Свекровь
В школе самым тяжелым было ждать маму с работы. Она всегда забирала Севку последним, когда уже уходила учительница и оставляла мальчика на попечение школьного сторожа. Сторож дремал у себя в каморке. В школе был полумрак, горело всего пару лампочек. Севка садился на подоконник возле раздевалки и смотрел в серую промозглую бездну, выглядывая знакомые очертания маминой фигуры, бегущей за сыном. Огромные часы громко тикали своим маятником и каждые тридцать минут били «бом-бом». В тишине это звучало очень грустно. Так повторялось изо дня в день, изо дня в день. Но однажды.…
Однажды мамы не было уже очень долго. Севка сильно переживал за нее. «Мамочка, мамочка приди, приди скорее…», – тихо шептал себе под нос мальчик, как будто это могло ему помочь. За окном шел большими тихими хлопьями снег, медленно снежинки падали на уже внушительные сугробы. «Может быть, не ходят трамваи? Может быть, у мамы дела? Она скоро придет, скоро придет». Севке очень хотелось плакать, ему было страшно, одиноко, холодно, а еще, хотелось есть и спать. Но мамы не было. Когда часы в холле показали десять вечера, перед Севкой возник сторож.
– Ну что, малец, забыли про тебя?
– Нет, мама скоро придет, – дрожащим голосом прошептал Севка.
– Ну, это понятно, что придет. Но мне надо школу уже закрывать, ты далеко живешь? Может уже сам бы добрался?
– Мама мне не велела самому ходить.
– Ну, малец, все равно не могу. Давай помогу тебе одеться, а пока суд да дело, и мамаша твоя пропавшая найдется.
– Мама не пропала, просто у нее дела, – то ли себе, то ли сторожу шепотом пробормотал Севка.
– Конечно, конечно, не пропала, это я пошутил.
Севка медленно оделся, ботиночки завязал не с первого раза. Никак у него не получался бантик из шнурка. Надел шапку, варежки и таща за собой портфель и сменку по полу, медленно побрел на выход, ожидая, что сейчас дверь распахнется и мама появится на пороге.
Мама не появилась.
– А ну, стой, малец, – сторож опустил уши у шапки Севки, замотал мальчика шарфом, и ободряюще постучав по плечу, сказал:
– Ты прости меня, инструкция…, не могу тебя больше в школе держать. Но мама твоя сейчас придет.
Выйдя на улицу, у Севки захватило дух одновременно от страха и красоты. От страха, потому что на улице было темно. Но зато снежная стихия его потрясла. Белая-белая улица.… Это очень красиво.… На крыльце школы не было видно ступенек и дорожки. Севка попытался на ощупь спуститься и упал в снег, скатился на попе с лестницы прямо в сугроб. Снег попал в рукава, в ботиночки, стало неприятно и холодно. Кое-как отряхнувшись, взяв портфель, сменку, Севка медленно потащился к воротам и единственному в округе горящему фонарю, оставляя за собой дорожку из растрепанного снега. На свету снежинки искрились и переливались, в лучах уличного фонаря это было сказочное зрелище. Но мальчишке было не до красоты. Ему было страшно. На улице ни души, только снег. Впереди ночь. Мама.… Хоть бы с ней ничего не случилось, хоть бы.…
А в это время… Алька в ресторане наслаждалась жизнью… Она была счастлива. Новый кавалер был галантен, сорил деньгами и комплиментами. Она громко смеялась, его шутки были остроумны. Ни один танец не был пропущен. Алька летала от счастья на седьмом небе …. Кавалер строил планы на ночь.
– Аленька, сладенькая моя, может быть продолжим вечер у тебя дома? Может быть, ты пригласишь меня на чашечку кофе? А я…я захвачу бутылочку твоего любимого сладенького как ты шампанского…
– Ко мне? – вдруг как будто молния поразила ее. Она вскочила бежать. Затем села, опять вскочила….
– Мне надо срочно уехать, срочно!!!
– Аленька, куда ты хочешь сбежать от меня? А как же чашечка кофе?
– Вызови такси, срочно вызови такси!!!
– О, сладенькая моя, мне нравится твое предложение, чем быстрее уедем к тебе…
– Да, не ко мне! У меня сын в школе!
– Ты что-то путаешь, Аленький, уже половина двенадцатого ночи. Школы закрыты… – он попытался обнять Альку.
Но она, скинув руку его с плеча, схватив сумку, бросилась в гардероб…
….Подъехав к школе на каком-то «газике», Алька спрыгнула в снег и побежала по сугробам, расстегивая на ходу пальто… Ей было жарко.…Где… Где искать сына? Как вдруг, заметила под фонарем маленький сугробик, который стоял и не шевелился. Подбежав к нему, она услышала тихий голосок:
– Мамочка! Ты живая!!!
Алька плюхнулась в снег на колени, отряхивая сына от снега, заглянула ему в замерзшее личико, по которому текли слезы.
«Сугробик» обнял маму крепко за шею, и не хотел отпускать, приговаривая «Мамочка, ты живая…»
Глава 11
Утром, придя в школу, Поля как-то отстраненно и задумчиво стояла с девчонками, которые смеялись, что-то рассказывали, хвастались. Неожиданно перед ними вырос Севка. Он добродушно улыбался.
– Привет! – бархатным голосом, глядя только на Полю, тихо произнес он.
Поля засмущалась. Он не ожидала такого поворота. Подруги замерли, глядя то на Севку, то на Полю.
– Привет, – тихо ответила Поля и шарахнулась от него, чтобы куда-нибудь спрятаться. Но все, кто был возле школы, повернулись, и стали тихо перешептываться. Конечно, в этот день для всех это была новость номер один. Полякова и Лищенко влюбились! Ну, насчет Лищенко, может быть. Но Поля – то в него не была влюблена. И чувствовала себя не в своей тарелке. Но в голове почему-то стучало «стерпится – слюбится».
Они начали встречаться, общаться. На всех переменах Севка ждал Полю возле кабинета, где у нее только что был урок. Часто он приносил ей стихи. Оказывается, он писал стихи. Некоторые Поля не понимала, но где-то на чувственном уровне ей они очень нравились. Его взгляд… Поля его не выдерживала. Она смущалась. Севка смотрел на нее с такой любовью, что ей казалось, что это очень личное все заметят. И все замечали. Она немного стеснялась, потому что не привыкла, что бы так к ней кто-то относился. Ей было это очень странно. И еще неловко, от того, что не могла ответить тем же Севке. Она копалась в себе, когда оставалась наедине с собой, искала, чем можно зацепиться. Ей очень хотелось ответить Севке взаимностью. Она чувствовала, что он действительно любит ее, по-настоящему. Нет, он не признавался ей в любви, и не говорил об этом. Но это и не нужно. Все и так было понятно.
И от того, что Поля не может ему ответить такой же взаимностью, она злилась сама на себя. Иногда были дни, когда ей совсем не хотелось с ним встречаться. Не хотелось, чтобы он ждал ее после урока. Не хотелось, чтобы приходил домой за ней, чтобы пойти погулять. Не хотелось, чтобы он приносил каждый день букеты цветов. Иногда ей казалось все это перебором. Она раздваивалась, понимая, что не может врать, не может прикидываться влюбленной. И в то же время, ей, конечно, было приятно это внимание. Иногда она себя вела очень странно, удивляясь самой себе.
Как-то у Поли на губе выскочила простуда, и она очень стеснялась, что увидит Севка. Он, как всегда, ждал ее у окна в холле школы. А Поля, выйдя из кабинета, сделала вид, что его не видит и прошла мимо, ускоряя шаг, чтобы только Севка не заметил, как у нее разнесло губу. Может быть, это был просто предлог. Потому что, иногда, ее тяготили эти отношения. На следующей перемене, она не торопилась выходить из класса. Наташка, ее подружка, сказала, что он опять ее ждет. Поля подошла к столу учителя и сделала вид, что слушает, как математичка ругала ее одноклассника. И вдруг над ухом услыхала:
– Привет…
Не поворачивая головы, сквозь зубы произнесла в ответ:
– Привет.
Севка ничего не понимая, смущаясь, тихо спросил:
– У тебя все нормально?
Поля от страха, что ее увидит сейчас с раздутой губой, стала злиться и резко ответила, опустив голову:
– У меня все нормально…
Вокруг толкались и толпились одноклассники, кто-то случайно подтолкнул Полю, и она упала прямо в объятия Севки. Опуская еще ниже голову, она быстро отстранилась от него.
– У меня в субботу день рождения. Приходи.
– Нет.
– Почему?
– Не почему. Не могу.
Севка попытался заглянуть ей в лицо, она решительно отвернулась.
– Я болею. Не приду.
– До субботы поправишься, может?
– Сказала «нет!!!» Не ясно?
Севка постоял несколько секунд, прозвенел звонок, и он, выйдя из класса, медленно побрел к себе на урок.
– Ну и дура ты! – прошептала Наташка Баршина. – Еще и злая, как собака.
– Отвали, сказала, – громко прошипела ей в ответ Поля, и слезы покатились по ее щекам. Он не знала, что с ней происходит. И сама себе была противна.
После этого они помирились, через неделю. Это было легко. Нужно только перестать игнорировать Севку. Достаточно лишь посмотреть на него приветливо и ласково, и улыбнуться. И все. На следующей перемене он ждал ее. За неделю Поле стало его не хватать. И, наверное, соскучилась. Но ненадолго.
Как-то у нее сломалась молния в сапоге, а Севка как всегда пришел цветами к ней и позвал гулять. Поля даже не впустила его в квартиру. Просто сказала, что разошлась молния в сапоге, гулять не пойдет. Да и чувствует себя плохо. А ведь она и чувствовала себя плохо всегда, когда врала. Но ничего с собой поделать не могла. И как будто наблюдала за своей натурой со стороны. И ее начинало тошнить от самой себя, от своей лжи, от того, что так обращалась с Севкой. Он ушел. Ушел очень грустный. Она в окно наблюдала за ним сквозь занавеску. Он вышел из подъезда и, остановившись, посмотрел на ее окна. Так обреченно и задумчиво, что Поля залилась краской от стыда. Казалось, что он ее видел, как она за ним наблюдает. Но, конечно, это только казалось.
Через минут десять к ней зашла Ирка Ветелина и позвала гулять по бульвару. И Поля, недолго думая, зашила молнию на сапоге прямо на себе, быстренько оделась, накрасилась и без всякого зазрения совести выскочила с Иркой на улицу. Не успели выйти на бульвар, весело щебеча о своем, о девичьем, как вдруг.…Навстречу шла компания одноклассников. Среди них был и Севка. Он остановился, увидев Полю. Посмотрел на ее сапоги. Потом на нее. Поля готова была провалиться сквозь землю. Ее вранье, шитое белыми нитками, было раскрыто.
…Севка не понимал, что происходит. Иногда Поля была очень приветливой и веселой. Иногда.…Иногда она его сторонилась. Он догадывался, что что-то не так. Ему очень ее не хватало. Это был тот человек, которого он любил по-настоящему и сильно. Не было минуты, чтобы Севка не думал о ней. Но он часто не понимал Полю. Он видел, что она злится, но не знал за что. Внутренний голос говорил ему «она тебя не любит», но влюбленный по уши не хотел этого слышать и знать. Случай со сломанной молнией на сапоге, как будто, отрезвил его. И Севка сказал сам себе, что у этих отношений нет будущего. Но просто так оставить все он не мог. Он решил, что последний раз подарит ей букет цветов. К тому же скоро восьмое марта.
Позвонив ей в дверь, Поля выглянула, и, не впуская его к себе домой, сразу же сказала:
– Сегодня не могу. Занята.
Она была очень нарядная и невероятно красивая, видимо куда-то собиралась. Севка молча смотрел на нее, как будто хотел запомнить надолго. Поля нервничала и торопилась.
Он протянул ей букет, последний раз глянул на ту, которую любил больше жизни, и начал спускаться по лестнице, твердо решив, что отношения, если их можно было так назвать, закончились. Хотя, скорее, даже не начинались.
Поля была довольна, что по-быстрому избавилась на сегодня от Севки. Хотя совесть ее мучила. Но Поля ей приказал заткнуться. У нее вечер с девчонками запланирован по-другому. На дискотеку. Может, какой-то более достойный вариант перепадет?
Она еще и не подозревала, что Севка попрощался с ней навсегда.
Глава 12
Прошло уже несколько дней, как Севка решил, что прекратить отношения с Полей, самое правильное, что можно сделать в данной ситуации. Решить-то решил, и умом все понимал, но что-то внутри с этим смириться никак не могло. Все время ерзала печаль по сердцу, и горькой тяжестью повисла в его душе. Все стало вокруг как черно-белая фотография. Особенно сложно было видеть Полю. Куда деться, учиться они продолжали в той же школе, каждый в своем классе. Так же «вэшки» приходил на урок вслед за «бэшками», так же неизменно они встречались в коридорах. Только Севка старался не обращать внимание на веселую и счастливую Полю. Она, правда, как будто стала счастливее от всего происходящего. Всегда, как только они встречались, она улыбалась, но только не ему, смеялась, но только не с ним. В школу ходил потому что «надо». Учиться совсем не хотелось, да и наступившие праздничные дни международного женского дня настроение Севке вообще испортили. Совсем по-другому он их планировал провести.
Дома все тоже складывалось печально. Алька постоянно скандалила со своим таксистом. Он, конечно, был ходок, и старался при случае гульнуть налево. А Алька стремилась его поймать. Вечерами, днями и даже ночами происходили жуткие скандалы. Несколько раз Алька ночью на такси приезжала к матери, будила ее, заставляла сесть в машину и они вместе объезжали все рестораны ночного города. Рина должна была, пока Алька ждала ее в машине, зайти в ресторан, и обнаружить горе-зятя. Если не находила, Альку это не успокаивало, и они мчали в другой ресторан, в другое злачное место. Если таксист ехал на рыбалку, а у него была своя моторная лодка, то Алька, замаскировавшись в кустах, поджидала на лодочной станции, когда милый муженек причалит. И когда из лодки, радостно вереща и смеясь, выскакивали молодые девчонки, то из кустов, с громким не всегда цензурным криком, прихватив дома что-то потяжелее, или на крайний случай, скалку, выскакивала Алька с перекошенным лицом и кидалась на испугавшихся молоденьких гулён, которые бросались врассыпную, жутко визжа от страха. На таксиста кинуться она не решалась, потому что он был покрепче ее, да и уже пару раз приложился в ответ. Алька это помнила и поэтому устраивала публичный скандал. А здесь ей не было равных. И чем дальше они так жили, тем чаще таксист исчезал из дома.
Севка жил сначала с ними как в аду, но потом Рина Саввична забрала внука к себе. Хоть и ездить в школу далековато, но зато.… Зато у бабушки дома Севке отвели отдельную комнату. Ну, не отдельную, а проходную, да и комната это громко сказано. В ней поместилась кровать, журнальный столик и стул. Но это было пространство Севки. Дома у бабушки, самое главное, тихо. За исключением, когда дед ругался с бабой. Когда они ругались, крыша поднималась над домом. Дед был неродной, грубый мужик из деревни, не имеющий своих детей, не умеющий быть ласковым, но это был единственный мужчина, который хоть и скупо, но любил Севку. Пусть даже со стороны этого не было видно. И самое главное, это был единственный человек, который воспитывал Севку по-мужски. Если что-то дома надо было мастерить, копать, носить или другая мужская тяжелая работа, Севка был с дедом. Он и научился держать молоток, работать пилой, класть кирпичи.
Это был третий муж у Рины. Леонид никогда не был женат, у него не было детей, был слегка контужен на войне, слегка глуховат на левое ухо, слегка слеповат на левый глаз, и главное, скуповат. Да и как муж жене, он никакого удовольствия не доставлял. Но Рина Саввична рассудила так. Детей нет, зарабатывает неплохо, значит, денежки никуда утекать не будут, все в дом. Транжирить он не будет, ибо жаден, значит, остается женская мудрость и смекалка, как эти денежки из него выманить и дочкам, Гальке с Алькой пристроить. Так они и жили. Она зарабатывала, налево пуская товар с молзавода, и денежки складывала себе. Он, работал на фабрике мороженого, в холодильном цеху грузчиком, оклад был приличный. И тоже тянул, что плохо лежит. Долго ли, коротко ли, насобирали они так на домик. Домик был мал, из глиняного кирпича, но три маленьких комнаты, отдельный двор, без соседей, вода во дворе, и, главное, маленький подвальчик в кухне. Рай, после скитаний по квартирам да по хаткам.
Сложили Рина Саввична и Леонид Федорович свои капиталы и купили этот глиняный терем на двоих. Наняли рабочих, чтобы дом утеплить, обложить кирпичом. Кирпич купили ворованный, по дешевке, благо рядом два кирпичных завода.
Вообще район, где они купили дом, был просто благодатный. Рядом были птицефабрика, мясокомбинат, сырзавод, парфюмерная фабрика, уже известных два кирпичных завода и тюрьма. Местное население работало на этих предприятиях, и каждый, кто, что смог вынести с родного объекта, тот тем и торговал. Деньги левые, шальные. Пьянство, затем и наркомания, в этом районе процветала. Между соседями шел либо товарный обмен, либо товаров на деньги. К тому времени, Рина вышла на пенсию, и устроилась уборщицей на хлебозавод, в кондитерский цех. Там был подряд, поодиночке не воровали, а сразу бригадой. Не докладывали, не довешивали в печенье и торты то, что нужно было им дома. В конце смены бригадирша распределяла улов. Чего Рина только не несла домой. Мука, масло растительное, масло сливочное, кондитерский жир, коньяк для пропитки, хлеб, пирожные и тортики, орехи и еще много чего, что было распределено на членов бригады. Рина сшила себе подъюбник, с большими карманами, в которых все умещалось. Да и под платьем, которое было больше на пару размеров, на проходной ничего не замечали. Ну, а не замечали, потому что предусмотрительная и щедрая бригадирша делилась и с охраной. В то время было так во всей стране.
Прелюбопытно становилось, когда заканчивалась рабочая смена на мясокомбинате. Из проходной, как улитки, выползали, люди с маленькими головками, и с большими телами, медленно и тяжело шагая домой. Они шили себе одежду на несколько размеров больше, под одежду шили в человеческий рост чехлы с карманами, в которых можно было вынести колбасу, сосиски и мясо трех сортов. Поэтому фигуры их были комичны. Все всё знали. Но все равно делали вид одни, что не воруют, другие, что не видят. А вечером начинался торг. Если в магазине суповой набор, а это одни кости стоил девяносто копеек, а мясо днем с огнем не отыскать, а цена говядины с косточкой была рубль сорок пять. То у соседки, которая только с комбината притащила и свинину, и говядину, и язык, печень и всякую всячину, килограмм мяса без костей стоил рубль пятьдесят. Да к ней вечером очередь была. До утра она все распродавала.
Так и Рина свой товар тоже сбывала, денежки Альке и Гальке. Альке больше. Она ж младшенькая. Да муж дурак. Денег не дает, на шалопутных девок тратит. А Галька и так при муже, хоть уже и при третьем.
Так что Рина Саввична домик с дедом купили, кирпичом обложили, сад насадили.
Подарила Рина внуку в девятом классе кассетный магнитофон. Еще усилитель, колонки, гитару купила. Севка музыку очень любил слушать, и все какую-то заграничную, рок какой-то. Вот бабуля любимого внука хотела порадовать. Потому что Севка такой был добрый, смышленый, спокойный мальчик. Оденет наушники и слушает, мечтательным взглядом куда-то в окно смотрит. А она его вкусно накормит и рада, что самое дорогое, рядом с ней. Только бы его никто не обидел и не расстроил. Все готова для него сделать. Но он скромный был. Денег просил редко, даже когда влюбился в какую-то одноклассницу. Светился, прям весь. Стеснялся денег просить, а если и попросит то немного. Но Рина понимала, что внук скромничает, стесняется, и сама ему трёшечную положит. Он засмущается, а она ему, ничего, мол, тебе надо. Он счастливый, за букетом и к ней, к однокласснице.
Но последнее время, что-то часто смурной приходит, что-то не ладится у него с той девчонкой-то. Была Рина в школе, показали ей эту девочку. Ничего такого особенного. И что Севка в ней нашел. Но раз нравится она ему, то пусть, лишь бы он не расстраивался. Остальное Рина все ему купит, что только внучок не пожелает.
Глава 13
Поля слегка обиделась, что Севка прекратил обращать на нее внимание, перестал приходить к ней, звать погулять по пустынным вечерним улицам. Ее это сильно задевало. Вот так, без объяснения, без прощания. Хотя… Может быть цветы… Может быть эти цветы на восьмое марта… Нет….Если бы он хотел ее бросить, то цветы б не дарил. Бросить….Словечко такое мерзкое. И не бросить… Может, это она его вообще-то бросила.… Хотя странно все, очень странно.
Когда Поля с Севкой неожиданно встречались в школе, у Поли сердце начинало так громко биться, что могли услышать подруги.… Да и, впрочем, если неслучайно встречались тоже. Она всегда знала, что сейчас после их урока, будет урок в Севкином классе, и обязательно они встретятся. Так и было всегда. Поля только мельком кидала взгляд на Севку издалека. Она видела, что он смотрит на нее и провожает взглядом. Но ни одной эмоции на лице у него не было. Хотя нет. Если присмотреться, то в глазах стояла жуткая тоска. Но Поля только мельком. И потом она начинала наигранно смеяться, улыбаться, что-то громко рассказывая подругам веселое, они в ответ смеялись. Вот так ему и надо. Пусть видит, что ей все равно… Все равно… Все… Поля не замечала, как ей хотелось поговорить с Севкой, пойти погулять, как после наигранного смеха и веселья, у нее сильно портилось настроение. Ей ничего не хотелось… Только узнать о нем, хоть кусочек какой-то информации.
Подружки из его класса сказали, что его бабушка приходила в школу. Даже на уроках сидела. Потому что он перестал учиться. Просто ходил в школу и обратно как оловянный солдатик, без желания, без настроения, просто потому что надо. У Поли бродили мысли в голове, может быть это из-за нее? Но почему же, почему тогда он не общается с ней.
…Севка сидел на первом этаже школы, на том самом подоконнике, на котором ждал долгими вечерами в продленке маму. Опершись на «дипломат», из коричневого кожзама, а таких в школе еще ни у кого не было, и смотрел задумчиво в окно. Он ждал друга своего закадычного, с первого класса, Серегу. Где тот запропастился? Хотя домой Севке не хотелось. Но мать сказала зайти сегодня к ней, помочь с дровами.
Серега шел в компании нескольких девчонок из 7 В, глаза у него игриво сверкали, он постоянно что-то говорил, а девчонки смеялись. Увидев Севку, они остановились и начали бурно обсуждать какую-то тему, поглядывая на Севку. Ему было все равно. Немного пошушукавшись, Серега направился к другу.
– Ну, что, ты сегодня к матери или к бабушке?
– К матери надо, отчим от нее опять ушел, просила помочь с дровами.
– Ничего себе, они разошлись?
– Да. Сто пятый раз… Ладно, неважно, ты идешь? Я тебя ждал.
– Слушай, Сев, тут такое дело… – замялся Серега, поглядывая на кучку девчонок, с которыми он только что шел.
– Ну…
И Серега, стараясь не шевелить губами, сквозь зубы начал Севке тихо вещать:
– Посмотри, вон там стоит компания… Девчонки из 7 В. Посмотри, посмотри, вон, сзади меня…
– Ну…
– Так вот… Они нас зовут на дискотеку… в классе. Ну, в смысле, весь их класс и мы… Нас как старшеклассников приглашают…
Севка молчал. Ему ничего не хотелось.
– Блин, Сев, не кидай, давай сходим, там такие девочки… Особенно одна, погляди на ее размер… – и Серега глазами показал на грудь Лизки. Она, конечно, славилась в школе своими формами, далеко не семиклассницы, и каждый второй мечтал ее закадрить.
– Кстати, там на тебя одна запала. Все уши мне прожужжала.
Севка по не по-доброму глянул на друга.
– Ну, ты ж свободен теперь…, то есть, пока… ну, это, в смысле сейчас… Полякова ж тютю.
– Замолкни…
– Понял.… Не дурак… Вот так несильно светись, нечаянно глянь, там такая блондиночка, она с тобой хочет познакомиться. А чё такого?
Севке уже надоел этот разговор, ему неприятно было стоять тут как на витрине, мельком глянув на девчонок, даже не вникая, какая там блондинка, какая не блондинка.… Лишь бы закончить эту болтовню согласился:
– Ладно, давай.… Пойдем к ним на дискотеку, мне все равно. Только ни с кем знакомиться я там не буду. Понял?
– Понял, понял… – Серега засуетился, начал надевать куртку, и чтоб Севка не видел, показал девчонкам большой палец, что мол, все нормально. Уговорил. Будем.
…В субботу, Серега за Севкой заехал, несмотря на то, что друг жил очень далеко от школы, у бабушки. Уж больно ему хотелось Лизку охмурить, хоть потанцевать с ней медленный танец. Серега все время представлял, как они танцуют под романтическую мелодию, и Лизка прижимается своими «мячами» к нему. Ух.…У него аж дух захватывало.…Нет. Лизка хорошая девчонка. И прижиматься будет не специально, а потому что объемы… Их же никуда не деть, а медленный танец… Что там говорить медленный это медленный. Серега предвкушал, Севка нехотя оделся. Он уже и забыл, что обещал прийти на этот праздник местного значения.
…Вечер уже был в разгаре, когда рядом с Севкой, села девушка.
– Привет…
Севка медленно повернул голову и лениво ответил:
– Ну, привет…
– Меня Катя зовут…
Севка отвернулся. Катя сидела в нерешительности, покусывая нижнюю губу. Какой-то этот Лищенко нелюдимый. Серега увидел, что Катя начала действовать, подговорил поставить медленный танец Лизку, которую не отпускал, держал за талию, или даже где-то выше…. Он как-то не понимал, где талия у девчонок, и рука переползала по спине немного выше. Ну, или как будто не понимал. Если что…, то он делал невинные глаза, сильно удивлялся. Уличить его в чем-то было трудно. Ох, и хитрец он был.