Ривер

Заметив знакомую фигуру у газетного киоска, я с облегчением выдохнул. Даже в походной одежде, он выглядел как модель с обложки, с копной темных вьющихся волос и улыбкой, способной растопить лед. Оживленно жестикулируя, он вешал лапшу на уши молоденькой продавщице. Его громкий, заразительный смех – что-то среднее между ржанием жеребца и кудахтаньем курицы – разносился по платформе.

– Я уже думал, ты проспал.

– Да ладно тебе! Я же всегда всё успеваю, – удивленно парировал он. С гордостью продемонстрировал свой новый рюкзак – ярко-красный, с множеством карманов и ремешков. – Смотри, какой красавец! Новый, эргономичный, с вентиляцией спины. Специально для этого похода купил.

Я окинул скептическим взглядом его снаряжение.

– А он не слишком большой? Ты же там половину квартиры наверняка притащил.

– Да брось, – отмахнулся Мишка, поправляя выбившуюся прядь волос. – Тут всё самое необходимое. Ну и ещё пара мелочей.

– А весит он сколько?

– Да хрен его знает… Много, – уверенно заявил Мишка, подмигнув продавщице на прощание.

Мы протиснулись в вагон, встретивший нас духотой и гулом приглушенных разговоров. Пробираясь к своим местам, я отметил пеструю компанию попутчиков: у окна сидела пожилая женщина; её седые волосы были аккуратно уложены, а пальцы ловко переплетали ярко-зеленые нити, пока она изредка бросала рассеянные взгляды в окно. Рядом с ней расположился мужчина средних лет в строгом костюме. Он углубился в чтение газеты, то и дело поправляя очки, которые сползали на кончик его носа. Напротив – семья: родители и маленький мальчик лет пяти. Растрепанный и неугомонный, он постоянно вскакивал с места, вызывая усталые вздохи матери. Отец, погруженный в экран смартфона, не обращал внимания на происходящее. В проходе маячила фигура проводницы – полной женщины с ярко-красной помадой на губах. Она раздавала постельное белье, обмениваясь короткими фразами с пассажирами.

С трудом запихнув рюкзаки на верхние полки, мы устроились на своих местах, вливаясь в этот разношерстный коллектив случайных попутчиков.

Чух-чух… Чух-чух… Чух-чух… Мерный и гипнотический стук колес, словно сердцебиение стального зверя, отсчитывал ритм нашего путешествия. Плацкартный вагон, запах доширака, дезодорантов и отбеленных простыней, покачивался в такт, убаюкивая пассажиров.

Я глядел, как за мутным стеклом проносятся просторы нашей страны. Густые леса сменялись бескрайними полями, а затем – маленькими деревушками с покосившимися домиками. Размытые пейзажи, скользящие мимо, погружали в медитативное состояние под стук колес.

Пожилая женщина с седыми волосами, собранными в тугой пучок, раскладывала на столике домашние пирожки; молодая мать укачивала капризничающего малыша; группа студентов громко обсуждала предстоящую практику.

Мишка, в отличие от меня, казалось, был в своей стихии. Он уже успел познакомиться с соседкой – пышнотелой блондинкой, чьи золотистые локоны мягкими волнами спадали на плечи. Она держала на руках маленькую девочку с огромным бантом на голове.

– Ну ты даешь! Ты бы ещё к проводнице начал клеиться.

Мишка обернулся, его глаза светились весельем.

– А что такого? Может, это судьба?

– Судьба, – вздохнул я, – это когда ты в плацкарте едешь двое суток с храпящим мужиком на боковушке.

Мишка только махнул рукой и вернулся к своему флирту, а я достал из рюкзака нетронутую книгу в мягкой обложке, которую отложил для похода. «Может, хоть так получится абстрагироваться от этой реальности», – подумал я, открывая первую страницу.

Но сосредоточиться на чтении было сложно.

– Да я что, брехать буду?! – кричал подвыпивший мужчина в телефон, с трудом выговаривая слова. – Я тебе говорю, я не пил! Ну, может, одну стопочку… для аппетиту! Ты же меня знаешь, я чо, брехать буду, что ли?!

С соседнего купе доносился аромат копченой курицы.

Я отложил книгу и уставился в окно. Густые хвойные леса, где стройные сосны и могучие ели тянулись к небу, сменялись бескрайними полями, колышущимися под легким ветром. Золотистые пшеничные нивы перемежались с ярко-желтыми подсолнухами.

Маленькие деревушки с покосившимися деревянными домиками, словно островки прошлого в море современности. Дымок из печных труб поднимался к небу, а на завалинках сидели старушки, провожая взглядом проносящийся мимо поезд.

Вскоре деревни уступили место большим городам. Многоэтажки соседствовали с старинными особняками. На окраинах виднелись заводские трубы, выпускающие клубы дыма в голубое небо.

Реки, блестевшие на солнце, часто пересекали наш путь. На их берегах виднелись рыбаки с удочками, терпеливо ждущие своего улова. Иногда мелькали песчаные пляжи, где загорающие люди казались крошечными точками на фоне водной глади.

Поезд замедлил ход и остановился. За окном – небольшой городок, утопающий в зелени.

– Пойдем, прогуляемся? – предложил Мишка, который уже успел надоесть своей соседке.

На перроне суетились люди: кто-то спешил на поезд, кто-то встречал прибывших, а местные торговцы предлагали пассажирам свой товар.

Неподалеку две бабушки-торговки затеяли перебранку, не могли поделить клиентов.

– Ты зачем на мое место встала?! – завопила одна, размахивая свёртком с пирожками. – Я тут уже двадцать лет торгую! Все меня знают! А ты кто такая вообще?!

– Мои пирожки свежее! – не сдавалась вторая. – А твои – дрянь из химии!

– Врёшь, старая карга! – отвечала первая. – Это у тебя… тесто с клопами!

Мы неспешно бродили по перрону. Яркие сувениры – магниты, матрёшки, брелоки – пестрели на прилавках, соблазняя туристов.

– Эх, пивка бы сейчас не помешало, – протянул Миша, лукаво поглядывая на меня исподлобья.

– Да ну, у тебя же ещё есть?

– А вдруг не хватит? – его язык слегка заплетался.

– Ну пошли поищем! – спорить я не стал.

– Сколько стоянка-то? – уточнил Миша, щурясь на табло.

– Минут двадцать вроде, – ответил я, услышав эту цифру от таких же подвыпивших пассажиров.

– Вон киоск, пойдём купим! – воодушевился он, подталкивая меня к расклеенному объявлениями ларьку.

Его поблёкшие зелёные стены были покрыты старыми рекламными листовками, а стекло витрины испещрено паутиной трещин. Однако сквозь эту неприглядную оболочку пробивалась яркая вывеска, зазывающая купить холодное пиво. Миша подошёл к окошку, за которым сидела утомлённая продавщица, и попросил две бутылки светлого.

Тут, краем уха, я услышал объявление об отправлении. Поезд стоял на третьем пути…

– Миша, это не наш? – дёрнул я его за рукав, заметив, как друг побледнел и мгновенно протрезвел.

Не теряя ни секунды, мы сорвались с места и бросились обратно, не успев ни пива купить, ни протянутую продавщице тысячную купюру забрать. Она всё ещё неспешно проверяла водяные знаки, когда мы со всех ног летели к вагону.

– Подождите, подождите! – отчаянно кричали мы, надрывая голоса.

К нашему огромному облегчению, проводница услышала нас и придержала дверь. Мы влетели в вагон, взмокшие и взлохмаченные, под удивлённые взгляды пассажиров.

– Ну вы даёте, ребята! Стоянка пять минут, – проводница покачала головой, с укором глядя на нас. – Еле успели, между прочим.

Отдышавшись, мы рухнули на свои места, нервно посмеиваясь. «Вот к чему пьянство приводит!» – подумал я, прикрывая ладонью улыбку.

Поезд тронулся, увозя нас дальше, к приключениям.

Через пару часов поезд затормозил, вагон вздрогнул. Двери открылись, впуская поток свежего воздуха и новых пассажиров в наш герметичный мирок. В соседнее купе, под любопытными взглядами присутствующих, протискивалась семья.

Мать, хрупкая женщина с измождённым лицом и тенями под глазами, едва поспевала за двумя непоседливыми сорванцами. Её каштановые волосы, небрежно стянутые в хвост, выбивались прядями, обрамляя лицо, на котором застыло выражение вечной усталости. Мальчишки, как будто вырвавшиеся на свободу хорьки, с первой же секунды устроили забег по вагону, сметая всё на своём пути.

Глава семейства – громадина с багровой физиономией и пивным животом – тащил за собой гору баулов. Он расталкивал пассажиров, бормоча под нос проклятия. Лысина блестела от пота, а расстёгнутая рубашка открывала взору заросшую грудь.

– М-да, поездочка намечается та ещё, – пронеслось у меня в голове, когда один из сорванцов, с визгом промчавшись мимо, чуть не снёс с лежанки дремавшую на боковушке старушку. Её очки съехали набок, а седые волосы растрепались, придавая ей сходство с растерянной совой.

Дети, игнорируя шиканье и ворчание окружающих, продолжали свой безумный марафон. Они карабкались на верхние полки, ныряли под столы, дёргали пассажиров за рукава. Их звонкий смех и крики разносились по вагону, вызывая у одних улыбки, у других – гримасы раздражения.

Родители, казалось, полностью абстрагировались от происходящего. Мать достала из сумки пакет с бутербродами и уставилась в окно невидящим взглядом. А отец, развалившись на верхней полке, храпел, распространяя вокруг себя запах перегара и табака.

Мы с Мишкой обменялись взглядами. В его глазах мелькнул испуг, в моих – обречённость.

Но, как ни странно, вскоре этот хаос начал казаться почти уютным. Дети угомонились, увлёкшись карточной игрой, которую им предложил добродушный старик с соседней полки. Мать задремала, прислонившись к окну, а отец перестал храпеть, перевернувшись на бок.

Миша достав свой старенький планшет, углубился в просмотр очередной серии любимого сериала. Судя по доносящемуся закадровому смеху, это были всё те же неизменные «Друзья».

– Ты бы ещё в Большом театре этих «Друзей» врубил, – усмехнулся я, наблюдая за этой тихой идиллией.

Миша лишь рассеянно хмыкнул в ответ, не отрывая взгляда от экрана. Кажется, его уже полностью поглотил виртуальный мир любимых героев.

Порой он вёл себя так ребячливо и беззаботно, что вызывал раздражение. Но в то же время это качество составляло неотъемлемую часть его, живой натуры. И я, признаться, ценил в нём эту способность так легко отвлекаться от окружающей действительности и погружаться в спасительный мир собственных увлечений.

Вечер незаметно перетекал в ночь, и вагон погрузился в полумрак.

«Может, сейчас наконец-то удастся сосредоточиться», – подумал я, вдыхая аромат типографской краски.

Вскоре Миша начал клевать носом. Отложив планшет, он негромко похрапывал сверху.

Сон не шёл. Решил размять ноги и прогуляться до тамбура. Несмотря на запрет, там отчётливо витал аромат сигарет. «Чёрт, как же хочется курить». Но, как законопослушный гражданин, я ограничился лишь пассивным курением.

Вернувшись на своё место после короткой прогулки, я заметил, что шумное семейство исчезло. На их месте, у окна, в полумраке сидела девушка и что-то рисовала в блокноте. Время от времени она поднимала взгляд и вглядывалась в темноту за окном. Рыжие пряди выбивались из свободной косы, падая на белую футболку. В ней чувствовалась какая-то особая, богемная небрежность – в расслабленной позе, в том, как она водила карандашом, сосредоточенно хмуря брови. Что-то в ней, какая-то неуловимая искра, притягивало взгляд.

«Художница, что ли?» – мелькнуло в голове, пока я разглядывал её длинные, изящные пальцы, сжимающие карандаш.

Она поймала мой взгляд и слегка смутилась. Лёгкий румянец окрасил её щёки, а пальцы, унизанные тонкими серебряными колечками, на мгновение замерли над страницей блокнота. Я отвернулся, не желая смущать её ещё больше, но краем глаза продолжал наблюдать.

Она вновь склонилась над блокнотом, и прядь рыжих волос упала ей на лицо. Рассеянным жестом заправила её за ухо, и снова погрузилась в своё занятие, но теперь в её позе чувствовалось лёгкое напряжение. Пальцы, держащие карандаш, двигались быстрее, а глаза лишь изредка поднимались от страницы.

«Наверняка, думает, что я какой-нибудь маньяк, – усмехнулся я про себя. – Сижу тут, пялюсь на неё».

Я снова взялся за книгу.

– Простите, – произнесла она мягко, слегка запинаясь. – Что вы… читаете?

Первая мысль, промелькнувшая в голове: «Она что, со мной заговорила?». Вторая, не менее сумбурная: «Что ей нужно? Тут какой-то подвох. Может, сейчас начнет что-то втюхивать или, того хуже, ругаться?». Глаза лихорадочно забегали по книжной странице, тщетно пытаясь зацепиться хоть за одно слово. «А нечего было пялиться», – укорила меня совесть.

Собравшись с духом, я поднял книгу и продемонстрировал ей обложку, стараясь придать лицу максимально невозмутимое выражение.

– А, да… – кивнула она. – Я давно хотела прочитать. Ваши впечатления?

«Ну, вроде не сумасшедшая», – облегченно выдохнул я.

– Если честно, ещё не погрузился. Слишком много отвлекающих факторов.

Яркая обложка с изображением тропического леса казалась неуместной в плацкартном вагоне.

Её рыжая коса скользнула по плечу, звякнув бусинами. – Смелый выбор для плацкарта. Магический реализм под стук колёс и храп соседей. – Она улыбнулась, и я заметил маленькую ямочку на её щеке.

– Ну да, хотел бы сказать, что уже погрузился в мир Макондо, но… пока местный колорит побеждает. – Я кивнул в сторону верхней полки, где похрапывал Мишка.

– Понимаю. – Алина, так звали мою собеседницу, вздохнула, откидывая голову назад. – Я вот тоже думала почитать, но решила подождать… своего оазиса.

– Оазиса?

– Ммм… – Она прикрыла глаза. – Тишина… горы… травяной чай… Вот мой оазис.

– А вы куда путь держите? – спросила она.

– С другом в горы. Походы, костры, все дела.

– Любите горы? Я тоже! Только я к ним подхожу… с научной точки зрения.

– Научной? – я наморщил лоб.

– Я геолог. Изучаю …камни.

– Ничего себе! А я вот программист. Код, баги… – Я скривился. Моя профессия казалась слишком приземлённой по сравнению с её увлечениями.

Девушка окинула меня оценивающим взглядом. – А выглядите как…

– Как турист? – подсказал я.

– Да, точно!

– Ну, в душе я им и являюсь, – признался я. – Раз в году сбегаю от монитора поближе к природе.

– Знаю это чувство, – кивнула Алина, понимающе улыбаясь. – Я тоже постоянно в разъездах. И, мне нравится путешествовать одной. Можно просто быть… наедине с собой и миром.

– А как вы вообще… ну… камни? – Мне было действительно интересно.

– Ох… – Алина задумалась, покручивая колечко на пальце. – Это длинная история. Но, если коротко, то это как… поиск сокровищ. Только мои сокровища… это отпечатки прошлого, зашифрованные в камне. Знаете, когда находишь какой-нибудь древний след… это как прикосновение к тайне.

– Это… от отца, наверное… – она грустно вздохнула.

– Он тоже геолог?

– Нет… военный.

– Военный? – Я удивлённо поднял брови. – Военный и… камни?

– Он тоже искал, – тихо сказала она, глядя в окно. – …в горах… только не сокровища. Говорил, что горы хранят секреты. И не только древние.

– И вы… продолжаете его дело?

– В каком-то смысле… да. Хотя иногда мне кажется, что я просто… ищу. Что-то важное… ускользающее… сама не знаю что.

Пауза повисла, между нами. Я чувствовал, что за этими словами скрывается целая история.

– Знаете, – неожиданно для себя предложил я, – а может, пересядете?

Поговорить с незнакомой девушкой? Для меня это было сложнее, чем решить уравнение Шрёдингера. Пару дежурных фраз – мой личный рекорд, который я вот-вот собирался побить.

– Спасибо, – улыбнулась Алина и перебралась на боковушку.

Мы сидели лицом к лицу, маленький столик, между нами. Чашка чая, аромат ромашки.

Наша беседа текла легко и непринуждённо. В Алине было что-то неуловимо знакомое. Я поймал себя на мысли, что уже успел изучить каждую чёрточку её лица. Её взгляд, улыбка – всё казалось до боли знакомым.

– Кстати, о книгах… Есть какая-нибудь, которая на вас особенно повлияла? – спросила она.

– Наверное, «Время жить и время умирать» Ремарка. Там есть такие моменты… – Я замялся. – Про ценность жизни, про любовь на фоне войны…

– Понимаю, – кивнула Алина. – А на меня большое впечатление произвели «Письма о добром и прекрасном» Лихачёва.

Мы ещё долго обсуждали книги, плавно переходя от литературы к жизни, мечтам, страхам.

За окном мелькали едва различимые в темноте пейзажи, в вагоне то затихали, то возобновлялись разговоры, а мы всё говорили и говорили. О детских мечтах и взрослых разочарованиях, о красоте природы и городской суете, о сложных отношениях и простоте одиночества.

Мы говорили шёпотом, чтобы не потревожить других пассажиров. Наши руки несколько раз случайно соприкасались, и я чувствовал лёгкую дрожь, пробегающую по телу.

На мгновение между нами воцарилась тишина. Я открыл рот, чтобы предложить обменяться телефонами, но в этот момент Алина посмотрела на часы и встала.

– Спасибо за разговор, – сказала она, улыбаясь. – Мне пора. Моя станция уже скоро.

Я долго не мог уснуть, в голове крутились обрывки нашего разговора, перед глазами стоял её образ: глаза, улыбка, руки…

– Всё, хватит, – я резко открыл глаза, уставившись на верхнюю полку, на которой неряшливо, маркером, был нарисован мужской половой орган. – Что-то ты совсем размяк. Влюбляешься в первую встречную.

Мои слова звучали так, будто я хотел отрезвить себя. Внутренний голос насмехался над моим романтическим настроем.

– Ты что, забыл, как это больно? – шепнул я в темноту. – Когда кому-то доверяешь, а потом всё рушится?..