Глава 8
Алька, конечно, искала женского счастья. Искала активно, забывая обо всем на свете. Забывая о матери, о сестре, а самое главное, о сыне. Севка не просто часто жил у соседей или у Рины Саввичны, но, даже находясь дома, мама редко его замечала. Часто к ней приходили ее подруги, какие-то дядьки, играла музыка, выпивали, смеялись, танцевали, курили в их маленькой комнатке. Севку и видно не было сквозь этот дым. Ему нравилось слушать взрослые разговоры. Где-то устроится в уголке, ручкой щеку подопрет и слушает, с открытыми глазами и ртом. Иногда засыпал, прям за столом. Бывало так, что оставался какой-нибудь дядька ночевать, а так как спать дядьке было негде, то, наверное, поэтому он и ложился спать с мамой. В такие ночи мама загораживала Севку стульями, и завешивала их одеждой. Спать маме с дядькой было, наверное, неудобно, поэтому они все время что-то делали, шуршали, кряхтели, скрипел диван.…И это все не давало Севке спать. И он не спал. Он смотрел в темноту и думал, думал, думал…. Если это была зима, то мальчик любил наблюдать за огненными зайчиками, которые скакали по потолку и стенам, отражаясь от печки. Иногда мать вскакивала с дивана и бежала посмотреть, спит ли сын? И Севка закрывал быстро глазки, как будто он спит.…
Были, конечно, редкие минуты, когда мама вспоминала про него. Иногда читала ему книжку про Каролинку, лисенка по имени Вук. Но самые любимые книжки были «Палле один на свете», и про волшебный мелок…. Кто знает, чем в детской душе ребенка отзывались эти сказки? А может быть, ему просто было хорошо с мамой, и в эти мгновения они были только вдвоем?
…Ирка накрасилась, наконец, выбрала себе сарафан, и надела его на себя, пару капель маминых духов и …Образ был совершенен. Она с удовольствием рассмотрела себя с ног до головы в зеркало, удовлетворенно вздохнула.
– Пойдем, я тебя провожу до дома, а то темновато уже…
– А потом я тебя, да? Такую красоту еще кто утащит?
И девчонки весело рассмеялись.
Проходя по тому двору, где час назад Поля видела одноклассников, подруги услыхали смех и крики. Вглядываясь сквозь наступающие сумерки, Ирка разглядела в этой веселой и шумной компании Лищенко…
– О, на ловца, как говорится…, – и тихо, почти не шевеля губами, добавила, – Поль, повернись в сторону Лищенко и улыбнись, как можно приветливее. Как будто он спустился с Эвереста, а ты его долго ждала и беспокоилась.
– Вот еще… Не буду никому я улыбаться, – так же тихо, сквозь зубы прошипела Поля.
– Ты что, все забыла уже? Мы решили действовать….
– Я не буду… – и тут получила в бок кулаком от подруги
– Будешь! Быстро, сказала, повернись и улыбнись, – шипела Ирка сквозь зубы, а сама мило улыбаясь одноклассникам, щипала за руку Полю.
Поля, повернув голову, натянуто улыбнулась мальчишкам одними губами. Ее взгляд был слегка испуган. Она встретилась глазами с Севкой, и сердце забухало где-то в ушах, от волнения стало жарко.
Уже у подъезда Поли Ирка пробурчала:
– Хорошо, что темно. Ты так улыбнулась, что можно сильно испугаться. Смотри на меня, надо вот так.
И Ирка улыбнулась как артистка на обложке журнала «Советский экран».
– Учись, пока я живая!
И подруги опять засмеялись. У Поли стало успокаиваться сердцебиение,
– Ир, ты пойдешь назад, ну.…Мимо них.… Скажешь потом, что там, как было, – промямлила Поля.
– Не боись подруга, ты так им улыбнулась, точно ничего не будет, их вообще от страха, наверное, сдуло с лавки…
– Ир, ну все равно… расскажешь потом?
– Конечно, расскажу.
Волнение, которое несколько минут назад пережила Поля, было ей незнакомо, но почему-то приятно.
Дома было тихо, сестра спала, папа смотрел телевизор, а мама была далеко, в Сибири, поехала навестить деда. Дед был уже очень старенький и уже несколько лет жил один. Бабули не стало, когда Поля училась в четвертом классе.
Поля так соскучилась по деду. Он очень любил внучку, часто своим соседкам рассказывал разные небылицы. Ну, например, что Поля окончила не восьмой класс, а экстерном уже десятый, и к ней приезжали из самого главного университета на черной «Волге» и приглашали учиться. Без экзаменов, потому что у Поли была самая-пресамая золотая медаль. Подружки-старушки, щелкая семечки на лавочке у ворот, кивали головами и были в восторге от такой умной внучки. А дед… дед млел и таял, вспоминая Полю. И, похоже, уже сам верил, что так и есть на самом деле, и медаль, и «Волга», и университет.
Поля очень любила деда. Приезжала почти всегда только летом, потому что жили друг от друга далеко. Любила забираться к нему в кровать. И нюхать подушку. Она пахла табаком, и от деда пахло табаком. У деда был палец один короткий, а другой согнутый. Потому что он был плотник, столяр, короче говоря, мастер на все руки. Что только внучка не попросит, мог соорудить. Пальцы покалечил когда-то, наверное, в молодости, пока не был таким хорошим мастером, может, когда учился еще. А Поля садилась к нему на колени, и гладила его шершавые руки своим пальчиком. А еще она его любила обнять крепко и целовать в его табачную колючую щеку. Долго… Сильно… Чтобы дед закряхтел и запричитал:
– Ой-ой-ой, внучка, какая сильная, задушишь деда!!!!
Однажды, когда Поля была маленькая, они с мамой приехали к бабушке и дедушке в Омск зимой. Поля, увидев сугробы, гораздо выше папы, была потрясена. По улице, мимо дома, была прокопана тропинка из снега, а сугробы закрывали дорогу, и проезжают ли там машины или нет, ей не было видно. И даже слышно.
Наигралась она со снегом вволю, столько снега Поля потом за всю жизнь не видела. Ох, и налепили с дедом и снегурочку, и деда мороза, и всяких зайчишек.… Намерзлись так, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Мама с бабушкой нагрели на печке воды, налили в корыто и решили девочку погреть и посадили как в чан с кипящим молоком. Или, может, Поле показалось? Или, может, Поле просто не хотелось купаться, греться и сидеть в корыте посреди кухни? Да и решила Поля воззвать к деду и его постоянному заступничеству. И какааак закричит Поля: «Горячая!». И в слезы! У деда аж все замерло внутри. Внучку любимую ошпарили!!! Две клуши, мать с дочерью, внучку сварили живьем! Как дед разошелся, вспомнил все, и даже кинул в них что-то со своей кровати! А Поля, надо сказать, в детстве не очень любила купаться. Да чего там греха таить, вообще не любила. И несильно-то и вода была горячая, потому что потом ей уже понравилось плескаться, и с резиновыми уточками разыгралась, и вылезать из корыта не хотела.
Но, зато, как дед ее любит! И маму отругал из-за нее, а такого Поля вообще никогда не видела, чтобы ее маму кто-то ругал. И приятно было Поле невероятно… Дед… любимый….
…Поля неожиданно поняла, что хочет есть. Когда они с папой были на хозяйстве без мамы, то сильно не заморачивались. Купят колбасы, с хлебом нарубят огромных бутербродов и вся еда. Или консервы откроют, и всё – ужин есть. Поля обожала такие ужины. Но сегодня была гречка, и еще что-то. Она не успела посмотреть, что там папа наварил, потому что услыхала, как с улицы ее позвали. Выглянув в окно, Поля вообще чуть не выпала с третьего этажа. Снизу на нее смотрело три пары глаз. Иркины, Славки Пикова и Севки Лищенко. Что им надо? Почему они ее зовут?
– Поль, спустись-ка на минутку! – Ирка заговорщически подмигнула.
Поля кинулась к двери.
– Па, я сейчас вернусь! Я на минутку!
Ладошки вспотели, сердце опять забухало. Как это? Почему они пришли вместе? Ирка вообще уже давно в гостях должна быть. Ох, и достанется ей от родителей. Лищенко Севка? А ему то, что надо. Поля бежала до первого этажа через две ступеньки. На первом опомнилась, решила отдышаться и, вдруг, ей стало страшно. Может домой? А что я скажу? Они ее опять будут звать. Вот, Ирка, зараза такая, что она им сказала? Зачем притащила сюда? Поля поняла, что деваться ей некуда. Надо выйти из подъезда, а там будь что будет.
Они стояли втроем. Ирка довольная. Пиков веселый. И Севка. Он, видимо, тоже нервничал. В руках у него были его часы, и он все время щелкал браслетом. Когда Поля вышла, сразу же повисла неудобная пауза, и чтобы ее как-то разрядить, Ирка сказала:
– Слушайте, я тут с вами и так сильно задержалась, мне пора, а то родители мне устроят, наверное, заждались. Пойдемте, вы меня проводите теперь.
Пиков все время усмехался, нарезал круги вокруг и приговаривал:
– Я тут не при чем, я тут не при чем…
Ирка рассказывала, что-то, но Поля ничего не слышала, сердце бахало в ушах, в ногах и в горле…
Севка шел рядом. Он был намного выше Поли, и все время посматривал на нее свысока. Взгляд у него был такой… Необычный взгляд, но уже знакомый.
Шел октябрь, учебный год только начался, причем Поля с подругой попали в чужой класс, потому что «Г» класс расформировали. Теперь Поля и Наташка Баршина были «бэшки». Несколько дней с ними в классе учился и Севка Лищенко с другом детства Серегой Руликиным, а потом их перевели к «вэшкам». Там мальчиков оказался дефицит, и учитель по физкультуре остался без работы. Но пока Севка учился в «Б» классе, Поля часто ловила на себе его взгляд, такой же, как сейчас, когда он щелкал браслетом от часов. Когда Поля увидела первый раз на уроке, что Севка, просто не отрываясь, мечтательно смотрит на нее, и даже с трудом отводит взгляд, то сначала смутилась и удивилась. Когда это стало повторяться каждый день и на всех уроках… Поле стало интересно и очень волнительно. Но, потом несколько мальчишек, прямо на алгебре забрали учиться в другой класс, все и закончилось. И Поля все забыла. Но… теперь-то вспомнила. Этот взгляд… Он ее просто обезоруживал.…Обезвреживал.… И обескураживал… Чего там еще может быть обес… Это все происходило с Полей? Внезапно, она очнулась.
– Я папе сказала, что я на минутку. Зачем приходили-то?
В воздухе повисла пауза. Севка, щелкая браслетом, тихо произнес:
– Я зайду к тебе завтра?
– Зачем? – парализованным от страха голосом сказала Поля?
– Погуляем…
– Зачем? – повторила Поля, как попугай, мысленно ругая себя.
– Просто погуляем.…Во сколько зайти?
Ирка и Пиков следили за этим диалогом, как за шариком в настольном теннисе.
– Зачем?
– Тебя что, заклинило? – Ирка не выдержала. А Пиков опять усмехнулся.
– В шесть… – как робот ответила Поля, повернулась и быстрым шагом побежала к себе в подъезд.
Еще вчера, еще вчера, да что там вчера.… Еще два часа назад, она плакалась Ирке, что никого у нее нет и вот оно.…Свершилось… «А вдруг он по другой причине хочет погулять? По какой по другой? Он что задачки попросил решить?» У Поли не помещалось в голове, как, что это, и что теперь будет? Но с детства усвоила истину, которая действительно работала в трудных ситуациях. Утро вечера мудренее.
Глава 9
Поля не могла никак заснуть. Резко изменившиеся обстоятельства в ее жизни все время будоражили девушку, она забывалась иногда поверхностным сном, тут же просыпалась. И мыслей особенных не было, всего лишь представить не могла, что кого-то заинтересовала. Может это просто так все? Но ведь у каждого «простотак» есть «потомучто»? Почему вдруг, когда было решено, что ей нужен парень, он сразу же появился? А если бы она этого не захотела сегодня? Пришел бы Севка к ней? Столько вопросов, на которые Поля не могла ответить, измотали ее совсем и под утро она заснула.
…Поля бежала по лугу. Вокруг полевые цветы, голубые и синие, ее ноги утопали в траве, светило яркое теплое солнце, от прикосновений босых ног колокольчики начинали звенеть, каждый на свой лад. Но это не был шум, это был напев, нежный, родной, теплый… Иногда мелодия прекращалась на мгновение и снова начиналась с новой силой…
– Пооляяя! Поля! Пооляяя!
Поля открыла глаза, перед ней стояла четырехлетняя Туся и жалобно смотрела на сестру.
– Ты сего не плосыпаешься? Я думала ты умелла? Кто-то плишел, звонок звенит и звенит, а ты не плосыпаешься. А мама мне не лазлешает двели самой отклывать, я же в глазок не достаю смотлеть…
В этот момент Поля услышала звонок и спросонья бросилась к двери, подбежав, глянула в глазок. Фух, это Ирка пришла.
– Ну ты и спишь… Хоть из пушки пали, думала уже скорую тебе вызвать. Молодой здоровый сон, да?
– Заходи, – тихо пробормотала Поля. – Что случилось-то? Ты в такую рань еще не приходила.
– Ничего себе рань, полдесятого уже. Короче, я спешу, прибежала на пять минут. Сегодня… Только не падай! Сегодня… Севка тебе в любви признается. Готовься!
– Поля вскинула взгляд на подругу.
– С чего это ты взяла?
– Он мне сам вчера сказал.
– Что сказал?
– Ты что, оглохла? Он сказал, что тебя любит.
– Да не ври ты!
– Делать мне больше нечего, я б тогда к тебе не прибегала. Так что готовься.
– С чего ты взяла то, что он мне сегодня скажет это.
– Он же мне сказал. Тебе повторить? Ох, как понравилось слушать, прям повтори -повтори.
– Не говорю я «повтори», с чего ты взяла, что он мне скажет сегодня, что он меня любит?
– Так, Туся, закрой за мной дверь, твоя сестра на радостях мозги растеряла. Пока подруга, мне некогда, завтра все расскажешь, я побежала.
Поля стояла и смотрела в закрытую дверь и ничего не понимала. Но.…Теперь она еще больше стала переживать за сегодняшний вечер. Когда Севка Лищенко скажет, что он ее любит, что она должна ему ответить?
«И я тебя тоже люблю?» Нет, это неправда. Такое она не скажет. Или: «А я тебя не люблю». Нет, это хоть и правда, но такое в ответ на признание в любви у Поли язык не повернется сказать. Промолчать – невежливо. Пообещать, что полюбит его в следующей пятилетке? А вдруг не получится? Что же делать? Зачем вообще все это затеяли? Как вчера было хорошо, никаких свиданий, признаний. Ну, почти что хорошо. По крайней мере, все было ясно.
Эти вопросы сильно мучили Полю весь день, она ходила как потерянная. К пяти вечера девушка была готова. Оделась, накрасилась, мамины духи, все как полагается. И чем ближе было шесть часов вечера, тем больше внутри у нее все дрожало. Как же быть? Что же делать.
Придумала! Чтобы Севка не вздумал говорить всякие любовные признания, им нужен третий. Или третья. Надо кого-то с собой взять на прогулку. Теперь вопрос, кого…?
…Когда Севка был в пятом классе, Алька, наконец-то, нашла себе мужа. Это был таксист. Познакомилась так же в такси, он ее подвез, она эффектная, при деньгах, веселая. Он тоже при деньгах. А такие дамочки мимо него не проходили. И как-то все закрутилось, завертелось и закончилось в ЗАГСе. А может быть, все только началось. Но жить решили по правилам. У таксиста, был сын уже от первого брака, но жена куда-то делась, бросила сынишку Лешку отцу и бабке, своей свекрови, и исчезла из их жизни навсегда. Так и жил таксист Жорка с сыном Лешкой, пока не попала стрела амура, запущенная Алькой, в его сердце. Решено было, что Алька с сыном из своей крохотной комнатушки поедет жить к мужу. У Жорки был дом. Во дворе, во времянке бабка Параша выращивала тюльпаны на продажу. Так что копеечка водилась. И на бутерброд с маслицем и даже с сыром всегда хватало. Да и Рина постоянно подкидывала продукты, потому что на продуктах работала. А на что государству столько? Делиться надо. И оно исправно делилось с Риной Саввичной и маслом, и всем остальным, что плохо лежало.
Поселили Севку в коридоре, у входной двери. Там он и обитал. Уроки делал, даже ел. Как-то Рина пришла к дочери в гости, и надо ж было, прямо к ужину подошла. На кухне был накрыт стол, оладьи возвышались огромной горой, сметана в миске. За столом сидела почти вся семья, дружно уплетая жирно сдобренные сметаной и вареньем оладьи. А Севка сидел в своем полутемном уголке, у входной двери, на тумбочке и медленно жевал всухомятку «голые» оладьи. Ни сметаны, ни варенья. И так Рину Саввичну обида взяла за внука, что продохнуть стало трудно. Обида прямо в легких комом встала. С тех пор она все чаще звала внука к себе домой. К тому времени, она с мужем насобирала денег и купила маленький домик, неподалеку нового места жительства Альки.
Зато спал Севка с сыном Жоркиным, в зале, вместе на одном диване. Лешка был младше его на пару лет, но чувствовал себя главным. Потому как Севка пришлый и чужой в этом доме. За него особо никто не заступался. Вот Лешка нос и задирал. Все время Севку подначивал да поддразнивал. Севка молчал, терпел. Несмотря, на свой юный возраст, он прекрасно понимал, что это – его новая семья, что маме, наверное, так будет лучше. Однажды, перед сном, лежа на одном диване, Лешка так обнаглел, что Севка не выдержал, молча развернулся, и врезал ему кулаком в глаз. У Лешки сразу синяк. Что тут началось!!! Скандал был грандиозный! Какой-то «приживала» бьет ни в чем не повинного мальчика. На все вопросы, почему да за что, Севка не отвечал. Просто слушал молча все нотации и угрозы. А что ему было делать? Но, зато, Лешка его больше не поддразнивал. По крайней мере, на близком расстоянии.
Алька тоже была не из молчаливых невесток. Как и с первой свекровью, со второй повторялось то же самое. Алька также обещала сжечь дом, если что. Так же устраивала показательные выступления во дворе со скандалами, криками, слезами, угрозами на радость соседей. Так как потом еще несколько дней было на квартале о чем поговорить. Так прожили пару лет, и когда отношения со свекровью Алька разрушила до основания, всем большим семейством переехали в Алькину каморку. Лешка там пожил недолго, и все-таки вернулся к своей бабке Параше. Места Севке опять не было в доме, но благо, что двор общий. И один из соседей, бывший близкий друг Альки, уехал жить в Москву, а свою комнату сдал молодому и шумному семейству. Через год, сосед приехал в отпуск, и что-то не сговорились по поводу жилья. И тогда….Алька сняла комнату у Севкиного отца, у Витальки. Потому как после развода с Алькой, раз продать «с начинкой» дом не получилось, оставил Альке одну маленькую комнатку без окон, а две закрыл на ключ, вход разделил. Теперь у Севки была целая комната, за которую Алька платила его отцу деньги. Вход был отдельный, с улицы, и поэтому много не набегаешься туда-сюда. Правда, была проблемка в той комнате. Там стена дала трещину и медленно отходила. Севка каждый день смотрел на нее, и думал, скоро ли он увидит небо в щелочку? Не скоро, но все-таки, такой момент наступил, когда можно было лежа на раскладушке, сквозь трещину в стене, увидеть звездную даль. А на небо он смотреть любил.
…В дверь позвонили. Поля вскочила и побежала открывать. Перед ней стоял Севка. В руках у него был букет огромных белых хризантем. Поля была потрясена. Она сама себе не верила, ей казалось, что это сон. «Вот мама удивится, когда приедет», – подумала Поля. «Скорей бы уже приехала, мне ей столько надо рассказать…». Быстро поставила цветы в вазу, обулась и выскочила в подъезд, услышав папино: «Поля, в десять чтоб дома!».
– Хоррошооо!!!
Глава 10
Поля в сотый раз прокручивала в голове сегодняшний вечер… Вечер седьмого октября… Вечер первого в жизни свидания. Ощущения странные. И приятные, и необычные, и немного удивительные. Даже чуточку ей было страшно. До конца поверить не могла, что это происходит в ее жизни. И смешанное чувство разочарования и радости одновременно, потому что никакого признания в любви не было. Да и как ему быть, если с ними гуляло третье лицо. Радеева с удовольствием разбавила их компанию. Поля ее позвала специально, потому что так и не придумала, что ответить Севке, если вдруг и вправду задумает признаваться в любви. Весь вечер Радеева наблюдала с прищуром то за Севкой, то за Полей. А Поля уже и пожалела, что позвала с собой первую врушку и сплетницу.
Троица прошла, гуляя, полгорода. Радеева не умолкала. И откуда у нее столько тем для разговора? Она сильно утомила Полю. Ворочаясь в кровати с боку на бок, девушка все время думала о Севке. Он, похоже, к ней точно не ровно дышит, потому что все время пытался идти рядом с ней, а не с Радеевой. Поля как актриса, устраивала ему какие-то маленькие испытания и проверки. То ей понравился цветочек на клумбе, и она задержалась, любуясь им, то ногу подвернула, то вдруг случайно в лужу наступила. Эти уловки были неспроста. Поля проверяла, с кем рядом будет Севка идти. И он все время старался держаться подальше от Радеевой, поближе к Поле. Ну, кому-то это может и мелочи. Но только не для девчонок. Все эти проделки заметила и Радеева, и тихо шепнула на ухо Поле: «Он точно в тебя втрескался! Ни на шаг не отступает…»
…Только тот, кто жил в общем дворе, может понять как там «весело» живется. Почти как коммуналка. Да, конечно, нет общей кухни. Но зато есть общий двор… Кто только ни жил в этом дворе. И каких семейных драм только не происходило. То чей-то муж пришел пьяный, и дома начался скандал. И скалка, и сковородка – это совсем не народный фольклор, а правда жизни. То слышно как плачет какой-то малыш, или пахнет прокисшим борщом и стиральным порошком, то кто-то метет двор и исподтишка наблюдает, как с соседней улицы к Альке зашел Веркин муж, Павлик. И уже не выходит часа два. А Севка с чумазым ртом и легкой лохматостью бегает по улице. То дагестанская семья с многочисленными гостями и родственниками режут барашка, и кровь животного течет по двору и громкие радостные крики на непонятном языке и музыка Кавказа.
В самом первом доме, как раз у калитки, жила баба Зоя. Она часто болела и редко выходила из своей комнатки, да и если выходила, была неприветлива. Севка, когда видел ее, то сторонился. Да и баба Зоя на него не обращала никакого внимания. Но мальчишку тянуло любопытство все время заглянуть в дом к этой странной тетеньке. У бабы Зои был длинный коридор без лампочек, и когда дверь оставалась приоткрыта на улицу, ох, и не давала покоя Севке эта темнота. Она привораживала все внимание мальчишки, и, конечно, для него было приключением заглянуть в страшную неизвестность. Иногда он осмеливался, и заходил недалеко по коридору, но испугавшись кого-то шороха, быстро выскакивал на улицу. Эта игра нравилась мальчику. Но что же его все время туда тянуло? Может быть зов крови? Уже когда он стал взрослым, узнал, что это была родная тетка его отца. Но и ей мальчишка не был нужен. Никогда мальчик даже не почувствовал, что она родная.
Когда Севка учился в первом классе, и таксист-отчим с его семейством был далеким будущим, то, как все советские дети ходил в продленку. Вечером его забирала мама и два с половиной квартала они шли вместе. Ему так нравились эти минуты. Мама принадлежала только Севке. И ему было даже не страшно, если мама его ругала за тройку или за что-то другое. Она смотрела на него, разговаривала, рассказывала что-то, держала его за руку. И все это продолжалось, пока они не приходили в свою каморку, в которой было холодно, зимой замерзала вода в ведрах, и пока не протопится печка, мальчик сидел в пальто и шапке, от усталости глаза его слипались. Ему хотелось есть, и надо было делать уроки. На голодный желудок и замерзшими пальчиками, уроки совсем не получались.
В эти минуты мама становилась другой. Ей некогда было даже посмотреть на сына. Сначала она бежала в сарай за дровами, затем, не раздеваясь, начинала растапливать печку. В пальто и шапке рвала листы из толстенной книги, которую написал какой-то Карл Маркс. И назывался этот труд как деньги, кажется «Капитал». Точно Севка не помнил, потому что обложку спалила мать в первую очередь. Дрова начинали потрескивать, становилось уютнее, и Севка, уставший и разморенный неожиданным теплом, начинал медленно раздеваться, щечки его розовели и начинали гореть с мороза. Становилось совсем лень делать уроки, хотелось прыгнуть на свою скрипучую раскладушку и спать…
Мама колдовала что-то на ужин, вкусные запахи заставляли Севкин желудок сжиматься, урчать и стонать. Алька очень вкусно готовила, и когда ужин был на столе, Севка уже почти спал. А потом… Потом они делали уроки… И иногда Севка ложился спать с царапиной на щеке от маминого маникюра. Алька срывалась на сыне от усталости, обиды на свою тяжелую жизнь и на всех мужиков на свете. А ночью, когда голова Севки с таким наслаждением касалась подушки, и он был готов заснуть, к ним в гости приходила мышка. И грызла что-то, не давая спать. Алька включала свет, стучала по стене, шипела, ругалась, топала. И мышка, испугавшись, затихала на некоторое время. А когда сон подкрадывался к Севке и Альке, и они предавались Морфею, мышка выходила из укрытия и начинала свою ночную вкусную жизнь. Только под утро, измучавшись от всяких неприятных звуков, которые издавало одно маленькое неуловимое чудовище, мама с сыном засыпали.
Как-то раз Севка забежал в дом после школы, бросил портфель, и решил помочь маме разжечь печку. Не все у него сразу получилось, но когда огонь заплясал, поедая страницы с трудами теперь уже Ленина, и дрова, которые в этот раз были каблуки, потому что, по случаю, мама купила в «Горобуви», что поблизости от их дома, целую машину деревянных колодок под сабо, Севка поплелся делать уроки. Поднял портфель с пола и вдруг увидел, что под ним лежала убитая мышка. Видимо, когда он швырнул его, то случайно попал в нее. Как же он ненавидел это серое громкое чудище по ночам, когда хотелось спать. А теперь, он медленно присел возле мышки, погладил ее пальчиком, и слезы, как горох посыпались из глаз мальчугана.