– Показывайте, где находится тело, – не скрывая негативного отношения, несколько холодно распорядилась молодая сотрудница, – я, Гришевич Олеся Сергеевна, являюсь старшей оперативно-следственной группы. Касательно вас? Вначале Вы укажете мне, где располагается место происшествия, поучаствуете в осмотре, а потом проедете в районный отдел и дадите подробные показания об известных вам обстоятельствах – это понятно?
Последний вопрос девушка задавала, чтобы присутствовавшие люди сразу же себе уяснили, кто именно здесь является главным. Увидев молчаливое согласие, она махнула рукой, изображая жест, не требующий дополнительных объяснений и приглашающий провожатых вести всех к конечной точке расположения трупа.
С почтительной готовностью (однако очень наигранной), мужчины изобразили законопослушных граждан, и, не пускаясь в полемику с властной особой, представлявшейся им высокомерной, надменной и чопорной, молча развернулись в сторону леса, и принялись углубляться в густую, непроходимую чащу. Процессии пришлось отдалиться от края опушки еще на добрую сотню метров, пока провожатые не остановились, замерев (или, лучше, застыв) как вкопанные, словно бы находясь в глубоких раздумьях, а следует ли им двигаться дальше?
– Чего «заморозились»? – осознав, что возражений ей не последует, грубо промолвила следователь.
– Вон она лежит, – проговорил один, лицо которого казалось круглее, – вы нас извините, но повторно разглядывать эти мерзости, брр! лично у нас не возникает никакого обострённого интереса. Вы тут осматривайте, как вам, походу, надо, а мы пока подождем вас на небольшом отдалении – понадобимся? – вы всегда сможете нас там скорёхонько отыскать.
– Хорошо, – согласилась девушка, выражая некоторую надменность характера, притом прекрасно осознавая, что от непременного присутствия либо временного отсутствия этих людей ничего уже не изменится, – только, смотрите, сидите на месте, чтобы мне потом еще и вас искать не пришлось.
Второй раз предлагать не потребовалось, и оба охотника, наделенных матушкой-природой (а заодно и излишним чревоугодием) внушительными размерами, быстрым шагом засеменили в сторону облюбованного ими древесного возвышения, чуть ранее ими сваленного и (стоит сказать) также подпадавшего под некую, предусмотренную уголовным законом, ответственность. Тем временем оперативная группа, ведомая и Гришевич, и неотступно сопровождавшим Карелиным, двинулась осматривать, что же в нынешнее утро так взбудоражило местное отделение. От участка местности, где они расстались с недавними провожатыми, им пришлось пройти еще не менее пятнадцати метров, прежде чем полицейские остановились перед тем, что до чрезвычайной степени озаботило их служебные помыслы, видавшие виды и давно уже ко всему привыкшие; сотрудники в молчании замерли, в один миг наполнившись единовременно и бессильным негодованием, и нескрываемым отвращением, невольно охватившими их и без того взбудораженные рассудки, никогда бы не сумевшие свыкнуться с чем-то подобным.
Что же так озадачило опытных служивых людей? На первый взгляд могло показаться, что им представился обыкновенный человеческий труп молодой пышногрудой девушки, одетой, соответственно возраста, в модную, но сравнительно дешевую одежонку, подражавшую прославленным заграничным брендам, где особенно выделялись яркая красная куртка, очень уж короткая юбка и сетчатые колготки (обуви не было). Всё ее некогда красивое одеяние мало того что было полностью окровавлено, так оно еще и находилось в изрядно потрепанном состоянии, как будто убитая мученица подверглась нападению каких-то остервенелых, бешенных псов, нещадно рвавших предметы ее нескромного одеяния, да и нежную кожу в целом; на руках, на ногах и на всем остальном теле присутствовали следы ужасных укусов, оставленных острыми зубами, ярко выраженными и глубоко входившими в кожный покров; местами, причем далеко не единственными, имелись нарушения целостности структуры телосложения с отделенной от него мышечной массой. Становилось очевидно, что прежде чем умереть, жертва терпела долговременные и многочисленные страдания, и, только когда она впала в полное изнеможение, пытки в конце концов закончились (не исключается!) насильственным половым сношением. Но и это было еще не все! Вдоволь «наизмывавшись» над трепетавшим телом и закончив глумиться над умиравшей жертвой, беспощадный и жестокий преступник вырезал из ее груди еще тёплое сердце и отделил от бесподобного туловища (скорее всего?) такую же миловидную голову. Ничего из перечисленного не было видно ни рядом, ни где-то поблизости, что давало полное основание полагать, что мерзкий маньяк (а именно так его называл каждый в осмысленном понимании) унес с собой отделённые части молодого и, как теперь ни у кого не вызывало сомнений, прекрасного тела.
Только сейчас, основываясь на охватившей нервозной дрожи, неприятной и неестественной, а главное, ранее незнакомой, Градов смог прочувствовать, что же так сильно встревожило его гораздо более опытного начальника. Труп был изгрызен настолько, что на нем практически не оставалось ни одного более или менее здорового места. Те следы зубов, что в огромном количестве виднелись на истерзанном туловище, не принадлежали никакому известному на земле представителю животного мира – они являлись исключительно человечьими. От осознания жуткого, да что там говорить, просто ужасного зрелища на душе у любого, кто смог воочию улицезреть молодое, складно сложённое тело, возникло непривычное и горестное смятение, больше напоминавшее чувство сверхъестественного, а возможно, и суеверного страха.
– Кто такое способен сделать? – раздышавшись от резкого спазма, сковавшего легкие, вымолвила представительница прекрасного пола, одновременно старшая опергруппы. – Это просто не поддается никакому нормальному восприятию!..
Денис тоже сумел подавить в себе тот неописуемый ужас, панически будоражащий его разум, и стал более чем внимательно разглядывать близлежащую местность. От непонятного, почти панического, ощущения немного кружилась голова, но все же он нашел в себе силы собраться и, напрягая затуманенное зрение, изучал прилегавшую к жутким останкам лесную почву. Сметливым умом и юношеским вниманием молодой человек смог разглядеть вполне отчетливые отпечатки обуви, примерно сорок второго размера, оставленные какими-то грубыми, похоже солдатскими, ботинками, но, что показалось ему необычным, совершенно не имевшими подошвы, а кроме того, парень практически не обнаружил свежей либо засохшей крови.
– Странно?.. – пробормотал он вслух роившиеся в мозгу сумбурные мысли. – Видимо, ее убивали не здесь, сюда же принесли только изуродованные останки.
– Действительно, – теперь и эксперт, немного справившийся с первоначальным волнением, начал выполнять прямые должностные обязанности и пустился подробно исследовать место совершения жестокого преступления, – определённо, девушку пытали и умерщвляли где угодно, но только не здесь.
– Вероятно?.. – озадаченно произнесла девушка-капитан, непреднамеренно придавая мелодичному голосу слегка дрожащие нотки. – Однако непонятно, зачем он проделал долгий и трудный путь и принес умерщвлённое тело в невообразимую даль, ведь гораздо удобнее было выбросить труп в обочину, прямиком у дороги.
– Удобнее выбросить – проще найти, – не пожелал остаться в стороне от общего рассуждения и начальник местного отделения, в любой, даже сложной и неоднозначной, ситуации пытавшийся показывать личную значимость (что, к слову сказать, не всегда у него, к его большому прискорбию, получалось), – нажрался «упырь» наркоты либо винища, гормоны заиграли – вот он и пустился в ни с чем не сравнимое буйство. Потом «выродок» протрезвел – глядь?! – наделал «делов», и сразу же решил получше спрятать следы недавнего преступления. А где их лучше всего сокрыть? Конечно, в лесу, где его дикое зверье мал-помалу обожрет, а останки постепенно растащит.
Мысль была абсурдной, да и попросту глупой, но отлично зная взрывной характер не очень умного человека, никто не отважился указать ему на несостоятельность приведённого рассуждения; впрочем, отворачивая в стороны головы, районные сотрудники не преминули презрительно ухмыльнуться. И лишь, единственно, Градов, еще не набравшийся нужного опыта и считавший своего руководителя человеком бывалым, и даже авторитетным, пустился обсуждать высказанную, заведомо несостоятельную, теорию:
– Странно, но до какой же степени надо напиться, чтобы полностью потерять человеческий облик, и уподобиться хищному зверю, и разрывать на мелкие части совсем ещё юное тело? И куда, интересно знать, делись сердце и голова? Все это как-то не вяжется с временным одурманиванием людского рассудка: здесь явно орудовал человек, психически ненормальный, но отчетливо представлявший, что он конкретно делает.
Карелину, которому всегда было опричь души, когда кто-то пытался оспаривать его единоличное мнение, потребовались доли секунды, чтобы окончательно потерять душевное равновесие, и, разразившись отборнейшей матерщиной, тут же начать ставить подчиненного на положенное «молодому полицейскому» место; заверещав, словно резанный поросенок, он грубо провозгласил:
– Ты откуда здесь взялся?! Слишком умный?! Я тебе что велел делать?! Проводить подворный, поквартирный обход местных жителей! Ты же чем сейчас занимаешься?! Нарушаешь приказ непосредственного, прямого начальника?! Или ты, «молодой сосунок», хочешь мне сейчас рассказать, что уже обошел каждые дом, квартиру, и доподлинно сумел установить всех случайных, «живых» очевидцев?! Конечно же, нет! В общем, нерадивые работники мне не нужны, и завтра же я буду писать рапорт, чтобы тебя поскорее уволили! Сейчас же – раз уж сюда приперся – марш искать понятых! И чтобы через полчаса они были на месте!
Уже несколько раз успев столкнуться с проявлениями неординарного буйства, присутствовавшими в характере самодура-руководителя, но так и не сумев к ним пока привыкнуть, Градов впал в некий ступор, ни сном ни духом не понимая, чем же он мог вызвать негативное, едва ли не злобное отношение, ведь ежели он что и сделал, то всецело справедливое наблюдение. Более опытные сотрудники, прекрасно осведомленные о заносчивой черте и без того высокомерной натуры, существовавшей у деспотичного подполковника, сочувственно поглядели на опешившего юнца, но, опять же, многозначительно промолчали, никак не выказывая случившейся антипатии к несправедливой, а заодно и предвзятой враждебности. Понуро опустив голову, Денис неспешной походкой отправился выполнять грубое (по большей части ненужное) приказание.
– Чего плетешься, словно в штаны «наделал»? – вдогонку прикрикнул высокомерный руководитель, продолжая показывать непревзойденное самодурство. – Шевели «батонами»! Не на прогулку пришел – тебя люди ждут!
В действительности, в случаях значительной удаленности от жилой местности, можно было осуществлять осмотр места происшествия и без присутствия понятых, а с применением исключительно видео- и фотосъемки; но все остальные члены оперативной группы хорошо понимали, что, удаляя, Карелин желает показать подчиненному оперативнику свое немалое превосходство. Говоря про Градова, в нём боролись две разные сущности: с одной стороны, ему очень хотелось своенравному и напыщенному «мерзавцу» в ответ хоть что-нибудь нагрубить, но, с другой, он отчетливо понимал, что именно от этого человека сейчас зависит, сможет ли он служить в полиции дальше или же нет. Ему очень нравилась полицейская работа и ничуть не хотелось расставаться с полюбившимся делом, поэтому раздосадованный парень на откровенное проявление непревзойденного хамства не стал ничего отвечать, а засунув мужскую гордость «куда подальше», уныло поплелся исполнять вовсе не геройское и далеко не оперативное дело, порученное ему и неприятным, и совсем неестественным образом.
От тревожных мыслей он смог оторваться, лишь оказавшись на автомобильной дороге, когда потребовалось активно включаться в работу и останавливать проезжающий транспорт. Как уже сказано, Градов был одет в «гражданскую форму» и ничем не выдавал уполномоченной принадлежности к сотруднику внутренних органов. Осуществив семь-восемь неудачных попыток, направленных на остановку курсировавших машин, он неожиданно охватился несвойственным чувством нестерпимого гнева, сопряженного со стыдливыми, конфузными ощущениями. Чтобы подавить в себе неприятные, вовсе не к месту нахлынувшие эмоции, а также памятуя об угрозе непременного увольнения, Денис уже не думал о подстерегавших негативных последствиях – он желал исключительно побыстрее выполнить данное ему бесцельное поручение. Итак, находясь в непривычном, чересчур взбудораженном, состоянии, парень вдруг вышел на середину дороги, повернулся лицом к приближавшейся легковой иномарке, широко расставил обе ноги?, выхватил из кармана служебное удостоверение, извлек из кобуры, прикрепленной к поясному ремню, табельный пистолет системы Макарова и, демонстрируя перечисленные предметы на вытянутых вперед руках, замер, наполняясь и беспредельным отчаянием, и, в то же время, непоколебимой решимостью.
По понятным причинам приближавшийся водитель понял благие намерения возникшего на пути человека, по сути, неправильно и, резко затормозив, остановился, не доезжая до полицейского значительного расстояния, превышавшего двадцать пять метров. Не стоит удивляться, что ошалевший незнакомец замер на месте, – наполнившись мучительным страхом, он ожидал наступления самых ужасных последствий. Какого же было его удивление, когда молодой человек, убирая оружие и раскрывая «красные корочки», неторопливо приблизился к транспортному средству и простодушно объяснил, что всего-навсего решил воспользоваться законным правом, предоставленным полицейским, и задействовать водителя в качестве понятого. Сдерживая волнение и стараясь казаться как можно более вежливым, оперативник тем не менее говорил немного натужным голосом:
– Уважаемый участник дорожного движения, выйдите, пожалуйста, из машины и проследуйте для участия в следственном действии.
Мужчина, являвший из себя небольшого, тучного человека, достигшего сорокалетнего возраста и имевшего заплывшее жиром лицо, облегченно вздохнул: ему уже напрашивался вполне естественный довод, что увиденное, ни с чем не сравнимое, явление станет последним, какое ему доведется лицезреть перед неминуемой смертью, и даже мысленно начал прощаться с жизнью, совсем не ожидая благоприятного окончания. В машине он был не один – с ним ехала молодая, красивая девушка, выделявшаяся изумительно сложённой фигурой, отлично подчеркнутой плотно облегавшими одеждами, как впоследствии оказалось, приходившаяся водителю дочкой; ей точно так же не было оставлено другого выбора и пришлось согласится проследовать к месту страшного происшествия. В отличии от родителя, обутого в удобные плоские туфли, идти красавице было, по всей видимости, не слишком удобно: высокие каблуки броских туфель постоянно утопали в рыхлой земле, цеплялись за различные кочки и камни, что сильно замедляло общее продвижение. К слову сказать, Денис, несколько отошедший от недавних непреодолимых переживаний, не так давно терзавших его возмущенную душу, чувствовал себя сейчас крайне неуютно и вполне естественно начинал испытывать непритворные, нормальные угрызения совести; однако делать было нечего – необходимо было в точности выполнить пусть и незавидное, но все-таки служебное поручение.
К месту следственного мероприятия, проводимого другими участниками оперативно-следственной группы, они приближались уже не одни – их догнали двое представителей областной кинологической службы, прибывшие вместе с оперативно-служебной собакой. Эти сразу же занялись привычным, непосредственным делом: позволив животному получше обнюхать изуродованный, полностью оголенный труп, они легкой трусцой побежали за животным, следуя по практически сразу же взятому следу. Что касается понятых, приглашенных не очень обычным способом, никто из них не проявлял какого-либо недовольства и не роптал на образовавшееся положение, прекрасно осознавая, что они просто стали заложниками непредвиденной ситуации; впрочем, непривычные люди, они все-таки попросили позволить им не присутствовать непосредственно при проведении всего следственного мероприятия, а получив необходимое разрешение, тотчас же отошли к известному бревну, где в то же самое время находились двое горе-охотников. Карелин активно руководил всеми осуществляемыми процедурами, давая ненужные советы специалистам, и без его указаний прекрасно знавшим основную работу, и неплохо с нею справлявшимся; но… суть его действенной натуры была такова, что он считал себя человеком, наполненным непревзойденным опытом и разносторонними знаниями, приобретёнными за долгие годы службы, и полагал, что непременно должен указывать более молодым специалистам, как следует правильно фиксировать доказательства. Полицейские сотрудники, прибывшие в помощь (надо отдать им должное), прекрасно знали неприятную особенность его своенравной натуры и не уделяли необузданным проявлениям излишней активности соответствующего внимания, спокойно занимаясь лишь собственными прямыми обязанностями. Градову великодушно было разрешено остаться, но предусмотрительно дано короткое наставление: «Не мешаться под ногами, побольше наблюдать за действиями настоящих профессионалов, поменьше умничать и не совать свой нос туда, "куда Макар телят не гонял"».
В ходе дальнейшей процедуры изуродованное тело было перевернуто несколько раз, досконально изучено, а в конечном итоге эксперт Андрей (фамилия которого, как оказалось, имеет несколько татарские корни и звучит как Кубаев) изрек фразу, повергшую остальных в еще большее негодовавшее возмущение:
– В заднепроходном отверстии имеется какой-то инородный предмет…
– Что?! – удивленно воскликнула следователь, скрупулезно заносившая в протокол мельчайшие тонкости, какие передавал ей сотрудник, проводивший детальное изучение и специально обученный именно для подробных исследований. – Что ты сейчас сказал?
– Только то, – ответил опытный полицейский, не скрывая отвращения к преступному извергу и одновременного участия к истерзанной жертве, – что во время садистских издевательств мучивший истязатель что-то засунул внутрь ее тела, а следом там обломил.
– Неужели похожее зверство возможно?! – воскликнул молодой, а соответственно еще и неопытный, оперативный сотрудник, чрезвычайно впечатленный выявленным обстоятельством и впервые столкнувшийся с результатом нечеловеческих пыток.
– Опять ты суешься?! – на полуслове оборвал его грубый руководитель. – Гм, тебе-то какое дело? Иди лучше обследуй округу, осмотри все – внимательно! – и поищи-ка голову с сердцем. Авось «ублюдочный выродок» – другого и подобрать не могу! – их случайно где-нибудь обронил? – распорядился, но вдруг, видимо сам осознав, что «сморозил» абсолютную глупость, мгновенно поправился: – Или специально спрятал, а возможно, и выбросил.
Дениса прямо подмывало вытянуться по струнке, отдать честь и крикнуть: «Есть!» -показывая негативное отношение к тупому начальнику (в полиции так делать было непринято), но он в очередной раз сдержался, напротив, подавив в себе нараставший гнев, двинулся выполнять несложное поручение, с одной стороны, сформулированное в необычной манере, с другой – вполне справедливое. Не успел он отойти на каких-нибудь десять метров, дотошно всматриваясь в весеннюю, не покрытую зеленью, почву, как услышал громкий окрик руководителя, призывавший вернуться обратно:
– Эй, сержант, – за младшим оперуполномоченным пока сохранялось армейское звание, – хватит впустую «копытами» мять! Иди сюда: надо отправляться на более важное дело!
«Ну, – Денис не удержался от крепкого слова, отчетливо отображавшего наполненные негативом эмоции, – опять, очевидно, нашего главного грамотея посетила какая-то несусветная блажь? Наверное, он снова сейчас заставит меня заниматься несвойственными основному предназначению тупыми обязанностями? Однако, делать нечего, с начальником разве поспоришь? Тем более что, как принято говорить, если кому-то что-то не нравится, то никто и никого нигде не задерживает. Можно, конечно, уйти на гражданку; но… чего я, собственно, там собой представляю? Да ровным счетом ничего более или менее стоящего. Поэтому надо просто с четкостью исполнять должностные инструкции и поменьше обращать на всяких бестолковых самодуров внимание». С невеселыми, если не удручёнными размышлениями молодой оперативник следовал на зов непосредственного начальника. Между тем не успел он приблизиться, как тот заторопил его в обычной, циничной манере:
– Давай шевели уже быстрее худыми «батонами»! Нам только что позвонили кинологи и сообщили, что их – как они утверждают – умнейшая и натренированная собака привела к искомому дому убийцы; в общем, они на месте и терпеливо дожидаются нашего появления.
Градов не стал уточнять, почему появилась неоспоримая уверенность, что служебное животное вывело полицейских именно к жилищу убийцы, а заодно и почему если сопровождавшие сотрудники нисколько в этом не сомневаются, то они сами не организовывают молниеносного задержания, а ожидают прибытия дополнительной помощи (по сути, они такие же представители внутренних органов и обличены необходимыми полномочиями); впрочем, более подробное разъяснение никто бы не соизволил давать еще и по той немаловажной причине, что Карелин сразу же переключился на разговор с участковым, тем самым заканчивая его подворный обход и вызывая к общему сбору, определенному им на автомобильной трассе, где оставлялся служебный транспорт. К слову сказать, Герман Петрович не только к молодому оперативнику относился с невероятной пренебрежительностью, но недопустимые вольности и пристрастную предвзятость, неприемлемые среди воспитанных, нормальных людей, он допускал и в отношении остальных подчиненных сотрудников, словно бы считал себя среди них каким-то беспрекословным лидером, безусловным, непререкаемым, чуть ли не монархическим; ну, а подвластные полицейские, соответственно, приданы ему лишь для того, чтобы вершить в небольшом поселке абсолютную личную волю. Как раз по перечисленным качествам телефонный разговор, проводимый с сосланным под его начало бывшим начальником отдела по борьбе с экономическими преступлениями, выглядел далеко не корректным.
– Шаронов! – грубым голосом крикнул начальник в мобильник. – Бросай все дела и быстро «дуй» на подмогу, – он вдруг решил, что значимой информации довел недостаточно и тут же посчитал, что обязан уточнить дополнительно: – Ну, это туда, где остались все машины… там на дороге, откуда мы пошли на место обнаружения трупа. В общем, ты понял, а если не понял, то я тебе устрою – ужо!
Чего означало это «ужо!» Карелин разъяснять не стал, справедливо полагая, что грозного тона, каким он проговорил, вполне достаточно, для того чтобы отчетливо себе уяснить, что в смысле сказанного слова не может крыться ничего хорошего ни по отношению к человеку, которому оно предназначено, ни к кому бы то не оказалось другому. Меж тем в обратный путь поспешили три человека: руководитель местного отделения полиции, считавший себя на отдельно взятом муниципальном образовании мелким царьком, его подчиненный оперативный сотрудник и начальник уголовного розыска, прибывший прямиком из районного центра. Про последнего человека, кстати, стоит сказать особо…
Бесстрашный Алексей Николаевич, он полностью оправдывал родовую фамилию. Являясь человеком сорокасемилетнего возраста и дослужившись до майорского чина, опытный сыщик, он вот уже на протяжении десяти лет руководил оперативным составом всего местного уголовного розыска. Он был человеком внешне довольно грубым, передавал собой небывалую жесткость, а в некоторых случаях и даже бесчувственную жестокость, на самом же деле в душе оставался мягким, доброжелательным человеком, умело скрывавшим истинные качества, непригодные в опасной работе, и прятавший их под видимой личиной напускной строгости и небывалой серьезности. Говоря о внешнем виде, следует отметить коренастое телосложение, хотя и начинающее легонько полнеть, но все еще продолжающее передавать, что, кроме твердого характера, его обладатель отличается немалой физической силой; обратить внимание на смуглое скуластое лицо, продолговатое и украшенное густыми седеющими усами; не позабыть про серо-голубые глаза, умело скрывающие любые эмоции и остающиеся непроницаемыми практически для любого, говорящего с ним, собеседника; выделить прямой большой нос, выдающий неиссякаемую уверенность в собственных силах, пепельные, с легкой «рыжиной», волосы, всегда стригущиеся под прическу «площадка» и ровные уши, небольшие и плотно прижатые к округлому черепу. Неудивительно, что именно такой сотрудник, сверх всего прочего обладающий чистой душой, открытым сердцем, невероятным аналитическим умом и огромнейшим опытом, был призван организовывать раскрытие всех тяжких и запутанных преступлений, случающихся в пределах вверенной ему немаленькой территории.
Возвращаясь немного назад, надлежит отметить, что в то же самое время, когда все остальные занимались осмотром трупа и прилегавшей территории, он, беглым взглядом оценив ситуацию, занялся подробным расспросом горе-охотников, нашедших изуродованное, мёртвое тело. Ничего нового или более существенного, чем они сообщили первоначально, ему выведать так и не удалось, поэтому, едва лишь «отзвонились» кинологи, пояснив, что вышли на основного преступника, Алексей Николаевич с воодушевлением ухватился за поступившее от специалистов вводное сообщение. Конечно, он бы и сам смог с легкостью справиться с привычным делом, предполагавшим задержание единственного маньяка-убийцы, но заведенная инструкция, определявшая «…действовать в любых случаях в группе», требовала неукоснительного соблюдения установленных правил и заставляла воспользоваться помощью других полицейских. Бесстрашный почему-то тоже не принял во внимание специалистов кинологической службы и позвал себе на подмогу Карелина. Узнав, чем именно им придется сейчас заниматься, тот со своей стороны решил организовать на значимое, если не сенсационное событие практически весь подчиненный ему личный состав. Стало быть, к дому, где с большой долей вероятности должен был находиться жестокий выродок, полицейские приближались в количестве четверых профессиональных сотрудников.
Точное местоположение в созданной группе знал только начальник уголовного розыска, который сразу же сел за руль оперативного «уазика» и погнал его по принятому от кинологов адресу. Поселок был небольшой, и добираться пришлось недолго. Однако, чем ближе приближались к нужному месту (остальным неизвестному), где предположительно мог скрываться кровожадный преступник, в сердце молодого оперативника поселялось все большее непонимание и внутреннее смятение. Возникшее состояние, в принципе, было неудивительно, ведь они на всех парах гнали напрямую к его съемному домику, благодушно выделенному местной администрацией; это стало тем более ясно, когда им пришлось свернуть на небольшую улочку, носившую имя прославленного революционера Григория Орджоникидзе, или Серго, и состоявшую в общей сложности из тридцати одноэтажных строений, установленных в одностороннем порядке, где в самой крайней избе последние несколько месяцев ютился новоиспеченный оперуполномоченный Градов.
Едва лишь успев осознать, в каком направлении они сейчас направляются, Карелин от удивления вытаращил многозначительные глазищи и гневным взором, не предвещавшим ничего более-менее доброго, поглядывал на помрачневшего подчиненного. Можно не сомневаться, в голове молодого сыщика начинали возникать отнюдь не веселые мысли; тут же почему-то вспомнился недавний разговор со странной старухой, самозабвенно твердившей, что настоящим преступником является именно он, и в один миг им завладело то интуитивное чувство, говорившее о приближавшейся опасности, словно черные тучи откуда-то надвигавшейся и накрывавшей неведомой, страшной силой (схожее ощущение всегда возникает, если готовиться произойти что-то непредсказуемое, жуткое и ужасное).
С другой стороны, если руководитель местного полицейского отделения и вконец перетрусивший молодой человек достоверно и отчетливо знали, куда Бесстрашный их конкретно везет, последний даже и не догадывался, где в Нерше обосновался оперативник, являвшийся в том числе и его непосредственным подчиненным. Не обращая внимание на молчаливую игру взглядов ближайших коллег, Алексей Николаевич уверенно направлял видавший виды «уазик» к самому крайнему дому; он служил давно и на подведомственной территории мог свободно найти любой адрес, но такую, казалось бы, незначительную деталь, как место жительства одного из подвластных сыщиков, он почему-то совсем упустил из виду; впрочем, столь нерадивое поведение вполне объяснимо: ему стольким приходилось заведовать, что, отправив Градова в распоряжение Карелина, он той же секундой про него спокойно забыл, справедливо полагая, что тот теперь приписан к иному структурному подразделению, хотя и являвшемуся частью их межмуниципального райотдела, но все же державшемуся несколько обособлено. Именно в силу слепого неведения бесстрастный офицер, получивший от кинологов необходимый ориентир, уверенно гнал служебный автомобиль и нисколько не предполагал, какого же будет его удивление, когда он впоследствии прояснит, кто же в действительности живет в маленькой избёнке, уединенной и неказистой.
Но вот наконец требуемая цель была достигнута, и служебная машина благополучно остановилась на незначительном удалении от поселкового строения, с виду казавшего ветхим, но продолжавшего оставаться сравнительно прочным; круговое ограждение (может, когда-то и было?) сейчас полностью отсутствовало, предоставляя ничем не ограниченный доступ. Про невзрачную постройку можно сказать, что она была представлена одноэтажным бревенчатым домом, не выделявшимся большими размерами и имевшим внутри единственную комнату и непросторную кухню; основной вход осуществлялся с навеса-крыльца, где на дубовой двери висел и соответственный, амбарный замок. Двое кинологов спокойно ожидали неподалёку, как оно и положено, расположившись с условием, чтобы охватывать взором все прилегающее пространство; их поведение было вполне логичным, потому как задняя часть приусадебной территории граничила с точно таким же покосившимся домиком, и появись у преступника желание – он с легкостью вышел бы наружу через дополнительную, заднюю дверь, запертую (кстати сказать) изнутри, а следом преспокойненько смог бы скрыться и сумел бы пуститься в бега.
– Так, значит, – поддаваясь лихорадочному возбуждению, начал отдавать приказания начальник уголовного розыска, – судя по запору, навешенному снаружи, дома мы никого не застанем. Хотя может быть по-другому: сам он засел внутри, а на всеобщее обозрение выставил видимое прикрытие, мол, жилище в реале пустое. Почему я так думаю? В здешних местах продуманные мерзавцы поступают как раз по соответствующей методике: спрячутся в «норку» и хоронятся потихоньку внутри, злорадно посмеиваясь и считая нас полными дураками. В общем, делаем так… – и обернувшись к Денису, – молодой, сходи в машину, принеси монтировку – зачем? – сейчас снимем, «на хер», этот замочище и проверим, где прячется поганый «ублюдок».
– Не надо никакой монтировки, – скрежещущим голосом прорычал подполковник Карелин, грубо хватая оробевшего подчиненного за одежду, словно бы опасаясь, что тот вдруг сможет припуститься бежать, – у нас есть ключи – ведь, правда, Градов? Ты же сам нам откроешь?
– Постойте, – проговорил Алексей Николаевич, ничего пока еще не понявший, – объясните: что у вас тут происходит? Что-то я совсем «потерялся» в ваших деревенских инсинуациях.
Обыкновенно Градов слыл человеком выдержанным и умело справлялся с любыми эмоциями; однако сейчас, принимая во внимание неожиданность создавшейся ситуации и вовсе не шуточную опасность, стремительно нависшую над его головой, молодой человек не смог подавить мучительного волнения и проявил его колотившей тело нервозной дрожью; трясущими руками он достал из кармана небольшую связку ключей, где один выделялся неестественно огромным размером, после чего начал осуществлять неуверенные попытки отпереть несложное, по сути, устройство. Несколько раз он безуспешно попытался попасть в далеко не маленькое отверстие, но никак не мог этого сделать, охваченный неестественной, трясущейся лихорадкой.
