному артуровскому циклу. Однако, несмотря на присущий ей рыцарский антураж, она своими корнями уходит в кельтскую мифологию и во многом перекликается с бретонскими легендами о людях-оборотнях (см.: Бисклавре). Латинская версия сказания об «Артуре и Горлагоне» появилась в конце XIV в.
…Как-то королева Гвиневера в беседе с супругом горделиво заявила, что никому из мужчин, каким бы доблестным рыцарем он ни был, не дано разгадать природу женской души. Эти слова уязвили мужское самолюбие короля Артура, и он как настоящий рыцарь принял брошенный ему вызов. С тех пор его не покидало горячее желание найти разгадку таинственной женской души, и однажды, после недолгих сборов, он отправился в путь.
Можно только посочувствовать бедному королю, который поставил перед собой явно невыполнимую задачу. Однако сам Артур был настроен решительно и вскоре уже стучался в ворота замка соседнего короля Гаргола. Но тот ничем не смог ему помочь и направил к своему брату, королю Торлейлю.
Торлейль долго морщил лоб и чесал затылок. Потом созвал придворных мудрецов и до утра с ними советовался. А утром Артуру чистосердечно признался, что эта задача ему не по плечу. И, чтобы подсластить пилюлю, посоветовал обратиться к королю Горлагону – самому младшему из троицы братьев-королей.
Узнав о цели артуровского визита, король Горлагон нахмурил брови и задумался. Затем посмотрел на гостя и сказал: «Вы задали очень трудный вопрос. Боюсь, никто на свете не даст вам на него правильного ответа. Однако я, с вашего позволения, расскажу вам одну историю, которая, быть может, хоть в малой степени приблизит вас к разгадке женской натуры. Итак, слушайте.
…В одном далёком государстве в королевском саду росла яблоня. Была она волшебной: если срезанной веткой этого дерева трижды ударить человека по голове, то он превращался в волка.
Узнав секрет яблони, коварная королева при первом же удобном случае обратила своего супруга в хищного зверя и прогнала его со двора, а подданным объявила, что король умер. Спустя год мнимая вдова вышла замуж за младшего сына короля-язычника и стала вместе с ним править державой.
Король-оборотень убежал в лес. Там он нашёл себе волчицу и завёл новую семью. Вскоре у них родилось четверо волчат.
Говорят, время многое меняет. Но в душе короля-волка всё так же жила надежда вновь стать человеком – не мог он смириться с участью зверя-изгоя. И всё так же в нём горел огонь мести – не мог он простить вероломной королеве подлого предательства.
И вот, когда волчата подросли, стая пробралась в город и загрызла двух принцев – отпрысков королевы и её нового мужа. А во время следующей вылазки волки растерзали нескольких высоких сановников – королевиных родственников. Однако на этот раз потери понесла и стая: трое молодых волков были пойманы и убиты. Потеряв детей, обезумевший от горя волк стал совершать набеги на окрестные деревни, и крестьяне, защищая себя и свой скот, объявили ему настоящую войну. В конце концов волк был вынужден бежать в соседнее королевство. Там он случайно подслушал разговор двух крестьян и узнал, что местный король решил устроить на него облаву. И в сердце гонимого зверя с новой силой вспыхнуло неодолимое желание вернуть себе человеческий облик и вновь оказаться среди людей. После продолжительных и тяжких раздумий у него наконец созрел замысел, и он начал действовать…
Оборотень долго и терпеливо выслеживал короля. И вот судьба улыбнулась ему: король в одиночестве выехал на верховую прогулку. Волк постарался не упустить свой шанс и сделал всё возможное, чтобы заслужить доверие и благосклонность государя. Вначале он привлёк внимание удивлённого наездника своим жалобным поскуливанием, а затем – необычным поведением, которое было присуще более человеку, нежели животному. Волк, словно кланяясь, несколько раз опускал голову. Потом сел и, роняя слёзы и печально подвывая, стал прикладывать передние лапы к груди и воздевать их к небу – так обычно человек ропщет на свою горькую судьбу. Наконец, он с прижатыми ушами подполз к королю, закрыл глаза и замер. Увиденное потрясло монарха – он поверил зверю и взял его во дворец.
Вскоре, благодаря мягкому нраву и понятливости, оборотень стал любимцем не только короля, но и всего двора. Одна только королева ненавидела волка. Женское чутьё подсказывало ей, что он наверняка догадывается о её супружеской неверности – венценосная прелюбодейка давно уже делила ложе с одним из слуг. И волк платил ей тем же: он избегал общения с изменницей, а если случайно её встречал, то открыто выказывал своё презрение – глухим рычанием, враждебным взглядом, а то и злобным оскалом.
Такая вражда не могла длиться вечно. И вот однажды, когда король со свитой отправился на охоту, королева, как обычно, предалась амурным забавам со слугой. В самый разгар любовной баталии в спальню ворвался оборотень. Он набросился на любовников, и волчьи клыки вонзились слуге в ту часть тела, на которой он обычно сидел. Раздался крик ужаса и боли! Королева в испуге вскочила с постели и завизжала. И визг её был таким противным, что бедному блюстителю нравов пришлось поджать хвост и выбежать из спальни. А королева, немного отдышавшись, стала лихорадочно соображать, как же ей выпутаться из этой опасной истории. Страх разоблачения и ненависть к волку, похлеще любого кнута, подгоняли её мысли, и вскоре у неё созрел жестокий замысел…
Когда вечером король вернулся с охоты, его встретила охваченная горем и отчаянием королева. Рыдая и заламывая руки, она сообщила супругу страшную весть: их единственного сына, которому не исполнилось ещё и семи лет, сожрал волк. Храбрый слуга пытался защитить бедное дитя, но ему это не удалось.
Потрясённый услышанным король в бешенстве выхватил меч и бросился к волку. А тот, жалобно подвывая, устремился в подземелье замка. Король ринулся за ним. Сзади с факелами бежали слуги. Погоня длилась недолго. Она закончилась в узком проходе душного подземелья возле запертой двери одного из чуланов. Добежав до этой двери, волк встал на дыбы и, отчаянно лая, стал её остервенело царапать когтями, словно хотел сорвать с петель. Подбежавший король уже занёс над ним меч, как вдруг из-за двери раздался громкий детский крик, перешедший в плач. Оторопевший король в замешательстве опустил оружие и велел отворить чулан. Ко всеобщему изумлению, оттуда выбежал испуганный и зарёванный королевский сынишка – здоровый и невредимый. Радости короля и всех, кто был рядом с ним, не было предела!
Когда страсти поулеглись, слугу, отмеченного волчьими клыками, подвергли допросу с пристрастием. Он во всём чистосердечно признался и искренне раскаялся. Выяснилось, что его давняя любовница королева, дабы скрыть их греховную связь и погубить напавшего на них во время любовных утех волка, решила представить дело так, будто королевский сын погиб в пасти кровожадного зверя, а эту рану слуга получил, самоотверженно защищая маленького принца, которого королева на самом деле спрятала в подвале замка.
Возмездие было страшным: на следующий день преступницу-королеву разорвали лошади, к чьим хвостам привязали её за руки и за ноги, а слугу нещадно били кнутом.
После всего пережитого король ещё крепче привязался к волку.
Как-то раз, сидя у камина, он привычно беседовал со своим бессловесным другом, который лежал рядом. Глядя в его янтарные глаза, король задумчиво произнёс: «Мне кажется, ты не простой волк. Уж слишком ты умён. Звери такими умными не бывают. А может, ты когда-то был человеком?» Услыхав эти слова, волк встал и лизнул королю руку, а затем, помахивая хвостом, пристально посмотрел ему в глаза. И монарх понял: его друг – волк-оборотень! Когда волнение в груди короля утихло, он стал думать, как помочь своему мохнатому другу. Наконец его осенило: «Я пойду за тобой, куда бы ты меня ни повёл!» – сказал он волку.
Сборы были короткими, а поход не очень далёким. На второй день оборотень привёл короля на свою родину. Там они узнали, что вся страна стонет под гнётом ужасной тирании.
После недолгих колебаний король во главе многочисленного войска вступил в эту страну и низложил жестокого короля-тирана и его преступницу-жену.
Под угрозой страшной смерти от волчьих клыков оборотень заставил свергнутую королеву срезать с волшебной яблони ветвь и трижды ударить этой ветвью его по голове. И чудо свершилось: на глазах у изумлённого короля-победителя и его свиты волк превратился в человека!»
Король Горлагон закончил свой рассказ и умолк. А затем добавил: «Этим человеком был я».
Наступила тишина. Потрясённый король Артур молчал. Молчал и Горлагон. Видно было, что он всеми своими мыслями и чувствами был ещё там – в кошмарном прошлом. Наконец тишину нарушил Артур. Он спросил, что это за женщина, страшная и мрачная, которая одиноко сидит в углу и держит перед собой блюдо с отрезанной головой. «Это и есть моя неверная жена, которая превратила меня в волка, – ответил ему Горлагон. – А на блюде, как напоминание о её злодействе, лежит голова её бывшего любовника, короля-тирана. И каждый раз, когда я целую свою новую супругу, она обязана целовать эту отрезанную голову».
Домой король Артур возвращался в глубокой задумчивости – всю дорогу у него из головы не выходил рассказ Горлагона…
У сэра Томаса Мэлори в «Смерти Артура» описывается похожая история: там славный рыцарь тоже был предан своей женой и «благодаря» ей стал оборотнем. А в средневековом «Романе о Гийоме из Палермо» (XIII в.) злая мачеха обратила в волка испанского наследного принца Альфонса (см.: Оборотни).
Гошия
В грузинской народной мифологии собака прикованного Амирани, которая лижет цепь, чтобы истончить её и освободить героя из оков. Другие имена: Курша, Тапие.
Не утихает спор о том, кто у кого позаимствовал образ героя-богоборца: грузины у греков или греки у грузинов. Кто был первым: Прометей или Амирани? Каждая из сторон приводит убедительные доводы в свою пользу, и никто не хочет уступить право первогеройства.