Ксенон

– Идти в среднем где-то часа два – два с половиной, – объявляет Ползун и ныряет в арочный ангар, заставленный пустыми стеллажами. – Привала не будет – здесь места хоть и глухие, но лучше не задерживаться: бывает, пролетают «шмели». Да и банды орудуют. Не стоит им попадаться на глаза.

Здешнее запустение, молчащая безжизненность потрясают. Бесхозная земля вокруг, одинокие краны, обшарпанные и разоренные постройки полувековой давности, ставшие жилищами и одичавшим собакам, и бродягам. Вены теплотрасс с растрепанным утеплителем. Раскуроченные грузовики со спущенными колесами и свежими пулевыми отверстиями, жженые покрышки рядом, пятна крови, гильзы: похоже кто-то нарвался на засаду. Разграбленные морские контейнеры с вырванными замками. Покосившиеся кованые и сетчатые заборы с прорезанными лазами. И все чахнет, рушится от времени, дождей и морозов, безмолвно умирает. «Экономически неэффективные зоны хозяйствования». Так, помнится, «Сфера» через Триумвират однажды цинично окрестила выпитые досуха отдаленные районы, более не способные прокормить ее ненасытную военную машину, трусливо провела жирную черту между ними и «Муравейниками» и бросила гнить. Клоп, досыта напившийся крови своей жертвы. И чем стали эти обширные территории? Хищным краем, где режут, убивают и царят насилие и хаос?..

– Не отставай, сейчас кое-что покажу, – сообщает Ползун и, цепляясь за кривые стволы тоненьких деревьев, вскарабкивается по небольшому склону. – Не поскользнись только.

Вместе выходят к автомобильной дороге. Сразу за ней – всеми забытое железнодорожное депо, отгороженное от трассы длинным пластиковым пылезащитным экраном. На нем красуется знакомый R6 блеклый граффити «мадонны с младенцем», но кем-то обезображенный: матери с грудничком в целлофановых пакетах подрисовали звериный оскал и рожки, но надпись «Просыпайся! Иначе завтра не настанет никогда», правда, не тронули, не посмели. Выше темнеет надземный пешеходный переход. Ползун предостерегает: «Ступай осторожнее, гляди под ноги». Лестница оказывается высокой. И смертельно опасной: местами зияют коварные дыры, а внизу, под ними, – заточенные арматурины, приваренные к автомобильным дискам. При свете-то едва различишь, а уж в темноте… Страшно подумать, на кого рассчитаны ловушки.

Здесь, на высоте семиэтажного дома, Ползун молча указывает вдаль, в сторону «родного» «Муравейника» R6. У того перехватывает дыхание: с такого ракурса он еще никогда не видел одну из главных сумрачных «достопримечательностей» современной Москвы – юго-восточную Стену, эту жуткую черную пятидесятиметровую скалу. Венец инженерной мысли «АВТ-Сферы» – и мрачный памятник ее подлой победе над москвичами. Она, от края до края в ширину, укрепленная толстыми опорами, с водоотводами, утопает в утренней дымке цвета ртути, возвышается над убогими полуразрушенными жилищами и чем-то напоминает с такого расстояния циклопических размеров дамбу. Поверху длинными огненными змеями со скоростью ракеты носятся реактивные грузовые поезда, зелено-красными точками мигают семафоры, мелькают часовые на вышках, а над ними, помигивая проблесковыми маячками, курсируют «голиафы»30. Всего таких исполинов в Москве, включая внутренний и внешний периметр, с Распада «Сфера» возвела аж восемь штук, чтобы, как потом запоздало поняли все, физически отрезать «Муравейники» друг от друга, изолировать. Правда, строительство северной, северо-западной и юго-западной, бытует мнение, все же так и не закончили. Сами Стены со временем превратились в разветвленные железнодорожные магистрали, соединенные с Центром, или, как его чаще уничижительно называют местные, «Метрополией», – бывшим центральным районом, где отныне сосредоточена не только вся энергетическая, экономическая, техническая и культурная жизнь Москвы, но и с затухающая кузница «АВТ-Сферы». А еще, если верить нелепому фольклору юго-восточного «Муравейника», у тамошних «небожителей» светящаяся кровь.

«Уж там-то точно никому не колют ксенон и «бирки» позорные не выдают», – со жгучей злобой думает R6, а потом высказывается Ползуну с толикой холодной мечтательности:

– Вот бы попасть туда, в «Метрополию», к ним… к этим…

– И чего же ты там увидеть-то хочешь?

– Их. Тех, кто там живет. Глаза их. В глаза им всем посмотреть хочется, понимаешь? И спросить, почему с нами вот так можно, как с тварями последними, с дерьмом, а с ними – нет. За что? Почему?

– Да такие же у них глаза, как и у нас с тобой. И руки с ногами у них такие же. Они ж не инопланетяне какие-нибудь. Вот только ничего они тебе ответить не смогут. Потому что мы, хоть и с руками-ногами одинаковыми, и даже головами, но все же из разных миров. Им повезло больше. Да и нам с тобой тоже в какой-то степени больше повезло: мы не в «Муравейнике». И теперь для тех, кто вынужден выживать в нем дальше, мы тоже из другого мира. Об этом стоит помнить всегда.

R6 лишь кивает на это и ничего не добавляет. Ползун прав: он больше не там, не среди униженных, сломленных, запуганных цифронимов. Но это вовсе не значит, что они теперь забыты, отодвинуты на задний план. Ведь так, R6? Ты по-прежнему с ними, ты – часть их, а они – часть тебя. Вы неразделимы, как сиамские близнецы.

Проводник уже шагает дальше по переходу, а R6 все смотрит на Стену, на несущиеся полосы света, на темные крошечные пятна солдат Триумвирата и пытается мыслями забежать сильно вперед, представить, как однажды рухнут все эти кошмарные тысячетонные колоссы и разлученный народ наконец-то станет единым целым, сбросит оковы… Случится ли такое когда-нибудь? Кому под силу нанести этому человеконенавистническому режиму смертельный удар? «Теням»? И как далеко он готов зайти в их поисках, чтобы понять: поворачивать обратно слишком поздно?

Дальше, по словам Ползуна, начинается самый опасный отрезок пути, прозванный в народе «Долиной смеха». Недостроенный микрорайон. Здесь на заблудившихся одиночек и беглецов из «Муравейников» ради развлечения, как гиены, охотится стая безжалостных дорожных убийц. А чтобы те, кто сюда забредал, не забывали, чья это отныне земля, на кирпичной стене обесточенного центрального теплового пункта близ баскетбольной площадки нарисовали двухметровый предупреждающий «петроглиф»: желтый смайл с перекрестием прицела между глаз. А ниже оставили красноречивый полустертый текст красным:

С этого момента дорог сторонятся, часто спускаются в канавы, овраги. Идти через охотничьи угодья кровожадных психопатов – как минимум странное решение. Все, на что тут стоит рассчитывать, – на насильственную смерть. Но проводнику виднее. R6 не отпускает ощущение, что с минуты на минуту откуда-нибудь прогремит выстрел. Или на них выпрыгнут из засады. Как бы здесь пригодился хотя бы пистолет… Но сколько ни идут, не встречают ни души. Даже следов чьего-либо присутствия. Улицы как вымерли. Вроде стоит немного перевести дух, но Ползун отчего-то насторожен, вертит головой по сторонам: что-то явно не так. А потом в небе усматривают четыре «слепня» – и все сразу становится понятным. Приходится со всех ног бежать прятаться в ближайшие полузатопленные дома, выжидать, когда улетят.

– Далековато залетели глазастики, борзеют, – наблюдая через окно за V-образными дронами, с жужжанием синхронно и рывками перемещающимися по пространству, холодно подмечает Ползун. – Самые противные из всех дронов – и самые опасные, как по мне. Если обнаружат – мигом скинут координаты Триумвирату и прилипнут к нам, как пиявки, уйти не дадут.

– Триумвират не может смириться со вчерашним разгромом.

– Ага. Уж даже и не знаю теперь, как скоро все более-менее уляжется. Да и уляжется ли вообще когда-нибудь, – кивает Ползун и вдруг спрашивает: – Про Затон-то откуда знаешь?

– Не то чтобы даже знаю… так, слышал что-то кусками. Вот старик, что с нами бежал вчера, предлагал нам туда валить.

– Спорный выбор, конечно, рискованный очень.

– У нас и выбора-то особо не было. Не в той ситуации оказались.

Ползун на это тяжело вздыхает, а потом вдруг меняет тему и обрушивается на «Теневой Альянс» с претензиями:

– Когда у этих ребят уже яйца отрастут прижучить всю эту мразь… Что мешает им, не пойму, чего все ждут? И ресурсы у них есть. И люди есть. И разведка работает – мое почтение. Точно знаю это. Нам вот пару раз даже координаты «жирных» тайников с триумвиратовскими ништяками скидывали. Сколько еще должно народу сдохнуть, прежде чем они начнут играть по-взрослому? Пускай вылезают из норки уже и помогают Москву отбивать, пока «Сфера» в третий раз не проебала войну, в чем уже не сомневаюсь, и сюда еще какие-нибудь корпы не хлынули. Ну нету времени сиськи мять-то, бляха-муха. Вон эти пидоры нас руками Триумвирата жмут, «Лесное» потерять можем…

– Поэтому мне и нужно найти их как можно скорее. В Затоне наверняка что-то да знают. Или хоть подскажут, куда за поисками дальше отправиться.

– Сильно сомневаюсь, что «Изгои» станут что-то выкладывать какому-то залетному, если даже такая информация у них и есть, что вряд ли. Как бы и вовсе не завалили тебя там… У этих ребят мозги отбитые наглухо – учти, они во Вторую Кибервойну штурменами31 были, шутить не любят. Но если вдруг удастся каким-то хером их разболтать, то не удивлюсь, если про местный «Фритаун» упомянут – они с ним граничат почти. Информацией там разжиться точно можно, если знать кого и как спрашивать. Не забесплатно, разумеется. Может, и на «Альянс» что нарыть получится. А больше и не знаю, куда тебе на поиски идти, если честно.

«Слепни» кружат где-то полчаса, еле слышно шинкуют пропеллерами воздух, но так никого и не находят и улетают прочь. Нервы, конечно, потрепали изрядно. Наконец вдвоем выходят к набережной. Здесь когда-то, еще до Первой Кибервойны32, закованная в бетонную артерию, текла Москва-река, а теперь на нее нет и намека – лишь вонючее болотистое дно с горами некогда затонувшего мусора и кладбищем ржавых плавсредств. Небезызвестный Затон. Удручающее зрелище.

– Конечная, – объявляет Ползун и, поморщившись, прибавляет: – А запашок тут все тот же, никак не выветрится, – и продолжает: – «Изгои» под мостом обустроились, прям как тролли. Он во-о-он там, впереди. Не пропустишь. Вроде как верховодит ими Салем. Хотя, может, кто другой сейчас вместо него – хрен их знает: главари у них обычно подолгу не живут, – и перед тем как уйти, напоминает: – Про нас – ни слова. Удачи с поисками невидимок.

Какое-то время R6 сидит в нерешительности на лестнице у самого спуска, доедает и допивает припасы и прикидывает: идти или нет? Неизвестность страшит. Но определяться надо сейчас: засиживаться тут не стоит…

«Ломаться поздно, – решается он, – будь что будет».

Влажная земля под ногами противно чавкает, серо-зелено-черная глина налипает на ботинки. Живности тут на удивление полно. Голуби воркуют на крыше теплохода, покрытого толстым слоем помета, словно известью. Вороны катают бутылки и консервные банки, а одна парочка дерется и никак не может поделить выкопанную находку – расплавленную микроплату. Гремят продуктовыми корзинами бродячие псы, нюхают масляные пятна на мокром песке, грызут каменные покрышки и хрустят найденными мелкими птичьими косточками. При виде человека какой-то крупный кобель с седой мордой недовольно рычит на него и даже встает в воинственную стойку, но не приближается – скорее припугивает. Совсем скоро R6 натыкается на свежие следы от протекторов шин. Они глубокими бороздами иссекают дно, выгибаются и уходят далеко вдаль. Любому другому бы этого с головой хватило, чтобы немедленно убраться отсюда к чертовой матери и поискать обходной путь побезопаснее, даже если придется потерять полдня, но только не ему, одержимому, и не в этот раз. Он тут решился собрать запутанную мозаику под названием «Теневой Альянс» по крупицам. И ему позарез нужны детальки. За одной такой на свой страх и риск и идет к «Изгоям».

R6 идет и все время вглядывается вперед, где держится полупрозрачная мгла: не светят ли фары, не приближается ли кто-нибудь? Мост. Сколько идти до него? Час, два, три?.. Даже уже жалеет, что осушил всю выданную воду. Где ее тут теперь возьмешь?

– Надо глядеть в оба, а то тут у всех как на ладони, – предостерегает себя R6, а сам посматривает по сторонам, чтобы, если покажутся дроны или заявится кто-то из местных, успеть вовремя спрятаться.

И, будто в подтверждение его слов, со стороны моста прямо перед ним вспыхивает зеленый лазерный луч, следом добегает раскатистый выстрел – и под ногами вышибается фонтан из комьев грязи. R6 с перепугу – на брюхо, ползет, ошеломленный, к ближайшей груде мусора, голову не поднимает, прячется за выпотрошенным холодильником. Это не промах, а предупреждение. По лбу, глазам – струями ледяной пот, сердце барабанит. «Изгои». Что же делать?.. Бежать уже просто бессмысленно…

Взрыкивают двигатели. R6 осторожно высовывается. Блеклые фары. Все ближе. Едут, несутся за ним. Три машины, превращенные в оружие на колесах: громадные «кенгурятники» с приваренными шипами, пулеметы. Псы войны. Тормозят с брызгами. Из помятых дверей – шестеро в длинных парках с капюшонами в пиксельный камуфляж. Штурмовые винтовки с обвесами на груди. Лица – в узорчатых цветных тату, в подкожных шипах, словно кактусы. Ребята серьезные. Один поудобнее перехватывает оружие жужжащими бионическими пальцами, направляется в сторону R6, зычно свистит:

– Эй, хер мамин, вылезай давай там! Поздняк ныкаться-то – срисовали тебя давно! – и повторяет тише, как бы выманивая добычу: – Выползай-выползай, заебал. Не тронем, если хуйню исполнять не будешь.

Здесь точно без вариантов. R6 вытягивает руки вверх, пригибается, на свой страх и риск выходит. Неужели все?..

– Только не стреляйте!.. – начинает упрашивать он, глядит то на одного, то на другого. Все без бровей, желтые линзы. Как будто и не люди вовсе, а волки. – Я без оружия!

Ему в лицо – шесть стволов. Пальца – на спусковые крючки. Все? Убьют? Один плотоядно щерится черными обломками. Тот «Изгой», что первым обратился к R6, как-то диковато улыбается, делает шаг навстречу и, ткнув в него пальцем, на удивление спокойно спрашивает:

– Опа! Ты че такой дикий? Из «Муравейника», что ль?

– Из юго-восточного, – признается R6.

– Да понятно, что не из южного или восточного: через блокпост не прошел бы, – передергивает тот и продолжает колоться вопросами: – Скажи-ка, а как так получилось, что живая цифра на нашу территорию заползла? А? Чего тебе в «Муравейнике» своем не сиделось? И почему не должны сейчас взять и всадить тебе пулю в череп, например?

– Если СОН-вышку слушали утром, то наверняка в курсе всего, – отвечает R6, смотрит на того ровно, глаз не отводит.

«Изгой» кривится, хмыкает, чешет бритый татуированный кадык.

– Хуя се, да к нам аж целый террорист залез, пацаны! А говорили, что со скуки сдохнуть можно. Цирк к нам сам прикатил. Ну и че, который ты из них? Там много людей-цифр называли, хер проссышь кто есть кто.

– R6.

– Гм-м… Сам на бледняка похож… – смерив R6 пренебрежительным взглядом, оценивает тот. – А шмотки – голимая контрабасина. Интересненько как получается. Это когда же ты переодеться-то успел, пока толпой ноги уносили? Колись, с кого снял? – и, испытующе взглянув, с подозрением: – Или на «погранцов» наткнулись? Ясно, значит, в «Лесном» приодели. А дружки-цифры твои где? Там же? Или трупешники уже все?

– Про «Лесной» ничего не знаю, а вещи из схрона соседа по дому, – неумело врет R6. – Тоже все сбежать мечтал, долго готовился, продумывал варианты…

Тот направляет ствол прямо в лоб R6:

– Еще раз попробуешь наебать – сдохнешь, – а потом цедит, желтеет глазами сильнее: – Нам поебать, кто вас подобрал и приютил. Даже поебать, кто на нас вывел. И было бы поебать на всю эту шумиху вокруг вас и дальше, если бы не одно но: ты сам приперся сюда. А значит, скоро сюда заявится и Триумвират. А нам он тут на хер не нужен – мы сидим тут на своей речке ровно, тихо и ни в чьи дела не лезем. Проблемы нам не нужны!

– Я здесь только ради информации. Меня интересует «Теневой Альянс». Хочу на них выйти. Мне показалось, что вам, свободным людям, о нем должно быть известно все-таки больше, чем нам там, в запертом «Муравейнике».

Все как-то заметно напрягаются от упоминания «Теневого Альянса», с опаской переглядываются. «Изгой», до этого грозящий пристрелить R6, опускает оружие, глядит куда-то в сторону, щурится, будто кого-то на прицел берет, а потом произносит с какой-то издевкой:

– Ну и заява, пацаны… «Показалось» ему, бля. Да мы так-то не больше вас, цифр, о нем знаем. Ну да, слыхали, про этих чертей. Хуйней страдают какой-то, корпам под дверь нагадить любят. Толку, правда, от этого ни хера никакого. Вот склад крупный корпоратский впервые подорвали вчера – хоть что-то стоящее. Но это за сколько, пацаны? За двадцать лет? Серьезно? Ржать хочется. Зато название-то выбрали себе какое понтовое – «Теневой Альянс»! Пиздец всему прям. Детский сад. Ныкаться умеют – здесь без базара, а вот в конкретную открытую зарубу с корпами выступить – хуй. Да, пацаны? Потому что ссут они. Пиздец им сразу придет тогда. Так что вот тебе халявный совет: хуйней не занимайся, а подыскивай лучше ночлег по-бырому, пока не стемнело и жужжалки триумвиратовские сюда из-за тебя не слетелись, как на говно. Нам еще не хватало потом с этими ушлепками разбираться.

Неожиданно в разговор вмешивается другой «Изгой»:

– Слух, а тут же в воскресенье с Салемом пиздец лютый в «Атмосферике» приключился. Так, может, это «Альянс» вообще? А мы голову ломали, – и, косясь на R6, чешет хромированную пластину на бритой голове. – А давай закинем его к Салему, пускай перетрет с ним за эту тему. Глядишь, чего и прояснится.

Тот некоторое время мнется, а потом машет рукой:

– Ладно, договор. Но если че, спросят с тебя, – и – R6: – Ну хули встал-то, бегунок? В тачку прыгай, к нам покатим.

Мост. Поскрипывает бессмертный атлант, спит вековечным сном. Обветшал, проржавел, но все еще стоит крепко, не рассыпается. Блеклое солнце вонзает полупрозрачные лучи в серую вату мелких туч, слепит.

Когда R6 вылезает из боевой машины и задирает голову, чтобы рассмотреть диковинное жилище «Изгоев», от впечатлений кружится голова. Вся жизнь кипит на самой верхотуре. Там, подвешенные за толстые тросы, подобно железным гнездам, висят десятки домов-контейнеров с проложенными друг к дружке подвесными мостиками, а зиплайны серебристой паутиной соединяют воедино два берега и землю и служат своеобразными транспортными узлами. Обитатели проявляют чудеса эквилибристики и скользят по ним на карабинах без какой-либо страховки не хуже заправских альпинистов. С их помощью на жумарах поднимаются небольшие грузы и доставляются во все концы моста. На гигантских позеленевших от времени железобетонных опорах в древних граффити чернеют пулеметные и снайперские вышки. В самом низу, выстроившись в ряд, защищенные от ветра глухим забором, громоздятся гаражи и генераторная, тускло поблескивают рифлеными металлическими крышами. А слева, на возвышенности, отгородившись от них некогда велосипедной дорожкой, на бывшей баскетбольной площадке, синеет несколько строительных вагончиков. Оттуда доносится монотонная гипнотическая музыка, в окнах скачут отсветы ярко-желтого неонового свечения. Вчера – река со слепящей зеркальной гладью и оживленный автомобильный мост, связывающий целые районы, а сегодня – мертвый пустырь длиной в десятки километров с одной-единственной линией жизни по центру.

«Сфера» уничтожает все…

– Голову свернешь, – хлопают по плечу R6. Тот все никак не может насмотреться на целый город, выросший прямо над головой, щурится от солнечного света. – Топай давай.

– Почему на высоте-то?

– Высоко сижу, далеко гляжу, как говорится.

Проходят через двойные ворота в заборе. Шум, суета, гомон. В колодцах гудят электронасосы. Несколько трудяг копошатся в импровизированном складе, вытаскивают то шины, то металлические листы, то какие-то ящики. Потрескивает электрогенератор. В открытых нараспашку гаражах кипит работа: в свете голубого неона, в горьком дыму, сверкает сварка, жужжат шуруповерты, скрипят домкраты, звенят ключи, в спешке катятся баллоны с закисью азота, словно бочки с пивом. Юркие бородатые механики в заляпанных комбинезонах, черные от масла с головы до ног, в каком-то священном экстазе корпят над душами и телами дорожных фурий – боевых хот-родов: перебирают движки с нагнетателями, приваривают броню, таранные решетки, защитные сетки к окнам, лезвия к дискам, бережно красят из баллончиков – по-своему освящают. На всех изображен «сферовский» железный орел в профиль с красным визором вместо левого глаза. Вокруг – текст:

Выходит, они все наемники. Страшные люди. R6 задумывается. Интересно, «Сфера» отправила их на пенсию с концами или же планирует как-то использовать в будущем? Что-то подсказывает, что такой ценный и дорогой актив она не для коллекции держит. Корпорации, а особенно энергично воюющие, деньгами не разбрасываются.

Лестница. Та самая баскетбольная площадка. Динамики гудят в разных ее концах. Музыка теперь долбит громче, мозги от нее начинают работать на низких частотах, замедлять обороты. Кто-то в сварочных очках дергается ей в такт агрессивно, люто, словно бесноватый. Двое шиполицых на входе с выцветшими шевронами НКА R6 всего шмонают, толкают дальше, как какую-то вещь. Кумар. Воняет бензином. Точно на заправку забрел. Кружится голова. Несколько металлических пилообразных ирокезов в камуфляже восседают на пластиковых ящиках перед допотопным телевизором на кирпичах, отупело смотрят на кого-то через черно-белую рябь, пускают сладковатый дым из вейпов. Один смиренно колупается с рогатой антенной, с переменным успехом ловит сигнал – ему не повезло. Есть звук, нет – все равно ничего не разобрать из-за общей долбежки. На него ругаются: плохо старается. На пришельца всем плевать. Тут же двое, раздетые по пояс, обняв манекены в подпалинах и гирляндах, валяются на замызганных картонках, как хлам, периодически вдыхают через потемневшие кислородные маски со шлангами пары из канистр, еле шевелятся, что-то мямлят черными губами. Изредка рвет кровью то одного, то другого… Им скоро крышка. Но кого это останавливает? В замурованных «Муравейниках» всех держит в заложниках ксеноновая подложная эйфория, а здесь, на воле, сидят в плену у другого наркотика, смакуют его – не менее грязного и не менее разъедающего. Парадокс. Победа над ксеноном, Триумвиратом, Корпорациями – лишь капля в море на фоне всего. Надо еще народ в чувства приводить. У всех впереди непочатый край работы…

Долбят в дверь строительного вагончика с электрозамком. Ждут с минуту. Красный диод зеленеет. Внутри теснота. Сигаретный дым, вонь немытого тела, спертость. R6 усаживают на незастеленную кровать. По углам помещения – желтые неоновые ленты. На стенах – фотографии, агитплакаты, вырезки из газет. Все сплошь про Вторую Кибервойну. Беспокойные призраки прошлого. Банки из-под колы на полу, бутылки, обертки, бычки. На полочке – порножурналы, книги без переплета. Сплошная контрабанда. За стулом спиной ко всем – по-видимому, здешний вожак: без верхней одежды, вдоль поджарой спины в страшных шрамах – темно-серая полоса искусственного позвоночника. Черные волосы с проседью собраны в пучок, перехвачены резинкой.

– Салем, – обращается к нему «Изгой», – мы к тебе беглеца из «Муравейника» привели. Зовут R6. Про «Атмосферику» ему рассказали… «Альянсом» интересуется.

Тот поворачивается, обтираясь от соуса и налипшей лапши, втыкает деревянные палочки в размалеванную коробку с иероглифами, со стуком ставит на захламленный стол. Лицо тощее, небритое, остро торчат скулы. Клипсы в мочках. За красными очками – грустные внимательные глаза. На шее – тату: замотанные в колючую проволоку скрещенные широкие ножи с черными цифрами «12.09.39» готическим шрифтом. Ужасная дата, общеизвестная. На волосатой груди – армейские жетоны, хромированная пластина с красной кристаллической сферой. Источник новой жизни…

Какое-то время он пристально рассматривает гостя, изучает, а потом произносит растянуто, будто в задумчивости:

– Ну надо же… R6, – голос охрипший, нутряной. – Что, пока еще не бледняк? Держишься? «Зов ксенона», говорят, ужасен, – потом, повысив тон, спрашивает у «Изгоев»: – Где подобрали-то? И кто из вас главный пиздобол? Кому язык подкоротить?

Те переглядываются, виновато опускают головы. Один отвечает:

– Извини. Помочь ему захотел. Нашли его в паре километров к западу…

Салем как-то заметно мрачнеет после этих слов, задумывается на короткое время.

– Съебите отсюда оба. С вами потом будет разговор конкретный, – приказывает он «Изгоям», затем наклоняется к R6 и говорит торопливо: – Тебя и других ищут, знаю. Наслышан. Можешь ничего не пересказывать… Про укрытие тут забудь: Триумвират, если разнюхает, зашлет своих убийц в пальто – мало не покажется. Неприятности нам не нужны. А что касается «Атмосферики»… Что конкретно интересует? Тут мало что могу рассказать…