Оператор наблюдения

Глава

5:

Отшвартовка

«Тихо-7», орбита Марса → варп-переход. День отлёта.

Арина

Обратный отсчёт.

Цифры на главном экране менялись с механической неумолимостью: 00:04:58… 00:04:57… 00:04:56… Арина смотрела на них и думала о том, что время – единственная величина, которую невозможно остановить. Можно замедлить – в криосне, в варп-пузыре. Можно измерить с точностью до атомных колебаний. Но остановить – нельзя.

Четыре минуты до точки невозврата.

Она сидела в командном кресле – жёсткое, эргономичное, подогнанное под её тело. Руки – на подлокотниках, пальцы расслаблены. Поза контроля. Поза командира, который знает, что делает.

Знает ли?

Она отогнала мысль. Сомнения – потом. Сейчас – протокол.

– Статус систем, – произнесла она. Голос ровный, командный. Ни следа того, что творилось внутри.

– Двигательная – норма, – Костас по интеркому. – Реакторы на восьмидесяти процентах, готовы к выходу на полную мощность.

– Навигация – норма, – Рита. Её голос чуть выше обычного. Волнение? – Курс заложен, системы стабилизации активны.

– Связь – норма, – Павел. – Квантовый канал открыт. Земля подтверждает готовность к приёму телеметрии.

– Медицинский отсек – норма, – Маркус. – Криокамеры стабильны. Экипаж в пределах физиологической нормы.

Арина кивнула. Посмотрела на остальных – на их лица, освещённые голубым светом экранов. Юлия за своей консолью, неподвижная, как статуя. Томаш в углу, губы едва заметно шевелятся – молитва? Заклинание? Просто нервная привычка?

– Три минуты до запуска основных двигателей, – сообщила автоматика.

Арина встала. Это не входило в протокол, но она чувствовала – нужно что-то сказать. Что-то, что сделает этот момент… настоящим.

– Экипаж.

Они повернулись к ней. Шесть пар глаз. Шесть человек, которые доверили ей свои жизни.

– Вы знаете, куда мы летим. Вы знаете, что нас может ждать. Три экспедиции до нас не вернулись. Сорок семь человек на «Кеплер-Форпосте»… – она не закончила. Не нужно было. – Я не буду обещать, что мы вернёмся. Я не знаю этого. Никто не знает.

Пауза. Цифры на экране продолжали падать: 00:02:41… 00:02:40…

– Но я обещаю другое. Я сделаю всё, чтобы мы выполнили миссию. Всё, чтобы данные дошли до Земли. Всё, чтобы наш путь имел смысл – вне зависимости от того, чем он закончится.

Она обвела их взглядом.

– Если кто-то хочет что-то сказать – сейчас.

Тишина. Долгая, тяжёлая.

Потом – Томаш. Его голос был тихим, но каждое слово было слышно:

– Да пребудет свет с теми, кто идёт во тьму. Да найдут они путь. Да вернутся они – или да обретут то, что ищут.

Арина не верила в молитвы. Но сейчас – сейчас она была благодарна за них.

– Спасибо, отец Кендра.

Она села обратно в кресло. Положила руки на консоль управления.

– Одна минута до запуска.

Дмитрий, подумала она. Позволила себе эту мысль – последнюю перед тем, как станет только командиром. Я найду ответы. Или умру, пытаясь. Но я не остановлюсь.

– Тридцать секунд.

Пальцы на сенсорах. Системы активированы. Точка невозврата – через…

– Десять секунд. Девять. Восемь…

Она закрыла глаза. Открыла.

– …три. Два. Один. Запуск.

Корабль дрогнул.

И Арина Рен, капитан «Тихо-7», повела свой экипаж в бездну.

Юлия

Ускорение вдавило её в кресло – не сильно, компенсаторы работали на пределе, но достаточно, чтобы почувствовать. Три g. Потом четыре. Корабль набирал скорость, вырываясь из гравитационного колодца Марса.

Юлия смотрела на экран перед собой. Данные, бесконечные потоки данных. Телеметрия двигателей, показатели систем, координаты в трёхмерном пространстве. Всё это она видела, всё это фиксировала, но мысли были о другом.

О петле.

Она чувствовала её – едва уловимо, на границе восприятия. Пульсацию в глубине черепа. Второй ритм, который не был её сердцем, не был её дыханием. Что-то другое. Что-то, что росло.

Нейрокартограф над виском мерцал в фоновом режиме, записывая всё. Позже она изучит данные. Позже поймёт, что происходит. Сейчас – работа.

Давид, подумала она. Имя пришло непрошено, как всегда. Ты тоже чувствовал это? В конце? Когда всё менялось?

Она помнила его последние дни. Эксперимент. Её настойчивость. Его согласие – неохотное, но твёрдое, потому что он верил ей, верил в её работу, верил, что она знает, что делает.

Она не знала.

Эксперимент должен был картографировать сознание в момент перехода – не смерти, нет, просто глубокой трансформации, вызванной специфической комбинацией препаратов и нейростимуляции. Они хотели увидеть, как меняется самовосприятие, когда границы «я» становятся размытыми.

Они увидели больше, чем рассчитывали.

Давид не умер – не в обычном понимании. Его тело продолжало функционировать ещё три часа после того, как… после того, как он ушёл. Сердце билось. Лёгкие дышали. Но то, что делало его Давидом – то, что смеялось над её шутками, касалось её лица по утрам, шептало «люблю» в темноте – этого не стало.

Юлия видела момент перехода через нейрокартограф. Видела, как паттерны его сознания трансформировались – не угасали, а именно трансформировались. Становились чем-то другим. Чем-то, для чего у неё не было слов.

Куда ты ушёл?

Три года. Три года она искала ответ на этот вопрос. Три года подавала заявки на каждую экспедицию к сфере молчания. Три года ждала этого момента.

И теперь – она здесь. На корабле, летящем к границе. С петлёй в голове, которая росла.

Может быть, я найду тебя. Может быть, пойму, что случилось. Может быть…

– Юлия. – Голос Арины. – Статус лингвистических систем?

Она моргнула. Вернулась в реальность.

– Норма. Все протоколы анализа активны. Готова к записи и интерпретации любых полученных данных.

– Хорошо.

Арина отвернулась. Юлия снова осталась наедине со своими мыслями.

Ускорение нарастало. Пять g. Компенсаторы надрывались, но всё ещё справлялись. За иллюминатором – Марс, уменьшающийся с каждой секундой. Красная точка на чёрном фоне.

Прощай, подумала Юлия. Не планете – всему, что осталось позади. Прощай, всё, что было. Здравствуй, всё, что будет.

Петля в её голове пульсировала – в такт с двигателями, в такт с сердцем, в такт с чем-то, что она ещё не понимала.

Маркус

Данные криокамер мигали на экране перед ним – шесть строк, шесть наборов показателей, шесть человек в состоянии почти-смерти.

Камера номер четыре: 34 процента мозговой активности. Стабильно.

Маркус смотрел на эту цифру и думал о словах Лены.

Ты найдёшь решение. И пожалеешь, что нашёл.

Он не верил в предсказания. Он был учёным, материалистом, человеком, который строил модели мира на основе данных, а не интуиции. Но слова Лены не выходили из головы. Они были как… как вирус. Как информация, которая попала в систему и теперь воспроизводилась снова и снова.

Что она имела в виду? Какое решение? Почему я пожалею?

Он не знал. И это раздражало больше, чем он хотел признать.

Ускорение вдавливало его в кресло. Пять с половиной g. Компенсаторы работали на пределе, но Маркус едва замечал. Он привык к перегрузкам – годы работы на орбитальных станциях, десятки межпланетных перелётов. Тело адаптировалось.

Адаптация, подумал он. Ключевое слово. Мозг Лены адаптировался к криосну. Нашёл способ поддерживать активность при минимальных ресурсах. Но как? И почему?

Он вызвал на экран данные, которые записал ранее. Сигнал, который транслировала Лена. Паттерны, похожие на язык, но не являющиеся ни одним известным языком. Структура, слишком сложная для случайного шума.

Она пыталась что-то сказать. Или – передать. Кому?

Маркус не знал. Но он собирался выяснить.

Голограмма Миры была спрятана в кармане – он не доставал её, не здесь, не при всех. Но он чувствовал её присутствие. Тёплый комок у сердца. Напоминание о том, ради чего он здесь.

Я вернусь к тебе, подумал он. Обещаю. Я найду ответы и вернусь.

Ускорение нарастало.

Маркус смотрел на данные и ждал.

Томаш

Он молился.

Не вслух – губы шевелились, но звуков не было. Слова были только для него. Для того, во что он верил. Для дочери, которая ждала его за порогом.

Анна. Я иду. Скоро.

Ускорение прижимало его к креслу, но он почти не замечал. Тело было лишь оболочкой, временным пристанищем для чего-то большего. Скоро эта оболочка станет не нужна. Скоро он будет свободен.

Но сначала – задание.

Он думал об инструкциях, которые получил. О саботаже. О том, что ему предстояло сделать.

Не позволить данным вернуться на Землю.

Это звучало просто. Технически – да, просто. Отключить связь в нужный момент. Уничтожить записи. Возможно – повредить квантовый передатчик так, чтобы это выглядело как авария.

Но были люди. Люди, которые доверяли ему. Арина, с её подавленным горем. Юлия, с её одержимостью. Маркус, который не верил ни во что, кроме измеримых величин.

Они тоже заслуживают Перехода, напомнил себе Томаш. Они тоже будут освобождены. Это не убийство – это… ускорение неизбежного.

Он знал, что рационализирует. Знал, что ищет оправдания для того, что собирался сделать. Но какой у него был выбор?

Миллиарды душ. Миллиарды, которые останутся в ловушке, если данные достигнут Земли. Если люди найдут способ противостоять Сфере.

Один корабль. Шесть человек. Против миллиардов.

Математика была простой.

И всё же…

И всё же он колебался.

Анна, подумал он снова. Помоги мне. Дай мне силы сделать то, что должен.

Ускорение нарастало. Корабль рвался прочь от Марса, прочь от Солнечной системы, к границе сферы молчания.

Томаш молился.

И ждал.

Рита

Она никогда раньше не летала так далеко.

Луна – да. Марс – дважды. Пояс астероидов – один раз, на грузовом судне. Но это… это было другое. Это было – за пределы. За край карты. Туда, где заканчивалось известное и начиналось… что?

Рита смотрела на навигационный экран и чувствовала, как сердце бьётся быстрее. Не от страха – от возбуждения. От предвкушения.

Она была молода – двадцать восемь лет, самая молодая в экипаже. Некоторые говорили, что слишком молода для такой миссии. Что ей не хватает опыта. Что она не понимает, во что ввязывается.

Может быть, они были правы.

Но Рита не хотела быть осторожной. Не хотела дожить до старости, так и не увидев чего-то… невозможного. Она выросла на историях о первых космонавтах, о тех, кто шёл в неизвестность, не зная, вернутся ли. Гагарин. Армстронг. Ли Шэньлун, первый человек за пределами Солнечной системы. Они рисковали всем – и именно поэтому их помнили.

Я хочу, чтобы меня помнили, думала она. Хочу увидеть то, чего никто не видел. Хочу…

Чего она хотела? По-настоящему?

Понять, пришёл ответ. Понять, что там. За границей. Почему молчит космос. Почему мы одни.

Или не одни?

На экране перед ней – курс. Линия, уходящая в бесконечность. Шесть месяцев пути. Шесть месяцев, чтобы добраться до места, откуда никто не возвращался.

Я хочу увидеть, подумала Рита. Даже если это будет последнее, что я увижу.

Ускорение нарастало.

Она улыбалась.

Павел

Связь с Землёй была стабильной – пока.

Павел смотрел на показатели квантового передатчика и делал расчёты. Через час – варп-переход. После этого – только запрограммированные сеансы связи. Раз в сутки, если всё пойдёт по плану. Реже, если возникнут проблемы.

Проблемы возникнут, думал он. Всегда возникают.

Он был связистом тридцать лет. Видел всякое. Солнечные вспышки, сжигающие оборудование. Столкновения с микрометеоритами. Человеческие ошибки – чаще всего именно они. Люди нажимали не те кнопки, забывали протоколы, паниковали в критические моменты.

Павел не паниковал. Никогда. Это было его главным качеством – и главной проблемой. Жена говорила, что он холодный. Что не умеет чувствовать. Что ей нужен человек, а не машина.

Она ушла пять лет назад. Забрала детей. Он видел их раз в полгода – когда орбитальные станции позволяли вернуться на Землю.

Может быть, она была права, думал он иногда. Может быть, я действительно машина.

Но машины не боялись. А он боялся. Прямо сейчас, глядя на показатели передатчика, слушая гул двигателей, чувствуя, как корабль рвётся прочь от всего знакомого – он боялся.

Не смерти. Смерть была абстракцией, чем-то, что случается с другими. Он боялся… потеряться. Раствориться в молчании. Стать одним из тех голосов на записи с «Кеплер-Форпоста» – голосов, которые произносили слова без значения.

Слово, подумал он. Антенна.

Он не знал, почему это слово пришло в голову. Просто – пришло. Антенна. Устройство для приёма и передачи сигналов. Простая концепция. Базовая.

Я – антенна, подумал он. Я принимаю и передаю. Это моя функция. Мой смысл.

Почему-то эта мысль успокоила.

Ускорение нарастало.

Павел смотрел на экран и делал свою работу.

Арина (продолжение)

Марс исчез за кормой. Теперь – только звёзды. Бесконечное чёрное полотно, усыпанное искрами света. Каждая искра – солнце. Каждое солнце – возможные миры. И где-то там, впереди – сфера молчания. Область, где искры гасли одна за другой.

Арина смотрела на экран и думала о квантовом буе.

Стандартная процедура. Перед варп-переходом сбросить автономный передатчик – на случай, если что-то пойдёт не так. Буй останется в обычном пространстве, будет записывать телеметрию, передавать данные на Землю. Страховка.

На всякий случай.

Она активировала консоль запуска. Координаты буя – рассчитаны. Траектория – оптимальна. Всё готово.

– Внимание экипажу. Сброс квантового буя через тридцать секунд.

Никто не ответил. Никто не должен был отвечать. Рутина.

Она смотрела на обратный отсчёт. Двадцать секунд. Пятнадцать.

Дмитрий тоже сбрасывал буй, подумала она. Перед тем, как «Кеплер-Форпост» замолчал. Буй работал ещё три дня после того, как на станции всё закончилось. Передавал данные. Телеметрию. Запись.

Двенадцать минут тишины.

Если с нами случится то же самое – буй передаст. Люди на Земле узнают. Поймут.

Или нет.

Пять секунд. Четыре. Три.

– Сброс.

Лёгкий толчок – буй отделился от корпуса. На экране появилась зелёная точка, удаляющаяся от корабля. Автономный передатчик. Их голос, который останется здесь, в обычном пространстве, когда они нырнут в варп.

На всякий случай.

Арина не знала, что этот буй – эта рутинная процедура, этот «всякий случай» – однажды станет единственной нитью, связывающей их с человечеством. Единственным способом передать то, что они узнают.

Но она чувствовала – смутно, на уровне интуиции – что сделала что-то правильное.

– Буй активен, – доложил Павел. – Телеметрия поступает. Связь стабильна.

– Хорошо.

Арина откинулась в кресле.

Теперь – варп.

Интерлюдия: Земля

Женева. Штаб-квартира Совета Колоний. Подземный бункер, двести метров под поверхностью.

Зал заседаний был спроектирован так, чтобы внушать благоговение. Овальный стол из настоящего дерева – немыслимая роскошь в эпоху синтетических материалов. Стены, облицованные мрамором. Потолок, украшенный голографической картой человеческих колоний.

Сейчас карта показывала другое.

Сфера молчания. Тёмное пятно на звёздном поле, расползающееся, как чернильная клякса на белой бумаге. С каждым годом – больше. С каждым десятилетием – ближе.

Двенадцать человек сидели за столом. Представители крупнейших колоний, главы корпораций, военные, учёные. Лица, которые принимали решения за всё человечество. Лица, которые знали правду.

Правду, которую нельзя было говорить вслух.

– Последние данные, – произнёс председатель. Генрих Вальтер, семьдесят два года, бывший канцлер Европейского союза. Лицо, высеченное из камня. Глаза, видевшие слишком много. – Доктор Чен, пожалуйста.

Женщина встала. Маргарет Чен, главный научный советник Совета. Маленькая, хрупкая, с седыми волосами и взглядом, который мог резать стекло.

– Благодарю, господин председатель. – Она активировала свой планшет. Голографическая карта изменилась, показывая новые данные. – Как вы знаете, мы отслеживаем сферу молчания уже сорок три года. За это время она поглотила семнадцать звёздных систем, которые мы наблюдали. Три из них имели признаки технологической активности.

Пауза. Это было известно всем присутствующим, но каждый раз – каждый раз – слова били как молот.

– Но это не главная новость.

Чен переключила изображение. Теперь на карте была Солнечная система. Земля, Марс, колонии на спутниках Юпитера. И – что-то ещё.

Тонкая красная линия, окружающая систему. Едва заметная. Почти прозрачная.

– Три месяца назад наши детекторы зафиксировали аномалию, – продолжила Чен. – Мы потратили это время на проверку и перепроверку данных. Теперь мы уверены.

Она обвела взглядом присутствующих.

– Человечество генерирует собственную сферу молчания.

Тишина.

Потом – шум. Голоса, перебивающие друг друга. Вопросы, требования, отрицание.

Вальтер поднял руку. Тишина вернулась.

– Доктор Чен. Объясните.

– Сфера молчания – не внешняя угроза, – сказала Чен. Её голос был спокоен, почти механичен. – Это не инопланетное оружие, не космическая аномалия. Это… побочный эффект. Следствие того, как работает сознание.

– Следствие?

– Вариационный принцип. – Чен вывела на экран уравнения. – Вселенная оптимизирует действие. Каждая система выбирает путь, минимизирующий интеграл. Но сознание – рекурсивная система. Оно моделирует само себя. И когда моделирование достигает определённой глубины…

– Интеграл расходится, – закончил кто-то из учёных. – Действие стремится к бесконечности.

– Именно. И система выпадает из причинной структуры.

Снова тишина. Тяжелее, чем прежде.

– Вы говорите, – медленно произнёс Вальтер, – что само наличие разумной жизни… порождает сферу?

– Да.

– Что каждый человек…

– Каждый достаточно развитый наблюдатель. Каждый, кто способен думать о себе, думающем о себе. Каждый из нас – потенциальный источник.

Карта на потолке мерцала. Красная линия вокруг Солнечной системы – едва заметная, но реальная. Сфера человечества. Сфера, которую они создавали сами, просто существуя.

– Сколько у нас времени? – спросил кто-то.

Чен помедлила.

– При текущей скорости роста… от двухсот до четырёхсот лет. После этого – критический порог. Сфера начнёт расширяться экспоненциально.

– И тогда?

– Тогда – каузальный развод. Человечество… исчезнет. Не умрёт – перестанет существовать для остальной вселенной.

Мужчина в военной форме – генерал Нгуен, глава Объединённых сил обороны – откинулся в кресле.

– Какие есть варианты?

Чен переглянулась с Вальтером. Что-то прошло между ними – понимание, страх, решимость.

– Два, – сказала она. – Первый: протокол «Тихий Рой». Хирургическое разделение мозга на независимые кластеры. Рекурсия становится невозможной. Сфера не генерируется.

– Побочные эффекты?

– Потеря субъективного опыта. Человек после протокола… функционирует. Помнит. Говорит. Но не чувствует. Не переживает. Это… – она запнулась, – это спорный вопрос, можно ли назвать результат «выживанием».