Поэзия перевода. Избранные переводы Ханоха Дашевского
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Добавить отзывДобавить цитату
Поэзия перевода. Избранные переводы Ханоха Дашевского
Ханох Дашевский
Поэзия перевода. Избранные переводы Ханоха Дашевского
Моей жене Мине, которая поддерживала меня на всех этапах работы, посвящаю
На обложке: фрагмент картины Леонардо да Винчи
© Х. Дашевский, перевод, 2018
© Издательство «Водолей», 2018
Название этой книги – «Поэзия перевода» претендует на то, что каждый стихотворный перевод обязательно должен быть поэтическим явлением. Без этого необходимого условия тему поэтического перевода можно закрыть. Никакие теории перевода не оправдают отсутствие в поэтическом переводе поэзии. И в то же время, создавая на основе оригинала стихи на другом языке, поэт-переводчик не имеет права забывать, что он стоит за автором оригинала, а не автор за ним. Перевод должен быть убедительным, и если читатель не верит, что перед ним стихи Хаима-Нахмана Бялика, Ури Цви Гринберга или Федерико Гарсиа Лорки – это поражение переводчика.
Именно такую задачу: представить убедительные переводы известных, малоизвестных и забытых поэтов поставил перед собой составитель и переводчик этой книги. Не ему судить об удаче замысла. Судья – тот, кто возьмёт эту книгу в руки. Ему и надлежит сделать вывод.
Основное содержание книги – поэзия на языке иврит. Также включены стихотворения и поэмы на идише, переводы с испанского, украинского и грузинского языков и в качестве послесловия – два эссе переводчика о выдающихся еврейских поэтах: Ури Цви Гринберге и Переце Маркише.
Комментарии и сноски сделаны переводчиком. Ссылки на Священное Писание даются по еврейскому канону. Параллельно приводятся названия, принятые в Синодальном переводе Библии.
Ханох ДашевскийСтихотворения
Переводы с иврита
Дунаш бен Лабрат
920, Багдад – 990, Фес (Марокко)
Приглашение на пир
Он сказал: «Ото снаВстань, отведай вина!Видишь, чаша полна,Сладок финика плод.Полыхает гранат,И набух виноград.Нежен трав аромат.Тамарисковый мёдКак всегда, свеж и прян.Сеет брызги фонтан.Рядом звучный тимпанК наслажденью зовёт.В этом дивном садуАрфа с лютней в ладу,И у всех на видуЗелень буйно цветёт.Шелест крыл голубейСлышен здесь меж ветвей,И поёт соловей,И ликует удод.Будем пить среди рос,Среди лилий и роз.Сок пленительный лозВсю печаль унесёт.Выпьем кубков – не счесть,И шербет будем есть,И окажем мы честьВсем, кто в гости придёт.И зарежу я самовна лучшего нам.Всё, что любо устам —Всё здесь место найдёт.Фимиам воскури!Пировать до зариБудем мы, как цари,И блажен тот, кто пьёт». —Но ответил я: «СрамПредаваться пирам,Коль в руинах наш Храм,И пасётся там скот!Пустословишь ты, брат,Так глупцы говорят.Лишь соблазны, как яд,Источает твой рот.Скудость в мыслях твоих.Нет Всевышнего в них,А в Святая СвятыхТолько лисий помёт.Разве нам до утех?Тих и горек наш смех,Ибо мерзость для всехНаш бездомный народ!Шломо ибн Гвироль
1021, Малага –1058, Валенсия
«Меня покинув, поднялась в закат…»
Меня покинув, поднялась в закатТа, чьи ланиты – жемчуг и гранат.Та, что влечёт влюблённые сердца,Чьих уст не иссякает аромат.В её деснице – обнажённый меч,а копья наготове – и разят.Она – газель, бегущая к ручью:Холодной влаги жаждет её взгляд.Её румяна – лук и тетива:Из них, как стрелы, молнии летят.И в час, когда прикажет облакам,Хрустальным ливнем слёзы заблестят.Слезам небес не удивляйся, друг!В сравненье с ними мои слёзы – град.А те, кто рядом – глухи: ничегоСтраданья ближних им не говорят!Как встретить старость грустную тому,Кто одинок все дни свои подряд?И обретёт ли тот ночной покой,Из-за кого бессонные не спят?Пусть возвестит Господь свободу всем,Кто обречён на гибель и захват.И в милости поднимет мёртвых Он,И в гневе – истуканов сбросит в ад!«Амнон-страдалец я! В бреду Тамар зову…»
Амнон-страдалец я![1]В бреду Тамар зову.В её сетях я бьюсь во сне и наяву.Ведите поскорей её ко мне, друзья!Прошу лишь обо одном: возденьте на главуЕй царственный венец, и золото – на грудь.О, друг мой! Кубок дать ей в руки не забудь!Чтобы гасить огонь тех дней, когда онаС горящею стрелой спустила тетиву.«Как пальма, ты горда собой, Как солнце, лик сияет твой…»
Как пальма, ты горда собой, Как солнце, лик сияет твой.Тебе бы стать, как Авигайль[2],Для мужа праведной женой.А ты, как будто Иезевель[3],Казнишь свирепой красотой.Так возврати же душу мнеИз бездны тёмной и пустой.И воспою я твой венец, И не умру перед тобой.Иегуда Галеви
1075, Тудела (Испания) – 1141, Иерусалим (?)
«Будь милосердною, газель, к пленённому тобой…»
Будь милосердною, газель, к пленённому тобой,Мой смертный час не приближай разлукой роковой,Уж лучше жги глаза мои своею красотой.Змеёю обовьёт меня огонь твоих ланит,Сомкнёт объятия свои и в сердце поразит.А сердце меж твоих грудей приковано моё,Где ледяной души твоей пустынное жильё,Два спелых яблока растут, и каждое – копьё.Лишь посмотрю на них – в меня твоё копьё летит,И жаждет тела моего – ему неведом стыд.Газель, презрела ты закон, который Богом дан,Твой взгляд охотится за мной, расставив свой капкан,Душой стремится овладеть ресниц твоих обман.Не потому ли так милы газели стать и вид,Что пламя львицы в глубине газельих глаз горит?Я перед взором этих глаз, у бездны на краю,Кормлю своею плотью их, и кровью их пою,Пьянею от лозы твоей, но сам вина не пью.Цветёт твой сад передо мной, и каждый плод манит,Глаза газели у тебя, а сердце – как гранит.И если мне в твоём саду случится побывать,И травы мять и лепестки душистой розы рвать,Боюсь я в голосе твоём насмешку услыхать.И если даже голос твой небесный промолчит,Услышу я, как в тишине смех ангелов звучит.На расставание с любимой
Газель, скажи мне, что с тобою стало?Посланья слать ты другу перестала.Уже давно не слышу я твой голос,И хоть разлука нас не миновала —Остановись, позволь ещё увидетьТвоё лицо за краем покрывала.В моей груди – пустыня, ибо сердцеС тобой ушло, с тобою кочевало.Любовь, любовь! Дни нашей страсти помни,Как помню я твоих ночей немало!И если мне твой лик ночами снится,Хочу, чтоб ты мой облик увидала.Не перейти мне океан печали,И не взойти на берег твой устало.И ты не одолеешь эти воды,Где ни конца не видно, ни начала.О, если б золотой каймы шуршаньемВ мой час предсмертный ты мне слух ласкала!Подай же весть, ответь на голос друга!Скажи, кого душа твоя искала!Пусть алые свидетельствуют губы:Кровь сердца моего ты расплескала.Как скажешь: нет? Ведь влагою багрянойОна на бархат рук твоих стекала.Захочешь моей смерти? – Небо будуМолить, чтобы тебя оберегало.Глаза мои возьми – пусть их прикроютТвоих ресниц полночных опахала.Из моря слёз я жажду утоляю —Оно утёсы солью размывало.Горел костёр, а ныне угли тлеютТам, где любовь и в холод согревала!Дано нам расставанье, чтобы ночьюДуша во сне твой облик целовала.Остались путы на твоих запястьях —Слова прощанья тяжелей металла.Как будто ожерельем из рубинов,Ты ожерельем уст своих сияла.На чёрных прядях ты завесу ночи,Всю в золотистых искрах, расстилала.Парча и шёлк узорный твоё тело,Глаза твои очарованье ткало.Перед тобою блекли украшенья,Лишь ты одна своей красой сверкала.Луна и звёзды спорили, чьим светомТвои ланиты полночь озаряла.И девушки судили меж собою,И каждая служить тебе желала.Как нити губ твоих той ткани нити,Которой ты свой стан опоясала.Твои уста – лесные соты. МирройИ нардом грудь твоя благоухала.Клеймо осталось на моей деснице,Как знак, что ты меня околдовала.И я клеймом тебе на сердце лягу,Чтоб и меня во сне ты призывала.Полыни вкус я чувствую – а преждеГрудь ароматом сладких трав дышала.Пошли своё дыханье, чтобы полночьЕго с моим дыханием смешала.Для женщин много создано хвалений,Но для тебя таких хвалений мало.В полях любви все жницы преклонилисьПеред снопом, который ты связала.Кто принесёт мне тот бальзам чудесный,Чьим ароматом плоть твоя дышала?Молчит твой голос, только помнит сердце,Как песнь твоей походки в нём звучала.И в день восстанья мёртвых, если ВечностьВернёт живущим то, что смерть украла,Мне душу возврати: уйдя с тобою,Она назад дорогу потеряла.Пошлёшь ли другу весть или забудешьТот час, когда судьба нас разлучала? —Вернись скорее к очагу родному,К порогу, где любовь тебя встречала!Сион
Сион, спроси о тех, чья плоть страдает,Но дух среди руин твоих витает:Об узниках твоих – их всюду в миреТревога о тебе не покидает.И плач их по тебе росой ХермонаВ твоих горах пустынных выпадает!Твоих скитальцев вижу возвращенье —Их арфой голос мой сопровождает.Названья «Пениэль», «Бейт Эль» святые,И «Маханаим»[4] сердце повторяет.Там царствует Шехина[5], там СоздательТебе Ворота Неба отворяет.Не солнце, не луна – там Слава БожьяТебя и днём и ночью озаряет.Да изберёт душа моя то место,Где свет Творца для избранных сияет!Ты Трон Святой, ты Дом царей – зачем жеБесстыдный раб в нём нагло восседает?!..Кто даст бродить мне там, где сам ВсесильныйГлазам пророков вечный Лик являет?!Где крылья взять, чтобы лететь к ущельям,Чей вид разломы сердца исцеляет?!Паду я на лицо, приникну к камнюЗемли твоей: она благословляет.Хеврон увижу древний, где величьеМогильных плит отцовских вдохновляет.И Ор-гору[6] увижу, где могучийОгонь святого факела пылает,И Аварим[7] – с него твои долиныУвидел тот, чья слава ослепляет.Бальзам и мёд – вот запах неизменныйЗемли твоей, и он не иссякает.Приди, душа, босой к обломкам Храма,Где запустенье сердце рассекает.Где скрыт Ковчег, где злато херувимов[8]Незримым блеском всё ещё сверкает!Зачем мне звон монет, когда проклятьеВенец твой царский скверной покрывает?Как есть и пить, когда собачья свораПогибших львов останки разрывает?Зачем мне свет: чтобы смотреть, как мясоОрлов в вороньих клювах застревает?О чаша скорби! Меньше будь немного!И так душа от горя изнывает!Израиль вспомню, вспомню Иудею —Пусть пенный кубок сердце наполняет.Сион-мечта, кто ждёт с тобой свиданья,Того в пути надежда охраняет.И каждый, кто твою пустыню видит,Слезу бессилья горького роняет.К твоим вратам стремленье из неволиВсех узников твоих объединяет.И твой остаток, сброшенный в низины,Он о своём былом величье знает.К твоим вершинам тянется с обочин,Луга твои и пальмы вспоминает.Велик Египет, горд Багдад, но рядомС тобой, Сион, их суета венчает.Цари твои, пророки и левиты —Кто им подобен, что их отличает?Уходят царства, но твоя коронаИз рода в род сиянье излучает.Как счастлив тот, кто после всех скитанийЗемле заветной жизнь свою вручает!Как счастлив тот, кто твой рассвет увидит,Кто новый день твой страстно возвещает!Увидит он, как юность твой СоздательТвоим цветущим нивам возвращает!Иегуда Альхаризи
1165, Толедо (?) – 1225, Халеб (Сирия)
«Как свет полночный, лик её манит…»
Как свет полночный, лик её манит,И смоль волос над розами ланит.Как будто красоту других невестОна себе забрала и хранит.Её ревнует месяц молодой,Он, как мечом, лучом своим разит.И, словно стрелы огненные звёзд,Свет глаз её во тьме ночной скользит.Одним лишь взором старца сединуОна в лихие кудри превратит.А губ её медовая роса,Как на цветах предутренних блестит.Чертог великолепия она,Очарованье – стан её и вид.Она немому возвращает речь,Она слепого зреньем одарит.Мудрец теряет разум перед ней,И даль времён провидец не узрит.И края нет всем прелестям её,И нет конца – мой голос говорит.Цена её достоинств – что она?По праву ей весь мир принадлежит!И кто сказал, что краше девы есть,Тот, как незрячий, в темноте кружит!«Играет дева на киноре мне…»
Играет дева на киноре[9] мне.Её коса, как ночь в моём окне.Лицо – заря, а пальцы рук нежны,Подобные жемчужной белизне.Газель, струну[10] кинора натяни!Когда услышу страсть в твоей струне,Она в моей душе пробудит песнь,И буду петь с тобою наравне.Пока не вспыхнет искра, не пройдётОт сердца к сердцу – и сгорим в огне!Иммануэль бен Шломо Римский
1265, Рим – 1330 (?)
«Мессия, поспеши, не медли и не стой…»
Мессия, поспеши, не медли и не стой!Прихода твоего все поколенья ждутВ слезах за родом род – и новые грядутМольбу и вопль, о царь, взнести перед тобой.Наш сумрак озари! Зажги фитиль льняной.Венец венцов – Сион освободи от пут.Воспрянут те, кто слаб, и сильные падут,Когда увидит мир горящий факел твой.Как свет дневной ворвись, не постучавшись в дверь!На взмыленном коне свой царский лик яви!Смотри, изранен я: вся плоть моя в крови.А если на осле[11] ты въедешь к нам – поверь,Унизишь ты себя. Тогда мечту прервиЯвленьем ран твоих – и больше не зови!«Душа моя пока ещё едина…»
Душа моя пока ещё единаС убогим телом, но не я лелеялОтборный колос: сорняки я сеял,И въелись в кожу желтозём и глина.И меры я не знал. Моя личина —Тот вольный дух, что надо мною реял.И если б мне Всесильный сон навеял,Душе свободу дать была б причина.Что мне ещё сказать – ведь я седею,Промчались годы, сгинули в тумане.Бездомный странник и нагая плоть я.И не мудрец, хоть знанием владею.И если бы умнее был я ране,То не носил бы в старости лохмотья!Иммануэль Франсис (Франчес)
1618, Мантуя (Италия) – 1703 (?), Ливорно
«Не только жажда ласк и грусть томленья…»
Не только жажда ласк и грусть томленьяТаятся в чёрных косах этой лани! —Там скрыта волчья яма, там в капканеНапрасно ждут влюблённые спасенья.И снег её груди, и жар гореньяСмешали вместе в белом ураганеМороз и зной – и разожгли в туманеОгонь, палящий всех без снисхожденья!Из глаз её невидимой стрелоюСердца пронзает страсть, как враг из лука,И стягивает каждое петлёю.И потому, друзья, вот вам наука:Не устремляйтесь за её косою —Там ждёт вас плен, там поджидает мука.«Не потому, газель, что красоты…»
Не потому, газель, что красотыТвоих ланит не превзойти другим,Не потому, что обликом своимТы совершенство в мире суеты.Не потому люблю тебя, что тыПолна очарованьем молодым.Натянет время лук, и перед нимПоблекнут твои нежные черты.Но потому, о лилия долин,Что сердцем крепче связан я с тобой,Чем свадебный связал нас балдахин!Так пусть же облик вечно юный твойМеня сопровождает до седин,И в мир грядущий перейдёт со мной!Душа и плоть
Когда в лучах зари встречаю Хану,Когда Наоми вижу в час заката —Душа моя то пламенем объята,То кровью истекает, словно рана!Душа и плоть в разладе постоянно:Расстаться с Ханой – мука и утрата.А страсть к Наоми – горькая расплата,Ибо не вырвать сердце из капкана!И так же, как наждачный камень точитЖелезный лемех, искры высекая,Так страсть одна, с другой сойдясь, клокочет.Суди же, Бог, меня: или влагаяВторое сердце в грудь, где боль рокочет —Или одно на части разбивая!Эфраим Луццатто
1729, Сан Даниэли дель Фриули (Италия) – 1792, Лозанна
«Краса подруг ты, Хана! Воплощенье…»
Краса подруг ты, Хана! ВоплощеньеВсех девичьих достоинств! Видит каждый:Созрела ты для ласк любви, и жаждыРодник твой обещает утоленье.Лук красоты ты держишь в натяженье.В глазах – колчаны стрел! Стреляй однажды!Спрячь под вуаль лицо, не целься дважды!Ведь на тебя смотреть – изнеможенье.Ты мне в одно мгновение раскрылаВеликолепье, негу, блеск и чудо,И обрекла на страсть и покорила.Ты взглядом искры высекаешь всюду.И там, где искры света ты дарила —Огонь любви начнёт пылать оттуда!Кто я и откуда
Страна моя[12], чей облик, отражённыйНавеки в сердце, сразу узнаваем!Дом, на холме просторном укреплённый!Семья моя – Луццатто, я – Эфраим.Там я в саду бродил, заворожённыйЖурчаньем родника и птичьим гаем.Там, с уст слетая, в сумерки вплетённый,Напев любви звучал, незабываем.И это правда, что печатью детства,Печатью ранних дней мой дух отмечен.Нет зависти, нет гнева – я беспечен.Быть бедным не боюсь, не жду наследства.Смотрю на мир неомрачённым взглядом,И нет людей, меня счастливей, рядом.Исаак Луццатто
1730, Сан Даниэли дель Фриули – 1803, Триест
«Весь облик твой, такой прекрасный, множит…»
Весь облик твой, такой прекрасный, множитХор восхвалений в мире неизменно.И если даже слух твой изнеможетОт гимнов этих – им не будет тлена.Блеск глаз твоих чьё сердце не встревожит?И даже гнев их красит непременно.Жемчужный ряд зубов твоих поможетТвоим чертам светиться вдохновенно.Я красоту твою не умаляю,И не найдя в тебе следов изъяна,В изнеможенье взор свой опускаю.Перед тобой немеют постоянноУста мои, но в сердце повторяю:Из всех красавиц только ты желанна.«Уж лучше смерть и вечная разлука…»
Уж лучше смерть и вечная разлука,Чем жить в оковах, по тебе страдая!О, лань восхода[13]! В сердце боль без края,И бледность черт моих тому порука.Уж лучше гибель, ибо страсти мукаВ моей гнездится плоти, дух терзая.Не жду пощады, об одном мечтая:В тиши лежать, без мысли и без звука.Чем, скорбный путь пройдя до половины,Перед твоим напрасно вянуть ликом,Уж лучше сразу встретить день кончины.Ибо очаг без дров золою тлеет,Лев, дичь не чуя, лес не будит рыком,И без дождя речной поток мелеет.Шмуэль-Давид Луццатто
1800, Триест – 1865, Падуя
«Правда, моя госпожа и подруга…»
Правда, моя госпожа и подруга!Тебе, дочь Неба, не изменяя,Я стены воздвиг, тебя охраняя,В руках моих – меч, на груди – кольчуга.Презревшим правду шлю без испугаНа битву вызов, ложь не прощая;От их лукавства тебя защищая,Не вижу брата, не знаю друга.И потому не к медовым сотам —К полыни льну, слыву Дон Кихотом,Безумцем слыву, слыву бессердечным.Моя Царица! Всего лишь тень яКороны твоей. Снесу оскорбленья,И буду твоим Дон Кихотом вечным!Меир Галеви Леттерис
1804, Жолкиев (Галиция) –1871, Вена
Дочь Иудеи
Полна её поступь величья и стати,Над нею луна своё сеет мерцанье;В глазах её звёздные сходятся рати,И ночи и дня в них царит сочетанье.А лику её не нужны украшенья —Не гаснет в нём свет семикратный Творенья.И пусть её образ окутан печалью,Такая краса и во мраке сверкает:Коса развевается чёрною шалью,И скрытое пламя сердца обжигает.Блаженство несёт она каждому взгляду,И каждому встречному – мир и отраду!Нет равных зеницам её голубиным,Светла она в грусти своей молчаливой.Уста её крашены алым кармином,И пальме подобна она горделивой.Не могут смутить её душу пороки,В душе этой – вечного мира истоки!У могильного камня
Обрёл он покой в глубине небосклона.Он снял одеянья печали и горя;Он свет семикратный узрел изумлённо,Восторженно хору небесному вторя.И нет для него ни предела, ни края!В полях, озаряемых звёздною ратью,Светила мерцают ему, повторяя:«Ты с нами, любимый! Отныне мы братья!»Сияет над ним луч зари первозданной.Не молкнут в ушах его песни Сиона.Он снова обрёл струны лиры желанной,Где Дерева Жизни колышется крона!Он там, где места мудрецов – у Подножья!Оттуда Престол ему видится Горний.Где праведным Слава является Божья,Там вечный надел его, вечные корни.Миха-Йосеф Либензон (Лебенсон)
1828, Вильно – 1852
Печальная любовь
В тоскливый тот вечер молчал я устало,Но в гордости сердца, в презренье жестоком,Не зная пощады, в меня ты металаНожи своих слов и пронзала упрёком.И это любви твоей чистые всходы!?Такая любовь горше лютой печали!Раздвинь же ночные угрюмые своды,Открой мне очей твоих синие дали!Ты помнишь, мы были вдвоём. ХолоделоБагровое солнце, над рощей сияя.В огне уходящем щека твоя рдела,Дразня и как поздний закат ускользая.А помнишь, под ночь, в серебристом тумане,Мы птичьи в лесу услыхали свирели.Шептались цветы с ветерком на поляне,И мудрые старцы-дубы шелестели.Шептала речная волна, обнимаяПодругу-волну: «Эти быстрые струиНесут по теченью, сестрица родная,Объятия наши, несут поцелуи».Но гнев твой кипел в тишине перелеска,И тысячью глаз своих небо светило,И только одна среди звёздного блескаЛуна, как свидетель печальный, застыла!А помнишь, весенней порой, дорогая,В разлив нашу лодку качало волною.Бурлила река, берега раздвигая,И чёрное небо сливалось с землёю.Прокладывал ветер пути непогоде,Кочующий гром грохотал в поднебесье,Казалось в тот миг, что в одном хороводеС грозой налетевшею пляшет полесье.Усеяли капли дождя твои щёки,От влаги небесной набухли ресницы;Под отблески молний, под гул недалёкийВ очах твоих юных мерцали зарницы.Тогда, испугавшись ночного ненастья,Ты шею мою обхватила в молчанье.В объятье мы замерли оба от счастья,И жаром твоё полыхало дыханье.Как мокрые листья, тела трепетали.Голубка! Слезинка твоя задрожала!В тот миг мы душою единою стали,И кровь, закипая, по венам бежала…Зачем тебе помнить всё это? ДосадойТы грусти добавила мне и страданий.Печаль моя стала твоею отрадой —О сердце! Довольно пустых причитаний!Воспряну! И пусть расставание тяжко,Но девичья спесь не сильнее поэта.Уйду, хоть и кажется крепкой упряжка,И пусть остаётся твой зов без ответа.Увы! Это бремя мне снять не по силам!Владеешь ты мной! Как с тобою проститься?Как крови велеть не струиться по жилам?Как дать приказание сердцу не биться?И как из-за этой обиды, пусть жгущей,Сверлящей мне грудь, нашу связь разорву я?Так лист, оторвавшись от розы цветущей,Поблекнет, увянув, погибнет, тоскуя.И всё же прегордую деву покину.Нет больше терпенья! Пусть слово нарушу,И сгину – без солнца весеннего сгину,Как чахлый росток! Ведь теряю я – душу!Иегуда-Лейб Гордон
1830, Вильно – 1892, Санкт-Петербург
Хана
Когда я твой образ увидел впервые,Как будто завеса с очей моих пала.Исчезли, как призраки, сны роковые,И новое утро лучами сверкало.Да будет искуплено всё мирозданье,Коль есть в нём такое, как Хана, созданье!Что свод полуночный, луной озарённый?В сравнении с глаз твоих сумраком звёзднымЧто розы долин, ароматы Левоны[14]?С твоим ли сравнятся дыханием росным?Твой взор – первозданного света отрада.А лик – отражение Божьего сада.И пусть не бела, будто снег, твоя кожа,И лоб не сияет небесной печатьюПускай ты румянцем с зарёю не схожаИ с ланью стремительной видом и статью —Под тяжестью будней цветёшь ты упрямоНе зная порока, не ведая срама.Пускай на руках не сияют браслеты,Не красят тебя дорогие каменья,Но в сердце, где Божьи хранишь ты заветы,Там чары твои, там твои украшенья.Росинками детства твой облик отмечен,И знак этот светлый незыблем и вечен.И пусть ты в неяркое платье одета,Но свежестью роз твоё тело налито;Как пава ступаешь тропою рассвета,Хоть золотом обувь твоя не расшита.Тебе ли стыдиться простого наряда —Для многих твой взгляд драгоценнее клада.Подобна ты солнечной пальме зелёной!Как пальму цветущую красят побеги,Так косы тебя украшают короной,Ты – символ любви, воплощение неги!Сияет лицо неизменной улыбкой,И голос звучит твой волшебною скрипкой.И пусть иногда на лице твоём тени,Когда ты смеёшься – весь мир поднебесныйТотчас расцветает красою весенней,И юных пленяет лик девы прелестной.Трепещет мой дух и смущён твоим жаром,Как робкий фитиль перед пламенем ярым.И если твой голос во мне отзовётсяЗвучанием арфы – пусть станет корочеДорога к тебе, и тоска разобьётся,Как в блеске зарниц изваяние ночи.На этой земле мне темно и тревожно,И тяжко любить, и забыть невозможно.Во взгляде твоём есть чудесная сила,Кто встретит его – тот очнётся не скоро.Немало сердец ты уже опалилаГорячими углями дивного взора.Сиянье твоё даже грустью не скрыто,И панцирь от копий твоих не защита.Не думай, что мир предназначен гниенью,Что режет безжалостный серп ежечасно,Что вечному мраку, распаду и тленьюТвоя красота молодая подвластна.Лишь плоть остаётся во тьме преисподней,А дух – у подножия Славы Господней.Поблекнут румяные щёки, как розы,И сморщится тело, и груди увянут;В глазах потускневших появятся слёзы,Зима твоей жизни и холод настанут.И только душе твоей, нежной и сильной,Не страшно дыхание ямы могильной.Когда я твой облик увидел впервые,Предстало мне чудное Божье творенье.Ты сны разогнала мои роковые,Смотреть на тебя мне дала наслажденье.Открой же мне небо, само Совершенство!И вечным небесное будет блаженство!Не своей волей живёшь
На миг и я на мост поднялся тесный,Что жизнь и смерть связал дугой печали.И воспарил мой дух орлом над бездной,И цепи мрака плоть мою сковали.Иссохло сердце. Прежний мир – руины.Нет больше чувств: забыл и кто и что я.Остановилось колесо машины,Один лишь шаг – и вот страна покоя.И это облик смерти, чьи объятьяВселяют трепет, перед кем бледнею?Нет, только призрак нас пугает, братья!Не смерть страшна, а ужас перед нею!Лишь ужас смерти – он имеет силу!А умереть не страшно: все страданьяЗакончатся в тот час, когда в могилуСойдём без страха и без содроганья.Уже и я на этот путь вступаю,Уже и я в гробу одной ногою.Но шаг за шагом приближаясь к краю,Шум голосов я слышу за собою.То вопли близких… Удержать упрямоМеня стремятся в жизни. Не держите!Наивные! Не одолеть вам яму!Зачем же небо мне закрыть хотите?Божье стадо
Вы спросите: кто мы? Какого извода?Народ ли, не хуже любого народа?Кем видимся мы? Может, крепкой общиной,Собранием преданных вере единой?Открою вам тайну – лукавить не надо:Ведь мы не народ, не община – мы стадо.Как скот, предназначенный в жертву, вервямиОпутаны мы – и алтарь перед нами.Покорны судьбе и покорны страданью,Как Божии овцы восходим к закланью.Лугов нам не ведать и зелени сочной:По воле мудрейших мы связаны прочно.Ни пастбищ привольных, ни вдоволь осоки, —Но любят погонщики тук наш и соки.Стригут нашу шерсть и вчерашнее пойлоНам щедро вливают в корыто у стойла.В открытой ветрам каменистой долинеС младенческих лет нас пасут – и доныне.Мы стадо в безлюдье, мы скот на просёлке:С обеих сторон осаждают нас волки.Мы там, где не слышно ни вопля, ни зова.Ведь мы – отвращенье для рода людского.До края дошли и толпимся над бездной.Над медью пустыни – свод неба железный.Но мы – скот упрямый: мы твёрже металла.Крепка наша выя, и кровь не устала.Дубильщики кожи не справились с нами,Голодные звери давились костями.И если скитанье наш дух не гасило,Умрёт ли надежда, иссякнет ли сила?Уклад нашей жизни нас предал забвенью.Мы бродим по миру пугливою тенью.В плену наши души – и судим предвзято,И любим себя, не болея за брата.И нету спасенья, и всюду преграда —Ведь мы не народ, не община – мы стадо.Авторизация